Часть вторая
1
Солнечный луч, пробившись через листву, ослепил Дэвида. Дэвид поморщился, попытался перевернуться на другой бок, обнаружил вместо подушки траву и сухие ветки и резко сел. Вокруг был лес. Почему он спит в лесу, а не в своей комнате? Он что, вчера так угулялся, что пришлось заночевать на свежем воздухе?.. Миг мучительного раздумья — и он все вспомнил: и бой с «саранчой», и уход из замка, и путешествие на Остров Мира. Путешествие, которое закончилось, не успев начаться. Кто–то напал на него в тот момент, когда он заснул в самолете, летящем в Лос–Анджелес. Кто–то, разбирающийся в Искусстве на порядок лучше бывшего оруженосца Лорда Лэйкила.
Дэвид судорожно огляделся, но вокруг никого не просматривалось. Он был совершенно один. Почему он еще жив? Почему он не связан, не пленен, а оставлен на свободе? Даже амулет ему оставили… пусть и бесполезный после недавней атаки, но ведь его нетрудно починить… Дэвид сунул руку в карман. Второй камень никуда не делся, но когда колдун–подмастерье попытался связаться со своим бывшим учителем, оказалось, что камень девственно чист — заклятие связи было полностью уничтожено.
— Ч–черт…
В другом кармане куртки обнаружился носовой платок и жетон для игрового автомата; в заднем кармане брюк — пачка денег и билет. Когда Дэвид садился в самолет, багажа у него не было, если не считать спортивной сумки, где лежала смена белья и кое–какие мелочи, которые он захватил из Тинуэта. Дэвид огляделся еще раз. Как и следовало ожидать, сумки поблизости не наблюдалось. Какими бы мотивами ни руководствовался тот негодяй, который напал на него в самолете, о личном имуществе землянина он заботиться не стал.
Дэвид вздохнул. Ладно. Надо выбираться отсюда. Наугад выбрав направление, он зашагал по лесу.
Интересно, почему его все–таки не убили? Неужели тот, неизвестный чужак, который оплел своей паутиной всю Землю, настолько в себе уверен? Если это так, проявление столь неожиданного гуманизма выглядит довольно странно. Этот «мистер икс» (сам Роберт Каннинхейм или тот, кто мог стоять за ним) за время своей власти натворил таких дел, которые и не снились ни одному из диктаторов прошлого. Чего стоит один только Остров Мира! По вине этого палача погибли — и продолжают умирать — миллионы, а своего самого опасного врага он почему–то оставляет в живых.
«Может быть, я и не слишком умен, — думал Дэвид, — но ведь я тоже колдун. Пусть недоученный. Пусть в одиночку я не могу справиться даже с одной «саранчой“. Все это так. Но я хотя бы знаю, что происходит. Я могу вернуться и начать все сначала. В другом месте. Неужели Роберт Каннинхейм этого не понимает?.. Сколько я пробыл без сознания? Может быть, только одну ночь, а может быть, и больше. Роберт Каннинхейм в сто раз лучше меня разбирается в волшебстве. Пока я лежал в отключке, ему ничего не стоило заглянуть в мой разум… Он должен был понять, что я не откажусь от попыток спасти свой мир. И, тем не менее…»
Дэвид замедлил шаг. Ужасная мысль посетила его. Что, если Роберт не только заглядывал в его разум? Что, если он также снабдил Дэвида какой–нибудь скрытой ментальной программой, которая в том случае, если Дэвиду и в самом деле удастся всерьез подкопаться под диктатора, заставит Брендома сложить оружие и сдаться на милость победителя? Дэвид быстро сотворил несколько проверяющих заклинаний. Минута томительного ожидания, пока заклятья производили необходимые тесты… Нет, никаких следов постороннего вмешательства.
«Это ни о чем не говорит, — продолжал рассуждать Дэвид, снова пускаясь в путь. — Он мог хорошо скрыть эту программу… Спасибо, что хотя бы «сиреневую сферу“ в меня не подсадил… И все равно я ни черта не понимаю. Даже если Роберт снабдил меня подобным скрытым «вирусом“, зачем ему такие сложности? Куда проще убить… или сделать из моего гэемона этого… как там Лэйкил сказал?.. Призрачного стража?»
При воспоминании о бывшем учителе мысли Дэвида пошли по другому пути. Интересно, что он сейчас поделывает? Как скоро Лэйкил и Лайла обеспокоятся тем, что от Дэвида нет никаких вестей? Конечно, формально они ничем друг другу не обязаны, но ведь они по–прежнему друзья, правильно?
«А может быть, — вдруг сообразил он, — в этом–то все и дело?.. Если Роберт копался в моем разуме, он должен был узнать, у кого я учился, в чьем замке жил два года и кто в принципе может попытаться за меня отомстить. С графом кен Апреем ему так же просто, как со мной, справиться не удастся. Может быть, он попросту не захотел начинать ссоры между семьями?»
Мысль о том, что он остался в живых только благодаря авторитету учителя, болезненно кольнула его самолюбие. Но это было единственное правдоподобное объяснение тому, почему он до сих пор жив.
…За такими невеселыми мыслями он и сам не заметил, как оказался на проселочной дороге. Лес постепенно редел. Солнце, неторопливо поднимавшееся все выше, слепило глаза. Выйдя на опушку, Дэвид увидел стадо коров, мирно пасущихся невдалеке. Поднявшись не очередной пригорок, он, к своей радости, обнаружил поселок. Наконец–то можно выяснить, где он находится!..
Только вот…
Только вот не окружают в Винланде поселения тыном из грубоотесанных, заостренных наверху бревен. Не делают из таких же бревен дома, не покрывают их крыши соломой.
— Проклятие… — оторопело пробормотал Дэвид. То, что это не Нимриан, ему стало ясно еще в первые минуты пробуждения — стоило только взглянуть на голубое небо. А теперь оказывается, что это еще и не Земля.
— Где же я? — вслух спросил он.
И сам же ответил на свой вопрос:
— В глубокой жопе.
* * *
Поначалу поселяне таращились на странного чужеземца во все глаза. Это были обычные люди — разве что ростом чуть пониже, чем Дэвид. Вся разница заключалась в одежде. То, что носили местные жители, вполне соответствовало незатейливой архитектуре их жилищ — рубахи и штаны из грубой некрашеной холстины. Только у двух или трех женщин юбки имели некоторую претензию на роскошь, выделяясь яркими красками на фоне унылых грязно–серых одежд соотечественников — синего и красного цвета соответственно. Языка, на котором общались эти люди, Дэвид не понимал. Такие названия, как «Винланд», «Лос–Анджелес», «Нимриан» и «Хеллаэн», не вызвали у них решительно никаких эмоций — чего, впрочем, и следовало ожидать.
На странного чужеземца, лопочущего что–то невразумительное, поселяне поглядели, поглядели, да и махнули рукой. И вернулись к своим делам. На единственной деревенской улице Дэвид остался в гордом одиночестве. Иногда мимо проходил кто–нибудь из местных, но внимания странному пришельцу больше никто не уделял. Дэвид почувствовал себя лишним. Он уж совсем собрался двигаться дальше, да тут перед ним возник логичный вопрос: А КУДА ДАЛЬШЕ? Не вызывало сомнений, что, проявив определенное упорство, через известное время он доберется до следующей деревни. Там на него тоже посмотрят, посмотрят, а потом перестанут обращать внимание. И что делать тогда?
Надо было решать проблему общения здесь и сейчас.
Дэвид подошел к частоколу, выбрал тихое, укромное местечко и сел прямо на землю. Отогнал собаку, пытавшуюся его обнюхать, и стал мучительно вспоминать урок полугодовой давности, посвященный лингвистическим заклятьям. Минут через тридцать ему, наконец, удалось соорудить нечто, отдаленно напоминающее ту строгую и изящную конструкцию, которую когда–то ему демонстрировал Лэйкил. Убедившись еще раз, что за ним никто не наблюдает, Дэвид произвел заключительные пассы, «нацепил» конструкцию себе на голову и завершил заклинание. Теперь он будет понимать все, что услышит. Самостоятельно говорить на новом языке Дэвид сможет не сразу — сначала нужно накопить минимальную разговорную базу. Запоминать услышанное он также будет с первого раза. Собственно говоря, все люди помнят то, что когда–либо видели или слышали — заклятие всего лишь позволяло Дэвиду переводить эту информацию из глубинной памяти в рабочую часть сознания.
