– Ты точно все сдал?

Серега, нависнув надо мной, грозно сопел и слегка прищуренными глазами пытался проделать дырку в башке подчиненного. Привстав со стула, я, приблизившись к его уху, шепотом, но внятно и отчетливо произнес:

– Гусев, иди ты в жопу! – А потом, не выдержав, заорал: – Достал! Третий раз говорю, что все! Еще раз спросишь, пошлю в пеший сексуальный маршрут!

– Не ори! Я о вас же забочусь – вдруг вы кроме этого слитка еще что-то «забыли».

М-да… со слитком неудобно получилось. Он ведь в вещмешке у Искалиева так и болтался с самого начала – его туда Змей засунул после демонстрации. А потом, когда мы полезли в сокровищницу, Гек с Жаном остались сторожить «языка» и забросить золото в ящик у сержанта не было возможности. Ну а позже пустоголовый Лисов только выбравшись из нижнего хода тут же развил бурную деятельность и послал бойца на встречу с Одинцовым. Стеснительный Даурен, посчитав, что так и должно быть, а командир знает, что делает, безропотно потащил эту тяжесть по коридорам. Натер плечи узкими лямками «сидора» и, выбравшись наверх, с удовольствием закинул вещмешок в кузов «УльЗИСа». После чего о нем все благополучно забыли. То есть я забыл, потому что все завертелось очень быстро.

Сначала стрельба, потом разборки со Звонаревым. Дальше – больше. Только водители ушли под землю, как нарисовался комендантский взвод вместе с полковником Свиридовым и подполковником Рыковым, который представлял родное НКВД. Пока я, так сказать, вживую докладывал о находке, комендачи быстренько занялись выпроваживанием бойцов автороты со своей территории. Как только водилы убыли в расположение батальона, в гараж стали въезжать тентованные грузовики: три «ЗИС-5», три трофейных «Опель-Блиц» и четыре «ГАЗ-63». В голове и хвосте колонны шли по одному бэтээру. Когда вся эта гусеница вползла на площадку перед гаражами, то ворота закрыли, солдаты комендантского взвода оцепили периметр, а из кузовов «ГАЗонов», посыпались шустрые как электровеники бойцы охранной роты. Получив массу ЦУ, их старший, капитан Баринов, понятливо кивнул и, вытребовав Гека в сопровождающие, вместе со своими людьми двинул в сторону тайного хода.

Вскоре оттуда, подслеповато щурясь от света, полезли ребята Пичугина. К своим их не отпустили, а загнали в караулку. Ну понятно – им еще светят беседы с особистом и взятие подписок о неразглашении. Так что сержант, который перед выходом затарился продуктами, один черт – не прогадал. От особиста просто так не отвяжешься, поэтому завтрак и обед его пацаны проведут, треская свой сухпай.

Мне было немного неудобно перед водилами, но по-другому тогда я поступить все равно не мог. А лишняя подписка еще никого не убивала. Я их сам столько написал, что мне впору уже язык отрезать за ненадобностью, так как какую тему ни затронь, Лисову о ней говорить категорически запрещено.

А когда из люка вынесли первый ящик с документацией, я, извинившись перед Рыковым и Свиридовым, сослался на срочные дела и убыл на второй этаж казармы для беседы с пленным. Серега должен был подъехать только часа через полтора, во дворе торчать смысла больше не видел (тут и без меня командиров хватает), поэтому решил заняться делом.

Зайдя в пустующее помещение, увидел, что Гильденбрандт лежит на голой панцирной кровати, а Марат с Жаном, сидя рядом на табуретах, о чем-то оживленно беседуют. Увидев меня, Шах отвлекся от разговора и спросил:

– Как я понял – все нормально идет?

– Вполне. Рыков вовсю рулит, а Свиридов у него на подхвате, так что и без меня справятся. А ты, я смотрю, еще не начинал?

Шарафутдинов, правильно истолковав вопрос, отрицательно покачал головой:

– Куда ж я без тебя? – И подтолкнув ногой один из стоящих табуретов, ближе к койке с пленным, скомандовал: – Подъем! Сесть!

Немец, невзирая на раненую ногу, резво вскочил и, усевшись на предложенную мебель, застыл, положив руки на колени.

Я, поставив между нами солдатскую тумбочку, некоторое время барабанил по ней пальцами, а потом сказал:

– Предлагаю все начать с чистого листа. Чтобы сэкономить время, сразу хочу предупредить – вашим предыдущим словам мы не верим и даже заключили пари относительно звания захваченного «языка». Хочу порадовать – один из нас решил, что вы штурмбанфюрер. Поэтому давайте с самого начала – имя, фамилия, звание, номер части?

