– Мочи козлов!

Азартно матерясь, я отбросил пустой тубус гранатомета и опять схватил пулемет. Фрицы перли, как народ за водкой в горбачевские времена. Причем, похоже, перед атакой для поддержания общего тонуса организма они граммов по триста шнапса приняли, в нарушение всех уставов. Вообще такое в первый раз встречаю, обычно пьяными в атаку ни наши, ни немцы не ходят. А тут видно сильно припекло… Ну да были бы трезвые, давно бы очко сыграло и откатились. Вон, только на этом участке восемь танков и бронемашин с крестами густо дымят. А пехота все лезет.

– Ара, не спи, диск давай!

Чернявый горбоносый боец сунул мне в руку снаряженный диск, а сам опять плюхнулся на дно окопа и принялся забивать следующий. Ну хоть такая помощь от него есть, уже хорошо. Во всяком случае, делом занят, а не бросив винтовку и забившись на дно окопчика, активно клянчит у господа спасения. Конечно, и среди личного состава черных полков были смелые люди, но основной своей массой воевать они не желали категорически. Я так думаю, по большому счету им было по барабану, кто выиграет– русские или немцы. Для них-то все равно ничего не изменится, поэтому героизма и стойкости от этих солдат ожидать было даже странно. А все песни и заклинания партийных вождей о нерушимой дружбе народов, по большому счету, так и остались просто заклинаниями. Не зря же в царской армии практически не было солдат с восточных и южных окраин империи. Русские цари внутрисемейный расклад в стране понимали, выходит, гораздо лучше теперешних генеральных секретарей…

План окружения в Крыму 11-й армии, как и все планы, дожил только до первого выстрела. Потом события стали разворачиваться сами по себе. Нет, на севере все было нормально. Мы сумели остановить удар танковой дивизии и теперь развивали успех. Причем остановили, как в кино. В район Джанкоя были переброшены три дивизиона реактивных минометов, которые и вдарили буквально за полчаса до начала наступления немцев по сосредоточению их войск и техники. Ну а дальше в дело пошли пехотные дивизии и танковая бригада. А здесь, на юге, дело застопорилось. Немцы сумели прорвать нашу оборону и чуть было не вырвались на оперативный простор. У этого хитрожопого фон Левински в заначке оказались вовсе не два танковых полка, как мы предполагали, а гораздо больше. Сколько – непонятно, но только за первые три дня боев намолотили около сорока танков. Если бы не гранатометы, прошли бы фрицы, как на параде. Но сейчас то, что не достреляла ствольная артиллерия, добивала пехота. Немецкие танкисты уже ближе двухсот метров к нашим окопам и не подходили – ученые стали. Поддерживали своих издалека. Но все равно – было тяжело. Все свежие войска мы перебросили на север, так что здесь сейчас выгребали последние резервы – хромых, косых, писарей и штабных. Даже «черные» части отвлекли от стройбатовских и полицейских работ и сунули затыкать прорыв. А также здесь, на юге Крыма, впервые применили заградотряды. Это здорово повысило боевой дух диких полков, которые раньше резво отступали, стоило увидеть мелькнувший на горизонте немецкий танк. Но теперь, попав в такие вилы, гордые горцы довольно неплохо держали оборону. Ну правильно – немцы в горячке боя в плен брать не будут, просто ухлопают. Назад тоже не побежишь, вот и стали проявлять магомеды да гоги если не массовый героизм, то хотя бы стойкость. Мы попали на участок именно такой обороны. Свалить вовремя не успели, фрицы нас окружили, поэтому я с Пучковым и водителями рванули на передовую, которая неожиданно оказалась в пятистах метрах от расположения. Горячие сыны Кавказских гор уже успели окопаться и теперь густо пуляли в сторону немцев, правда, не поднимая головы из нарытых ямок. Хорошо, подошли два батальона 173-го полка с батареей ПТО и целой кучей гранатометов. Чуть позже подкатили две ЗУ, на базе ЗиСа-5. М-м-м-м… Как они молотили… Немецкие танки мы уже повышибали, и теперь, стоя в тылу, метров за триста от наших окопов, они просто выкашивали наступающих. Потом немецкая артиллерия нащупала позиции одной зенитки, и разрывы снарядов начали вспухать возле грузовика. Видно, что-то повредили в нем, потому как второй, подскочив и взяв на буксир начинающую дымить ЗУшку, резво уволок ее за деревья. Еще через десять минут появилась шестерка Ил-2. Я, честно говоря, чуть не обделался, когда увидел, что они на нас заходят. Вовремя сообразил, завопил дурниной:

– Ракетами наш передок обозначьте! У кого ракетница есть, стреляйте!

