Глава 60
Кормухин
…Первый укус генерал почувствовал не сразу – боль в переломанных пальцах правой руки была такой острой, что заглушала все остальные ощущения. Только почувствовав нестерпимый зуд в районе колена, Кормухин, матерясь, оперся рукой в наполовину срезанный ствол и, с трудом встав на ноги, задрал правую штанину. Брюшко маленького, с ноготь мизинца величиной, насекомого, отдаленно напоминающего земного краба, медленно ввинчивалось в центр синевато-черной опухоли размером с голубиное яйцо! Еле сдержав подступившую к горлу тошноту, Кормухин, кое-как обтерев лезвие ножа об изнанку куртки, поддел тварь кончиком лезвия и, скрипя зубами, выдрал ее из ранки.
– Бля, только этого мне еще не хватало… – утерев выступивший на лбу пот, прохрипел он и ботинком вдавил насекомое в песок.
Второй и третий укус последовали с интервалом секунды в три, так что не почувствовать их генералу не удалось – один пришелся прямо в опухоль. Снова встав с коленей, Кормухин оглянулся по сторонам и онемел – песок, еще недавно бывший неподвижным, сейчас напоминал море в шторм – по нему двигались крошечные волны, под каждой из которой угадывался спешащий на запах крови жук! Побегав по песку пару минут и затоптав несколько десятков кровожадных созданий, генерал вдруг понял, что это бесполезно – на смену затоптанным созданиям появлялись все новые и новые, и надежд на то, что они когда-то закончатся, увы, не было. Пришлось бросать наполовину срезанный ствол и переходить на другой край острова, к такому же деревцу, чтобы начать работу заново…
Первое время идея работала – успевая сделать десяток-другой надрезов, Кормухин уходил к предыдущему стволу и продолжал работу там. Но вскоре такая тактика перестала себя оправдывать – жуков стало так много, что почти каждый его шаг приходился по живому, копошащемуся ковру. Кроме того, генерал сообразил, что его беспокоило все это время – автомед, к ощущению присутствия которого он так привык за эти дни, пропал! А значит, та дрянь, которую заносили жуки при каждом укусе, как-то действовала на его организм…
…К моменту, когда на песке у воды лежало четыре срезанных ствола, Кормухин почти ничего не соображал от безумной усталости, боли в руках и в искусанных ногах и постепенно охватывающего его отчаяния. Для того чтобы нарезать тонкие полоски, которыми можно было бы связать стволы, пришлось пожертвовать брюками. Стараясь не смотреть на свои покрытые черными пятнами укусов ноги, генерал кое-как скрепил вместе очищенные от ветвей и листьев деревья, накрыл курткой получившийся квадрат и принялся закреплять ее края так, чтобы те твари, которые ждали его под водой, не могли добраться сквозь нее до его тела…
Думать о том, что тонкая ткань вряд ли послужит достаточной защитой от челюстей этих рыбешек, не хотелось – его вера в план, такой красивый в начале, и так держалась на соплях. К моменту, когда плот закачался на воде, новые укусы жуков перестали вызывать вспышки боли – отупевшее сознание перестало фиксировать даже сам факт укуса. Просто перед тем, как улечься грудью на плавсредство, Кормухин несколькими движениями соскоблил с конечностей упорно вбуравливающихся под его кожу насекомых и, бросив нож на натянутое полотно куртки, улегся сверху и, сделав первый гребок ладонями, взвыл от отчаяния – грести изуродованными ладонями было больнее, чем резать дерево!
…Берег, на котором обедал скотина Коренев, был относительно недалеко: секунд сорок на его «Бомбардье». Представив себя сидящим за рулем аквабайка, Кормухин вдруг ощутил ирреальность происходящего: в воде должен был находиться не он! Его место – за рулем быстрого, надежного катерка, способного двигаться по воде со скоростью в восемьдесят километров в час!!! Но плывущего по реке чуть быстрее уставших до смерти от бесконечного заплыва прапорщиков и офицеров.