Теперь нужно было покрутиться среди людей и послушать их разговоры. Для этой цели Дэвид подошел к первому попавшемуся дому, постучался, а когда дверь открылась, показал на рот, потер живот и сделал горестное выражение лица. Хозяйка сунула ему в руки миску с едва теплой похлебкой, но в дом не пустила. Дэвид устроился во дворе, прислушиваясь и присматриваясь ко всему, что происходило вокруг. Старшая дочка затеяла с матерью спор о каких–то тряпках, которые должна была постирать. Два брата–близнеца (на двоих им было лет четырнадцать, не больше) обсуждали свое блестящее будущее: каждый из них собирался стать солдатом местного барона, а может быть, даже и королевским рыцарем, и каждый с большим сомнением относился к подобным потугам другого. Обсуждение закончилось дракой, а драка была прекращена появлением отца семейства. По адресу Дэвида коренастый бородатый поселянин выдал нечто язвительное, что в самом лучшем случае можно было бы перевести как «шут гороховый». Дэвид это тоже запомнил. Гнать со двора «шута горохового» хозяин, впрочем, не стал.
Вероятно, недоучившийся чародей составил заклинание не совсем точно, поскольку работало оно с перебоями, и уже через час вызвало такую головную боль, что хотелось выть и лезть на стенку. С тоской и завистью вспоминал Дэвид те дни, когда он ходил по Тинуэту под схожим заклятием — с той лишь разницей, что заклятие накладывал сам господин граф. Тогда изучение нового языка было похоже на вкусный и сытный обед, сейчас же эта процедура напоминала избиение — как будто бы кто–то невидимый взял невидимую же дубинку и сосредоточенно стал дубасить Дэвида по голове, вколачивая в него знание чужой речи. Под вечер Дэвид не выдержал и прекратил пытку. Впрочем, он уже выучил достаточно, чтобы худо–бедно суметь попроситься на ночь. Посмеявшись над тем, как он произносит слова, бородатый хозяин разрешил ему заночевать на сеновале. Рано утром его разбудили, сунули в руки миску с горячей кашей и определенно намекнули, что пора бы и честь знать. Дэвид предпринял попытку выяснить, наконец, где же он находится, но хозяин спешил на поле и долго точить лясы с ним не пожелал. Из его короткой, но выразительной речи стало ясно только то, что дальше по дороге есть еще одно поселение, большего размера. Туда Дэвид, в конце концов, и направился.
Вторая деревня и в самом деле оказалась больше первой. Там было целых две улицы, а не одна, и имелся даже постоялый двор. Поскольку попрошайничать дальше никакого желания у Дэвида не было, он попытался найти какую–нибудь работу. Владелец постоялого двора такую работу Дэвиду дал — не потому, что ему и в самом деле срочно необходим был новый работник, а скорее из–за необычного вида чужестранца.
Тут Дэвид и остался на некоторое время. Работа у него была нехитрая и большого ума не требующая — подай–принеси, дров наколи, лошадь почисти, двор подмети. В обмен на пачку красивых бумажек с изображением Роберта Каннинхейма Дэвид приобрел плохонький нож и деревянную ложку. Конюх, с которым Дэвид произвел обмен, хранил винландские доллары в укромном месте, доставал их как минимум два раза в день, внимательно разглядывал, дивясь мастерству неизвестного искусника, изобразившего такую красотищу, и иногда давал поглядеть своим товарищам.
Дэвид не собирался оставаться в этом «большом поселке» (который, кстати, так и назывался — Большой Поселок) на всю жизнь, но прежде чем решать, что делать дальше, нужно было выяснить, куда он попал, что это за страна, есть ли тут колдуны и кто тут, собственно, держит всех остальных за яйца. Узнать удалось следующее: мир этот именуется Хешот («Земля» — на местном наречье), страна называется Гоимгозар («Страна Холмов» — на местном), колдуны есть, но их мало, а где живут — черт их, колдунов, знает, а за яйца тут всех, по идее, должен держать король, но делает он это плохо, и посему каждый феодал старается по–своему, так, как подсказывают ему честь, ум и совесть — часто, кстати, отсутствующие.
Новости были, прямо скажем, невеселые. Роберт Каннинхейм устранил Дэвида с игрового поля, не убивая: отправил в мир, из которого собственными силами колдун–недоучка выбраться не сможет.
«Ну это мы еще посмотрим, — подумал Дэвид, с яростью раскалывая надвое очередное полено. — Мы еще посмотрим!..»
Дэвид собирался пожить в деревне месяц–другой, поднакопить деньжат на дорогу, а где–нибудь в середине лета тронуться с места — в сторону столицы. В столице людей больше, жизнь идет бойчее, может, хоть там удастся узнать, где в Хешоте обитают господа колдователи. Найти среди них мастера экстра–класса, умеющего открывать врата между мирами — задача в глухом провинциальном мирке почти безнадежная, но это — единственный шанс Дэвида Брендома убраться отсюда. Оставалась еще, конечно, призрачная надежда на появление всемогущего учителя, но надежда эта была, прямо скажем, невелика. Если «мистер икс» использовал при переброске Дэвида вторичное маскирующее заклинание (а он наверняка использовал), то шансы у Лэйкила найти своего блудного ученика примерно такие же, как отыскать место, в которое отправился Лорд Ролег три года тому назад.
Но спокойно дожить до середины лета у Дэвида не получилось. Прежде всего, виноваты в этом были бандиты.
Бандиты появились в поселке посреди бела дня. Отряд из пятнадцати человек. Спокойно заняли главную улицу, вломились в самый большой дом (это был трактир), избили (очевидно, для профилактики) двух самых здоровых мужиков, которые подвернулись им под руку, потребовали от хозяина немедленно сдать всю наличность, а пока он думал, что дороже — жизнь или деньги, принялись методично освобождать кладовую от лишних продуктов.
Поначалу, наблюдая всю эту картину, Дэвид ждал, что деревенские вот–вот опомнятся, соберутся всем миром и устроят побоище. Само собой, он не собирался оставаться в стороне и даже подобрал подходящую дубину. Но ничего не происходило. Никто не вооружался, никто не нападал на разбойников. Бандиты грабили трактир и уже присматривались к следующему богатому дому, а вся деревня молча наблюдала за происходящим. Кто мог, тот попрятался по домам. Завизжала женщина — ее собрались обесчестить, а мужа, чтобы не мешал, ткнули мечом в брюхо. Услышав визг, деревенские немного обеспокоились, скрипнули зубами (у кого они были), заворчали, но с места не сдвинулись. Все это шло как–то чересчур обыденно, вяло и оттого мерзко вдвойне. Дэвиду стало ясно, что если он и дальше будет ждать неизвестно чего, бандиты так же спокойно уедут, как и приехали, и никто им слова поперек не скажет. Он крутанул дубинку в руках и шагнул вперед…
Успел уложить троих, прежде чем банда опомнилась и окружила одного–единственного человека, который вздумал оказать им сопротивление. Даже те четверо, которые собрались насиловать женщину, оставили забаву на потом. В отличие от деревенских, в действиях бандитов была хоть какая–то организация.
Дэвид оказался в кольце, которое неторопливо сжималось. Он уже успел сменить дубинку на меч, отобранный у первого же врага, отправленного в нокаут, и уже успел выяснить, что, как ни странно, владеет клинком не так уж плохо — по сравнению со своими туповатыми противниками. Сказывались тренировки под руководством графа кен Апрея. Но для победы этого было, мягко говоря, недостаточно. Пока бандиты медлили, пытаясь сообразить: что это за фрукт им сегодня попался? — надо было что–то делать, потому как местные по–прежнему бездействовали, а кольцо потихоньку сжималось… Дэвид вытянул вперед левую руку и вызвал стихию Огня.