Гильденбрандт, по мере того как я говорил, выпучивал глаза и прижимал к груди связанные руки. А после моего вопроса плаксиво ответил:

– Господин майор! Я вам говорил чистую правду! Мы с моим кузеном…

– Жан!

Даурен, стоявший за фрицем, мой окрик понял правильно и мощной оплеухой сбил пленного на пол. Потом, подхватив его за шкварник, усадил обратно и, чуть отступив, опять неподвижно замер. Поощрительно ему кивнув, я опять воззвал к благоразумию немца:

– Видите ли, слишком много факторов говорит о том, что вы являетесь не тем, за кого себя выдаете. Готическая татуировка опровергает ваши слова о тотальной мобилизации. Поведение убитых в подземелье тоже убеждает в том, что вас, как командира, пытались эвакуировать с поля боя. И еще… вы не смогли сдержать разочарованных эмоций, когда поняли, что мои люди обнаружили золото. Не удивления при виде слитка, а именно разочарования, что говорит о каком-то вашем отношении к этому кладу.

– Господин майор, вы меня не так поняли! Я готов поклясться, что…

– Жан!

Искалиев повторил предыдущую операцию и, посадив утирающего юшку фрица на место, снова отступил назад. А я завел волынку по новой, создавая максимальный контраст между своим вежливым обращением и хлесткими ударами Даурена:

– Вы же достаточно взрослый человек, неужели у вас не хватает мозгов понять, что смешаться с общей массой пленных уже не выйдет? Поймите, мы ведь не патруль, который поймал подозрительного человека во время облавы. В этом случае у вас действительно был бы шанс выскользнуть. Но не сейчас. Каждое ваше слово будет скрупулезно проверяться и перепроверяться. И если им не будет подтверждения, то вас просто отдадут «мясникам». А эти ребята церемониться не будут, и получившийся на выходе инвалид расскажет все. Оно вам надо? И заметьте, я вас не пугаю, просто даю реальную картину будущего… На фанатика вы не похожи, тогда – зачем это странное упорство? Даже если вы руководили зондеркомандами, то советую рассказать об этом сейчас. Не буду скрывать – в этом случае, после проверки вас просто расстреляют и все. Но ведь быстрая смерть гораздо предпочтительнее долгих пыток. Так что?

Выговорившись, я сложил пальцы домиком и опять уставился на пленного. В этот раз тот не спешил уверить меня в своей белой пушистости, а задумчиво молчал, уставившись в одну точку. Где-то через пару минут ожидания, когда я уже хотел ускорить фрица посредством Жана, тот наконец заговорил:

– Хорошо. Развяжите меня и дайте в конце концов сигарету!

Ага! Похоже – дело пошло! Судя по всему, «язык», взвесив все шансы и прикинув, что вывернуться не удастся по-любому, решил говорить начистоту. Вот и умница. Сразу видно трезвомыслящего человека, а то до некоторых это доходило только тогда, когда они превращались в визжащие отбивные…

Кивнув Марату, я выложил на тумбочку пачку папирос с зажигалкой, опять уставившись на «Феликса». Тот, вытянув «беломорину» из пачки, прикурил, закашлялся, сморщился, но папиросу не выкинул, а просто стал затягиваться гораздо осторожнее. Сделав несколько «пыхов», как будто в руках у него была сигара, фриц осторожно положил окурок на край тумбочки и, пригладив рукой редеющие волосы, решительно заявил:

– Я – штандартенфюрер СС Карл Густав Вельдберг. Зондеркомандами не руководил, но номера своей части дать не могу, за неимением оного. Подразделение, которым я руководил, называлось просто – «Команда В» и подчинялось непосредственно рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Так что могу поздравить вас, господин майор, в ваши руки попала птица очень высокого полета.

После этих слов я быстро взглянул на расплывшегося в улыбке Марата, машинально почесал лоб, представив будущую экзекуцию, и, решив зря не травить душу, поинтересовался:

– А чем вы занимались в вашей «команде В»?

Бывший «Феликс» взял бычок и попытался его раскурить. Но поняв, что тот уже потух, удивленно пожал плечами, вытянул из пачки новую папиросу и, пустив клуб дыма, насмешливо улыбнулся и ответил:

– Я бы вам не советовал. Не советовал интересоваться такими вещами. Свое имя и звание я уже назвал, и теперь самым лучшим выходом из сложившийся ситуации было бы отправить меня дальше по инстанции – к вашему командованию. Просто есть такие вещи, о которых можно говорить только с соответствующими людьми. Ведь как говорится в русской пословице, «меньше знаешь – крепче спишь». Поэтому я возвращаю вам ваш вопрос – «оно вам надо»?