В нескольких местах по линии обороны нашлись командиры, выпустившие несколько ракет в сторону немцев. Штурмовики, поддернув нос, с ревом прошли над головами и начали долбать по отступающим фрицам. На втором заходе пустили эрэсы куда-то за холм. Оттуда почти сразу мощно грохнуло и повалил дым. Ха, похоже летуны накрыли фрицевскую артиллерию. И действительно, артобстрел наших позиций прекратился. Моментом стало легче дышать. Народ, пока выдалась передышка, начал усиленно ввинчиваться в землю. Нацкадры, глядя, как бойцы 173-го полка роют траншеи, тоже принялись соединять свои стрелковые ячейки в единые окопы. Ну и правильно – маневр получится лучше и не так страшно одному в ямке сидеть, когда даже соседей не видно и кажется, что весь вермахт только на тебя прет. Хотя, честно говоря, пока их командиры не начали пинать, к рытью не приступали, предпочитая только смотреть. А ближе к вечеру пришло еще одно пополнение. Глядя на этих бойцов, только рот раскрыл. То, что у них было немеряно РПГ, это ладно, но у них были бронежилеты! Не такие, конечно, как у нас, а цельным панцирем. Они так и назывались – панцирная пехота. Стальной нагрудник, который только пулеметная или винтовочная пуля может взять, и то, если в рикошет не уйдет. А против автоматных, они же пистолетные – держит очень хорошо. Да все с автоматическим оружием. Делились на классические пятерки – два автоматчика, пулеметчик, гранатометчик с помощником. Это я все узнал у ротного из подкрепления. Глядя на еще дымящиеся танки, он только присвистнул и спросил:

– Жарко было?

– Да нормально… вовремя ребята из 173-го свои трубы притащили, да ЗУшки очень хорошо помогли. Отчаянные мужики – выскочили почти на линию окопов и давай фрицев поливать. Правда, одну машину у них подбили. Ты там проходил, не видел – как они?

– Видел – в движке копаются, вроде чинят чего-то.

Потом старший лейтенант рассказал, как вообще обстоят дела. Оказывается, их в Крым аж с Дальнего Востока перекинули. И не только их.

– С нами еще танковая бригада разгружалась…

– Салабоны или обстрелянные?

– Не знаю, не говорил с ними, но по повадкам – бывалые.

Это хорошо, если бывалые. Это значит, на наше направление техники подкинули, и теперь гадский Левински, наверняка предок известной в наше время минетчицы Моники, получит по рогам. Тут по рации со мной очередной раз связался Колычев:

– Как там у вас?

– Нормально.

– Тогда хватит воевать, бери Пучкова и давай обратно ко мне.

– Понял, сейчас будем… а что там у вас за стрельба была?

– Придешь – сам увидишь. Отбой связи…

Оторвав Леху от беседы с земляком, пошел в расположение штаба. Ого! Тут, выходит, тоже повоевали. Уткнувшись в сарай, стоял вонюче дымящий Pz.III, а метрах в тридцати от него Ганомаг SdKfz.251 с развороченным движком. И фрицы лежали довольно густо. Штук тридцать трупов насчитал, пока шел. Да, блин, неплохо штабные повоевали… Если бы эти нам в тыл ударили – неизвестно, как бы оно повернулось. А так, похоже, они нарвались на ту ЗУшку, которую чиниться отволокли. Да и комендантская рота тоже во фланг им вовремя ударила… Зайдя к полковнику, я поскользнулся на гильзах, усыпающих пол, и вытаращил глаза. Иван Петрович вид имел бравый и воинственный, несмотря на перевязанную руку. В комнате сильно воняло порохом, а в окне торчал пулемет. Выходит, наш начальник не только аналитические записки писать умеет…

– Командир, вы как? Сильно ранило? – Я кивнул на бинты.

