— Але, Чапаев! Хватит махать шашкой! Включи мозги, что ли… — прервав монолог разошедшегося не на шутку Глаза, Олежка посмотрел на него, как на умалишенного:

— Стоит нам попробовать воспользоваться джуше в любой из публичных стычек, то о возможности скорешиться с местными наркоторговцами можно будет забыть…

— Почему это? — удивленно посмотрел на него Щепкин.

— Слышь, мыслитель, а ты не задумывался о том, что эти самые наркоторговцы как–то сосуществуют с Лаэррами и созданными ими андроидами? Проблема с распространением наркоты вряд ли радует хозяев планеты, и они наверняка пытаются с этим бороться.

Каким способом? С очень высокой вероятностью используют андроидов. Значит, сверхвысокие скорости в бою наверняка вызовут у местных жителей единственную логичную ассоциацию: тот, кто двигается так быстро — засланец! И вести с ним дела они НЕ БУДУТ. Ты хочешь, чтобы от нас шарахались?

— Мда, ступил, босс! — сокрушенно пробормотал Вовка. — В натуре, надо будет себя контролировать…

— Угу, и по возможности, постоянно. Кроме того, желательно не нести пургу, так как все, что мы знаем об этом мире — тот мизер, что удалось вытрясти из Мэлзина.

А он особым любопытством по жизни не отличался. И вероятность ляпнуть что–то не то слишком высока.

— Ну, если постараться, то я, так и быть, соизволю… — начал, было, Глаз, но, получив в бок от сидящей рядом супруги, тут же заткнулся.

— Итак, насколько я понимаю, насчет джуше поняли все… — не обращая внимания на недовольное бормотание Вовки, Олежка зачем–то вытащил нож и пару раз подбросил его перед собой. — Кстати, находиться в нем никто вам не запрещает — реагировать на изменение обстановки надо максимально быстро, просто двигаться с нормальной скоростью, ясно? Еще не хватало, чтобы вас ткнули чем–нибудь острым разные нехорошие дяди…

— Угу… — хмыкнул Угги. — Давай дальше…

— Ладно… — слегка расслабился мой муж. — Тогда немного об одежде. Если вы обратили внимание, то балахоны местных жителей скрывают почти все тело, за исключением лица и кистей рук. Я думаю, что такая мода связана с нежеланием демонстрировать имеющиеся на теле шрамы…

— С таким уровнем хирургии я не удивлюсь, если при операциях по пересадке внутренних органов гибнет процентов тридцать доноров! — немного не в тему возмутился Мымрик. — Вы видели, какими стежками зашивали Мэлзина? Я бы этому хирургу руки вырвал! — …по самые ноги! — «поддержал» Мимира Вовка. — Да видели мы все…

— В общем, рукава не закатывать, очки не снимать… — перебил его Олежка.

— Еще бы эту одежду раздобыть… — не удержалась я. — Хотя без местных «вечерних» платьев я бы легко обошлась. Как они это носят?

— Через два часа я, Угги, Маша и наш местный друг отправимся за покупками. У них тут как раз наступит «рабочий день». Освещение в целях экономии будет слегка приглушено, а на улицах практически никого не останется. По нашим прикидкам, денег на его браслете должно хватить на шесть комплектов местных «смокингов» и на три–четыре бокала местной бормотухи.

— О, блин, вы решили надраться? — возмутился Глаз. — А мы что, рыжие? Я тоже хочу! А еще мне срочно надо в баньку, потом пива с воблой и девочек…

Беата, внимательно слушающая брата, на «девочек» не среагировала. А я, услышав слово «банька», еле удержалась, чтобы не вздохнуть: с момента перехода на эту чертову планету я ни разу не принимала даже обыкновенного душа. Ограничивалась дезинфицирующими процедурами в скафандре и частенько мечтала о горячей ванне.

— Тебя напоим в следующий раз… — пообещал Олежка. — Надеюсь обернуться часов за восемь. Если что–то пойдет не так — ты останешься за старшего. Разэкранируешь «Эску», свяжешься с Эолом и потребуешь подкрепления. Ломиться на наши поиски запрещаю. Ясно?

— И не надейся… — буркнула Беата. — Эолу, конечно, сообщим, но сидеть на месте не будем. Пока они что–нибудь придумают, мы вас уже вытащим… Кстати, может, вместо Маши возьмешь меня?

