Невзрачная калитка слева от Дровяных Ворот распахнулась за час до полуночи. И в проеме, чернеющем на фоне крепостной стены, нарисовалось бесформенное покачивающееся пятно, в котором сотник Игел с трудом узнал человека.

Сделав шаг по направлению к подворотне, в которой дожидались своего часа монахи Черной сотни, силуэт покачнулся, упал на одно колено, а потом завалился навзничь. В этот момент брат Гойден сообразил, что именно в этой фигуре показалось ему странным — у человека, открывшего проход во дворец, не было правой руки и плеча!

Брат Нигс! Наверняка… — с ужасом подумал сотник, и тяжело вздохнул: десятник, ценой собственной жизни открывший проход во дворец, был одним из лучших его бойцов.

Тем временем первые два десятка его воинов, скинув с себя темно–серые балахоны, под прикрытием которых им удалось подползти к крепостной стене практически вплотную, уже забегали на территорию дворца.

Вытерев вспотевшие ладони об рясу, Гойден поудобнее перехватил рукоять любимого топора, и, оглянувшись на стоящего рядом брата Сава, еле слышно прошептал:

— Пошли…

Монах, флегматично выплюнув кусок недожеванного вяленого мяса под ноги стоящему перед ним сотнику, встал, лениво потянулся и так же лениво посмотрел в сторону еле видимой в темноте калитки:

— Странно… Тихо, как в могиле… Думаешь, он вырезал всех часовых?

— Уверен!!! — с трудом сдержавшись, чтобы не заорать от бешенства, прошипел брат Игел. — И теперь умирает от ран!!!

— Зато он на шаг приблизил тебя к трону… — усмехнулся старик. — Ладно, пора и нам пошевелить костями. Командуй! Или прикажешь заняться этим мне?

Когда–нибудь я его удавлю… — пообещал себе сотник, и, жестами приказав прячущимся неподалеку монахам двигаться к дворцу, первым вышел из подворотни…

…За Дровяными воротами было тихо и спокойно. Замерев возле навеса для караульных, брат Игел осмотрел место недавней схватки и уважительно покачал головой: последний бой десятник Нигс вел не с двумя полусонными часовыми, предусмотренными планом, а с четырьмя хорошо обученными, и, главное, бодрствовавшими в момент нападения, воинами. Причем, по крайней мере, двое из них были второй, а то и первой степени посвящения: и вовремя среагировали на внезапную атаку «товарища» по караулу, и оказали ему достойное сопротивление. Судя по следам крови и положению тел, Нигсу пришлось туго: уполовинив число противников в первые же секунды схватки, он слишком понадеялся на свой опыт, силу и скорость, и в результате нарвался на скользящий удар вдоль топорища. Потеряв четыре пальца на правой руке, он вынужден был перехватить топор здоровой левой.

Обрадованные серьезным ранением противника, солдаты разделились: один остался сдерживать теряющего кровь и силы «предателя», а другой, сорвавшись с места, рванул в сторону караульного помещения — видимо, чтобы поднять тревогу. И слишком рано повернулся спиной к наверняка изобразившему растерянность и страх Нигсу. В результате брошенный десятником топор попал ему между лопаток и перерубил позвоночник — тело все еще бьющегося в конвульсиях часового валялось шагах в десяти от калитки, всем своим видом напоминая монахам Черной сотни о недопустимости пребывания без кольчуги во время несения службы.

Оставшийся без оружия десятник не стал пытаться уворачиваться от атак единственного оставшегося на ногах часового: во–первых, уровень владения топором у адепта первого посвящения был очень и очень высок, а, во–вторых, сообрази тот крикнуть о помощи, и весь план захвата дворца мог бы рухнуть в коровью лепешку. Поэтому, метнув топор, брат Нигс выхватил засапожный нож, и, сорвавшись с места, прыгнул на врага. Встречный удар снес ему плечо вместе с рукой, но на долю секунды позже, чем было надо — самый кончик зажатого в левой руке клинка дотянулся до шеи часового и зацепил артерию…

— Сколько же надо силы воли, чтобы с таким ранением дойти отсюда до калитки и открыть дверь… — на миг сняв маску невозмутимости, шепотом восхитился брат Сав: — Или это результат грамотно проведенного Просвещения?