– Эй, утята! Сдохли, что ли? Это вам не детский сад! Спецслужба, ептить! Шевелим ручками и ножками – скоро финиш! Проскурин! Ты что, тонешь? Береги автомат, солдат! Выше голову! Водичка в горлышко попала? Так выпей! Аш-два-о, в курсе? Ну, не без дерьма, конечно, но для настоящего бойца это такие мелочи… Шевелимся, шевелимся… Капитан Светлов! Вытащите этого засранца из воды… Откачайте и бросьте обратно… Это заплыв на выживание, мать вашу!!! Резче работаем руками, девочки! Р-раз– два! Р-раз-два!!! – воспоминание о его детище – методике психологической подготовки офицеров спецподразделения – нахлынувшее откуда-то из глубин памяти, заставило его скрипнуть зубами: сука Коренев явно заставил его плыть не просто так!
– Зато они становились выносливыми и готовыми на все… – пробормотал себе под нос генерал. – И это – полностью моя заслуга…
…Боль в искусанных ногах перестала чувствоваться где-то на половине пути до берега. Обрадованный этим Кормухин даже не сразу сообразил, что это значит. А когда вспомнил рассказ Олега о повадках рыб, живущих в озере, взвыл от страха дурным голосом и, еле удерживая равновесие на шатком плотике, аккуратно повернул голову назад. Лучше бы он этого не делал: ноги, безвольно лежащие в воде, невозможно было рассмотреть из-за кишмя кишащих в розовой от крови воде мальков! Безумно заколотив ногами, генерал попытался оторваться от собравшейся около плотика стаи и снова провалился в другую реальность.
– Лемешев! Что нюни распустил? Ножки стер? А научиться портяночки мотать времени не было, да? Ну, ничего – к следующему марш-броску стимул освоить эту науку у тебя появится… Шевели конечностями, тормоз! Вон смотри, как бежит Бермут! Легко и непринужденно! Кузьма! Кинь парню РПГ – не хорошо отрываться от коллектива… Не вижу улыбок на лицах! Еще двадцать километров, и овраги закончатся. А там недалеко и до лагеря… Скажите спасибо, что сегодня – хорошая погода… ну, хором «Спасибо»! Молодцы… Как говорил Суворов, «тяжело в учении – легко в очаге поражения»! Радуйтесь, что поблизости – ни одного гриба ядерного взрыва, а то сбегали бы посмотреть, как он смотрится изнутри… Кузьма, добавь газку – догоняют…
Мегафон, зажатый в руке, вдруг показался неподъемно тяжелым, и Кормухин, попытавшись взять его другой рукой, вдруг почувствовал влагу на лице. Увы, вместо кузова армейского «Урала», движущегося по бездорожью перед ротой обессиленных марш-броском офицеров и прапорщиков, он снова оказался в проклятом озере на чертовом плоту и безумно далеко от берега, на котором ждал самый сильный соблазн его жизни!