Человек, на которого он направил заклинание, хотя и не превратился в пылающий факел — все–таки это был живой человек, а не иссохший труп из подземелья — упал на землю, получив страшнейшие ожоги лица. Кричать он не мог — только выл и корчился в судорогах боли. Отвратительно завоняло паленым мясом.
— Это ж колдун, етить твою мать!.. — ошеломленно заорал кто–то.
Дэвид вызвал новый поток пламени, но следующий разбойник успел упасть на спину и остался невредимым. Заметив краем глаза какое–то движение, Брендом оглянулся, хлестнул огненной плетью по тем двум героям, которые подбирались к нему сзади. Задел одного, второй успел отпрыгнуть. Работа с Огнем, тем более без предварительной подготовки, отнимала огромное количество энергии. Дэвид чувствовал, что надолго его не хватит.
Хлопнула тетива. Что–то стремительно пронеслось совсем рядом, ожгло огнем щеку и, продолжая полет, воткнулось в стену за его спиной. Ситуация становилась критической.
Дэвид бросил меч, закрыл глаза правой рукой, поднял вверх левую и вызвал самую мощную вспышку света, на какую только был способен. Вспышка получилась что надо — даже сквозь сомкнутые веки и ладонь мир на мгновение окрасился алым, а о том, что произошло с глазами людей, которые ничего подобного не ожидали, и думать не хотелось. Некоторые бандиты выпустили из рук оружие, другие, ничего не видя и почти ничего не соображая, попадали на землю, третьи бестолково вертелись на месте, пытаясь понять, что происходит. Почти все закрывали глаза руками и ругались на чем свет стоит.
Прекрасно понимая, что времени у него немного, Дэвид взял в каждую руку по полену, вообразил, что перед ним — барабаны и исполнил на черепах грабителей импровизацию в стиле быстрого джаза. К концу его представления некоторые члены банды слегка прозрели и стали размахивать оружием более осмысленно, так что в итоге «барабанные палочки» все–таки пришлось отложить и снова переключиться на стихию Огня.
Впрочем, даже и те, кого он просто оглушил, прожили недолго. Местные, проморгавшись и немного оправившись от шока, без всяких затей прирезали их, выкопали яму где–то за кладбищем и свалили туда всех незваных гостей одной кучей. Оружие у бандитов было дрянное — в основном дубины и охотничьи копья. Сняв металлические наконечники, почти все оружие побросали туда же, в общую могилу. В качестве военной добычи Дэвид взял себе меч, принадлежавший, судя по всему, предводителю отряда.
На Дэвида, к которому и раньше относились как к подозрительному чужаку, теперь стали смотреть с откровенным страхом. Кланялись в ноги, благодаря за спасение.
— Свиньи! — в сердцах сказал им на это Дэвид. — А если бы я не был колдуном? Меня бы прирезали на ваших глазах, а вы бы дальше молча стояли и сопли жевали. Засуньте себе в жопу свою благодарность.
Крестьяне не возражали, продолжали кланяться и благодарить. Похоже, они даже не пытались понять смысл его слов — они чувствовали, что странный колдун злится, и полагали, что сейчас самое лучшее — переждать: кланяться пониже и благодарить погромче. Дэвид в сердцах сплюнул и ушел чистить лошадь.
Собственно говоря, с этого дня он мог больше не работать — даже напротив, хозяин трактира теперь поручал его работу другим людям, а когда Дэвид пытался выяснить, что надо сделать по хозяйству, ему говорили: ничего не нужно, все уже сделано. Трактирщик боялся колдуна и не смел поручать ему что–либо (мало ли что может взбрести колдуну на ум?), но, с другой стороны, боялся прогнать. Дэвида такое положение вещей бесило — он не хотел есть дармовой хлеб, но и поделать ничего не мог.
Однажды к нему принесли мальчика, терзаемою какой–то хворью — кожа ребенка горела как огонь, губы потрескались, краешки глаз гноились. Вылечи, мол. Дэвид попытался, но потерпел неудачу. То ли болезнь была запущена, то ли целитель из него был хреновый — а, скорее всего, и то и другое. Лэйкил учил его по большей части боевому волшебству, лечебные заклинания они изучали только вскользь, собираясь всерьез приступить к ним позже, когда Дэвид будет инициирован Жизнью. Не владея данной стихией, говорил граф, практиковаться в целительных заклинаниях почти то же самое, что заниматься любовью при отсутствии для того соответствующего органа.
Так или иначе, но у Дэвида ничего не вышло, и мальчик умер. Отношение в деревне к колдуну стало меняться. Оправдания Дэвида никого не интересовали. Всем казалось очевидным, что могущественный маг, управившийся с целой бандой грабителей, мог бы без труда исцелить ребенка. А если не исцелил — значит, не захотел. Если раньше его считали просто чудным колдуном, то теперь — злым и капризным.
Он уже начал подумывать — не пора ли сбежать куда подальше, пока добрые поселяне не растеряли остатки своей благодарности и не сожгли его к чертовой бабушке, — когда в поселок заявилась довольно странная компания. Впереди верхом на пони ехали шесть толстых бородатых человечков; за ними на лошадях трусили трое мужчин нормального роста и одна женщина в мужской одежде.
Все, и женщина в том числе, были прекрасно вооружены. В деревне повисло напряженное молчание.
«Если это еще одна банда, — подумал Дэвид, — вмешиваться ни во что не буду. Пусть делают что хотят. Мне тут что, больше всех надо?»
Однако приезжие повели себя миролюбиво.
— Эй, трактирщик! — крикнул коротышка, который ехал первым. — Че у тя такое брюхо? Пиво, что ли, все свое выпил? Или еще осталось маленько?
Трактирщик осклабился.
— Осталось.
— Тады зайдем, — подвел черту коротышка, и вся веселая компания, поручив лошадей и пони конюхам, гурьбой устремилась в общий зал.
— Что это за наглые маленькие люди? — спросил Дэвид у ближайшего конюха.
— Какие ж это люди? — буркнул тот. — Это ж натуральное гномье…
У Дэвида отвалилась челюсть. «Может, и эльфы тут живут?» — подумалось ему.
Но поскольку эльфов этот странный мир демонстрировать ему не собирался — по крайней мере, сегодня — грех было не пойти и не глянуть еще раз на гномов. Благо работы по хозяйству (как всегда в последнее время) не было.
В общем зале, заняв один из двух больших столов, бравая компания готовилась культурно отдохнуть. Стол уже ломился от всевозможных блюд и выпивки, но служанки не уставали нести из погреба кувшины, бутыли, горшки и кубышки… Трактирщик вертелся рядом и отвечал на вопросы новоприбывших. Когда в общий зал зашел Дэвид, трактирщик, заметив его, что–то сказал важному гному, борода которого была заплетена в три толстых косички, Гном тоже оглянулся. У Дэвида возникло подозрение, что разговор шел о нем.
Трактирщик торопливо направился к колдуну.
— Господин Брендом… — негромко сказал хозяин заведения. — Тут вами интересуются… Вот… Не хотите ли…
— На предмет?
Трактирщик насколько мог высоко вздернул плечи, развел руками в стороны и сделал крайне недоуменное выражение лица:
— Не признаются.
Дэвид отодвинул трактирщика и подошел к столу. Вся компания, не переставая жевать, с интересом разглядывала его, наверное, секунд десять.
— Ты, что ли, колдун? — наконец произнес гном с тремя косичками. Очевидно, он здесь был за старшего.
Дэвид не стал отпираться:
— Я.
— Садись.
Дэвид сел.
— Алабирк, налей–ка господину колдователю чего–нть…
Перед Дэвидом появилась полная кружка медового эля. Гном с тремя косичками приподнял свою собственную кружку и произнес:
— Ну, значит, за знакомство… Меня Родерик зовут. Это, — махнул кружкой в сторону сидящего слева, — Дравнир. Это, — обратный мах в правую сторону, — Мелимон. Эти два перца, значит, — кивок в сторону двух гномов, занимавших места напротив, — Филлер и Дубалин. А этот вскормыш ненашенский, который тебе эля налил, — Алабирк, значит. Ну а человеки пусть сами представляются.