Ну-ка, ну-ка… Ой, как интересно… Боясь спугнуть удачу, я тоже закурил и принялся размышлять. Судя по гонору и понтам, фриц говорит правду. Но не это главное! Ведь может так случиться, что он окажется моим коллегой! Гусев еще год назад доводил до нас глухие и неподтвержденные слухи о существовании у немцев спецкоманд, выполняющих функции подобно нашей. Но подтвердить эти слухи было некому. Своего Штирлица, который бы рылся в сейфе у Гитлера утром, в обед и вечером, у нас, к сожалению, не было, а агентурный, давший нам намек на подобные подразделения, был как-то очень быстро арестован. Причем непонятно, то ли гестапо его взяло, то ли СД. Только сгинул человек с концами и потом, сколько ни искали следов этих хитрых спецкоманд, так ничего и не нашли.

Неужели сейчас повезет? Ведь не на пустом же месте этот Карл Густав сейчас туман напускает? Хотя все, конечно, надо еще прояснить, а то непосредственное подчинение Гиммлеру – это как-то… В общем, это чересчур сильно. Может, он назвал известную каждому солдату фамилию, лишь бы не буцкали больше? Так сказать, для придания себе солидности? Ладно… будем разбираться:

– «Оно» мне надо. Только я бы хотел уточнить, у вас на рейхсфюрера был прямой выход или все-таки через доктора Эрнста? И к какому конкретно департаменту принадлежала ваша «команда В»?

Было видно, что Вельдберга мой вопрос несколько озадачил. Он прежде чем ответить, потер раненую ногу, покряхтел и лишь потом выдал:

– Знаете, господин майор, вы меня опять удивили. Там, под землей, я думал, что на нас нарвалась обычная группа «чистильщиков». Но ваше звание – майор… Оно больше подходит начальнику отдела СМЕРШ дивизии, а то и армии. И я очень удивился, когда увидел ваши погоны в тех коридорах. Но даже если предположить, что вы просто решили тряхнуть стариной и пошли с поисковиками, то скорость, с которой началась вся эта суета, – пленный кивнул на окно, за которым слышались отрывистые команды и легкий мат бойцов НКВД, внезапно превращенных в грузчиков, – наводит меня на странные мысли. А ваши пехотные эмблемы еще больше укрепляют меня в них…

Блин, мне не интересно, что за мысли возникают сейчас в башке Вельдберга, хотя надо отдать ему должное – соображать он умеет. Будь я обычным особистом, то, обнаружив такие немереные запасы золотишка, начал бы докладывать по команде. Доклад сначала ушел бы наверх и, только пройдя всю цепочку, вернулся бы с необходимыми ЦУ. А во дворе практически ночь была, значит, те, кто мог принимать решения, отдыхали. То есть пока их замы разбудят, пока они врубятся, что к чему, пока перезвонят выше, то всяко-разно часа полтора—два до начала активных действий пройдет. У нас же все произошло практически молниеносно, вот эсэсовский полковник и задумался. Только мне его логические умозаключения сейчас вовсе не нужны. Мне нужна информация. Поэтому, ломая сложившийся ход допроса, я бросил бычок на пол, раздавил его сапогом и рявкнул на возомнившего о себе штандартенфюрера:

– Слушай сюда, мудак! Я тебе вопрос задал! Будешь отвлекаться, сержант начнет обработку! Ну, отвечай!

Карл моего наезда не сильно испугался, но, видимо, поняв, что с понтами и вальяжностью он несколько переборщил, ответил:

– Моя команда номинально относилась к первому департаменту РСХА. Отдел «А5». Но подчинялась непосредственно Кальтенбруннеру и Гиммлеру.

Отдел «А5». Так, так, так. Это что за звери? Первый департамент РСХА – это кадры… А вот отдел «А5»? Блин! Вообще-то я думал, что фриц окажется или из четвертого или из шестого департамента. Соответственно гестапо – оно же контрразведка или СД, оно же разведка. На «кадры» совершенно не рассчитывал и теперь лихорадочно вспоминал структуру главного имперского управления безопасности. Марат, видя, что я задумчиво морщу репу, тихонько подсказал:

– Фельде.

Йоп! Точно! Руководитель – Густав фон Фельде. А вспомнив его, увидел перед глазами развернувшуюся заученную таблицу: «А5» – это не соцобеспечение, кадры гестапо или общие вопросы. Это партийные кадры и кадры СС. Только вот общую картину такое знание совсем не проясняет.