– Ерунда, царапнуло. – Колычев махнул здоровой рукой, а потом неловко попытался прикурить. Я щелкнул своей зажигалкой, и Иван Петрович, с удовольствием затянувшись, откинулся на спинку стула. Выпустив дым, он пожевал губами и сказал:

– Конечно, рано еще говорить, но похоже, немцы выдохлись. Даже не столько выдохлись, сколько опоздали. С нашими вовремя подошедшими резервами им уже ничего не светит. Тем более сегодня ночью в Евпатории был высажен десант. Правда, без танков, но зато с артиллерией. Так что это у них, – он показал подбородком в сторону окна, – была последняя попытка. И на севере, во встречных боях, наши прорвали оборону и дошли почти до Каркинитского залива.

Ну, про прорыв обороны и разгром танковой дивизии фрицев я и раньше знал. Но вот то, что так шустро будет идти наступление – не ожидал. Этот самый залив находится в северо-западной части Крыма, а это значит, что колечко практически замкнули. Теперь бы не получилось, как с тем мужиком и медведем, но похоже, командование очень большое значение уделяет событиям в Крыму и поэтому без штанов нас не оставит. На всем, что плавает, густо перебрасывают с Большой земли войска. Так что шанс задавить Манштейна стал не просто большой, а почти вероятный.

Похоже, усатый вождь убедился, что японцы крепко завязли с амерами в Тихом океане и в ближайшем будущем наступать на нас не собираются. Вот и стал снимать дивизии с этого направления. У джапанов, правда, в Китае почти миллионная Квантунская армия трется, хотя нет, их там тысяч шестьсот сейчас. Это где-то 15–16 дивизий. В Маньчжурии да в Корее размазались вдоль границы и ждут, когда немцы нас придавят. До этого бздят нападать, сыновья, блин, священного ветра, помнят, небось, как их в двадцатых годах с нашей территории вышибали даже не регулярные войска, а партизаны. Да еще и командующий Дальневосточным фронтом, Апанасенко Иосиф Родионович, развил там просто бурную деятельность. Мало того, что он с нуля создавал дороги от Хабаровска аж до Восточной Куйбышевки, так самое главное, комфронта совершенно без помощи из центра взамен забранной у него на Западный фронт дивизии создавал новую. Причем на месте дислокации старой. Вот где был настоящий второй фронт!

На все вопли разобиженного Гитлера, типа почему медлите и не нападаете на СССР, японцы вполне резонно отвечали, что ни одной дивизии не покинуло своего места дислокации. А при существующем сейчас раскладе сил нападать на Союз для них явное самоубийство. И как бы фюрер не брызгал слюной, доказывая, что десятки тысяч военных переброшены с Дальнего Востока и вовсю долбят вермахт на западе, япошки, шевеля губами и загибая пальцы, пересчитывали оставшихся и посылали своего союзника в дупу. Мол, брешете, партайгеноссе! Все на месте! А то, что вам дают прикурить, так это ваши проблемы. Как только погоните русских, так и мы в войну вступим!.. У немцев же сейчас облом за обломом. Так что обрыбятся япошки. Да и с техникой у них не густо. Вспомнил свое охренение, когда услышал название их самолета, и ухмыльнулся. «Мицубиси»… надо же. Тогда еще подумал, что если и танки у них – «Панасоник», а пушки «Тойота», то такую технику подрывать просто рука не поднимется…

За окном загудело, и я, высунувшись, увидел колонну танков, не меньше батальона. Разных шмакодявок типа Т-60 или прочих пуленепробиваемых БТ среди них не было. В основном тридцатьчетверки и три КВ. Колонну сопровождали две зенитные спарки на базе Т-70. Ну, блин, наконец-то. Похоже, командиры взяли за твердое правило – без зенитного сопровождения ни шагу. Нет зениток – двигайся ночью, а в противном случае, если колонну раздолбают с воздуха, то пославший ее загремит под трибунал. Это правило ввели недели две назад и уже успели одного комдива, который его нарушил и угробил батальон пехоты таким макаром, осудить, разжаловать и в штурмовую роту сунуть. Остальные стали дружить с головой и действовать по уставу. То есть без прикрытия – ни-ни.

