Глава 21
– Половина второго, а этой сучки все еще нет! – Колян нетерпеливо подергал руль и, глубоко затянувшись, выпустил дым в открытое окно автомобиля…
– Ладно, Колян, колись! – Лютая злоба в глазах Рыжего явно искала выхода. – Сваливал, небось, с поста?
– Бля буду, сидел, как штык! – Побледневший парень преданно заглянул в глаза командиру и выдержал его испытующий взгляд. – Может, она с лекций рано свалила и сидит дома, как дура? Или ошивается где-то на танцульках?
– Ну ты вааще лох! – с заднего сиденья авторитетно заявил Петрушка. – Сегодня вторник, а в клубах вся тусня в пятницу и субботу! Дома она, в натуре!
Рыжий еще раз посмотрел на освещенное окно четвертого этажа, по его предположениям, принадлежащее 14-й квартире, и, вздохнув, шлепнул рукой по передней панели:
– Ладно, херли нам тут яйца чесать? Пошли, проведаем эту белобрысую сучку прямо в ее хате!
Петрушка первым выскочил из «Форда» и предупредительно распахнул переднюю дверь…
Рыжий вальяжно выбрался из салона, застегнул молнию на куртке, поправил кобуру скрытого ношения под мышкой и, не оглядываясь, потопал ко второму подъезду… За ним, на ходу запихивая брелок сигнализации в карман, рванул Колян, по дороге зачем-то отвесив Петрушке подзатыльник…
Лифт не работал, поэтому, обложив многоэтажным матом ДЭЗ и дежурных лифтеров, компания поплелась пешком… Петрушка, как единственный, кто явился на «халтурку» в форме, рванул вперед, чтобы обеспечить «беспроблемное» проникновение в квартиру.
Звонок залился звонкой трелью, однако первые звуки за металлической дверью появились только минут через десять, когда вконец озверевший Рыжий уже решал, не пора ли расстрелять замок двери из табельного «макарова»…
– Че надо? – Глаза высунувшегося в коридор мужика свидетельствовали о такой стадии опьянения, что впечатлительный Петрушка аж присвистнул…
– Хер через плечо! – Высунувшийся из-за плеча сержанта Рыжий вцепился хозяину квартиры в отворот засаленного домашнего халата и, еле сдерживая в себе желание дать ему по морде, оглушительно рявкнул:
– Милиция, мать твою! Дочка твоя где, алкаш?
– Ма-а-ая хто? – не обращая никакого внимания ни на руку старлея, ни на остальную компанию вместе взятую, жертва алкогольной зависимости явно впала в ступор. Через пару минут раздумий в глазах мужика промелькнула мысль, и он радостно огласил мертвую тишину подъезда смачной отрыжкой, после чего, хмыкнув, заявил:
– Нету у меня никакой дочери, па-а-анятно?
– Как это нет? – на миг растерялся Петрушка. – Это квартира Логиновых?
– Ла-а-агиновых… – обрадовался мужик. Только я – не Логии... – ик! – ...нов! Я Коломийцев! Сир… Сергей Си… Семенович, вот!
– А что ты тут делаешь? – Петрушка начал терять нить разговора, и это ему не нравилось.
– Живу я тута! – гордо ответил мужик и зачем-то почесал большим пальцем правой ноги щиколотку левой. – С Олькой и ее дурищей дочкой…
– Дочь где!!! – зарычал Рыжий и вдвинул в квартиру и Петрушку, и выпивоху одновременно.
