Маша

Физиономия Хранителя Эола, возникшего в дверном проеме, выглядела так мрачно, что у меня оборвалось сердце. Выскользнув из захвата Деда, я поднырнула под удар Евгении и, рывком ускорившись, выскочила из гущи схватки: тренироваться дальше мне отчего–то расхотелось. Напрочь.

– Не дергайся! Все в порядке! – буркнул Эол, заметив, что я помрачнела.

– Только вот врать не надо, ладно? Ты себя в зеркале видел? – зарычала я. – Краше только в могилу кладут. Давай уже, не томи!

– Очередные стихи… Прочтешь? – пряча взгляд, Хранитель протянул мне свой блокнот и тяжело вздохнул.

– Естественно… – холодея от страха, я села на пол и открыла блокнот на последней исписанной странице:

Тот, кто предложит помощь Брату —

Игрок. И Путь его – кровав…

А долгожданная Награда —

так близко… И строптивый нрав

вновь обращенного пиита

сломать не сложно. Опыт есть:

ведь тяжкий, пряный запах жита

калечит Души, Ум и Честь…

– И что это значит? – уже догадываясь, что ответит Эол, еле выговорила я дрожащими от страха губами. – «Брат» – это Олежка?

– Видимо, да… – мрачно кивнул Хранитель. – Что–то там нехорошее заваривается… И меня это здорово пугает…

– Тогда что, по–твоему, значит «все в порядке»? – я вскочила на ноги и, вцепившись в отвороты его куртки, оторвала мужчину от пола. – Не дергаться, значит?

– Вто–о–оро–о–ой про–о–очла–а–а? – мотаясь в моих руках, как тряпичная кукла, завопил перепуганный до смерти Эол.

– Где? – не обращая внимания на грохот упавшего на пол тела, я развернулась к брошенному блокноту и присела на корточки.

Однако на то, чтобы найти еще одно, потребовалось больше минуты – видимо, Эол, почувствовав, что вот–вот «разродится», не успел перелистать блокнот, и записывал приходящие на ум строки на задней странице обложки:

Жар, опаливший поясницу,

нетерпеливых нежность рук

прекрасный повод разозлиться

и… вспомнить все… А кровь вокруг —

лишь следствие того, что Этой

навязанных не надо Снов:

Сестра, очнувшись на рассвете,

с закатом Брата встретит вновь…

Проглядев второе Пророчество, я не очень поняла, чем оно так порадовало Эола:

– Так. Может быть, я полная дура, но из второго не следует, что Олежке станет лучше!

– Мы склоняемся к мысли, что твой муж и его сестра подвергнутся какому–то психотропному воздействию… – затараторил Хранитель, на всякий случай отступая от меня подальше. – Жар в пояснице с вероятностью в девяносто семь процентов – результат работы автомеда! Раз подарок Деборы сработает у Беаты, значит, и Ольгерда можно будет вернуть к нормальному состоянию, а уж его сестра приложит к этому все силы… Или ты сомневаешься?

– В Хвостике? Нисколечко… – сжав кулаки, прорычала я. – А вот в твоих выводах – да… Блин, Эол, что вы тянете, а? Когда уже будет этот долбаный генератор? Ты понимаешь, что я так больше не мо– гу? Где твой начальник? Небось, не прилетел, скотина! Боится меня, да?

– Ты к нему не справедлива, Маша! Он делает все, чтобы мы все как можно скорее смогли вернуть ребят обратно… Без его помощи вообще не было бы шансов! И вообще, хватит психовать, черт тебя подери! Сколько можно на всех бросаться? Иди уже, расслабься, что ли! Или тебя успокоить медикаментозно?

– Только попробуй! – Я уперла кулаки в бока и нахмурилась: – Первая же попытка выйдет тебе боком…

– Маша! Ты переходишь все границы… – Легкое прикосновение Мериона вдруг заставило меня потерять равновесие и мешком рухнуть на пол. – Сейчас ты немного поспишь, а придя в сознание, извинишься перед Хранителем, ладно?

– Я не хочу спать!!! – взвыла я, но было уже поздно: чертов Наставник потянулся ко мне пальцем и… я отъехала…

– …Он вернется, ты слышишь, вернется…

– Ты же помнишь, не правда ли, все?

– Словно чистой воды из колодца

милый Душу тебе принесет…

Ты глотнешь, и безумие Счастья

враз затмит все, что было не так…

Сердце вновь разорвется на части,

слезы хлынут… но это – пустяк:

Нежность губ, жар ладони и взгляда…

– ты дождись! Он идет… Он спешит!

Убиваться, поверь мне, не надо

– Ты соскучилась? Ну же, скажи…

Лонор, как обычно, бил не в бровь, а в глаз. Однако, как ни странно, в этот раз мне не захотелось вскочить на ноги и ломануться из «Метлы» к чертовой матери, стараясь вырвать из сердца строки, жгущие душу почище каленого над огнем прута.

Вместо этого стихи как–то плавно повернули мои мысли в прошлое, в те дни, когда я только познакомилась с Олегом, и еще ни сном ни духом не представляла, во что выльется мое знакомство с новым одногруппником. Вспомнив свои наивные мечты во время прогулки по Нескучному саду, я неожиданно для себя даже улыбнулась: тогда мне хотелось, чтобы кто–нибудь попытался ко мне пристать, а Олежка, по моему мнению, должен был за меня заступиться… Знала бы я, во что могло вылиться его «заступничество»! Хотя… не попадись он на моем пути, кто знает, чем могла закончиться моя встреча с теми ментами в Макдаке… Отморозки, убившие Татьяну, вряд ли обошлись бы со мной хоть чуточку гуманнее… А Олег, за которым можно было идти хоть на баррикады, хоть против танковой армии, перечеркнул их планы…

…Немножечко подумав, я решила, что представлять себе свою жизнь без мужа – это конченый идиотизм: да, моя жизнь в Москве была бы намного спокойнее и, при некотором везении, могла даже неплохо сложиться. Но тогда у меня не было бы Самирчика, Хмурого, Беаты, Глаза и всех тех ребят и девчонок, которые вместо жалкого существования на Земле превратили мою жизнь в Жизнь…

– Спасибо, Лонор! – не обращая внимания на то, что аплодисменты давно затихли, и публика в «Метле» ждет нового шедевра барда, я встала из–за стола, подошла к настраивающему свой инструмент певцу, и, присев перед ним на прихваченный по дороге стул, попросила: – Спой мне, пожалуйста, знаешь что? Я… не помню, как она называется, но там были вот такие слова:

Смятой простыни холод могильный

леденит… Как же можно быть сильной,

если рядом Любимого нет?

Диллиона, стоящая рядом с бардом, грустно улыбнулась и прошептала:

– Она называется «Ветерок»… Споем с удовольствием… Вы будете сидеть тут?

– Угу…

– Как скажете… Лонор, начинай…