— Я — Сеорид, — сказал седоволосый воин, из–за плеча которого выглядывала рукоять меча. — Янган, — чуть повернул голову в сторону веселого черноусого молодца, — Эттиль, — положил руку на плечо молодому пареньку с волосами, похожими на солому. — А нашу даму зовут Талеминка.
Дама на секунду перестала забавляться с кинжалом и подмигнула Дэвиду.
— А я… — начал, было, Дэвид, но Родерик прервал его:
— Знаем мы, как тебя зовут. Ну, твое здоровье, господин колдователь Дэвид Брендом.
Выпили.
«Какого черта им от меня надо?» — Подумал Дэвид.
Родерик неспешно отер усы и сказал:
— Наслышаны мы о тебе, Дэвид Брендом. Вот, к примеру, сказывают, что будто бы ты своей магией–шмагией две дюжины головорезов за раз на тот свет отправил. Правда это или брешут?
— Брешут, — сказал Дэвид. — Во–первых, их было не две дюжины, а от силы человек пятнадцать, и не головорезов, а каких–то заторможенных гопников. А во–вторых, я никого не убивал! Это крестьяне их поубивали.
— Вот это да! — разинул рот Дравнир. — А нам сказали, что ты.
— Я их только ослепил и оглушил.
Родерик важно кивнул. Похоже, такой ответ его вполне устроил.
— Скромен, как девственник, — буркнул Дравнир.
— А нам показать ты че–нть можешь? — встрял черноволосый Мелимон. У этого гнома были такие густые брови, что, собственно говоря, переставали уже быть «бровями», превращаясь в одну сплошную мохнатую линию. — Только слепить никого не надо. Че–нть попроще. Фокус, там какой или еще че–нть?
Дэвид нахмурился. «За кого они меня держат?» — подумал он.
— Фокусы вам пусть фокусники показывают. А я, — он сделал паузу, — не фокусник.
Родерик примирительно махнул рукой, в которой сжимал баранью ногу.
— Да ты не кипятись! Мы тя, можбыть, не просто так просим. Мы, можбыть, тя с умыслом просим. Вон, к примеру, вишь как Талеминка ловко с ножом управляется. Потому всякому умному человеку заранее видно, что к такой Талеминке с умыслом каким–нть неблагородным лучше и не подходить.
Талеминка, смущенная похвалой, отвлеклась и едва успела подхватить кинжал. Раздалось шипение и вполголоса несколько слов, которых едва ли можно было ожидать от дамы.
— А у тебя, сам понимаешь, — продолжал Родерик, — на лбу не написано, что ты колдователь. Потому Мелимон тя и просит по–хорошему, по–человечески. А ты обижаешься. Зря.
Дэвид пожал плечами. Затем щелкнул пальцами — и над левой ладонью повис шар из чистого пламени. Поддерживать его горение было нелегко, но Дэвид сделал вид, что для него это — плевое дело. Не отпуская шар, выпил все, что еще оставалось в его кружке. Посмотрел на Алабирка. Молодой гном правильно понял намек и тут же налил колдуну еще.
За столом притихли — во все глаза разглядывали шарик. Собственно говоря, притих весь трактир, и лишь пузатый хозяин заведения недовольно пробормотал: «Пожара нам тут еще не хватало». Но на его слова никто не обратил внимания.
Мелимон вскочил, обежал стол, закружился вокруг Дэвида — вернее, не вокруг Дэвида, а вокруг огненного шарика. И с этой стороны на него посмотрел, и с другой, и даже пальцем потыкал. Обжегся, взвыл, сунул палец в рот.
— Жжет, — пожаловался.
Дэвид пресек поток энергии, питавшей огненный шар, и «выключил» заклинание.
— Еще б не жгло! — рявкнул Родерик. — Ты что ж, дурень, куда не надо руки суешь? Это ж натуральный огонь… Правильно говорю? — Это уже к Давиду.
— Правильно, — ответил тот, пряча улыбку.
— Во! Натуральный колдовской огонь. Это ж понимать надо! — Родерик со значением поднял вверх указательный палец.
— Я страсть как чудеса люблю, — виновато попытался оправдаться Мелимон, но его не стали слушать, усадили обратно и посоветовали сунуть обожженную руку в эль «чтобы побыстрее зажило».
— Ловко у тебя выходит, — жуя пучок петрушки, сказал Дэвиду Дравнир. — А вот дом, к примеру, поджечь сможешь?
Дэвиду вопрос не понравился. Гномы это или не гномы — дело второе, а то, что его собираются втянуть в какую–то неясную историю, было очевидно.
— А зачем? — спросил он, глядя в глаза Дравниру.
Тот не ответил. Дожевал петрушку, подхватил кусок мяса, запил пивом.
— Ты слышал че–нть о том, что в столице… — оживленно начал Мелимон, но Родерик его немедленно перебил:
— А ну цыть! Забыл, кто тут старший?..
Мелимон посмотрел на Дэвида и развел руками. Извини, мол, но свои же слова сказать прежде времени не дают. Дэвид перевел взгляд на Родерика.
— Так зачем я вам нужен? — спросил он в лоб.
Родерик вытер усы и неторопливо ответил:
— Может, и не нужен. Не знаю еще. А может, мы тебе не нужны… — После этой загадочной фразы он сделал значительную паузу, как бы давая Дэвиду обдумать смысл его слов, а потом продолжил: — Вот ты, к примеру, сказывают, что не местный. Пришел откуда–то, у трактирщика в простых работниках ходишь, а сам, — Родерик сделал задумчиво–удивленное выражение лица, — колдун! Что ж ты в этой деревне забыл такого–то, а?
Дэвид пожал плечами:
— Честно говоря, ничего.
Испытующее выражение не сходило с лица Родерика. На мгновение Дэвид увидел ситуацию глазами гнома: могущественный колдун, способный шутя справиться с отрядом бандитов, чистит лошадей в каком–то захудалом трактире. Действительно странно. Требовались пояснения.
Похоже, Родерик сейчас тоже делал какой–то выбор. Его желание получить как можно больше информации в данном случае было совершенно понятно, но Дэвид ничем не мог ему помочь. Он не собирался выкладывать свою подлинную историю вот так, сразу, первому встречному… пусть даже и гному!
— Я как раз собирался уезжать, — сказал он.
— А куда? — быстро спросил Янган. — Если это, конечно, не тайна.
Родерик нахмурился, но промолчал. Дэвид пожал плечами:
— Нет, не тайна. Я и сам еще не определился… Может, в столицу, может еще куда–нибудь подамся.
Сидящие за столом немедленно оживились. Похоже, такой ответ всем понравился.
— Так может, нам по дороге? — спросил Дубалин. Его низкий голос напоминал гудение большого колокола.
— Не знаю пока, — честно ответил Дэвид. — А вы куда направляетесь?
Ему уже хотели ответить, когда немедленное «цыть!» осадило самых болтливых.
Родерик снова не спеша вытер усы и, не сводя глаз с Дэвида, молвил:
— И мы в столицу. Слыхал, небось, что там случилось?
— Нет. — Дэвид покачал головой. — А что случилось–то?
— Неужели не слыхал? — Родерик в первый раз за все время беседы непритворно удивился. — Прынцессу поперли. Прям из королевского дворца.
* * *
…Это действительно напоминало какую–то полузабытую сказку. Отряд гномов и людей призывает на помощь колдуна, чтобы спасти принцессу. Да и прозвание у негодяя, похитившего королевскую дочь, было вполне подходящее — Черный Герцог. В подробности Дэвида никто посвящать не стал — да, похоже, и не были они известны честной компании. Очевидно было одно: король за освобождение своей дочурки отвалит немеряно денег. Именно это прежде всего интересовало собравшихся.