— Не знаю… — мрачно буркнул Гойден, и, сплюнув себе под ноги, первым зашагал в сторону темнеющих неподалеку конюшен…

…Десятнику Шендеру, ныне рядовому Внутренней стражи, удалось достать всего семнадцать комплектов форменных сутан, поэтому к ближайшему входу во дворец, построившись в колонну по три, быстрым шагом двинулось восемнадцать человек. Включая его самого, брата Игела и брата Сава. Еще двадцать три монаха Черной сотни, облачившись в балахоны истопников, постельничих, поваров и другой обслуги, спрятав топоры в вязанки поленьев, в баки для грязного белья и тому подобную дребедень, получили приказ добираться до Северного крыла дворца самостоятельно. Впрочем, волноваться за них не стоило: при прошлом императоре большинству из людей Гойдена приходилось нести службу во дворце. Поэтому проблема с ориентацией в хитросплетении коридоров перед ними не стояла. А знание пароля давало очень хорошие шансы добраться куда надо вовремя — как правило, на мотающееся по своим делам быдло никто из братьев внимания не обращал…

Остальные четыре десятка бойцов, оставшись в полном вооружении, бесшумно растворились в темноте, чтобы до появления разводящих офицеров нейтрализовать основную массу часовых, в данный момент несущих службу по периметру крепостной стены, а уже потом, добравшись до казармы Белой сотни, по возможности вырезать остальных.

…Шагая за братом Шендером, сотник Игел удивленно поглядывал по сторонам: за время его изгнания дворец здорово изменился. Первым делом в глаза бросалось почти полное отсутствие освещения — то ли новый император вообще не считал нужным тратить деньги на безумное количество свечей, некогда освещавших самые заброшенные закутки дворцового комплекса, то ли ввел режим экономии на время войны. В принципе, определенная логика в этом была — заливать светом те части дворца, в которых не проживало ни одного человека, Гойден не стал бы и сам. Одной свечи на коридор, по его мнению, было предостаточно. А вот оставлять без света Северное и Восточное крыло было несусветной глупостью: свет факелов редких патрулей давал слишком много возможностей для совершения покушения, и это было чрезвычайно опасно. А надеяться только на Белую Сотню — слишком глупо.

Кроме этого, здорово действовали на нервы аляповатые картины на религиозные темы, выписанные прямо на стенах чуть ли на каждом повороте и пересечении коридоров. Изображения резали глаз диким смешением красок и дурацкой подсветкой — свечи, как правило, крепились на той же стене, что и рисунок, чуть ли не под самым потолком, и, вместо того, чтобы освещать сии творения неизвестных мастеров кисти и краски, покрывали картину тенями от уродски наложенных мазков.

Попадется мне в руки тот, кто это рисовал — казню… — мысленно пообещал себе брат Гойден. — Интересно, кто ему сказал, что вообще стоит брать в руки кисть?

С другой стороны, с точки зрения будущего императора, организация службы во дворце стала заметно лучше: за время движения к покоям Мааса их отряд не встретил ни одного спящего часового. Мало того, каждая пара несущих службу монахов была очень неплохо тренирована, и, если бы не знание братом Шендером сегодняшнего пароля, попытка добраться до покоев императора провалилась бы у первого же поста, так как скрытно подойти к нему вплотную из–за особенностей новой архитектуры было невозможно. В общем, даже оказавшись рядом после обмена паролями, приходилось двигаться очень быстро, чтобы не дать ни одному открыть рот или дотянуться до шнура висящего рядом била тревожного колокола. Поэтому на зачистку всех встречных постов уходило довольно много времени.