А потом все завертелось очень быстро. Мы сначала перебазировались в центральную часть Крыма, а потом вообще в Красноперекопск. Севернее был только Армянск, за который наши уцепились зубами и отражали все попытки фрицев вызволить свои полураздолбанные дивизии. Остатки 46-й пехотной сдались еще на прошлой неделе, и теперь сводные отряды охотников вылавливали по горам тех немцев, до которых еще не дошло, что война для них уже закончилась. А основную часть 11-й армии прижали к западному побережью и гасили со всех сторон. Немцы, правда, держались стойко и часто контратаковали. Новоивановка пять раз переходила из рук в руки. Да и через залив заботливое командование подкидывало им боеприпасы, хотя флотские это дело пресекали по мере сил. Фрицы, как обычно, пытались сунуть на поддержку своих избиваемых войск авиацию. И это у них даже вначале получалось. Такое впечатление было, что самолеты они со всего Восточного фронта собрали и кинули против наступающих войск. В налетах участвовало по двадцать-тридцать машин. Тут уж никакое зенитное и истребительное прикрытие не помогало. У нас просто столько его не было.

Потом вдруг напряжение спало. А еще через два дня мы узнали, что в районе Ленинграда Особая Ударная армия под командованием генерала Черняховского, прорвав кольцо блокады, отбросила немцев от города где на тридцать, а где и на пятьдесят километров.

Вот те нате! Какой на фиг Черняховский? Он же дивизией в это время командовать должен? Вроде только через три месяца генералом станет. А тут целая армия. И куда Власов делся? Кто теперь предателем работать будет? Похоже, теперь предать у него не получится. Глядишь, еще и героем заделается. И термина – власовцы, тоже не будет. Хотя хрен его знает, как оно теперь повернется? Может, появятся какие-нибудь петровцы или баграмяновцы? Ну да там видно будет.

Фрицы теперь все силы бросили против свежеиспеченного генерала Особой Ударной. Но, правда, насколько я знаю историю, Черняховский – очень грамотный командир. И людей берег, и операции тщательно продумывал. Причем тот же супер-пуперный Жуков и рядом не стоял. Если нового командарма наши сейчас без снаряжения не оставят, не видать немцам новой блокады Ленинграда, как своих ушей. Ну да Питер от нас далеко, а в Крыму, чтобы прекратить ненужную дискуссию, верховный сделал финт ушами. Немцы-то сначала окруженцев по морю снабжать хотели, но наши катерники это безобразие быстро прекратили. Тогда к делу подключился толстый Геринг со своим люфтваффе. Тут у фрицев стало получаться несколько лучше. Правда, стационарных аэродромов у них не осталось и поставки по воздуху компенсировали только самое необходимое, и то в минимальных количествах. Вот тогда-то все и произошло. Я очень удивился, увидев на нашем аэродроме штук двадцать огромных старинных бомберов. На подобном, только переделанном в пассажирский, в начале войны, помню, в Москву летал. Вот странно… Думал, что этих тихоходов еще в прошлом году всех повыбили. Ан нет. Собрали по закоулкам. И охраняли их не бойцы БАО, а чуть не батальон НКВД. Когда спросил у Колычева, к чему эти излишества, он ответил, что окруженных немцев собираются гасить моей новинкой. Каждая из этих медлительных лайб могла нести тонны по две напалма. Разведка уже выдала им цели, и авианаводчики доставлены по местам. Так что все готово для применения локального ОМП. А в том, что это оружие массового поражения, я и не сомневался. Это не бочку двухсотлитровую с кукурузника слить на вражьи позиции. Тут ведь такой эффект получится, что будь я зеленым, сразу пошел бы и застрелился, потому как в этой части Крыма отдыхать несколько лет нормально не получится. Экологии, так сказать, будет нанесен охренительный урон. Что останется от фрицев после такой обработки, даже затрудняюсь сказать.