Они путешествовали по дорогам Хешота уже не один год, ввязывались во всевозможные неприятности, участвовали чуть ли не в каждой подходящей войне (главное — чтобы платили хорошо), однако самостоятельное освобождение «прынцессы» было им не по зубам. Черный Герцог являлся самым могущественным феодалом в королевстве, и даже король, созывая своих вассалов на войну, делал это очень вяло и неохотно, прекрасно понимая, что соотношение сил явно не в его пользу. В общем, прямо воевать Черного Герцога было большой глупостью, и наемный отряд «Последний союз» (как они сами себя называли) только облизывался, размышляя о размерах вознаграждения, но не видя никакой реальной возможности оное заполучить. И вот тут–то бравые вояки и услышали о странном чужеземном колдуне, работающем трактирным конюхом в соседней деревне. Эту возможность ни в коем случае нельзя было упускать.
— Вместе мы — во! — Мелимон показал Дэвиду два крепких волосатых кулака, каждый размером с небольшую дыню. — Сила!.. Добудем эту принцеску, поделим денежки и будем жить припеваючи до глубокой старости.
— И как вы с моей помощью рассчитываете ее «добыть»? — полюбопытствовал Дэвид. — Я ведь не всемогущ и против армии…
— Хитростью, как же еще! — рявкнул Дравнир. — Хитростью, етить твою за бок! На кой нам с армией–то сражаться? И без нас охотники посражаться найдутся!..
Раскрыв свои планы, члены «Самого последнего союза» терпеливо ждали от колдуна ответа.
«Авантюра, — подумал Дэвид. — Авантюра и бред… Но это мой шанс. Да и все равно я ведь пока не знаю, как выбраться из этого мира… А так — хотя бы денег заработаю и друзьями обзаведусь».
Он улыбнулся и сказал:
— Я согласен. Вместе будет веселее землю топтать.
Отряд принял это заявление на «ура!», огласив вступление нового члена в «Последний союз» громкими воплями и стуком сдвигаемых кружек. Главный вопрос был решен к удовольствию и выгоде обеих сторон, и теперь можно было полностью расслабиться. Поминутно произносились тосты, грянуло несколько коротких боевых песен — особенно надсаживали глотки гномы, ни голосом, ни слухом от природы не одаренные. От этих песен трактир, казалось, вздрагивал от погреба до чердака.
Походя разрешилось и несколько организационных затруднений. Когда Дэвид заикнулся о том, что у него нет лошади, порядком выпившие гномы устроили настоящую бузу. Перепуганный трактирщик был выдернут из–за стойки и подвергнут допросу. Почему это вы, мил человек, ничем такого хорошего колдуна не наградили за то, что он вашу деревню спас? А? Защищая мировую справедливость, гномы орали и лезли драться, трактирщик отнекивался и оправдывался как мог. Призывы Дэвида успокоиться и не устраивать скандала потонули в шуме и ругани. В конечном итоге зажатый в угол трактирщик клятвенно пообещал снабдить Дэвида лошадью, а также всем необходимым в дороге, начиная от фляги и заканчивая одеялом. Слегка утихомирившиеся гномы уселись обратно, не переставая, впрочем, ворчать и критиковать людскую неблагодарность.
У Дэвида, впрочем, были свои представления о справедливости. Уже глубокой ночью, когда члены «Последнего союза» громко храпели на лавках, он отыскал на кухне своего бывшего работодателя. Тот собирал обещанное вознаграждение. Новая дорожная сумка была уже наполовину заполнена едой и хозяйственными принадлежностями.
— Дай какой–нибудь кувшин, — попросил Дэвид. Трактирщик безропотно подчинился. Колдуна трактирщик и раньше опасался, но теперь, когда его «крышевала» банда боевых гномов, и вовсе слова поперек сказать не смел.
Дэвид колдовал долго, вложив в заклятие много энергии и труда. По его мысли, создаваемый сейчас артефакт должен был проработать если не всю оставшуюся вечность, то, по крайней мере, очень и очень долго — пока не развалится сам кувшин. Заклятие, наделявшее обычную медную посудину магическими свойствами, было целиком основано на стихии Света. Закончив чародейство, он заглянул внутрь кувшина и тут же был вынужден прищуриться от яркого блеска. Дэвид поднял кувшин, встряхнул. Сияние вытекло из горловины, и, собравшись над кувшином в шар, осветило всю комнату не хуже двухсотваттной электрической лампы.
Трактирщик, до этого момента с большим спасением следивший за колдовскими пассами Дэвида, испуганно отступил, закрывая лицо руками от яркого света. Дэвид встряхнул кувшин еще раз — свечение перетекло обратно внутрь кувшина.
— Это тебе, — сказал колдун. — Если сумеешь на ярмарке продать, наверняка больше заработаешь, чем лошадь стоит и все это, — он показал на полусобранную сумку, — добро. Встряхнешь кувшин один раз — будет светить, еще раз — перестанет. Если со временем свет станет слабеть — поставь кувшин на солнце. Он дневной свет поймает и доверху им наполнится. В принципе, если бережно обращаться, не одну сотню лет можно этим фонариком пользоваться… Ну, бывай, хозяин. Спасибо за хлеб и за кров.
2
На следующий день отряд из шести гномов и пяти людей отправился в путь. Выехали рано, на ходу проглотив завтрак. Люди зевали, гномы рыгали и шумно обсуждали подробности вчерашней попойки.
Дэвид ехал верхом на спокойной, смирной лошадке, с которой за время работы конюхом успел подружиться. Хотя в седле он сидел первый раз в жизни, это оказалось не так сложно, как он опасался.
Через несколько часов распогодилось. Хмурые утренние облака повеселели, побелели и разбежались по краям небесного купола. Солнце жарило вовсю.
Впереди, неторопливо ведя беседу, ехали предводители — Родерик и Сеорид. Остальные члены отряда постоянно менялись местами. Среди них был новенький, да к тому же — колдун, и всем хотелось поближе с ним познакомиться.
На ночь остановились в какой–то богом забытой деревушке, с утра пораньше двинулись дальше. Без всяких приключений, событий и происшествий, прошло три дня. К врожденной интеллигентности землянина, которую из Дэвида не смог до конца выбить даже граф кен Апрей, члены «Последнего союза» относились спокойно, как к непонятной блажи чужеземного колдуна.
На утро четвертого дня, на развилке дорог, они наткнулись на столб с прибитым к нему куском грубого пергамента. Отряд лениво подтянулся поближе.
— Эй, кто у нас тут грамотный?! — Ищущий взгляд Родерика наткнулся на Дэвида. — Колдун, может, ты разберешь, че тут написано?
Дэвид покачал головой.
— Вашего письма я не знаю.
— Ааааа… Ну ладно… Мелимон, ты навроде читать–то умел?
Чтецов обнаружилось целых двое — Мелимон и Янган. Пока интеллектуальная элита отряда разбирала закорючки непонятного послания, прочие путники спешились, чтобы дать отдых лошадям и самим размять ноги. Единственным, оставшимся в седле, был гном Филлер, который мрачно посматривал вокруг, не выпуская из рук оружия.
— Послания всякие, — цедил он. — Нужны нам эти послания, как же… Перекресток дорог… Самое удобное место для засады…
— Что это он? — негромко спросил Дэвид у Алабирка.
«Ненашенский вскормыш», как его иногда называли другие гномы «Последнего союза», оглянулся и пожал плечами.
— Наверное, брата вспомнил.
— Брата?
— Ну да… Раньше с нами еще брат его был, Киллер…
— Странное имя, — усмехнулся Дэвид.
— А чего странного? — удивился Алабирк, который, конечно, ни английского, ни винландского языка знать не мог. — Не разлей вода были братья… Мы их обычно по–простому называли: Фили и Кили… Как Киллера убили, так Фили совсем злой стал… Его коротким именем теперь лучше не называть — зашибить может…
— А как его брата убили?
— Да вот почти так же все было… Полгода уже прошло… Ехали мы по дороге, значит, вдруг — хоп! Елка лежит. Ну, мы с пони слезли, хотели оттащить ее, чтоб, значит, проехать можно было… Вот тут–то они на нас и накинулись!
— Кто накинулся?