Хотя… мы ведь тоже до прошлого года относились к какой-то комиссии партконтроля. Что в этой комиссии происходило, я до сих пор не знаю, но подчинялась группа Колычева непосредственно генеральному комиссару. Может, и здесь так же? А ну-ка…

– Какие именно задачи ставились перед вашей командой?

И когда немец стал их перечислять, то я понял – есть контакт! Это был именно коллега! Вот ведь свезло так свезло!! Ну, теперь его на полную раскрутят! Как соловей петь будет до тех пор, пока наши не вскроют всю систему спецкоманд! До Шаха, по-видимому, тоже дошло, кто сидит перед нами, поэтому он в возбуждении незаметно для немца ткнул меня в бок локтем. Ответив ему шальной улыбкой, я жестом прервал продолжающего говорить Густава. Про это он действительно будет рассказывать в другом месте, а сейчас меня чисто по-человечески интересовало, как такого важного чина могли оставить в городе? Это ведь равносильно тому, что мы бы Колычева в Могилеве забыли… Пх-х! Несерьезно! И куда делись остальные члены его команды, так как те, кого мы положили в подвалах, совершенно не тянули на бойцов спецгруппы. Ну… Кроме сволочного Артура, конечно.

Когда я задал этот вопрос, немец, кивнув, ответил, что его команда эвакуировалась на корабле, а сам он должен был убыть самолетом. Но «Шторьх», ожидающий на аэродроме, в последнюю минуту сожгла русская авиация, поэтому штандартенфюрер был вынужден искать альтернативу. Времени у него не оставалось совсем, так как советские войска уже входили в блокированный город, вот Вельдберг и обратился к Артуру Бонке, который был одним из руководителей групп «Вервольфа».

Бонке со своими людьми проводил полковника на конспиративную квартиру и начал искать возможность безопасного выхода из Кенигсберга. Но десять дней назад на квартиру вышла советская контрразведка. Была перестрелка, в результате которой раненого Вельдберга оставшиеся в живых «вервольфовцы» спрятали в подземелье. А на золото они сами наткнулись – чисто случайно. И про документацию наш «язык» тоже ничего сказать не мог. В смысле – почему ее оставили в городе. Мол, он этим не занимался.

Слушая пленного, поощрительно кивал ему, а когда он замолк, сказал:

– Очень хорошая «легенда». Я прямо заслушался. Но вы ее придумали наспех, поэтому есть некоторые огрехи. Не будем говорить про «подпольщика», который даже не удосужился сменить эсэсовскую форму, – это мелочи. Но вот то, что руководителя сверхсекретной группы оставили одного в городе, я не верю. – И видя, что фриц хочет что-то возразить, продолжил: – Просто я очень хорошо знаю всю эту кухню. Даже если вас задерживали особо важные дела, то при командире всегда должны были оставаться как минимум четверо «волкодавов» из вашей команды. Это не считая взвода охраны. И путей эвакуации в этом случае должно быть как минимум три, а не один. Значит, вы опять врете. Зачем? Что вы сейчас пытаетесь скрыть? Что-то оставшееся в подземельях? Так это бессмысленно. Сейчас саперы и войска НКВД там исследуют все до последнего закоулка. Так что?

Вельдберг на мою отповедь уже не пытался возражать, а только молча сидел, барабаня пальцами по здоровой ноге. В конце концов, досадливо дернув плечом, он заговорил:

– Господин майор, я действительно сказал неправду об обстоятельствах, заставивших меня остаться в городе. Но я настоятельно вас прошу – передайте меня своему командованию! У меня есть очень важные сведения, не терпящие промедления! Вас за задержку могут подвергнуть очень суровому взысканию!

Хм… все интереснее и интереснее. Но как же этот Густав к командованию-то рвется… И судя по его виду – бить этого хмыря сейчас бессмысленно. Молчать будет до последнего. Или дезу сливать. Видно, у него есть какой-то козырь, которым он хочет себе купить благосклонность русских. И странному пехотному майору этот козырь раскрывать совсем не хочется. Ну ладно… Попробуем по-другому:

– Я бы вас отправил к своему командованию. Но оно находится в Москве. А если вы хотите торговаться, то можете торговаться со мной, так как я обладаю всеми необходимыми полномочиями и выполняю те же функции, какие выполняли вы в своей армии. Только вы были руководителем группы, а я являюсь его замом. Так я слушаю…

Фриц несколько секунд смотрел на меня, а потом, как-то разом обмякнув, пробурчал себе под нос что-то типа: «А я ведь почти правильно догадался», и начал рассказывать.