— А ты танцевать умеешь?

У меня отвалилась челюсть:

— А что, я должна буду танцевать?!

— Угу… — без тени улыбки сказал он. — И, скорее всего, что–нибудь эротическое.

Но без раздевания — тут это не принято…

— И для кого, позвольте мне узнать? — слегка разозлилась я. — Для тебя, Угги и Мэлзина?

— Де–юре — да. Де–факто — для посетителей местного бара… Мне надо, чтобы ты вызвала интерес к моей персоне… Думаю, желающих тебя купить найдется предостаточно…

— И почем сегодня Машка? — расхохотался Эрик. — Я бы прикупил ее по случаю…

— А в печень? — угрожающе нахмурилась Оливия, решив проявить женскую солидарность.

— Оболтусы! — Олежка пожал плечами, встал с контейнера с маяком и устало потер ладонями лицо. — Ладно, пойду, пройдусь до туалета, и начнем собираться… …Поговорить с мужем по дороге к первому ярусу мне не удалось: отправив меня и Угги вперед, он всю дорогу терзал вопросами находящегося под воздействием его голоса Мэлзина. Причем строя предложения так, чтобы находящийся на грани потери сознания «язык» мог отвечать односложно и не сбивал дыхание. Однако и такая забота помогала мало — к моменту, когда мы добрались до знакомой лестницы, бедный абориген еле переставлял ноги — видимо, спорта в его жизни явно не хватало. Поэтому перед спуском в город пришлось немного задержаться — Олег собственноручно накормил беднягу стимуляторами, и, удостоверившись, что к Мэлзину вернулся цвет лица, дал команду двигаться. А еще минут через пятнадцать мы ввалились в квартиру нашего нового друга.

Эх, если бы ее можно было назвать квартирой! Стол, пара стульев, небольшой шкаф и кровать занимали практически все помещение. Сдвижная панель, за которой пряталось жалкое подобие санузла. Мутный и здорово поцарапанный прозрачный пластик окна, за которым виднелся сосдний дом. Полное отсутствие каких–либо обоев, ковра, бытовой техники, картин, цветов в горшках или хотя бы домашних животных. В общем, оставаться в ней даже на минуту мне сразу расхотелось.

— Как включается вода? — сдвинув в сторону панель, поинтересовался Угги. — Мы бы, пока вас не будет, приняли душ…

Мэлзин, дождавшись разрешения Олега, рванул к настенной панельке, расположенной перед чем–то, смутно похожим на умывальник, приложил к ней свой браслет и набрал какую–то комбинацию символов. Через несколько секунд за стеной что–то завибрировало, и через пару секунд стихло.

— Когда разденетесь, встанете вот сюда и прикоснетесь к этому квадратику… — отчаянно жестикулируя, объяснил он. — Потом задвинете панель, и ждите — мойка включится автоматически. Не забудьте зажмуриться — дезинфицирующая взвесь слегка разъедает слизистую. Когда подует теплым воздухом, можно открывать глаза и выходить…

— И все? — на всякий случай поинтересовалась я.

— Да… — удивленно ответил хозяин квартиры. — Кстати, фильтры давно пора менять, поэтому вода не очень свежая…

— В смысле? — задергалась я. — У вас нет водопровода?

— Есть. Но оплачивать большой объем воды я не в состоянии. Приходится использовать фильтрацию и замкнутый цикл…

— Знаешь, Угги, я, пожалуй, потерплю, пока они не вернутся… — меня аж передернуло от отвращения. — Будут деньги — будем мыться. А пока что–то не хочется…

Следующие минут сорок мы с Угги посвятили тренировке — пока Олег, нацепивший относительно чистые вещи Мэлзина, найденные в шкафу, вместе с ним покупал нам одежду, мы неплохо поработали в паре, заставляя себя соображать в джуше, а бить, как обычно. Получалось так себе, но… все–таки получалось. К возвращению моего благоверного я более–менее схватила новое для себя состояние, и, выгнав из квартиры Мэлзина, принялась переодеваться.