— Да… — Алабирк сделал неопределенный жест руками. — Олухи какие–то лесные. Изгои, видать. Тогда зима была, вот они от голода и ополоумели совсем. Ну, мы их быстро железом накормили… Оружия у них, считай, стоящего не было — так, смех один, драться тоже не умели… Их вдвое больше было, а из наших никого даже и не ранили… Только вот Кили не повезло. Ему стрела в глаз попала… Сразу и умер тогда. Да вспомнит о нем Хозяин Подгорных Чертогов…
Дэвид насторожился. Так вполне могли титуловать Лорда в Хеллаэне или Нимриане. Неужели?..
— А кто этот… Хозяин? — хрипло спросил он.
— Это наш бог, — спокойно ответил Алабирк. — Дравнир, правда, говорит, что если я среди людей рос, в Чертоги меня не пустят, но я думаю, брешет он. Хозяин справедлив… Разве я виноват, что среди людей воспитывался?
«Гномовский божок?.. А если это все–таки Лорд? — Дэвиду отчаянно не хотелось отказываться от едва затеплившейся надежды. — Лорд, которого тут считают богом?..»
— А можно с ним как–нибудь… пообщаться?
— С кем? — снова не понял Алабирк. — С Дравниром? Да вон он!.. Иди, общайся сколько влезет…
— Нет. С Хозяином.
Алабирк надолго задумался, а потом сказал:
— Я думаю, можно. Но для этого, во–первых, гномом надо быть, а во–вторых, умереть необходимо.
Дэвид вздохнул. Надежда испарилась. В этот момент Янган громко свистнул, созывая остальных.
— Сказано тута, — заявил Мелимон, тыча пальцем в пергамент. — Что, дескать, арахнид где–то в этих лесах завелся. А кто его, значитца, прибьет, тому градоначальник Раднога, Марет Исаиглас, собственноручно три серебряные пласы вручит.
— Ого! — сказал Сеорид, задумчиво почесав щетину на подбородке. — В прошлый раз сколько нам за арахнида отвалили, а?..
— Две пласы, — тотчас ответил Родерик.
— И еще Эттилю лошадь подарили, — прогудел дотошный Дубалин.
На него все тут же замахали руками и зацыкали — мол, при чем тут лошадь? Лошадь тут совсем ни при чем! Дубалин засмущался и стал бубнить что–то совсем невнятное. Оставив в покое Дубалина, отряд снова сосредоточился на столбе с пергаментом.
— Эх, кабы не принцесса… — вздохнул Мелимон.
— Да что принцесса! — отмахнулся Янган. — Ничего с ней за пару дней не станется… Знать бы только, где арахнид сидит, можно было бы на пару дней и подзадержаться!
— Во! Точно, — подтвердил Родерик. — Если б знать — где. Иначе по лесам его можно месяц выслеживать. А то и два.
— А в прошлый раз за неделю управились! — возразил Эттиль.
Сеорид беззлобно взлохматил волосы на голове самого юного члена отряда.
— В прошлый раз нам повезло, дурья твоя башка. — И, вздохнув, добавил: — Хотя, конечно, жаль три пласы выпускать, когда те сами в руки плывут.
— Ты до них доплыви сначала, — встряла Талеминка. — Забыл уже, как я тебе в тот раз от яда руку лечила целый месяц?
— Пуляться из самострела надо было метче — тогда бы и лечить не пришлось, — пряча улыбку, возразил Сеорид.
— Ну–ну, — хмыкнула Талеминка, хлопнув по притороченному к седлу самострелу. — В следующий раз сам стрелять будешь. А я на тебя посмотрю.
— А ты вместо него, стало быть, на арахнида с мечом пойдешь? — сверкнул зубами Янган.
Талеминка пожала плечами, не приняв шутки:
— Могу и с мечом.
— Будет вам ругаться, — подвел черту Родерик. — Все одно — охотиться за этой тварью не будем. Некогда.
В этот момент Янган встретился глазами с Дэвидом. Всегдашняя улыбка никуда не пропала, но взгляд черноволосого воина вдруг стал пристальным и острым.
— Слушай, колдун! — сказал он, не отпуская взгляда Дэвида. — Может, ты чем поможешь? Сумеешь найти в этих лесах арахнида? Три серебряные пласы нам не помешали бы, как, по–твоему?
Все повернулись к Дэвиду. На перекрестке установилось напряженное молчание. В самом деле, в своем обсуждении они как–то выпустили из виду загадочную персону, принятую в отряд три дня назад.
Как теперь поведет себя колдун? Что он скажет? То, что «Последний союз» вытянул из колоды джокера, было ясно всем. Неясно было, какой картой обернется джокер. Козырным тузом?.. Валетом?.. Двойкой?
— Можно и попробовать, — пожал плечами Дэвид, ясно понимая, с каким вниманием ждут его ответа. — Но… вы мне только одну вещь объясните сначала.
— Да что угодно! — Мелимон от избытка чувств хлопнул кулаком по ладони.
— Кто такие арахниды?
На перекрестке надолго установилась ошеломленная тишина.
Первым голос вернулся к Мелимону:
— Вот так–так! — удивленно протянул он. — Так ты что же, совсем ничего про арахнидов не слыхал?
— Нет.
— Ну и ну! — сделал круглые глаза гном. — Колдун, а про этих существов ничего не знаешь!.. Дела–а!.. Из них же, я слышал, массу всяких колдовских зельев варят.
Дэвид пожал плечами:
— Мне для колдовства посторонние предметы не нужны… Кстати, где эти колдуны живут?
— Какие?
— Которые из арахнидов зелья варят.
— А я знаю? — удивился Мелимон. — Живут, наверное… где–то. Не зря же люди бают!
Дэвид усмехнулся и сказал:
— Ладно, давайте–ка объясняйте, на что похож ваш арахнид. Попробую отыскать.
Заговорили все разом, для лучшего объяснения вовсю используя мимику и жестикуляцию. Особо рьяные порывались рисовать очертания зловещего арахнида в дорожной пыли. В конечном итоге стало ясно, что арахнид — это здоровенный паук с человеческим торсом, возвышающимся там, где у нормального паука должна быть голова. Так сказать, паук–кентавр. Дэвид поначалу вообще засомневался в существовании такой твари, но члены «Последнего союза» клялись и божились, что уж арахниды–то — это не байки и не сказки, потому как сами год назад завалили такую тварюгу и честно пропили заработанные на этом деньги.
Когда Дэвид представил себе паука размером с лошадь, его замутило, но отступать уже было поздно. Попросив не беспокоить его во время работы, Дэвид сошел с дороги, сел под ближайшее дерево, закрыл глаза, расслабил мышцы, успокоил мысли и чувства. Несколько секунд он колебался, какую стихию выбрать базой для нового заклинания? Огонь не подходил, это было очевидно. Свет… кажется, пауки не любят света. Значит, остается Воздух. Дэвид сделал соответствующие пассы, сплел заклятие. Его внимание стало прозрачным ветром и потекло, как незримый поток, по лесу, касаясь листвы, корней, веток, травы, животных и птиц, мха и камней… Он перестал ощущать свое тело, он стал ветром, проносящимся над полями и реками, дорогами и лугами… Где–то далеко справа он больше почувствовал, чем увидел, средних размеров город с окружающим его частоколом… Повернул в другую сторону… Помчался по лесу с невероятной скоростью — впрочем, ветру, которым он стал, эта скорость была в самый раз. Он был здесь, там, еще где–то — не связанный больше оковами плоти, он мог быть в нескольких местах одновременно, ощущать, видеть, искать… Обнаружив искомое, он глубоко вздохнул, стремительно вернулся в тело и, открыв глаза, помотал головой, чтобы побыстрее прийти в себя.
Честная компания ждала его там, где он ее оставил.
— В этом направлении. — Дэвид указал рукой налево и помедлил, пытаясь сопоставить то, что он видел в состоянии ветра, с реальными, земными расстояниями. — Не меньше дня пути. Когда ближе подойдем, точнее скажу… А Радног справа будет, так ведь?
— Ага, — ответил Филлер. — А ты что, был там, что ли?
— Нет. Просто увидел справа какой–то город.
