Беата

Дождь начался внезапно – только что над головой сияло яркое летнее солнце, и вдруг из набежавших откуда–то облаков ливануло так, что за какие–то пару минут мы все промокли насквозь. Двигаться дальше сразу расхотелось, и мы начали мечтать о каком–нибудь завалящем постоялом дворе или деревеньке, где можно было бы просушить нашу одежду, поесть и дождаться окончания непогоды. Дорога, по которой мы двигались, превратилась в болото: в разбитой колесами телег колее стояли лужи, в которых мог бы увязнуть даже земной джип. Пришлось идти по обочине, с надеждой поглядывая по сторонам в надежде увидеть хоть какое–нибудь строение.

Повезло нам где–то часа через два, когда месить налипшую к сапогам грязь надоело настолько, что я была готова переночевать на дереве – на покосившейся вывеске, приколоченной прямо к стволу дерева возле тропы, примыкающей к дороге, мы увидели затертую временем надпись «Галодный? Тибе суда!». Решив, что там, где есть кухня, должно быть, по крайней мере, сухо, мы свернули на тропу и минут через двадцать ввалились в заведение, которое можно было назвать таверной только с жуткого перепоя.

Двухэтажное строение наверняка забыло свои лучшие времена: все, от рассохшейся и цепляющейся за пол двери и до низкого закопченного потолка выглядело так, будто доживало последние дни. Поморщившись, я протерла мокрой ладонью показавшуюся мне самой чистой лавку, стоящую неподалеку от погасшего очага, и, сев, поманила к себе заросшее бородой по самые глаза создание, которое восседало за стойкой. Ольгерд и Шакра садиться не стали. Не дожидаясь, пока бородач выйдет из–за стойки, брат, видимо, представив себе, какие тут комнаты, все–таки поинтересовался:

– Есть свободные комнаты? Желательно две.

– Да, господин! – кланяясь до самого пола, залебезил мужичок. – Позволите проводить?

– Веди… Шакра! Останься с Беатой, я схожу один…

Коррина не было минут пять. За это время с меня и с нашего проводника на пол натекла здоровенная лужа, а прибежавшая откуда–то с кухни мордастая и на редкость бесформенная девка успела развести огонь. Увидев лицо появившегося на лестнице Ольгерда, я все поняла сразу: комнаты не отвечали стандартам пятизвездочного отеля.

В общем, так оно и оказалось – в лучшей из трех имеющихся на постоялом дворе комнат потолок протекал всего в четырех местах. Окна не было вообще. Вернее, когда–то было, но сейчас на его месте красовалась изрезанная надписями типа «Здесь был…» доска. Из–под которой дуло. Кровать оказалась одна, персоны на три. Причем в ширину больше, чем в длину. Представив себе троих жирных гномов, на которых она была рассчитана, я криво ухмыльнулась и, выставив из комнаты подобострастно улыбающегося хозяина, быстро скинула с себя одежду. И аккуратно положила ее на кривоногий столик, почему–то стоящий рядом с дверью.

В принципе, в комнате было не холодно, поэтому, подумав, я, просушив волосы Ольгердовой сменной рубашкой, натянула на себя свою, влезла в сапоги, нацепила перевязь с мечами и в таком виде вышла в коридор. Видимо, зря: и Шакра, и бородач, увидев меня в коротеньком балахоне, едва скрывающим ноги до середины бедра, чуть не захлебнулись слюной. Хозяин так вообще не сводил взгляда с моей груди, распирающей тонкую ткань, и мне даже пришлось нахмуриться, чтобы заставить этого хама заняться делом…

Эмоции обоих мужчин слегка остудило появление брата: поняв, что одеть промокшую рубашку он не сможет, Ольгерд не стал особенно задуряться, и выбрался на обед в одних штанах. Одного взгляда на фигуру Коррина оказалось достаточно и тому, и другому: мужчины тут же очень заинтересовались огнем в очаге, и я смогла слегка расслабиться.

Еда оказалась тоже не ах – жареное мясо, мясной пирог и сыр. Местное вино отдавало таким «ароматом», что пробовать его не захотелось даже не избалованному земными винами Шакру: как и мы, он мрачно пил воду и жевал слегка пережаренное мясо…

…Дождь стих поздно вечером, когда пускаться в путь уже не было смысла. Поэтому, поужинав без всякой души, мы разбрелись по комнатам и занялись приготовлениями ко сну. Вернее, ко сну готовилась только я, свернувшись калачиком на своей половине кровати, а Ольгерд упорно оттачивал комплекс, который придумал еще в Академии Ронтара.

