Глава 12
Беата
Выбравшись на берег, я подмигнула все еще сонному, несмотря на заплыв, брату, потом повернулась к морю лицом. Свежий ветерок приятно холодил мокрую кожу, и, прежде чем она высохла, я даже успела слегка озябнуть. Впрочем, судя по безоблачному небу, день ожидался жарким, и утренняя прохлада была весьма приятна после вчерашней одуряющей жары.
Момент, когда весло обрушилось на голову Вовки, я увидела, уже прыгая в воду – тело среагировало на начало движения само, без участия занятого созерцанием потрясающей картины мозга. Переходя в состояние движения, я ругалась, как портовый грузчик, что так и не удосужилась научиться нормально плавать: до лодки, с которой атаковали Глаза, было довольно далеко… Холодное бешенство, охватившее меня через минуту, не мешало соображать – высунув голову из воды, я заорала загорающему с закрытыми глазами брату:
– Ольгерд! Вовку убивают!
Судорожно вспоминая объяснения Щепкина о том, как надо плавать каким-то там кролем, я опустила голову в воду и заработала руками и ногами, стараясь тянуться как можно дальше вперед, чтобы «гребок получался длиннее»… Терпения хватило гребков на сорок – на мгновение остановившись, я посильнее толкнулась ногами, чтобы по возможности повыше приподнять голову над водой…
Вовки видно не было. Как и тех, кто сидел в лодке, – среди волн виднелись еще две посудины, одна из которых, судя по всему, принадлежала той же команде, которая его атаковала… Чуть не плача от бессилия, я снова рванулась вперед, понимая, что плаваю немногим лучше деревянной колоды и вряд ли смогу что-либо противопоставить сидящим в лодке убийцам…
Дикий вопль, раздавшийся впереди, снова заставил меня остановиться: выскочив из воды по грудь, я с радостью увидела силуэт Глаза, возникший в утлом суденышке, приплывшем к месту схватки, и выражение «боевой пловец», слышанное от Ольгерда и Семы, стало обретать краски… В основном красного, цвета крови, оттенка… Пары секунд, которые мой мужчина провел в лодке врага, ему вполне хватило: раскачав лодку так, что пассажиров начало кидать от борта к борту, он молнией пронесся между ними и снова пропал в воде… Можно было не торопиться…
– Что за хрень? – вынырнув неподалеку от меня и успокаивающе помахав рукой плывущему к нам Ольгерду, проворчал Глаз и, слегка поморщившись, поцеловал меня в щеку. – Вроде бы нас тут никто не знает… Смысл меня убивать?
– Ты ранен? – стараясь разглядеть в воде его тело, испуганно спросила я, пропустив его вопрос мимо ушей.
– Да нет вроде… Ухо только опухло… Веслом задели все-таки… – на всякий случай ощупав себя, ответил он. – Что им надо-то было?
– Ну ты силен, бродяга! – откашливаясь от попавшей в горло воды, прохрипел добравшийся до нас брат. – Восемь трупов за несколько минут…
– Да блин, они лохи! Плавать не умеют и ныряют, как блин от штанги… Я вот языка взять не сообразил! – понуро буркнул Глаз. – Те, кто прыгнул в воду, как-то не вынырнули, а в лодке я торопился.
– Нож кого позаимствовал-то? – хмыкнул Ольгерд, мотнув головой в сторону лезвия, зажатого в правой руке друга.
– А хрен его знает! Кто-то им меня пырнуть пытался… Под водой… Им бы к моим инструкторам – живо бы тупить отучились…
– Да в общем, уже поздняк метаться! – хмыкнул Ольгерд и на всякий случай посмотрел по сторонам.
Я тоже повертела головой, но видимой опасности не обнаружила и сразу же успокоилась…
– Ладно, пора завтракать, и на Арену – до начала боев осталось часа четыре… Разомнемся и подумаем, кому это выгодно… – решил Глаз и лениво поплыл впереди, смешно фыркая при каждом выдохе в воду…
Во время разминки ничего путного о причинах нападения нам в голову не пришло, а потом нас пригласили на Арену, и мы выкинули покушение из головы, настраиваясь на предстоящие бои…
После относительной прохлады, царящей в тренировочных помещениях Арены, первый же шаг наружу показался нам шагом в преисподнюю: поднявшееся над головой солнце палило так, что хотелось утопиться. Полотняный навес, натянутый над нашей трибуной, не давал разгуляться и без того слабому ветерку, поэтому попытка спрятаться от солнца быстро показалась нам не самым лучшим решением – под ним было жутко душно и не хватало воздуха, чтобы дышать полной грудью…
Наши соседи на скамье участников озабоченно перематывали рукояти оружия полосками шкур, чтобы не скользили вспотевшие ладони, и обливались холодной водой. Я размяла суставы, лениво поглядывая на постепенно заполняющиеся трибуны и понемногу настраиваясь на предстоящий бой…
Вскоре начались первые поединки, и все мое внимание сконцентрировалось на том, что творилось на песке. Хороших бойцов было довольно много. А вот сыгранных пар – не особенно. Впрочем, иногда у меня возникало ощущение, что некоторые бойцы, чувствуя свое преимущество перед противником, специально старались показать себя хуже, чем они были, чтобы не раскрывать всех своих способностей перед потенциальными противниками, сидящими на трибуне участников…
Наш черед пришел почти перед самым обедом. Лениво растягивая связки, я рассматривала противников и постепенно приходила к выводу, что бой ожидается легким: один из воинов, перевязав буйную рыжую шевелюру черной лентой, разминал кисти, вращая свой двуручный меч, и обреченно посматривал на серьезно раненного товарища. И хотя внешне это было почти незаметно, но, стоило раненому, крутанув снятый с пояса молот для пробы правой рукой, перехватить оружие левой, нам с Ольгердом все стало понятно.