— Аааа… Да, это Радног. Должно быть.
Ехали быстро, готовые в любой момент встретить арахнида — буде тот пожелает отправиться им навстречу. В какой–то момент у Дэвида возникло подозрение, что арахнид почувствовал чужой взгляд и зашевелился в своем логове, устроенном среди ветвей огромной древней ели.
— Он меня почуял, — сообщил колдун.
— Да? — Родерик поскреб бороду. — И че?
— Пока ничего. Ждет.
— Ну, пусть ждет. Главное, чтоб не убег, паразит.
Ночевали в лесу, выставив охрану и держа оружие под боком. Ранним утром, встав до рассвета, отправились дальше. С дороги свернули еще вчера вечером, теперь же пришлось и вовсе спешиться и вести лошадей под уздцы. Лес стал густым и влажным.
— О! — недовольным голосом буркнул Дравнир, указав толстым пальцем куда–то вверх.
Дэвид поднял голову. Сначала ему показалось, что он видит между деревьев несколько тюлевых занавесок… Потом, присмотревшись, понял: это паутина.
— Тут он, гаденыш, неподалеку, — нервно сжимая в руках топор, сообщил Мелимон то, что всем и так было ясно. — Далеко еще?
— Далеко, — успокоил его Дэвид. — Хорошо еще, если к вечеру доберемся.
Но вышло совсем не так, Едва солнце перевалило за полдень, Дэвид во время очередной проверки почувствовал, что тварь сорвалась с места и стремительно движется в их сторону. Вряд ли арахнид узнал об отряде — нет, скорее ему удалось определить направление, откуда едва ли не каждые полчаса приходил беспокоящий чужой взгляд…
— Стойте! — Дэвид резко поднял руку. — Он к нам бежит! Господи, ну и скорость…
Иногда спускаясь на землю, но почти всегда предпочитая скользить поверху, по тропам, проложенным в гуще ветвей, арахнид двигался быстрее, чем лошадь, скачущая галопом.
«Последний союз» развил бурную деятельность. Лошадей отвели чуть назад и крепко привязали. Гномы встали в первую линию, закрывшись щитами, которые скрывали их почти полностью. Люди, как более подвижная пехота, расположились на флангах. Дэвид и Талеминка в центре. В руках у девушки плясал взведенный самострел. Дэвид вдруг очень остро пожалел, что побрезговав вонючими разбойничьими доспехами, взял в качестве трофея только меч предводителя.
Филлер оскалился и зарычал, порываясь укусить собственный щит.
— Он совсем близко… — Дэвид полузакрыл глаза. — Вот сейчас… Здесь!
Указывая направление, в ту же секунду он впервые увидел арахнида — обычным, не колдовским зрением — серое пятно, стремительно перемещавшееся среди ветвей. Несмотря на потрясающую скорость, арахнид двигался совершенно бесшумно. Пожалуй, только самые толстые, нижние ветви могли в одиночку выдержать такую тушу, но арахнид умудрялся цепляться сразу за ствол и за несколько веток, равномерно распределяя между ними свой вес. Там, где и этого было недостаточно, он выбрасывал липкие прозрачные нити, которые закреплял при малейшей возможности.
Приблизившись к отряду еще на одно дерево, арахнид остановился. Теперь Дэвид смог рассмотреть его более подробно. Помимо восьми тонких паучьих ног и двух рук, отдаленно напоминавших человеческие, у арахнида имелась еще одна пара конечностей — две клешни, растущие в том месте, где «человеческая» часть соединялась с телом насекомого. Голова была ни полностью человеческой, ни полностью паучьей, являя собой причудливую смесь того и другого.
Арахнид несколько секунд изучал отряд. Затем он…
…повернулся и стал уходить. Связываться с готовой к драке, вооруженной группой людей и гномов у него, похоже, не было никакого желания.
— Сбежит! — заорал Сеорид. — Тали, стреляй!
Рядом с Дэвидом хлопнула тетива самострела. Арахнид дернулся, на миг замер на месте, а затем продолжил движение — еще быстрее, чем раньше. Было ясно, что если он сейчас ускользнет, гоняться за ним по лесу можно будет хоть до посинения. Надо было действовать, и притом немедленно. Дэвид вытянул вперед руки, призвал стихию Огня…
Сгусток пламени, несомненно, причинил бы чудовищу определенный вред — но, во–первых, из–за большого расстояния Дэвид мог и не попасть, а во–вторых, боль заставила бы арахнида бежать с поля боя еще быстрее. Вместо этого Дэвид поджег дерево. Паутина вспыхнула мгновенно. Спасаясь от пламени, арахнид резко дернулся в сторону, поджал лапы — и упал вниз, с глухим стуком ударившись о землю. Бешено взревев, «Последний союз» бросился в атаку, стремясь не дать ошеломленному врагу ни единого шанса на победу. Арахнид поднялся — ему тут же подрубили две передние лапы; захотел уйти — прижали копьями к земле; попытался контратаковать — люди и гномы немедленно ушли с передней линии атаки, отрубили арахниду оставшиеся лапы и в нескольких местах проткнули необъятное брюхо. Один из больших фасетчатых глаз арахнида медленно вытекал, заливая слизью морду и грудь — в глазнице торчала очередная стрела, выпущенная Талеминкой. Тем не менее, арахнид был еще жив. Он дергался, нелепо крутился на месте, вслепую бил клешнями. В точно вычисленный момент нападавшие просто отошли и стали наблюдать за своей добычей. Талеминка тщательно прицелилась и выпустила стрелу во второй большой глаз. После того, как последние конвульсии прекратились, подождали еще часок, а заодно, как могли, успокоили лошадей. Затем Янган взял копье и, стараясь держаться подальше, ткнул в брюхо, грудь, голову… Когда он коснулся клешней, раздался хруст; безногое, безглазое и, казалось бы, мертвое тело, вдруг дернулось навстречу своему обидчику. Янган едва успел увернуться от клешней.
Дэвид, увидев, что его помощь больше не нужна, сконцентрировался на горящем дереве. Посредством стихии Огня собрал пламя в одном месте, заставил его «втечь» в землю. Горелым перегноем завоняло, конечно, с убийственной силой, но это можно было и перетерпеть. Лесной пожар тут никому бы удовольствия не доставил.
Решили подождать до утра. Отошли подальше, развели костер, помылись в ближайшем ручье. Приготовили скромный ужин. На всякий случай и этой ночью дежурили по очереди. Все было спокойно. Утром арахнид оказался на том же самом месте, где его оставили вчера — уже стопроцентно дохлый. Филлер и Дравнир, действуя с максимальной аккуратностью, чтобы ненароком не вымазаться в яде, вырезали арахниду клыки. Теперь, когда все кончилось, Дэвид вновь поразился размерам твари — в высоту чуть меньше лошади, зато куда толще и массивнее.
— Любуешься? — спросил Филлер, принявший, стоя на брюхе арахнида, позу победителя. — Да, этот великоват будет… Тот, которого мы в прошлый раз оприходовали, поменьше был…
— Так за этого три пласы дают, а не две, — напомнил Родерик.
— Интересно, чем питаются арахниды? — задумчиво сказал Дэвид, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Известно чем, ответил Алабирк. — Зверьми и птицами. Скотину иногда в деревне какую–нибудь сопрут. А если человек одинокий идет по лесу, то и человека могут.
— А гнома? — усмехнутся Дэвид.
Алабирк ухмыльнулся в ответ:
— А гномы в одиночестве по лесам не шатаются.
* * *
Радног оказался средних размеров городком, окруженным частоколом и многочисленными деревянными башенками. Почти все дома также были деревянными, но в центральной части города использовали и камень — правда, все равно в сочетании с большим количеством темного, пропитанного различными составами дерева. В магистратуре обещанное вознаграждение им выдали без всяких задержек, стоило только предъявить клыки арахнида. Пласы являли собой большие полоски серебра, которые можно было рубить на части для того, чтобы получить более мелкую денежную единицу. Помимо рубленых монет в обращении также использовались круглые монеты с чеканкой. Они были больше размером и ценились раза в два выше. Одна пласа равнялась примерно сорока рубленым или двадцати чеканным серебряникам. Чеканить монету имел право не только король, но и другие крупные землевладельцы. Помимо серебряных изготовлялись также и золотые монеты, но их было мало и особого доверия они ни у кого не вызывали, так как на королевском чеканном дворе в золото добавляли слишком много меди. Исключение составляли золотые с профилем Черного Герцога — в них меди не было вовсе. Получив вознаграждение и тут же по–братски его разделив, гномы и люди, заметно повеселев, высыпали на крыльцо магистратуры.