ТБ-3 сделали шесть ночных вылетов… Причем шестой случился только потому, что до них не успели довести приказ отбоя. Немцы долго раскачивались, и фон Левински выступил с идеей капитуляции поздним вечером, чем обрек свои войска еще на один огненный дождь. Да уж, досталось немцам по полной. Тут даже не количество потерь роль свою сыграло, максимум, может быть, пара тысяч за все это время попала под огонь, а именно вид смерти. Слухи в армии быстро расходятся, да еще и после каждого налета на соседние позиции скидывались тысячи листовок, призывающих к сдаче. В противном случае обещалось залить огнем все вокруг. Сработал психологический фактор. Если бы с ТБ сыпались обычные бомбы, то потерь, быть может, у немцев даже больше было. Но это новое оружие, да еще и такое страшное…

Вообще, все новое у противника сильно пугает. Когда первый раз использовали реактивные минометы, которые впоследствии стали называть «Катюши», так разбежались не только немцы, на которых обрушился огненный шквал, но и русские. Наши, как я понял, – на всякий случай. До пехоты ведь никто не довел, что это новое советское чудо-оружие. А завывало очень страшно, и поэтому быстро-быстро сваливали обе стороны. Не знаю, что там было у немчуры, но троих красных командиров за панику отдали под трибунал…

Ну а сейчас никто из фрицев не мог предположить, сколько в действительности у нас смеси, да еще и то, что противопоставить налетам они ничего не могли, сыграло свою роль. Ночных истребителей у них было мало, и почти все они базировались в Германии. Зенитки же медлительным гигантам наносили минимальный ущерб. Я сам видел, как днем латали машину, на которой было более двух сотен пробоин, но она без проблем добралась до своего аэродрома. А каждую ночь сидеть и ждать, на кого с неба польется огонь, было выше человеческих сил. И пусть точность налетов была просто отвратительная, но немцы сломались. Ночью не спать в ожидании жуткой бомбардировки, а днем подвергаться все более усиливающимся ударам с земли было невозможно. Тем более что наши после спонтанно возникшей паники сумели взломать оборону немцев и вырвались к ним в тыл.

Меня потом напалмовая вонь с неделю преследовала, когда мы, следуя за наступающей пехотой, съездили на бывшие немецкие позиции, попавшие под последний удар, посмотреть, как это все действовало. Даже запах моря и наступившей весны не смог перебить запах бензина и паленого мяса. Впечатления были незабываемые. Уж насколько за этот год привык ко всему, но вид обгорелых домов и оборонительных сооружений, заваленных жареными трупами, подействовал даже на меня. Фрицы тоже впечатлились. До невозможности… Позже среди пленных увидел несколько связанных людей. На вопрос: «Зачем?» конвоир ответил, что это психи. В смысле, сошедшие с ума после ночных налетов. Правда, их из общих колонн быстренько извлекали, грузили в машины и куда-то увозили. Так думаю, что явно не на лечение… И это только буйных. Сколько было тихо помешанных – никто не знал.

Я же, захваченный новой идеей, засел за новые наброски. К творчеству меня сподвигли виденные пехотинцы в панцирях. Цельный железный нагрудник с намудником – это, конечно, круто, но вот полноценный броник – это еще лучше. Панцирь только перед защищает, да и неудобен он. До этого только мысль мелькала бронежилеты предложить, но ее откидывал. У немцев-то в основном винтари и пулеметы, броник такую пулю не держит, зачем же лишнюю тяжесть таскать. Но теперь вот подумал – у них ведь и автоматов масса появляется. Да и от осколков такая вещь хорошо помогает. И если в нормальные (в моем понимании) бронежилеты одеть именно штурмовые подразделения, то это сильно может снизить потери атакующей пехоты.

А еще через две недели всю нашу группу во главе с командиром и уже вернувшимся Гусевым загрузили в самолет и отправили в Подмосковье. Точнее, в Балашиху. Там создавалась школа инструкторов. Приказано было этих инструкторов обучать. Причем не только нам. В четырех школах, созданных по Союзу, зубры диверсионно-разведовательной работы должны были передать свой опыт почти полутора тысячам курсантов, которые после обучения и сдачи практических экзаменов сами становились инструкторами. По новой доктрине командования земля должна была гореть под ногами у немцев на оккупированной территории. Теперь наши войска будут стремиться не опрокинуть передовые части фрицев и рывком выйти чуть не к старой границе, а во избежание окружений и охватов двигаться планомерно, подтягивая тылы и делая упор на маневренную оборону. Удары наноситься будут только тогда и на тех участках фронта, где обескровленные непрерывными диверсиями и терактами немцы будут оставаться без самого необходимого. И упор будет делаться не на захват как можно большей территории, а на уничтожение или пленение живой силы противника. Как сказал Берия на совещании:

– Чем больше мы их набьем здесь, тем меньше останется нам работы в Германии.

