Разминая запястья перед началом работы на мечах, Гойден с трудом сдерживал довольную улыбку — план, еще полгода назад показавшийся ему безумным, начал приносить первые плоды! Да еще какие! Во–первых, заработала идея использования смертников — за какие–то два десятка дней столицу залихорадило. Народ, перепуганный появлением пророков и той белибердой, которую они несли, начал реагировать на распускаемые людьми Игела слухи. И сейчас горожане, услышав об очередном «откровении», уже не бежали к ближайшему монаху белой сотни, а внимательно прислушивались к подробностям, а потом шепотом пересказывали их друзьям и знакомым. Количество тех, кто начал верить в скорое пришествие Освободителя, увеличивалось с каждым днем — скорость распространения новых слухов, по докладам наблюдателей, за последние дни увеличилась втрое, а количество фанатично преданных Маасу людей постепенно уменьшалось. Во–вторых, провокация с убийством патруля Белых в стиле солдат короля Коррина вызвала панику не только среди народа, но даже в рядах императорских телохранителей — полузабытую историю убийства людьми Ольгерда предыдущего императора вспоминали все и вся, а среди офицеров Белой сотни на полном серьезе обсуждались планы войны с Аниором. По слухам, сам Маас Угрюмый винил в смерти своих людей короля Ольгерда и на полном серьезе лелеял планы мести.

А последнее, еще не проверенное сообщение от десятника, внедренного в Белую сотню, вообще не лезло ни в какие ворота: присланное голубиной почтой сообщение утверждало, что вчера ночью во дворце объявлялся король Коррин со своими воинами. И еле унес ноги. Как и в прошлое его появление, никого из его воинов ни убить, ни захватить в плен не удалось, но это было не так важно: потеряв сорок с лишним монахов убитыми, тяжелораненый император рвал и метал от бешенства.

Зная характер Мааса, Гойден мог с уверенностью утверждать — оклемавшись после ранения, император преминет объявить мобилизацию, и, собрав достаточно сил для полномасштабной войны, двинет армию на Аниор. А, значит, оставит столицу без присмотра!

— Надо только немного подождать… — выхватывая из ножен оба меча, пробормотал он. — Ну, и по возможности, ускорять процесс…

…Тренировка удалась на славу — парные клинки постепенно становились частью его тела, и пусть повторить большинство тренировочных комплексов Коррина даже в половину нормальной скорости у Гойдена еще не получалось, мечи перестали вываливаться из его рук.

«В этом что–то есть»… — положив оба клинка на скамью, сотник размял дрожащие от усталости пальцы и мечтательно посмотрел вдаль: «Эх, раздобыть бы пару Черных мечей, и постараться привыкнуть к ним»…

— Брат Гойден! Брат Гойден! — вопль одного из телохранителей, раздавшийся с края тренировочной площадки, заставил Игела поморщиться: заниматься делами после хорошей тренировки он не любил: сознание, сконцентрированное на освоении боевой техники, с трудом переключалось на бытовые проблемы. И его телохранители об этом знали. Значит, проблема была достаточно серьезной, чтобы брат Мурман рискнул прервать его размышления.

— Слушаю… — убрав с лица гримасу раздражения, Гойден повернулся к нему лицом и вопросительно приподнял бровь: — Что там стряслось, брат?

— Вернулся брат Юган! Просит срочной аудиенции…

— До утра не потерпит? — кинув взгляд на зарево заката, медленно гаснущее над лесом, спросил сотник.

— Он утверждает, что дело чри… — чрес… — через–чайной важности… — исковеркал сложное слово монах. — Что мне ему передать?

— Я разделю с ним ужин… — подхватив со скамьи чистую рясу и оружие, Игел решительно направился в сторону приготовленного для омовения бака. — Попроси, чтобы накрыли в моем кабинете. На двоих. А Юган пусть пока подождет в коридоре…

— Будет сделано, брат! — склонив голову, воин развернулся на месте и быстрым шагом направился к малым воротам монастыря…

Отдавать должное кулинарному искусству дежурных по кухне Эйлор не стал — дождавшись, пока поставивший перед ним тарелку с жарким монах покинет кабинет, он отодвинул еду в сторону и ухмыльнулся:

— Твои донесения я не доставил. Ни одного. Не смог…

— Не понял? — проглотив застрявший в горле кусок, Игел нахмурился. — Это что за самодеятельность?

— Ну, как тебе сказать? — в глазах воина играли смешинки, и Гойден, вдруг почувствовав себя не в своей тарелке, начал злиться. — Мне просто повезло. И теперь в наших руках появилось очень неплохое средство для манипуляции…

— Что за средство? Манипуляции кем? — зарычал сотник.

— Нет, пожалуй, рассказывать я не буду… — ухмыляясь во все тридцать два зуба, хмыкнул монах. — Думаю, лучше будет показать…

— Хватит ерничать!!! — Гойден привстал над столом и сжал кулаки. — Тебе что, пять зим отроду?

Однако Эйлор не испугался — отодвинув тяжелый деревянный стул, он встал, весело посмотрел на Игела и кивнул в сторону окна:

— Предлагаю пройтись до моей кельи. Прогулка тебя не разочарует, брат!

— Может, хватит ерничать? — чувствуя, что закипает, Гойден от души врезал кулаком по столу и отскочил в сторону, уходя от падающего на него содержимого перевернувшейся тарелки.

Югана проняло — сообразив, что перегнул палку, он расстроено вздохнул, сел на свой стул и буркнул:

— Я привел в монастырь Самира Коррина. Навыки Просветляющего у меня не очень, и кажется, что над мальчиком надо еще поработать…

— Что? — ошалело переспросил сотник. — Кого? Принца Самира? Сына Ольгерда?

— Угу. Именно его. Довольно занятный мальчишка…

— Ты ничего не путаешь? — вскочив на ноги, Гойден одним прыжком оказался рядом с Юганом, и, схватив его за сутану, пару раз встряхнул.

— Вряд ли… Похож на отца, как две капли воды… А, главное, двигается точно так же… Я с ним работал каждый вечер… Часа по два… Незабываемое ощущение…

— Идем… Я хочу его увидеть… — отпустив подчиненного, сотник быстрым шагом подошел к двери, и, увидев, что Юган все еще сидит, зарычал: — Что расселся? Давай бегом!!!