Чертов балахон путался в ногах, натирал под мышками, и действовал на нервы омерзительно–коричневым цветом и фактурой ткани. Минут пять, повозившись с подолом, так и норовящим попасть под ноги, я вдруг сообразила, что одеть все это «великолепие» можно и поверх своей одежды — тогда я ничего себе не натру, и, в случае необходимости, избавившись от дурацкой накидки, не останусь голой.

Быстренько переодевшись, я задрала рукава к локтям, закрепила универсальные ножны на предплечьях, и, встряхнув руками, попробовала достать клинки.

Рукава, конечно же, мешались, но в принципе мне это удавалось.

— Ладно, все равно красивее не буду… — буркнула я, и, посмотрев на Угги, расхохоталась: в местной одежде, чем–то напоминающую рясу, здоровый и широкоплечий парень почему–то казался колобком!

— Что во мне не так? — удивленно спросил он.

— Да все так… Просто со стороны ты похож на пузырек… — ухмыльнулся Олежка. — Я, наверное, тоже…

— Угу… — хихикнула я. — Вот такими вы станете, когда перестанете тренироваться, отожрете животы и превратитесь в противных желчных старикашек…

— Не надейся… — буркнул Угги, закрепляя ножны так же, как это сделала я. — Я умру молодым и красивым…

— Ладно, молодой и красивый, бери ноги в руки и вали вниз… Через час нам надо быть в «Доллс»…

— Где? — услышав знакомое название, я пару раз икнула.

— Да в местном ночном клубе… — расхохотался Олежка. — Мэлзин говорил, что там иногда баб заставляют танцевать…

— То есть ты считаешь, что я — баба? — остановившись на пороге, поинтересовалась я.

— В этом вечернем платье, пожалуй, да… — хмыкнул он, и, не дожидаясь, пока я начну бурчать, подскочил ко мне вплотную и нежно поцеловал в губы. У меня тут же перехватило дыхание, и я растаяла:

— Уговорил, противный… …Из Олега бы получился отличный актер: развалившись на пластиковой лавке и закинув ноги на соседнюю, он вел себя точно так же, как и местное быдло, расположившееся за соседними столиками. Хамство, уверенность в собственной исключительности, презрение ко всем окружающим и ничем не прикрытая агрессия из него так и перли.

Однако за сорок с лишним минут, проведенных в этой мерзкой забегаловке, подобное поведение еще никого не заинтересовало: видимо, тут хватало своих хамов, и новый, пусть даже и очень крупный, на общем фоне ничем особенным не выделялся.

Единственным, кто не сводил с нас взгляда, был то ли бармен, то ли хозяин заведения — по его мнению, приобретение всего четырех бокалов мерзкого пойла за такой длительный промежуток времени могли говорить только о нашей неплатежеспособности. И, как ни странно, он был прав — средства на браслете Мэлзина уже закончились. И купить еще бокал чего–нибудь мы были не в состоянии.

А вокруг, как назло, было тихо и спокойно — никто не пытался нарваться на неприятности, померяться силой, храбростью или гонором. А начинать бучу первым Олежке как–то не улыбалось — в отличие от остальных посетителей, мы были тут новичками. И конфликтовать с охраной на пустом месте не было никакого резона.

— Если в ближайшие минут двадцать к нам не пристанет ни одна падла, придется что–нибудь замутить… — вполголоса буркнул Коренев и недовольно поморщился: идея со стриптизом, высказанная дома у Мэлзина, не нравилась даже ему самому.

Я дисциплинированно промолчала: в этом кабаке женщины права голоса не имели. И, вместо того, чтобы предложить что–нибудь альтернативное, снова задумчиво посмотрела по сторонам.

Вообще, опыта пребывания в разного рода злачных заведениях нескольких обитаемых людьми миров мне хватало — человек оставался человеком везде, куда бы его ни забросила судьба или непонятные мне законы миграции между планетами. Харчевни и постоялые дворы Ронтара и Элиона по сути, мало чем отличались от ресторанов Земли: в каждом из них страждущий выпивки и жратвы находил достаточно широкий ассортимент напитков, еды и, частенько продажных женщин. И все это для того, чтобы «оторваться» на славу. И поэтому атмосфера во всех этих заведениях была приблизительно одинаковой. И, можно сказать, привычной. А в этом чертовом кабаке я отчего–то чувствовала себя не в своей тарелке! Во–первых, здесь не было музыки.