За основу были взяты стариновские выкладки ведения такого рода боевых действий. Вот где мужик умный! Мне до него как раком до Китая. Блин! Если бы нохчи, во время чеченской войны, использовали его наработки, тут не то что о победе нашей армии не пришлось бы говорить, а наоборот, о полном ее поражении.

В задачу формируемых групп входило и уничтожение эшелонов противника, атака и уничтожение его колонн, освобождение военнопленных из концентрационных лагерей и препятствие немцам в угоне наших людей в Германию. Формирование на основе таких групп новых партизанских отрядов и поддержка городского подполья. Да всего не перечислить! Главное, чтобы немцы снимали дивизии с фронта и пускали их на защиту своих тыловых объектов, чем должна была воспользоваться наша армия. Оговаривалось все – и связь, и взаимодействие групп между собой и теми частями Красной Армии, на участке которых будут действовать диверсанты. Была обещана даже поддержка с воздуха! То есть шесть-семь групп, слившись в одну, при поддержке авиации вполне могли бы разгромить штаб армии и потом, опять разделившись, скрыться с места боя. Потери в новообразованных частях ожидались, конечно, большие, но брать туда собирались только добровольцев. М-да… Это не истребительные отряды, где Космодемьянская действовала… Тут отдельные хаты жечь не будут. И пару раз выстрелив по обозникам, полдня по чащобе сваливать тоже не будут. Народ собираются дрессировать очень серьезно. Вот только интересно – что же из всего этого получится? Получив все материалы и инструкции, разъехались по местам новой службы. Но перед этим, сославшись на свое очередное озарение, встретился с Владимировым. Его КПВ я знал не очень хорошо, но точно знал, что он над ним работать начнет только в сорок третьем году. Крупных калибров нам конкретно не хватало, и даже то, что я вспомнил, надеюсь, должно будет ему помочь изобрести свой пулемет гораздо быстрее.

А потом началась плотная учеба, обмен опытом и преподавательство. Это было еще хуже рейдов по тылам. Уставали все, как последние сволочи… Спать получалось по четыре-пять часов, не больше. Правда, кормежка была от пуза. Только тренировки все калории сжигали напрочь. И так неделя за неделей. Через полтора месяца я сбросил килограммов шесть, но зато по резвости стал превосходить борзую. Как-то раз, заметив в высокой траве молодого зайца, мы на пару с Пучковым его загнали! То есть ушастый устал быстрее, чем мы!

Гусев от большей части тренировок на выносливость отлынивал, отмазываясь возрастом, но зато, обучая инструкторов рукопашке и тактике, превосходил всех. Из меня, например, учитель получался так себе. Сталкиваясь с тупостью, я моментально зверел, и люди пугались, замыкались, теряли речь, и добиться прогресса было уже невозможно. Серега же мог терпеливо раз за разом объяснять то, что непонятно.

Потом отметили майские праздники. То есть, конечно, не 1 и 9 мая, а пока только первое. По случаю праздника было полдня выходных. Да еще Пучкову дали звание сержанта ГУГБ НКВД, что соответствовало армейскому лейтенанту. Так что отпраздновали и день солидарности, и новые кубики одновременно.