— Надо бы отметить, — зевнув, заявил Родерик. Слова предводителя легли членам «Последнего союза» медом на душу. Алабирк и Эттиль, как самые молодые, были немедленно брошены на поиски ближайшего питейного заведения. Оно, естественно, незамедлило отыскаться. Оставив лошадей во дворе, отряд просочился внутрь заведения и с налета захватил самый большой стол, потеснив какую–то местную компанию. Пить стали сразу и много, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. А зря! В трактир потихоньку подтягивались местные, присоединяясь к той самой группе, которую «Последний союз» заставил уступить самый большой стол. Местные вполголоса о чем–то говорили, с раздражением посматривая на приезжих. По мере умножения количества горожан в трактире, а также — общего объема выпитого, раздражение усиливалось, а голоса становились громче. Когда число местных увеличилось втрое, один из них, рыгнув в сторону «Последнего союза», во всеуслышание заявил:
— Понаехало гномье вонючее… Честному человеку в своем городе уже и в трактир не зайти.
На мгновение в заведении повисла тишина.
— Ты че там пердишь, долговязый? — Фили, сидевший у края стола, медленно повернул голову. — Уймись, а то со скамьи упадешь.
— Ты кому это сказал?! Ты мне это сказал?! — Распаляя себя, человек вскочил на ноги. — Да я тебя…
Вместо ответа Фили резко толкнул его в живот. Подвыпивший горожанин, и так не без труда державшийся на ногах, упал, с грохотом опрокинув скамейку. Его товарищи, похватав что попало под руку, кинулись к «Последнему союзу», также ощетинившемуся разнообразными подручными предметами. Колюще–рубяшее оружие, правда, никто из ножен вынимать даже не подумал.
Через несколько секунд после начала драки обе масляные лампы, освещавшие зал, были разбиты, и заведение погрузилось в полумрак. Места было мало, враждующие стороны быстро перемешались, кроме того, в дело вступили трактирные вышибалы, трактирщик и немногочисленные добровольцы, пытавшиеся разнять дерущихся, так что скоро наступил полный хаос, и непонятно было, кто, собственно, с кем сражается. Дэвид выбил из строя как минимум одного противника — самым первым ударом, обрушив кувшин с пивом на чей–то подходящий затылок. Дальше его втянули в общую драку, и сумел ли он вырубить кого–то еще, осталось невыясненным — так все переплелось. Иногда его взгляд выхватывал из полутьмы — как черно–белые кадры — отдельные сцены боя: Талеминку, бьющую ногами в грудь какому–то бородачу; Эттиля, катающегося по полу со своим противником; троих здоровяков, навалившихся на Сеорида; Дубалина, с разбега врезающегося (держа перед собой скамью) в группу местных… В трактирной драке, в хаосе и тесноте, главенствующую роль играет не высокое мастерство рукопашного боя, а вес того предмета, который участник драки сжимает в руке, а также способность держать удар. «Последний союз» отбивался с переменным успехом от превосходящих сил противника, переломав по ходу дела половину трактирной мебели. Наибольший урон окружающим (иногда и своим доставалось) наносил Дубалин, самый здоровый из гномов, толстый, как колобок. Любимый его прием заключался в том, чтобы разбежаться и прыгнуть туда, где было больше всего народа. Трех–четырех человек за раз он таким приемом вырубал обязательно.
В какой–то момент Дэвида тоже чем–то огрели по затылку и колдун, наблюдая как мир плывет перед его глазами, выбыл из игры. Очнулся он в углу — какая добрая душа вытащила его сюда из клубка драки, было непонятно. Побоище между тем уже закончилось. В трактире царил полнейший разгром, большая часть местных в бессознательном состоянии валялась то тут, то там, меньшая часть отсутствовала, а посреди зала с потрепанной скамьей в руках возвышался Дубалин, оглядывающийся по сторонам в поисках недобитых вражин. Талеминка, сидя на столе, постоянно сплевывала, облизывая разбитые губы, Сеорид перевязывал руку, Янган на ощупь пытался определить, все ли ребра у него целы. Эттиль и Дравнир, отдыхая, сидели на полу, Алабирк валялся в отключке, но, кажется, потихоньку приходил в себя. Филлер и Родерик, выволокшие откуда–то пятнадцатилитровый бочонок с молодым вином, утоляли жажду. Ни трактирщика, ни вышибал в зале видно не было.
«Хорошо погуляли…», — меланхолично подумал Дэвид.
В этот момент бесформенная, пахнущая пивом куча, на которой лежал колдун, зашевелилась и попыталась подняться. Куча оказалась Мелимоном. Под глазом у гнома наливался кровью здоровенный кровоподтек, но общее выражение лица было поразительно бодрым. Отпихнув Дэвида; сделав пару безуспешных попыток подняться на ноги и, наконец, кое–как сведя глаза в кучку, Мелимон громко поинтересовался у окружающих:
— Слыште… это… А трактирщик–то где?
Сеорид покосился на Мелимона, но ничего не ответил. Остальные и вовсе оставили вопрос, без внимания — исключая добросовестного Дубалина, на чьем лице отразилась мучительная работа мысли. Потом на Дубалина снизошло откровение и он, наконец, выпустил из рук скамейку.
— Да это… — прогудел Дубалин виноватым голосом, — кажися, я его за дверь выкинул… с остальными вместе…
Услышав такой ответ, Янган неудержимо захихикал. Дубалин тут же набычился — будучи от природы неторопливым и добродушным существом (хотя и несколько туповатым), он ужасно не любил, когда над ним смеялись.
Остальным кое–как удалось сохранить серьезность. Мелимон, с третьей попытки, наконец, встал на ноги. Поднялся, преодолев головокружение, и Дэвид.
— Эй, народ! Точнее — народы!.. — вдруг встрепенулась Талеминка. — Родерик, кончай жрать это пойло! Сматываться надо!.. Трактирщик наверняка за стражей побежал!
— И то верно, — забеспокоился Родерик. — Поднимайтесь, други, ноги в руки, и скачем отсюда от греха подальше. А то еще потребуют, чтоб мы им ущерб возмещали…
Услышав окончание фразы, «Последний союз» — откуда только силы взялись? — словно ожил. Дружной гурьбою все ломанулись к выходу во двор. Алабирка, еще не пришедшего в себя, поставили на ноги и поволокли к дверям.
Спокойствие сохранил только Фили — гному–берсерку было на все наплевать.
— Эй! Да подождите же! — тщетно взывал он к поспешно покидающим поле боя победителям. — Давайте хоть на посошок выпьем!
— Этак до каменоломни допиться можно, — предупредил его Родерик. — А ну живо за мной!
С главой отряда Фили спорить не посмел (да и какой гном осмелиться перечить старейшине, чья борода заплетена в три священные косички?), однако, убегая, не забыл прихватить бочонок с вином — очевидно, воспринимая сие действие не как кражу, а как взятие военного трофея в закончившемся победой сражении. Кое–как погрузив на лошадей свои вещи, захваченный бочонок и оглушенного Алабирка, люди и гномы влезли в седла сами и погнали из города. На перекрестке они столкнулись с довольно крупным отрядом стражи, сопровождаемом разозленными горожанами и трактирщиком, но вовремя успели свернуть на боковую улочку. Стража и горожане с гневными криками погнались за ними — в ответ отряд молча бросил лошадей в галоп. Преследователи быстро отстали, и вот уже «Последний союз» вырвался из душных городских стен на бескрайние природные просторы, отметив данное событие победным гиканьем и улюлюканьем.