Вообще. Не грохотали динамики, не выли и не бренчали на чем–нибудь, способном издавать более–менее мелодичные звуки бродячие музыканты. Мало того, ни одна подвыпившая компания не пыталась оглашать помещение ревом «Ой, цветет калины», «Мурки» или их местных аналогов. Никому не били морду, не объясняли правил поведения рядом с «уважаемыми» людьми. Не домогались до официанток и не придирались к качеству приготовленных блюд. Вместо этого большинство посетителей тупо смотрели в небольшие блестящие вращающиеся шары, установленные практически на каждом столике, и не реагировали даже на стук периодически открывающейся и закрывающейся входной двери. Если бы в воздухе присутствовал хоть какой–нибудь посторонний запах, я бы сказала, что это не бар, а притон наркоманов. И тем, кто находится в состоянии прострации, все проблемы этого мира просто по барабану.

Чуть позже у меня мелькнула мысль, что если я начну танцевать даже абсолютно голой, вряд ли на меня среагирует хоть кто–нибудь. Что, как ни странно, меня слегка уязвило.

Судя по всему, та же мысль пришла в голову и Олежке — минут через пятнадцать бестолкового сидения он расстроено поморщился, и, посмотрев на меня, вполголоса буркнул:

— Ладно, как говорила обезьянка в том анекдоте, потусовались и хватит… Пора валить к ребятам… Тут нам ничего не обломится…

— Угу… — одними губами прошептала я. — Только я бы перед уходом сходила в туалет…

— Вон тот коридор, слева от перегоревшего светильника… — мгновенно сообразив, что я не знаю, куда идти, подал голос наш провожатый. — По–моему, вторая дверь по правой стене.

Потом заметил, что вслед за мной приподнялся и мой супруг, и еле заметно покачал головой:

— Провожать женщин не принято!

Опустив глаза к полу, я проскользнула между столами, и, двигаясь в указанном направлении, задумалась над последними словами Мэлзина: у меня создалось ощущение, что он осознанно решил нам чем–то помочь. Что, на мой взгляд, выглядело странно. Впрочем, в туалет мне хотелось довольно давно, поэтому я не стала особенно зацикливаться на этой мысли, а немножечко ускорила шаг и вскоре добралась до цели моего путешествия…

Уборная у них ничуть не соответствовала высокому уровню технологии: мало того, что «посадочные места» выглядели на редкость грязными и убогими, так еще и помыть руки после всего мне не удалось — на имеющихся кранах стояли датчики оплаты, похожие на те, к которым Мэлзин прикладывал свой браслет в своей квартире. А свободных средств в местной валюте у меня, к сожалению, не было.

Чертыхнувшись, я поискала взглядом зеркало, чтобы посмотреть, как я выгляжу, и… ошалело уставилась на возникшего из–за дверей соседней кабинки мужика: выглядел он, как помесь бульдога с носорогом! Причем в буквальном смысле — жирное, как минимум с тремя «вторыми» подбородками лицо аборигена украшал носяра, которому позавидовал бы любой уважающий себя тукан! Мало того, это выдающееся вперед украшение выглядело пористым, как пемза, и белоснежным, как та пена, из которой когда–то на берег Кипра выбралась Афродита!

Видимо, тот эстетический шок, который я испытала, слишком явно отразился на моем лице, так как жирняга, вместо того, чтобы направиться к умывальнику или на выход, удивленно посмотрел на меня, потом открыл рот, залез пальцами под верхнюю губу, отодрал с десен какую–то пластинку, похожую на лейкопластырь, и гнусаво поинтересовался:

— Чья?

Опустив глаза к полу, я поторопилась выскочить в коридор, и еле успела: довольно шустро двигающийся для своей комплекции мужичок попробовал было вцепиться за мой рукав, но… промахнулся: «неловко» споткнувшись, я здорово приложилась к двери, и, практически выбив ее своим телом, в миллиметре от его загребущей руки все–таки выскользнула из туалета.

Стараясь двигаться максимально «спокойно», я быстрым шагом добралась до нашего столика, и, «почтительно» обогнув ноги сидящего с краю Угги, проскользнула на свое место. А секундой позже за спиной раздался уже знакомый голос моего неудачливого преследователя:

— Обзовитесь! Чьи будете, мрызры? Что–то я вас тут раньше не встречал…