Ольгерд

…Развилка появилась неожиданно: только что нам под ноги ложилась узкая тропинка, окруженная буйной, чем–то похожей на растительность Ронтара, зеленью, и вот уже она делится на две широкие, под телегу, дороги, расходящиеся в разные стороны.

Шакра, проводник, выделенный нам начальником императорской гвардии, ушел влево, а я, почему–то остановившись, тревожно уставился на заснеженные вершины гор, показавшиеся между деревьев в стороне, куда вело правое ответвление. На душе было неспокойно – предчувствие чего–то нехорошего здорово действовало на нервы и заставляло дергаться. Щепкин, идущий замыкающим, выбравшись на перекресток, скорчил злобную рожу, и, проходя мимо, чувствительно врезал мне в плечо кулаком. Вздохнув, я отвернулся от гор и, пристраиваясь к обсуждающему с девчонками что–то несерьезное Глазу, тяжело вздохнул. А опустив взгляд на влажную после прошедшего ночью дождя дорогу, вздрогнул и остановился: вмятины, оставленные в земле ногами Вовки, медленно заполнялись красной жидкостью, очень похожей на кровь!

– Вовка! Сюда иди! Остальных догоним… – вполголоса позвал я, приседая над первой же красной лужицей…

Щепкин, удивленно повернувшийся назад, спорить не стал, а быстрым шагом направился ко мне. Судя по его лицу, крови в своих следах он не видел или не замечал!

– Что с твоим лицом, Олежка? – удивленно спросил он, подойдя ко мне вплотную.

А я смотрел на его ботинки и чувствовал себя идиотом: там, где он стоял сейчас, кровь не появлялась!!!

– Что, лучше гор могут быть только горы? – мотнув головой в сторону белого сияния вечных снегов, пошутил он. И сделал в ту сторону несколько шагов: – Вернемся отсюда – устроим покатушки на лыжах около логова Эола, и всю твою ностальгию как рукой снимет…

Рассеянно кивнув, я еле удержал отваливающуюся челюсть: влага в его следах, еще недавно агрессивно отливающая алым, быстро просачивалась в землю, и вскоре пропала без следа!

…Сон забываться не хотел: с момента, как мы вышли из ворот постоялого двора, я периодически вспоминал яркое, до предела реальное сновидение и пытался понять, что оно значит. В том, что оно приснилось не просто так, сомнений у меня отчего–то не возникло. Меня даже посетила мысль о том, что здорово не хватает Хранителя с его так вовремя появляющимися Пророчествами – по ним, часто абсолютно непонятным, можно было хоть как–то корректировать свое будущее. А то, находясь в чужом мире уже больше двух недель, лично я так и не понял смысла нашего появления на Румейне: спасение Симинорской Империи и лично Митриха Тринадцатого, хотя и являлось важным политическим событием для этой части континента, лично мне не казалось настолько серьезной причиной. И это здорово бесило: провести тут пару десятков лет только для того, чтобы спасти одного из сотни местных королей или императоров? Был бы Митрих каким–нибудь прогрессивным деятелем науки или искусства, меценатом, при дворе которого собирались бы ученые и поэты, я бы, наверное, еще смог понять. Но, присматриваясь к нему с самого первого дня, я так и не обнаружил того Великого, из–за чего нас оторвало от родных и кинуло в эту чертову дыру…

…Дикие крики, раздавшиеся на пределе слышимости, заставили меня отвлечься от мрачных мыслей и вслушаться в окружающий нас лес. Где–то невдалеке ощущалось присутствие двух человек, а еще метрах в двухстах – большой группы людей, и я, подав ребятам знак «Внимание», ускорил шаг. Парня, выскочившего из кустов, учил кто–то очень криворукий – меч он держал, как пьяный дворник метлу. Слишком сильно сжимая пальцы и из–за этого напрягая руки и плечи. Решив, что имеет смысл узнать, сколько их и на кого они там напали, я шагнул под его поднятый меч и коротко ударил его локтем в голову. Среагировать он не успел – рухнул как подкошенный. Прямо на собственное запястье, которое ощутимо хрустнуло.

– Бытовой перелом… – прокомментировал я, и метнулся в сторону – из кустов, явно на помощь товарищу, выскочило еще одно чудо с мечом и оказалось симпатичной испуганной девчонкой, вооруженной клинком, с которым она вообще не знала, что делать!

Видимо, поэтому лезвие, опускаясь, чуть не врубилось в грудь ее же соратника – пришлось подставить свой меч, чтобы заблокировать неловкий удар: я вдруг засомневался в том, что эта парочка имела какое–то отношение к тем крикам, которые заставили меня напрячься. Уж очень растерянной выглядела девица, да и парень, бросившийся на меня, не оставлял впечатление насильника…

В это время где–то сзади хрустнула ветка. Девушка с мечом взвыла, бросилась на меня, но я, сбив ее с ног, бросился назад, к своим ребятам: сквозь кусты к ним ломилось человек тридцать. И не с подарочными наборами, как выразился бы Глаз…

Первый удар гошшарцев приняли на себя Эрик и Хвостик: четверо самых шустрых солдат умерли, не успев сообразить, что уже выбрались на дорогу. Через пару секунд в бой вступила Оливия – как обычно, схватившись за перевязь с метательными ножами.