К моменту, когда его отряд добрался до входа в Северное крыло, сотник Игел аж вспотел от нервного напряжения. А брат Сав, как обычно, нет! Глядя на его абсолютно спокойное лицо, Гойден периодически ловил себя на мысли, что не реагировать на опасность ТАК — невозможно: умение бороться со страхом — качество, присущее каждому воину, а вот его полное отсутствие — признак ненормальности. В итоге, чтобы заставить себя отвлечься от мыслей о своем помощнике, сотник пришел к выводу, что либо брат Сав самый лучший актер на Элионе и способен идеально скрывать свои истинные эмоции, либо над ним когда–то здорово поработали Просветляющие. Ну и зря… — подумал он. — Если ты не боишься, значит, не можешь правильно оценить степень угрожающей тебе опасности. А в таких ситуациях, как эта, малейшая ошибка приводит к смерти….

…Время летело, как сумасшедшее — каждая лишняя минута ожидания «постельничих», «поваров» и «истопников» выводила Гойдена из себя. Затаившись в небольшом каминном зале в трех минутах ходьбы от последнего поста Внутренней стражи, прямо за которым начинались покои императора, сотник, с трудом сдерживая нетерпение, метался по помещению, мысленно проклиная медлительных, как груженые волы, подчиненных. Семеро из двадцати трех, сумевших добраться до места встречи в указанное время, со страхом смотрели на беснующееся начальство.

А бесноваться было с чего: врываться в покои к Маасу, имея за спиной всего двадцать четыре солдата, казалось верхом идиотизма: по неподтвержденным данным, в этом крыле дворца постоянно находились как минимум четыре десятка монахов Белой Сотни. И приблизительно столько же преданных монарху слуг.

— Сколько можно ждать? — за час до рассвета вполголоса не выдержал сотник. — Где их демоны носят? Нет, больше ждать нельзя. Идем так… Брат Сав! Что скажешь?

— Уходить обратно было бы глупо… — криво усмехнулся старик. — А тут скучновато…

— Ты прав… — Игел подобрался, подхватил с пола топор и поудобнее вцепился в топорище. — Все… Приготовились… Пошли…

…Огромное помещение, иногда используемое для отдыха дожидающихся аудиенции послов, оказалось украшено в том же уродском стиле, что и коридоры Южного крыла дворца. Только в дополнение к безумной картине во всю противоположную от Гойдена стену к убранству добавился покрашенный во все оттенки коричневого паркетный пол, коричневая же лепнина со странными отростками на потолке и вычурные решетки на окнах. Кроме того, в отличие от всех предыдущих, в нем, последнем перед постом Внутренней стражи, горело штук сто толстенных свечей, чего вполне хватило, чтобы заставить прищурить отвыкшие от яркого света глаза. Немного постояв на месте, и привыкнув к освещению, Гойден кивнул головой, давая знак продолжать движение, и в это мгновение в абсолютно пустом помещении раздался слитный звук щелчков десятков арбалетов!

Тело среагировало само — прыжком в сторону с перекатом. Однако уйти с траектории выстрела не удалось: еще в прыжке сотник почувствовал страшные удары в бок, бедро и плечо, а чуть позже, заканчивая перекат, краем глаза увидел, как с потолка, сначала медленно, а потом все ускоряясь, начала падать лепнина!

— Бред!!! — мысль, мелькнувшую в голове, сдуло буквально через мгновение: то, что еще недавно выглядело как обычное украшение, оказалось чем–то вроде решетки во весь потолок, на которой остриями вниз были закреплены наконечники копий!

— Это ловушка!!! — истошно заорал кто–то из братьев, и в этот момент взгляд Игела наткнулся на брата Савва, совершенно спокойно стоящего в паре шагов от него.

Скрестив руки на груди, старик с интересом смотрел на катающихся по полу, истыканных арбалетными стрелами людей и… ухмылялся! А в падающей с потолка решетке прямо над его головой зияло прямоугольное отверстие!!!

— Мразь!!! — попробовал было крикнуть сотник, но страшный удар по голове и спине поверг его в беспамятство…