Правда, меня все время сильно напрягал факт советского безудержного наступления. А именно, обстановка на Юго-Западном фронте. Во всяком случае, Барвенковский выступ уже существовал. А вот на Южном фронте обстановка складывалась совершенно другая, чем в мое время. Крым оставался полностью наш, невзирая на все попытки немцев захватить его обратно. Еще и более пятидесяти тысяч пленных после весеннего разгрома немцев под Симферополем и Джанкоем грели душу. И то, что все свои соображения по поводу наступления на Харьков и последующих за этим наступлением событиях я уже давно высказал верховному. Не тупой же он, чтобы наступать на ясно обозначенные грабли. Да и в войсках все сильно изменилось. Например, специальным приказом был введен категорический запрет на ношение командирской формы на передовой. Теперь что взводный, что ротный совершенно не отличались от рядового. Та же форма, та же пилотка, и только количество геометрических знаков в петлицах отличало их друг от друга. Отошли в прошлое все эти нарукавные шевроны и шитые звезды. Немецкие снайперы, наверное, фигели от полного отсутствия советского командного состава, который расшитыми петухами до этого периодически мелькал в их прицелах. И вообще, как до нас довел Колычев, – сейчас выходит масса дополнений к боевому уставу. Раньше-то в нем говорилось, что командир должен был личным примером воодушевлять бойцов в атаке. Ага! Такой подарок врагу… Лови на мушку того, кто первым выскочит из окопа и начнет размахивать пистолетом, а потом вали его. Особенно когда на нем фуражка и он весь в нарукавных нашивках, хоть и полевых. Так и выбивали взводных в первые же секунды. Теперь с этим будет покончено. Сейчас бойцов будут подгонять сержанты, а командир сзади, за общей цепью, будет следить за развитием боя. Да еще много нововведений было. На гражданке такие революционные изменения не прокатили бы. А армия – более гибкая получается структура – не можешь, научим, не хочешь – заставим. Тем более что в новом уставе были и такие вещи, как наказание за уклонение от принятия решения. Тогда бы тот же комдив Дробенко, не поддержавший без приказа своего соседа, автоматически заполучил на всю катушку, не дожидаясь, пока его действия не дойдут аж до Сталина. А комполка Иволгин, который вовремя среагировал и своим полком задержал продвижение мехкорпуса немцев, дав возможность развернуться дивизии, не попал бы под трибунал (который после вмешательства Горбатова его полностью оправдал), а получил бы орден за своевременно принятое правильное решение. Тем самым поощрялась здоровая инициатива. Хочется какому-нибудь командарму взять к седьмому ноября городок и получить очередное звание с орденом за это – да ради бога! Но вот если в результате плохой продуманности и необеспеченности будут огромные потери и этот городок даже в тактическом плане никому не нужен, да и удержать его сил не останется, тогда загудит этот командарм в лучшем случае в свежесозданные штрафные батальоны. Этим наказывалось не только бездействие, но и дурная инициатива. А то взяли моду – в армии насаждать гражданские порядки. Бывшим председателям горкомов и обкомов, которые во время войны стали комиссарами и членами военных советов, очень грели душу повышенные социалистические обязательства и лозунги типа – пятилетка за три дня. Вот они и клали людей тысячами к какой-нибудь дате, или чтобы лишний раз выслужиться. Теперь-то хвосты прижмут.

А у нас в школе пятого мая были выпускные экзамены. Учебно-практические… Инструкторы в сжатом виде и быстром темпе показывали то, чему научились. Настоящие экзамены, правда, у них не мы, а немцы принимать будут. Тем более что далеко не все останутся преподавателями в Балашихе. В основном наши бойцы убудут на фронт, чтобы действовать там. Часть будет работать самостоятельно, подбирая себе в группы и обучая новых бойцов, часть вольется в состав конных корпусов, которые планируется использовать для глубоких рейдов. А что – лошади бензин не требуется, а мобильность у нее, особенно по нашим дорогам, выше всяких похвал. Хрен поймаешь, что называется. И регулярная часть Красной Армии в немецком тылу – это гораздо круче того же Ковпака, который со своим отрядом так давал фрицам прикурить, что был объявлен личным врагом Гитлера…

Но и на экзаменах порезвились вволю. В поимке курсантов участвовал полк НКВД и молодежь из контрразведки. Это они своих салабонов на наших обучали. Пять дней все активно гонялись друг за другом. Правда, будущие диверсанты из террор-групп, как стали называть наши маленькие отряды, оказались на высоте. Выполнили все задания и, что характерно, никого из них поймать так и не смогли. НКВД и контрики получили великую дыню, а нашим зачли экзамен и после небольшого банкета отправили по местам.