Даже в состоянии джуше , в котором я пребывал, ее руки двигались очень быстро. Метать клинки так, как она, было безумно сложно – без подготовки, на любой дистанции, в движении. По противнику, тоже не стоящему на месте… За то время, которое мне понадобилось, чтобы добежать до места схватки и скользнуть на свое место в боевой тройке, она раскидала все двенадцать ножей и ни разу не промахнулась!

…Беата сместилась в сторону, как только почувствовала мое приближение. Оказавшись на своем любимом месте, я мигом перехватил инициативу и метнулся к пытающимся организовать какое–то подобие строя солдатам: поняв, что взять нас нахрапом не удастся, их командир заревел, как раненый вепрь, подавая команду «строиться». Увы, скорости, с которой мы способны передвигаться, он себе не представлял. Поэтому даже не успел приподнять свой меч, чтобы заблокировать атаку моей сестры:

– Зачем орать–то? – возмутилась она, дотянувшись до ее шеи и снова вернувшись в строй. – И без тебя шумно…

– Проба голоса… Местный Робертино Лоретти… – недовольно прокомментировал Глаз, как обычно, старающийся прикрывать жену со спины, но крайне редко успевающий реагировать на ее маневры.

– Ля–ля – потом… – буркнул я, поворачивая тройку вправо – метрах в десяти семеро слегка растерянных солдат все–таки успели собраться в какое–то подобие строя. Правда, при отсутствии у них щитов это нас беспокоило не особенно, но давать им возможность почувствовать моральное преимущество в мои планы не входило. В планы Беаты, судя по всему, тоже – оказавшись во главе угла, моя буйная сестрица прошла сквозь строй, как нож сквозь подогретое в микроволновке масло. Умудрившись дотянуться только до одного солдата, не «осчастливленного» ее вниманием, я вдруг понял, почему на меня периодически ругался Угги – двигаться за лидером тройки оказалось похоже на прогулку: четкие перемещения и редкая–редкая работа мечом…

– Вовка, достань вон того уродца, который ломится в кусты! – рявкнула Беата, развернувшись.

– Как?… – в два прыжка оказавшись за спиной пытавшегося сбежать с поля боя гошшарца, хихикнул Вовка. – Он уже умер!

– Я имела в виду убей! – расхохоталась Хвостик. – А не езди по ушам…

– Ну так бы сразу и сказала… А то я чуть не расплакался, что потерял собеседника…

– Эй, клоуны! Харе трепаться! – прислушиваясь к лесу, рявкнул я. – Эрик, Вовка – за мной! Дамы и Шакра – тут!

– Эй, а вы куда это, а? – возмутилась Беата. – А я?

– Пойдем, посмотрим, что наворотили эти уроды… Вроде бы там есть кто–то живой… – буркнул я, и, стряхнув кровь с мечей, вломился в кусты…

…Небольшая поляна, на которой устроил привал караван из десятка повозок, после нападения гошшарцев производила крайне тягостное впечатление. И не из–за трупов защитников каравана – к этому делу давно привык даже Щепкин. Злило другое – солдаты Завоевателя, вырезав всех мужчин и изнасиловав женщин, что, в общем–то, на войне тоже не было чем–то особенным, принялись глумиться над жертвами насилия: отрезали им груди, резали животы и так далее… Увидев первую же жертву их извращенной фантазии, я почувствовал, что зверею, – на изувеченное тело молодой девушки, распластанное на земле, было страшно смотреть…

– Убью с–с–суку!!! – зашипел Вовка и метнулся в сторону одного из двух оставленных для присмотра за добычей солдат: гошшарец, не заметив нашего появления, деловито насиловал хрипящую от боли женщину…

Эрик бросился за вторым, оказавшимся более внимательным… Через мгновение с ними было покончено: Щепкин, злобно глядя на истекающее кровью тело, лишенное им всех четырех конечностей и мужского достоинства, пинал его в бок и крыл матом, а Эрик, развалив своего противника пополам, растерянно оглядывался по сторонам в поисках выживших мирных жителей…

– Эту надо добить… – пробормотал он, присев около тела бледной от потери крови девицы лет пятнадцати, которой уроды гошшарцы, отрезав обе груди и разворотив живот, кое–как прижгли факелом страшные раны… – Не выживет…

Девочка смотрела в небо остановившимся взглядом и даже не стонала. Заглянув ей в глаза, я ужаснулся – в них плескалось какое–то запредельное безумие…

– Я сам… – подняв на ноги растерянного парня, сказал я. – Иди, поищи тех, кто выживет…

…Из сорока двух человек, решивших провести ночь на этой поляне, еще дышало четверо. Женщина лет сорока, получившая скользящий удар по голове, и, видимо, поэтому принятая солдатами за труп. Семилетний парнишка, спрятавшийся в куче тряпья и не найденный убийцами. И две девушки чуть постарше Оливии, чудом пережившие изнасилование. Еще четверых пришлось добить. Оставив Маару – так звали старшую, – приводить выживших в порядок, мы, злые как собаки, вернулись к оставленным на дороге Беате, Оливии и Шакру.

