После ужина в курилке затеяли обсуждалово, стоило ли Спире распускать себя так, чтобы стрелять в своего.

Кирилл услышал часть обсуждалова случайно, потому что его задержал после ужина Малунов и затеял этакий душещипательный разговор. Наверное, хотел убедиться в том, что старшина не потерял душевного равновесия. Однако, как ни странно, выстрел из трибэшника не слишком волновал Кирилла. Если что и не давало ему покоя, так это ранение Ксанки, поскольку было совершенно ясно, что она опять прикрывала его от гостей и опять забыла о собственной безопасности. То есть, она пострадала из-за него уже во второй раз.

Прапора интересовало вовсе не происшедшее с Ксанкой, он говорил о сегодняшнем поведении гостей, интересовался мнением Кирилла об одноногах, и тот чуть не проговорился о выводах, которые сделал относительно гостей по результатам анализа архивных видеозаписей. После этого прапору оставалось бы только поинтересоваться, на основании каких данных старшина пришел к подобным выводам, и провала было бы не избежать.

Однако Кирилл вовремя прикусил язычок, и скользкую тему удалось обойти. Прапор убедился в том, что душевное равновесие старшины если и пострадало от происшедшего после боя, то в самой малой степени, успокоился, и Кирилл был отпущен с миром…

Подходя к курилке, он услышал голос Тормозиллы.

— Голимый целлофан это, парни, — говорил Тормозилло. — Уж коли тебе ревность башню расплавила, отзови соперника в сторонку да настучи ему по башне. А так вот, с помощью бластера… Нет, голимый целлофан!

Кирилл замер за углом казармы, прислушиваясь.

— Ага, — отозвалась Вика Шиманская. — Хотела бы я посмотреть, как этот недомерок сумел бы настучать по репе Кенту.

Как и всякая крупная метелка, Вика не уважала обрезков невысокого роста и всегда стремилась их подколоть.

— Тем не менее, оружие в таких разборках применять нельзя, — поддержал Тормозиллу Фарат Шакирянов. — Это явный перебор. Секите поляну сами, это что же, если ты повздорил с кем-то из-за метелки, то потом в бою должен поджаривать ботву, не стрельнут ли тебе в спину?

Тут в разговор вступила Пара Вин:

— И все-таки Кент, на мой взгляд…

Что она собиралась о нем сказать, Кирилл так и не узнал, поскольку сзади раздались шаги, и, чтобы не оказаться застуканным в подслушивании, пришлось шумно откашляться и выйти из-за угла.

Разговор сразу затих.

Однако над курилкой словно повисла грозовая туча. И едва Кирилл сел на скамейку и закурил, Пара Вин сказала:

— Слушай, Кент, я сегодня поглядывала в бою за тобой… Ты был какой-то тормознутый.

— И в чем это выражалось? — спросил Кирилл, потому что молчать было нельзя.

— Не знаю, — Пара Вин затянулась сигаретой, и огонек высветил из полумрака ее лицо. Глаза метелки пылали, словно два заката. — Ты как будто задумывался на мгновение перед тем, как выстрелить. Короче говоря, Ксанка тебя попросту спасла.

— В самом деле?

— Да. Именно. — В голосе метелки послышался вызов.

Кирилл не стал его принимать.

— Что ж… Значит, когда она вернется из госпиталя, я как-нибудь спасу ее. — Кирилл постарался, чтобы тон его переполняло добродушие.

И ему удалось разрядить атмосферу.

— И в самом деле, Вина, — сказал Юраша Кривоходов. — Чего ты наехала на Кента? Он-то в чем виноват? В том, что действовал тормознуто? Так он тоже не железный. Сколько раз он спасал многих из нас в предыдущих боях! Забыли? У всех бывают неудачные дни. А Ксанка… Какой-то старинный поэт сказал: "Безумству храбрых поем мы песню"… Возблагодарим Единого за то, что Ксанка осталась жива. А Спирю жалко, но он сам сделал свой выбор. В своих стрелять — голимый целлофан! Витек прав.

Атмосфера окончательно разрядилась. Грозовая туча улетела. Все загомонили.

— Слушайте, — сказала Вика Шиманская. — Сегодня не у одного Спири башню с курса свернуло. Говорят, в штабе дежурный застрелился. Ни с того ни с сего взял и пальнул себе в подбородок.

— Летучий мусор, наверное, — отозвался Кривоходов. — С чего бы дежурному в штабе стреляться?

— Ну мало ли… Может, метелка не дала.

— Да мне хоть тысяча метелок не дай, я хрена застрелюсь!

— Что ты говоришь! — восхитилась Шиманская. — А давайте, девочки, объявим Юраше бойкот! И посмотрим, как он из хрена застрелится.

Смех смехом, но на вечернем построении выяснилось, что самоубийство дежурного в штабе — вовсе не летучий мусор. Об этом объявил капеллан Топотков. Правда, о причинах суицида он ни словом не обмолвился.