Слушая его – я фигел, херел и дурел. Это же надо так все наворотить! Куда там Флеммингу с его Бондом! А все дело было в золоте…

Карл Густав Вельдберг был человеком умным, рассудительным и, главное, очень предусмотрительным. Верить в победу любимого рейха он перестал еще в сорок третьем, а весной этого года окончательно утратил всяческие иллюзии и принялся соображать, как же ему жить дальше. Предполагая, что будет с Германией и с эсэсовцами, а тем более такого ранга, как он, штандартенфюрер начал присматривать будущую страну спокойного проживания.

Аргентина ему очень нравилась, но все упиралось в деньги. Да и сама Аргентина в свете последних выступлений глав антигитлеровской коалиции, где они грозились отыскать нацистских преступников хоть в Африке, хоть в Антарктиде, уже не представлялась землей обетованной. И когда Вельдбергу в руки попался английский разведчик, то немец понял, что это возможный шанс к договору. Отпустив британца, хитрый Карл вышел через него на иностранный отдел бюро секретной службы Его Величества. Почти полгода они активно полоскали друг другу мозги, нещадно торгуясь, и вдруг месяц назад немцу выпал шанс. В числе прочих задач его группе было поручено курировать эвакуацию тринадцати с половиной тонн золота в глубь Германии.

Здесь Вельдберг и показал себя виртуозом кидалова! Он крутил-вертел, всячески оттягивая эвакуацию, и буквально в последний день перед сдачей города умудрился загнать все эти тонны в секретные подземелья. Потом, сымитировав свою гибель, вместе со старым знакомым Бонке и его людьми, разминировав подходы, на себе перетаскал золото в другое место.

Кстати, этот Артур оказался еще тем типусом. Он и со Скорцени служил, и инструктором немецких террор-групп, и под началом фон Залиша поработал. То есть зверюга еще тот. И как ни странно, действительно был родственником Вельдберга – каким-то троюродным кузеном. Вот они по-родственному и снюхались. У Карла Густава было золото и схема подземных ходов, а у Бонке – надежные люди. Только в процессе таскания золотишка выяснилось, что его люди, может, и надежны, но не все. Как там, в арии Мефистофеля было – «люди гибнут за металл». В общем схлестнулись они между собой. Самых корыстных смутьянов быстренько постреляли, в результате чего общее количество людей сократилось более чем наполовину, а полковник получил пулю в ногу. Ну а оставшиеся в живых, стали ждать… подводную лодку.

В этом месте допроса я подпрыгнул на стуле и попросил рассказывать поподробнее. Штандартенфюрер кивнул и стал говорить более детально. Оказывается, только узнав о золоте, он решил, что все – пан или пропал, и вышел с интересным предложением на англичан, благо связи были достаточно налажены. Вельдберг хотел гражданство, чистые документы, билет в Новую Зеландию и долю малую от сданного «лимонникам» богатства. Под долей он подразумевал четверть миллиона фунтов стерлингов. В МИ-6 думали недолго и согласились с предложением, сократив сумму до двухсот тысяч. Задействовали даже свою агентуру в Кенигсберге, которая, убедившись, что золото действительно имеет место быть, дала подтверждение этому на остров. Ну а потом все завертелось как хорошо смазанная машина, так что через десять дней лодка должна принять на борт груз и пассажиров.

– Где?

Немец, сбившись от моего вопроса, растерянно заморгал:

– Извините?

– Я спрашиваю – где должна вас подобрать лодка? Это ведь не катер и не шлюпка какая-нибудь! Это – подводная лодка. А золото находится под землей. Как вы планировали погрузку?

Карл, понятливо хмыкнув, объяснил:

– Вы, наверное, видели в том зале, где лежат слитки, зарешеченные ходы? Так вот – решетки съемные, а сами ходы выводят в другой тоннель. В нем даже узкоколейная дорога проложена для вагонеток. А этот тоннель тянется на несколько километров и выводит к подземному причалу для подводной лодки. Причал считается совершенно секретным, но доступ к подобной информации у меня был, так же как и карты фарватера. Их я уже передал английскому резиденту, поэтому проблем с проходом не будет.

Охренеть… Золото, предательство, англичане, разборки… Блин, как в книге про пиратов! Я помотал головой, приходя в себя, но чувствуя некоторую неувязочку, решил уточнить:

– Интересно, почему вы думали, что англичане вас не обманут? Не проще – забрать груз, а вам пулю в голову и всего делов? И даже если бы они себя вели по-джентльменски, во что я совсем не верю, то как вы думали делить деньги с остальными членами вашей подземной команды?