Расспрашивать нас об увиденном Оливия, стоящая на дороге, не стала – видимо, того, что она прочла по нашим лицам, оказалось предостаточно. Да и вид Щепкина, добивающего немногих тяжелораненых солдат, пытающихся изобразить трупы, был даже слишком красноречив.

– Хвостик там, в кустах, расспрашивает девушку… – буркнула она.

Я тихонько скользнул в заросли, непонимающе оглянувшись по сторонам: насколько я помнил, мальчишку я завалил на дороге…

– …Майке Огненная Грива… – назвалась де– вушка.

– Красиво… Но длинно… – улыбнулась Беата. – Рыжик! Масть у тебя и правда ничего… Сколько тебе лет, девочка? Как тебя угораздило выйти замуж прямо из пеленок? Сидела бы дома, рядом с мамкой, и играла бы в куклы…

– Замуж? – про себя удивился я, а потом усмехнулся: причина, по которой эта девчушка бросилась на защиту своего благоверного, стала ясна как день.

– …Четырнадцать зим! – шептала рыжая дев– чушка, поглаживая руку лежащего перед ней парня. – А мамы у меня уже нет… И отца… Всей деревни нет…

Рассказ об их злоключениях я слушал впол– уха – меня больше интересовало моральное состояние злобного, как бультерьер, Вовки, но стоило мне услышать фразу про арбалеты без лука, стреляющие «очень далеко», и про людей в зеленом, «способных видеть ночью», как я забыл про Щепкина и превратился в слух…

Дослушав рассказ Майке, Вовка, судя по всему, уже оклемавшийся от всего, увиденного там, на поляне, обалдело почесал затылок, положил руку на плечо Хвостику, сидящему рядом с девочкой, и пробурчал:

– Чип и Дейл спешат на помощь… Кстати, я не слышал начала рассказа, но есть маза , что эти ее усы и осы – противопехотные мины и их осколки… А этой гадости тут быть не должно… Вот вам, матушка, и ответ на ваш вопрос, «на хрена нас сюда кидануло »…

– Угу… Ситуевина становится яснее… – кивнул я и вдруг сообразил, что сон, который мне снился ночью, оказался в руку: – Вовка! Ты, Эрик и Оливия возьмете парнишку и сходите на разведку в эту самую долину Серого песка… А мы с Беатой навестим Иггера Завоевателя и передадим ему наши пожелания…

– Может, все–таки вместе? – задумчиво глядя на меня, спросил Глаз. – Быстренько сгоняем к этому хамскому королю, а потом – к этим гадским «зеленым»?

Видение с кровавыми следами, ведущими к Гошшару, все еще стояло у меня перед глазами, поэтому я отрицательно покачал головой:

– Нет. Пока мы разберемся с ситуацией там – ты соберешь информацию по долине и успеешь вернуться сюда. До Гошшара нам идти около недели. Несколько дней – там. Неделю – обратно… Вам – десять дней в один конец… Встретимся на постоялом дворе, где провели сегодняшнюю ночь. Главное – не лезьте на рожон, ладно?

– Вы – тоже… И береги мою супругу… – нежно посмотрев на Беату, попросил Вовка. – А то гарема я себе пока не завел, и оказаться холостым в таком юном возрасте мне пока отчего–то не хочется…

– Гарем, говоришь? – оказавшаяся на ногах Беата уперла кулаки в бока и, мрачно заглянув в полные любви глаза мужа, вдруг бросилась к нему на шею: – Хоть ты и редкий гад, Щепкин, но я тебя люблю!

– Может, возьмешь Оливию и Эрика, а мы сбегаем с Беатой? – прижав к себе Хвостика и поглаживая ее волосы рукой, спросил Вовка.

– Чего можно ожидать от местных, я более–менее представляю… – вздохнул я. – А «зеленые» – пока тайна, покрытая мраком… У троих вас больше шансов. Оливия и Эрик – спевшийся коллектив…

Тут Глаз ухмыльнулся:

– И вы с Беатой, тоже типа не первый день вместе…

– Угу… – не стал спорить я. – Кстати, присобачь к мальчишке автомед – рука срастется быстрее. Может, и он на что сгодится…

– Ладно, долгие проводы – пролежни на заднице… – согласившись с моими доводами, пробормотал Вовка. – Эй, Твикс! Выходим, как тело очнется и сможет начать передвигаться…

– А те, кто остались на поляне? – поинтересовался Эрик.

– Их до ближайшего села проводим мы с Беатой и Шакром. Не задуряйтесь…

– Кстати, может, спросить у ребят, хотят ли они нас сопровождать? – спросила Беата, глядя на Майке, испуганно ожидающую конца нашей дискуссии.

– А, ну да, она же сегодня без переводчика! – ухмыльнулся Глаз. – Эх, придется тряхнуть стариной…

– Только тряси поаккуратнее… – хихикнула Оливия. – А то оторвется…