После команды судьи воины довольно грамотно атаковали, построившись уступом, чтобы Рыжий, стоя впереди, мог прикрывать раненую руку партнера своим телом. Воин с молотом старался не отрываться от товарища, атакуя нас левой рукой, но особого толка от довольно медленных и ожидаемых атак молотом, увы, не было: и я, и Ольгерд уворачивались от них без особого труда. А вот Рыжий был очень хорош. Работая тяжелым двуручником, он умудрялся неплохо блокировать атаки брата и даже разок чуть не задел меня своим мечом! Мне пришлось немного ускориться, чтобы среагировать на выпад в колено…
Поражала и его выносливость: крутить двуручный, почти в рост человека меч так легко, не сбивая дыхание, не так-то просто. Я, по крайней мере, устала бы через минуты три-четыре. Хотя не факт…
Убивать ребят не хотелось, и Ольгерд, поднырнув под просвистевший над его головой молот, аккуратно рассек его хозяину левое предплечье от кисти и до локтевого сгиба, отчего тяжелое оружие тут же улетело далеко в сторону… Воин, проводив молот взглядом, обреченно упал на колено и склонил голову, подставляя шею под удар…
– Вставай! Ну же! – заорал Рыжий, метнувшись, чтобы прикрыть друга от ожидаемой атаки, и упал. Мой меч легонько чиркнул чуть выше сапога и перерезал мышцы над коленом. Отбросив меч, ставший ненужной обузой, воин приподнялся на здоровой ноге и метнул в меня выдернутый из сапога нож. Я без особого труда уклонилась и спокойно вложила мечи в ножны. Ольгерд сделал то же самое, коротко поклонившись бледному от бессильной ярости воину.
Поняв, что добивать их мы не собираемся, Рыжий поднял руки и показал судье, что сдается. В глазах его товарища тоже разгорелась надежда на то, что он останется жив. Он благодарно посмотрел на нас и тоже кивнул головой. Под недовольный рев трибун мы выслушали решение судьи и отправились к трибуне…
А вот следующий бой потребовал от нас полной самоотдачи: два великолепных воина, вооруженных короткими одноручными мечами и щитами почти в половину человеческого роста, закованные в тяжелые латы, гоняли нас по песку минут пятнадцать! Да, достать нас у них не получилось ни разу, но и нам с нашим легким вооружением и кольчужными безрукавками добиться уверенного преимущества оказалось уж очень трудно: великолепно отработанные перестроения и сыгранность на грани волшебства давали нашим противникам значительное преимущество…
Пришлось работать на пределе возможности – сначала ускорился Ольгерд, а за ним и я. В режиме движения стало намного легче – в щели между щитами я начала улавливать мелькание стыков между деталями доспехов, а немного приспособившись к их манере двигаться, я вскоре нанесла первый результативный укол – рассекла правому воину косую мышцу живота. Через пару мгновений практически размазавшийся в воздухе брат подрубил правую ногу не успевшего среагировать на слишком быструю атаку раненого, а потом всадил меч под мышку его товарищу… Подставляя правый клинок под контратакующее оружие тяжелораненого воина, я достала левым мечом его пальцы и, глядя, как медленно вываливается меч из беспалой руки противника, поняла, что мы победили…
Как обычно, добивать противника Ольгерд не захотел: отскочив от рычащих от ярости воинов, он коротко склонил голову и убрал клинки в ножны, но, как оказалось, несколько рановато: сдаваться они не собирались! Наоборот, перехватив выпавшее оружие левой рукой, латник с силой метнул его в направлении расслабленно ожидающего команды судьи брата и чуть не попал! Перерубив вытянутую в броске руку, я вогнала второй меч в узкую щель шлема, потом присела, пропуская над собой меч его друга, и полоснула потерявшего равновесие противника по ногам…
Трибуны орали так, что я чуть было не оглохла, пытаясь расслышать команду бесстрастного, закованного в латы судьи. Впрочем, то, что мы победили, было видно и так: два трупа, лежащие у наших ног, свидетельствовали об этом не менее красноречиво, чем самая проникновенная речь глашатая…
– Жалко ребят! Хорошие были бойцы! – проорал мне на ухо брат, обнимая меня за плечи и увлекая в сторону трибуны, на которой меня ждал Вовка.