– Старый дурак, чтоб тебя перекосоебило… – дернулся генерал и вдруг услышал тихий звук расползающейся ткани… – Бля, п…ц! – зарычал он, поняв, что звук раздается откуда-то из-под его живота, за время безумного марша по этому миру ставшего не таким объемным. – Суки, и до живота добрались…
Ерзать, чтобы проверить, как себя чувствует его достоинство, под которое он еще на берегу подложил сложенные в несколько слоев обрывки брюк, Кормухин не стал. Страх оказаться в воде целиком оказался сильнее. Просто быстрее заработал руками и ногами. Правда, скорости передвижения это не добавило. По крайней мере, берег продолжал приближаться так же медленно…
Чуть позже ветерок, дувший почти что в спину, слегка поменял направление, и генерала начало ощутимо сносить в сторону… Найдя в себе силы обложить Коренева очередной порцией отборного мата, Кормухин принялся подгребать правее, и заметил, что и под его руками вода кишит теми же ненасытными рыбешками, что заживо рвали его ноги. Гребки стали еще резче, но ненадолго – продырявленная в десятках мест ткань куртки начала разъезжаться при каждом рывке…
– Надо было срезать еще пару деревьев… – обессиленно выругался он. – И вязать по-другому. Четыре ствола вдоль и только два – поперек… И лежать на них, а не между… Придурок старый… Что замер? Греби уже давай… Сука Олег! Мог бы автомед-то оставить… Давай, давай… Немного осталось… – снова сползая в пучину забытья, севшим голосом пробормотал он… – Тащи меня, Леха, тащи…
…Рана в ноге болела нестерпимо… Всем весом повиснув на плече ротного, лейтенант Кормухин еле сдерживался, чтобы не заорать. Жаркое афганское солнце, стоящее практически над самой головой, палило так, что, казалось, еще немного, и он превратится в обугленный кусок мяса. Едкий пот, стекающий по лицу, резал глаза, а из пересохшего от отсутствия воды рта вместо дыхания слышался хрип. Ротный двигался, как сомнамбула, – раненный в плечо левой руки и куда-то в бок, он с упорством бульдозера пер к выходу из этого чертова ущелья, в котором они напоролись на засаду. Залитый чужой кровью Кормухин, выкопанный Лехой из-под горы трупов, проклинал свое дурацкое счастье, кинувшее его в адское горнило необъявленной войны, душманов, оказавшихся в нужное время и в нужном месте, и эту чертову мину, от близкого взрыва которой он потерял сознание. Чувствуя, как с каждым шагом слабеет ротный, он пытался уговорить себя отцепиться от спасительного плеча и идти самостоятельно, но подленькая мыслишка «ну, вот еще пару шагов, и отпущу» каждый раз оказывалась сильнее.
– Велик! Коли промедол… – упав сначала на колени, а потом ничком, еле слышно прошептал балансирующий на грани потери сознания Алексей. – У меня остался один шприц-тюбик… Давай… Ну же… Ты куда? Кормушка! Вернись!
– Душманы… Рядом… Посмотрю… – отползая от умирающего командира, прошептал лейтенант. – Сейчас, минуточку…
– Оставь мне шприц… Ну же…
– Сейчас-сейчас… Там кто-то двигается… – зажав драгоценное обезболивающее в потной ладони, бормотал Кормухин, отползая за нависающую над тропой скалу. – Еще немного потерпи…
…Негромкие голоса движущихся по ущелью солдат вырвали его из тупого оцепенения. Еле-еле разлепив слезящиеся глаза, Кормухин попытался встать на ноги и тут же рухнул лицом вниз. Прямо на тело давно переставшего дышать капитана. Хруст сминаемых солдатскими сапогами камней, раздавшийся рядом, и особенно русская речь, смысла которой он почему-то не понимал, заставили его глупо улыбаться и сжимать в руке пустой шприц-тюбик.
– Мы дошли, Леха, слышишь, мы добрались…
– Семь километров… Не донес… Живот разворотило… Умер от болевого шока… Настоящий мужик… – затуманенное от промедола сознание отказывалось воспринимать окружающий мир, а легкая эйфория и головокружение заставляли его глупо улыбаться и пытаться удержать в фокусе уплывающее куда-то в сторону лицо склонившегося над ним санинструктора…
– Надо же, доплыл… – Очередной раз вынырнув из небытия, генерал приподнял голову и, почувствовав на зубах песок, понял, что лежит на берегу. – Что ж, молодец. Теперь осталось доползти… Пятьдесят метров от силы… Ну, Иваныч! Как ты там говорил – «Хочешь жить – греби руками»? Ну, тебе и карты в руки… Давай, греби…
– Сука, Щепкин, убью… – двигать отказывающимися шевелиться губами было невыносимо тяжело. Казалось, что в десну вкололи обезболивающее и омертвевшее лицо принадлежит другому человеку.
– Да? Как Курмангалиева? Или как Степу Ховрина? Ползи, ползи… Тебя лекарство ждет…
– Автомед хоть дайте, падлы… – сдерживая пытающиеся брызнуть из глаз слезы, попросил он.
– Зачем тебе он, а? «Спецназовец должен быть самодостаточным, уметь преодолевать боль, усталость и, прежде всего, свое „немогу“». Правильно цитирую?