– Страховка… У меня была страховка. Операция должна была начаться только после того, как на мой счет в Цюрихе поступит вся сумма. Точнее после того, как мой человек в Швейцарии подтвердит это поступление. Вчера я получил радиограмму, подтверждающую честность англичан. А насчет пули в голову, это даже смешно… Они еще летом жаждали заполучить меня к себе. Знания, которые хранятся здесь, – немец постучал себя пальцем по виску, – стоят очень дорого. Но мы все никак не сходились в объемах вознаграждения. А тут – двойная удача! Англичане не только пополняют свой золотой запас, истаявший за время войны, как дым, но еще и получают меня в придачу. Так что за жизнь свою я совершенно не опасался. Были опасения только в размере оплаты. Великобритания сейчас практически нищая страна, и они дрожат над каждым пенсом, но после получения такого куша им ничего не стоило выделить мне несколько процентов от общей суммы.

– А ваши люди?

– Ну… – фриц замялся, а потом, решившись, сказал: – Своим я считал только Артура и даже готов был выделить ему восемьдесят тысяч, после того как обоснуюсь в Новой Зеландии.

Марат, выслушав этот перл, коротко хохотнул, а я поинтересовался:

– Он про это знал?

– Да! – Вельдберг с вызовом посмотрел мне в глаза. – Знал и верил, что я его не обману!

– Ну-ну… блаженны верующие… А как вы планировали поступить с остальными компаньонами?

– Я ничего не планировал. Планировал Бонке…

– Понятно…

М-да… с разборками в стиле незабвенного Флинта действительно понятно, зато со всем остальным – нет. Например, чем думал Артур когда согласился плыть с родственником в Англию? Это Вельдберг со своими знаниями им нужен, но вот Бонке… Хотя нет. Такие зубры англичанам тоже нужны. Особой щепетильностью «лайми» никогда не отличались и вполне могли взять бывшего немецкого диверсанта инструктором в тот же САС – коммандос дрессировать.

Я опять закурил и начал соображать, что же в рассказе пленного все-таки не дает мне покоя. Способ добычи золота? Нет, при его полномочиях провернуть подобную операцию вполне возможно. То, как они собрались убрать лишних? Ну, это уж совсем нет. Как говорится – «звериный оскал капитализма» и «человек человеку волк». То есть тут тоже все нормально. Связь с англичанами и своим человеком в Цюрихе? Рация, виденная в их лежбище, подтверждает и эти слова.

Кстати про рацию, когда я ее увидел, еще подумал: насколько основательно они тут устроились – даже связь поддерживают с командованием. Только, как выяснилось, эта связь была не с немецким командованием, а со Швейцарией и через шведскую резидентуру, с Лондоном. Так что и про получение денежной страховки хитрый Карл скорее всего не наврал. Тогда что же меня беспокоит?

И тут вдруг подал голос молчавший весь допрос Марат:

– То есть вы утверждаете, что в советскую зону оккупации придет английская подводная лодка? И совершит практически боевую операцию в зоне ответственности наших войск?

Ай, молодца! В корень зрит напарник! Вот оно то, что меня цепляло постоянно! Никогда, никогда при существующих раскладах англичане не пойдут на открытую конфронтацию с СССР. Во всяком случае, сейчас. Да, нас они ненавидят до зубовного скрежета и из-за угла пакостят как только могут (одна операция по устранению наших военачальников чего стоит). Но это все очень втихаря, через десятые руки и практически недоказуемо. А если их отловят сейчас? Мало ли как жизнь повернется, и вдруг произойдет неожиданный захват лодки с экипажем нашими солдатами? Это же не просто международный скандал! Это скандалище с большой буквы. Нас поддержат даже американцы, которые сейчас вовсе не похожи на чванливых янки моего времени и только-только начинают набирать силы. Сильная Британия им никуда не уперлась, поэтому возможность попинать островного льва амеры не упустят. Все эти мысли промелькнули за пару секунд, и я с интересом уставился на пленного в ожидании ответа. Но у Карла и на это был готовый ответ:

– Я не говорил, что лодка будет английская. Британцы не идиоты посылать сюда боевую единицу своего флота. Подлодка скорее всего будет немецкая с немецким же экипажем.

Удивившись этому, я поинтересовался:

– Откуда она у лайми взялась? Или у вас настолько сотрудничество уже налажено, что друг другу корабли с легкостью одалживаете?

Вельдберг пожал плечами и ответил:

– Мне не докладывали, но по своим каналам я знал, что в феврале этого года в Атлантике англичане смогли захватить поврежденную, но не затопленную лодку со всем экипажем. Скорее всего пошлют именно ее.