– А хер ее знает! Шарахается где-то… Нычку жинкину сперла и свалила, сука…
– Дай пройти! – Отодвинув в сторону незадачливого хозяина, Рыжий ворвался в прихожую и начал осмотр квартиры…
За две минуты обшарив всю небольшую «трешку», прихватизировав мимоходом показавшуюся ценной статуэтку и две обнаруженные серебряные ложки, старший лейтенант вернулся в прихожую, задумчиво покусывая губу… Потом смачно сплюнул на пол, присел на корточки около прикорнувшего под вешалкой и пытающегося заснуть алкаша и, чувствительно врезав тому по шее, спросил:
– Номер ее мобилы знаешь? Отлично! Звони… – Он протянул пытающемуся привстать с пола мужику трубку со стоящего на тумбочке телефона и, дождавшись, пока тот наберет номер, выхватил ее из рук и прижал к уху: – Эй ты, овца! Мы тут у тебя в гостях! Через полчаса начнем гладить утюгом твою мать, твою мать! – обрадовавшись удачному каламбурчику, он загоготал, потом прислушался к испуганному ойканью в трубке и добавил: – Не приедешь в течение часа – найдешь обоих родичей по кускам в разных местах района. Тебе понятно, сука? И только попробуй куда-нибудь позвонить – тебе не жить!!!
Капитан Сидоров плакал. Слезы текли по его лицу, перемешиваясь с копотью, и к моменту срыва с подбородка в короткий полет до поверхности полированного офисного стола становились черными, как ночь… Сломанная в локтевом суставе левая рука, уже уложенная в гипс, нещадно ныла, а ожоги на лице все еще жгли под слоем какой-то лечебной мази. Боль, конечно была терпимой, но обида – обида казалась запредельной! И именно из-за нее когда-то боевой офицер, прошедший горнило Афганистана, сидел перед двумя бутылками паленой водки и надирался, как последняя подзаборная пьянь. А ведь все могло быть не так – план был что надо! Важа, сидящий у него на крючке уже полтора года, должен был все сделать правильно! Вино, подготовленное лучшими «специалистами» своего дела, не могло не сработать в принципе! Резо, доведенный до белого каления слитой «дезой», был готов на все. Что произошло в этом паршивом ресторане, он так и не понял: увидев в бинокль, что Кириллов выходит по ступенькам совершенно спокойно, он сначала был уверен, что все прошло по плану. И даже сдуру позвонил Шокальскому… А потом все пошло наперекосяк: видя, как забегали люди этого долбанного депутата, вынося из помещения замотанные в целлофан тела, он с ужасом понял, что клиент мог и не принять подготовленного «подарка»… Понял, но еще надеялся, что вино выпито, а трупы – лишь результат каких-то внутренних разногласий на переговорах. Либо результат несдержанности горячих кавказцев. Либо что-либо еще… Верить в облом не хотелось, да и профессионализм требовал удостовериться в результате. И он принялся за дело.
Как оказалось, Важа по кличке «Халдей» погиб. Как и его шеф, Резо. Пустая «заряженная» бутылка куда-то пропала, – по крайней мере, обнаружить ее не удалось. А сообщение от одного из оперативников, что господин Кириллов прекрасно себя чувствует у себя на даче через двое контрольных суток, необходимых для срабатывания яда, расставило все точки над «и»: капитан понял, что с докладом начальству он поторопился…
Пословица «Повинную голову меч не сечет» сработала лишь отчасти: голова осталась на месте. Но не совсем здоровой – вспоминать, как Кощей жег ему лицо зажигалкой, было стыдно – мало того, что этот человек вызывал у него панический страх, так теперь к нему добавилось еще и ощущение стыда за проявленную трусость: он даже не попытался защищаться! Ни тогда, когда ухмыляющийся капитан достал свою «Зиппо», ни тогда, когда он ломал его руку! И теперь, сидя на маленькой кухоньке своей холостяцкой квартиры, Сидоров снова и снова переживал свой последний «доклад» генералу, оказавшийся таким неудачным…
Да, шанс исправиться ему дали, но сил заставить себя взяться за работу у него, к сожалению, не было. Как и желания думать в принципе… Хлопнув еще один стакан мутной бурды, капитан утер лицо посудным полотенцем и в голос взвыл от резкой боли: от неуклюжего движения тряпки полопались волдыри. Закусив губу, Сидоров врезал кулаком по столу, снова взвыл от боли в мизинце, смахнул со стола бутылки и, уткнувшись лбом в предплечье здоровой руки, горько зарыдал…