– Я ног не чувствую… И рук… – признался Кормухин.
– «Ваше жалкое тельце должно понять, что Воля настоящего бойца способна заставить его сделать невозможное». Помнишь, Иваныч, сколько раз ты говорил это лично мне? А остальным? Ну, сделай это самое «невозможное»! Вон, видишь, камень! Заметь, он гораздо ближе, чем столик санинструктора на полигоне. И для того, чтобы взять шприц, не надо лезть по минному полю… Хотя, может, тебя это расстраивает? Мало экстрима? Ну, соберись!
– «Путь в тысячу ли начинается с первого шага»… – откуда-то сзади раздался голос Ремезова. – Китайцев ты цитировал лихо. Ну, шевели конечностями… Мы ждем…
– Я не могу… – понимая, что плачет, но не чувствуя, как слезы текут по лицу, прошептал генерал.
– «Это тебе кажется»! Так надо говорить подчиненным, не так ли? О, пополз! А говоришь, что не можешь… Видишь, «главное – это сила воли! И осознание того, что за тобой стоит Служба»!
…Камень приближался невыносимо медленно. Каждый сантиметр, который он проползал по песку, отнимал у него годы жизни – казалось, что все тело медленно, но неудержимо стирается о холодный, сырой и постоянно лезущий в рот, глаза и ноздри песок. Последние пару метров до шприца, яркой точкой горящего в лучах выбравшегося из-за облаков солнышка, Кормухин прополз практически без сознания. На одном желании ЖИТЬ. И вцепившись в пластиковый цилиндр, сначала не понял, что он пуст, – трясущимися руками поднеся его к глазам, он снова и снова пытался разглядеть внутри хоть какую-нибудь жидкость.
– Где лекарство, Олег? – наконец, поняв, что внутри шприца только воздух, прохрипел генерал.
– Лучшее средство от твоей жизни – пара кубиков воздуха в вену… Я не стал жадничать – шприц на пять миллилитров. Тебе хватит за глаза…
– Мы так не договаривались…
– Ну, да… Я стараюсь учиться у тебя, Иваныч… – сидящий на корточках Коренев был совершенно серьезен. – Знаешь, ты мне попортил много крови. Но если бы дело было только в этом… Я подробно изучил твое досье, послушал рассказы своих друзей и решил, что жизнь такой падлы, как ты – это смерть для десятков ни в чем не повинных людей. Я не Господь Бог. Но пройти мимо такого скота, как ты, не могу. Если бы я знал раньше, сколько скелетов таит шкаф за твоей кроватью… Увы, многое мне рассказали слишком поздно…
– Что, например? – не желая видеть очевидного, спросил Кормухин.
– Как умирал Кошмар, помнишь? – донесся откуда-то сверху голос Ремезова.
– Ему было не помочь… И погода была нелетной… – с трудом выталкивая из себя слова, пробормотал генерал.
– Пилоты были готовы лететь. А ты решил, что жизнь одного старлея – нормальная цена за полтора десятка убитых чехов. «Вколите воздух в вену, чтобы не мучался» – твои слова, не правда ли?
– Вы же сами сказали, что он умирает! Два ранения в брюшную полость… Что там еще было?
– Да какая теперь разница, Иваныч? Мы тащили его почти сутки. И он был жив все это время. Если бы ты поднял в воздух борт, то его могли бы откачать… А так он умер… Оставив вдову и троих пацанов… Кстати, ты хоть раз вспомнил о его семье? Или о семьях тех, кто умирал там, куда ты их посылал?
– Им платят пенсии…
– Сколько ТЫ на нее проживешь? Час? Два?
– Ладно, ну ее, эту лирику… Лекарство от всех болезней у тебя в руке. Думаю, лучшего тебе не найти. Ну, как ты там сказал Чирку? «Коли, будь мужиком»? М-да… Нож тебе не поможет… Мы даже подходить к тебе не будем… Сам, все сам… Не чужими задницами, как ты привык… Удачи, генерал… И… не поминай лихом…