– Странно… мы про это ничего не знаем…

Немец, с превосходством улыбнувшись, пояснил:

– Эти сведения были сразу засекречены, а подлодка проходила по всем документам как потопленная. Фюреру не нужна была огласка столь прискорбного факта, а англичане про это тоже промолчали исходя из своих соображений. И предугадывая ваш следующий вопрос относительно контроля над подводниками… С уверенность говорить не могу, но в этом случае я бы поступил так: на борту лодки помимо неполного экипажа находились бы человек шесть англичан с документами пилотов. По «легенде» их подобрали в море, после того как они выбросились со сбитого самолета. Пять-шесть вооруженных солдат вполне достаточно для контроля команды. А если все пойдет не так и операция провалится, то они сами – пленники и с них взятки гладки. Подозрения будут, но реальных доказательств не будет точно. Хотя, я думаю, контролировать команду особо не понадобится – после полугода интенсивной моральной обработки немцы не станут выкидывать никаких фокусов. Да и в экипаж наверняка вошли только те, кто добровольно согласился сотрудничать с британцами…

М-да… все предусмотрели… Вот жуки! Да и этот Карл Густав не хуже! Меня при взгляде на вальяжного даже сейчас немца не покидало ощущение, что он один черт что-то недоговаривает. Ну не считает «язык» сидящего перед ним офицера достойным того, чтобы рассказывать ему все и сразу. Хотя, конечно, человек, обладающий такой властью и отчитывающийся только перед высшими руководителями рейха, имеет столько тузов и козырей в рукавах, что я для него – мелочь пузатая. Даже невзирая на то, что фриц знает, что я – из спецгруппы ставки. Ну и черт с ним! Хвастаться своим реальным положением перед сидящим гитлеровцем точно не буду, тем более что основательно и вдумчиво его трясти начнут только в Москве.

А сейчас Вельдберга можно оставить в покое. И даже более того – сдувать с него пылинки, чтобы штандартенфюрер, не дай бог, не простыл, или каких-нибудь коликов у этого хмыря не приключилось, а то мне будет очень больно об этом вспоминать. Серега лично голову открутит и не поморщится…

Поэтому лучше всего будет отвезти ценного немца в госпиталь, а потом накормить обедом, чтобы не зачах. Кстати, про госпиталь это я правильно вспомнил. Хоть здешний санинструктор и говорил, что рана неопасная и заживает хорошо, но если вдруг будут осложнения, с меня спросят так, как будто этого Карла я сам подстрелил и помощь не оказал.

Решив так и сделать, я, позволил немцу лечь на койку и, оставив с ним ребят, пошел на улицу. Там вовсю продолжали кипеть погрузочно-разгрузочные работы. Народу, кстати, тоже прибавилось – за каждой парой бойцов, тащивших ящик, теперь следовал как минимум сержант НКВД. На меня – чумазого, небритого, с ободранным подбородком и странной походкой – новоприбывшие косились с подозрением, но пока никто не пытался схватить непонятную личность. Показав неприличный жест наиболее пристальным глядельщикам, я закурил и, усевшись на бордюр, принялся крутить головой в поисках наших машин. И тут ко мне подскочили Гек со Змеем. Женька шествовал, держа руку подальше от тела и с брезгливой миной таща грязный вещмешок, а Леха, который рысил налегке, добежал до меня первым и сразу начал с претензий:

– Илья, куда вы все делись? Мы тут уже минут двадцать крутимся, но никто толком ничего не говорит. Какой-то подполковник подсказал, что ты пошел заниматься делами, но куда именно пошел, он не в курсе. И главное – машины наши стоят, а вас нет!

– Где машины?

– Там… – Пучков махнул рукой в глубь двора: – На мойке. Водилы, пользуясь случаем, решили свои таратайки помыть. А Витька-то Пальцев что учудил!

– Что? Опять чего-то стырить для своего «козла» хотел, а его поймали?

– Нет. – Гек со смехом отрицательно помотал головой. – Он машину внутри помыть задумал, поэтому все из нее повыкидывал и горкой в сторонке сложил. А на самом верху – вот.

С этими словами Лешка показал на Козырева, возле ног которого лежал мокрый и грязный «сидор».

– Что – «вот»?

– Да это же тот слиток, с которым Даурен таскался! Он его в «виллис» положил, а Палец сейчас чуть вообще не выкинул. Завязки мешка намокли, развязать не получилось, чтобы посмотреть, что там, вот он и швырнул не глядя. Еще бурчал, что мы какое-то тяжелючее и грязное говно в его машину постоянно норовим подсунуть.

Хорошо, что я и так сидел… Мысль о том, что мы влегкую могли бы прощелкать килограммов десять–двенадцать золота, и о том, чем это могло обернуться, молнией пронеслась перед глазами, заставив покрыться крупными мурашками. Немного придя в себя, я поднялся и толкнул речь, начинающуюся словами:

– Вашу маман!!!