Последовательность движений и ударов, которую из всей нашей компании могли нормально повторить только Дед, Эрик и я. Угги и Нейлону не хватало пластики. Арти – силы. А пройти весь, да еще и в джуше , умудрялся только мой брат. Правда, периодически скидывал темп, чтобы не косячить. После восьмого по счету прохода, когда у меня зарябило в глазах, он наконец успокоился и принялся за растяжку. Поняв, что можно отрубаться, я показала брату язык и закрыла глаза…

…Уйти в джуше во сне мне раньше не удавалось: провалившаяся подо мной кровать оказала мне очень серьезную услугу. «Медленно» падая куда–то в темноту, я вдруг почувствовала, как руки брата с силой отбрасывают меня от себя и здорово шваркнулась спиной о стенку. Но на пол приземлилась все–таки на четвереньки, умудрившись не удариться ни лицом, ни грудью, ни коленями. И тут же метнулась в сторону, под ноги дернувшемуся ко мне мужчине.

Моток веревки в его руках намекал на мое будущее, и я слегка вышла из себя – с переката врезала ему кулаком в пах, а потом добавила пальцами в горло согнувшемуся от дикой боли похитителю. Дикий крик за его спиной заставил меня кинуть взгляд в сторону места, где должен был находиться Ольгерд. Картина, которую я увидела, заставила меня содрогнуться: прямо под местом, где спал Ольгерд, остриями вверх были закреплены два коротких копья с похожими на лезвия ножей отточенными наконечниками! Если бы не тот самый толчок брата, сообразившего оттолкнуться от меня, у него не было бы шансов…

Поэтому его реакцию на такое пробуждение я поняла и простила: первый же мужик, до которого он дотянулся, уже трепыхался, насаженный на ближайшее к Ольгерду копье, а два других, не успевая реагировать на движения моего озверевшего брата, испуганно пятились в сторону узкой двери, видимо, ведущей на задний двор таверны. Дать уйти этим уродам в планы Ольгерда не входило: проскользнув между впустую полосующими воздух топорами, он проломил гортань одному, а затем и второму мужичку…

Хозяина постоялого двора, забившегося в угол где–то сзади меня, лично я заметить не смогла. Зато Ольгерд мимо не прошел: подойдя к трясущемуся, как осиновый лист, бородачу, он весело ухмыльнулся и поинтересовался:

– Интересно, а каково тебе будет почувствовать эти колышки на собственной заднице? Видишь, один из них до пятницы совершенно свободен…

– Не надо! Меня заставили! – дурным голосом взвыл мужичок, но это ему не помогло: через пару мгновений он уже изображал из себя экспонат гербария… Или как там правильно называется коллекция бабочек?

– Что случилось? – голос Шакра, еле перекричавшего вопли обоих жертв корриновских понятий о справедливости, заставил нас вспомнить и о нашем проводнике.

– Да ничего… Эти уроды решили, что у моей сестры – слишком хорошая фигура для того, чтобы принадлежать Вовке… – хохотнул Ольгерд. – Пришлось их в этом разубедить…

– Да, пожалуй, с него причитается… – улыбнулась я, и, подойдя вплотную к брату, поставила ногу на его сцепленные ладони. – Готова!

Чуть не врезавшись теменем в потолок второго этажа, я приземлилась на пол нашей комнаты и с интересом принялась разглядывать петли, на которых держались дверцы люка.

– Смотри, какая интересная система! – представив себе ее работу, я ткнула пальцем вниз. – Там, в матрасе, должны быть ребра жесткости, а то при открывании обеих створок мы должны были сбиться в одну кучу. А так каждый падает на строго определенное место и не создает проблем с идентификацией…

– Угу… И гнезд для кольев тут штук двадцать… можно корректировать их положение… А если поставить все, то у спящих нет вообще никаких шансов… – проорал Ольгерд. Потом, решив, что вой «Бородача и K°» его утомил, свернул им шеи…

– М–да… Все, выспались… – оглянувшись по сторонам и решив, что на сегодня отдыха уже достаточно, я подошла к изголовью кровати, оставшемуся неподвижным, и взяла свои мечи со специально сделанных «заботливым» хозяином подставок. – До рассвета еще часа четыре… Что будем делать?

– Позавтракаем, затаримся едой и в путь…