По-хорошему, конечно, ругать надо только самого себя, но это было бы неинтересно да и глупо. А так – выговорился и сразу отпустило. Мужики к моим словесам отнеслись с пониманием и слушали внимательно, не перебивая, глядя на пыхтящего командира смеющимися глазами.

После облегчения души я от греха подальше забрал драгоценный «сидор» у Змея, и как раз в этот момент во двор торжественно въехал Гусев. Быстро поздоровавшись с попавшимся на пути Рыковым, Серега нашел меня глазами и, подскочив, принялся обнимать, похлопывая по спине и приговаривая:

– Ну, Илья, ну молодец, ну порадовал! Я уже наверх… – он ткнул пальцем куда-то в небо, – доложил о твоей находке! Это же надо! И сколько там этого добра?

– Чуть больше тринадцати тонн, но не это главное…

Я хотел сказать про пленного, но не успел, так как Гусев продолжил говорить:

– Понимаю, там еще документация какая-то вам попалась, но с ней спецы разбираться будут! А вы – крутите дырочки! И от меня лично вам всем – благодарность!

Еще немного похлопав меня по плечам, Серега, неожиданно став серьезным, понизил голос и спросил:

– Я надеюсь, вы там ничего не «затрофеили»? Учти, Илья, дело будет на таком контроле, что самая мелкая вдруг всплывшая цацка может всем жизнь испортить…

– Нет, все ссыпали обратно. Я же понимаю. Единственно – вот… – Мотнув вещмешком, я расстроенно пожал плечами. – Это сразу не скинули, теперь таскаемся как дураки с писаной торбой…

Гусев молча посмотрел на «сидор», зачем-то одернул китель и, издав горлом странный звук, ухватил меня за рукав и поволок в сторону ближайшей казармы. Там, зайдя в расположение и убедившись в отсутствии посторонних ушей, подозрительно ласково поинтересовался:

– Что у тебя в этом вещмешке?

– Я же говорю – один слиток, что мне ребята показывали, так и болтался с нами всю дорогу. Я о нем забыл, а потом вообще все резко завертелось, поэтому только сейчас и вспомнил про это золото. Но не это главное!

– Завертелось, говоришь, – прошипел Серега, после чего стал густо краснеть и, задыхаясь, расстегнул верхнюю пуговицу кителя. – Не это главное, говоришь?!

А потом командир стал реветь, как атомоход в тумане. В этом реве было все: и то, что он думает обо мне, и мысли о моей группе, и даже красочные описания нашего будущего, выданные исключительно в матерных и мрачных тонах. Я, помня себя десятью минутами раньше и отношение ребят к моему ору, спокойно стоял, не возражая, лишь кивая в нужных местах.

Но Гусев распалялся все больше, и в конце концов, когда мне это надоело, я начал орать в ответ. В запале даже пнул валяющийся мешок, ушибив себе палец, а после этого мы оба как-то быстро успокоились. Командир пытался еще чего-то вякать, но уже без души, а я, пообещав заслать его в пеший сексуальный маршрут, окончательно убедил Гусева в отсутствии у меня мыслей прикарманить этот долбаный кусок аурума. Потом мы помолчали, и командир, в знак примирения протянувший мне свою коробку папирос, спросил:

– А что ты все время говорил про «неглавное»? Чего вы там еще нарыли?

Вытянув папиросу, я, подняв палец, ответил:

– Вот! Вот с этого и нужно было начинать, а не орать кастрированным бегемотом!

– Ладно, хватит! Просто все это очень серьезно… Поверь мне на слово, золото – это такая сволочная вещь, которая не одну жизнь изломала. Вот я за вас и испугался… неужели поддались?

– Нет, – тоже став серьезным, я покачал головой, – даже в мыслях не было. Честно скажу – будь там всего десяток монет, то на сувениры бы их разобрали и все. Да еще и перед тобой похвастались такими прикольными трофеями. А здесь… здесь Серега масштабы совершенно иные. Государственные… Поэтому тот металл нами как золото и не воспринимался даже…

Командир, проникнувшись моими словами, покивал, а потом, ткнув кулаком в плечо, выдал:

– Ты извини, что я так на тебя распалился.

– Проехали! А теперь про главное! Я докладывал, что мы взяли «языка». Так вот пока ты ехал сюда, я его успел слегка расспросить. Знаешь, кем он оказался?

Собеседник вопросительно поднял бровь, и я принялся рассказывать внимательно слушавшему Гусеву результаты допроса штандартенфюрера СС Карла Густава Вельдберга.