Но перед этим опять имел беседу с верховным. На этот раз даже без Лаврентия Павловича. Меня привезли на знакомую дачу и на этот раз без процедуры разоружения провели в кабинет. Вообще-то я сам на эту встречу напросился. Пора уже было рассказать о том, что американцы готовят. Сразу, правда, докладывать об очередных озарениях не получилось. Сталин долго расспрашивал о способах применения террор-групп, о возможности их взаимодействия с родами войск, о настроениях личного состава. Я сначала даже потерялся. Ведь уже все было говорено-переговорено. Но потом понял, что Виссарионыч или еще не принял окончательного решения, или наоборот, уже принял и теперь просто собирает побольше информации для его подтверждения. Выслушав очередной раз все доводы, он покивал головой и неожиданно, как это у него всегда получалось, сменил тему:

– Скажите, Илья Иванович, мы вам дали широчайшие полномочия карательного и надзорного органа на фронте, а вы своей властью сняли только двух полковых комиссаров и одного командира дивизии. Хотя на прошлой встрече говорили о негативном положении дел с командным составом. Как это вышло? Вы плохо работаете или проявляете излишний либерализм?

Сталин начал прикуривать трубку и при этом хитро поглядывал на меня. Во блин, вопросики подкидывает – сразу и не ответишь. Слишком уж много чего я понял за последнее время, поэтому и не решал такие серьезные дела кавалеристскими наскоками. Постаравшись как-то упорядочить доводы, начал отвечать:

– Никак нет Иосиф Виссарионович! Излишнего либерализма за мной никогда не было. Просто получив такое право, начинаешь задумываться о том, почему этот человек так поступил. Из-за тупости или неопытности. Кто он– дурак, желающий выслужиться любыми путями, или вдумчивый командир, который просто совершил ошибку. А самое главное – кем его можно заменить. И в девяноста пяти процентах из ста понимаешь, что или человеку просто опыта не хватает, или что любая замена будет только хуже. И только пять процентов командиров совершенно не соответствуют своей должности. Ему максимум взводом командовать, а не дивизией, и то под присмотром хорошего ротного.

Как-то более стройно у меня свои мысли донести не получилось. Ну действительно, не рассказывать же о своей растерянности, когда, приготовившись снимать идиотов при больших шпалах и ромбах, я столкнулся с практически полным отсутствием их замены. Да и дураки оказались не такими уж и дураками. Кто-то выполнял недальновидный приказ, не смея отступить от его буквы, элементарно из страха. Кто-то из-за неумения правильно оценить обстановку. Кто-то вообще пытался самоустраниться от управления войсками, напившись до зеленых соплей у себя в штабе, опять-таки из страха ляпнуть в приказе что-нибудь не то. А этот страх в основном происходил все из-за той же неопытности, да и слишком свежи были в памяти массовые аресты комсостава перед войной непонятно за что. Это бодрости и оптимизма тоже не добавляло. То есть принцип «кто не совершает ошибки – тот не работает», здесь практически не действовал. Все со страшной силой боялись совершить ошибку и предпочитали вообще ничего не делать. Шевеления начинались, только когда очень сильно припекало и было уже поздно. Правда, с введением дополнений к уставу, все несколько может сгладиться. Да и опыт со временем появится… Так как Сталин продолжал молчать, глядя на меня и ожидая продолжения, я, вздохнув, вывалил все эти свои мысли, опустив, конечно, часть – про чистки тридцатых годов. Усатый вождь опять кивнул и, наставив на меня мундштук трубки, сказал:

– Вы сильно выросли, товарищ Лисов. Мы вначале опасались, как бы вы не наломали дров, и даже проверяли все ваши решения о наказаниях. Но я рад, что в вас не ошибся. Теперь вы понимаете мои слова о кадрах?

Что там говорил Виссарионыч о кадрах, я не знал, но на всякий случай кивнул. Верховный походил по кабинету, а потом, резко повернувшись ко мне, спросил-таки, что там у меня в предвидениях было. И я начал рассказывать про атомную бомбу…

– Одна бомба заменяет несколько тысяч тонн взрывчатки?!

– Так точно, Иосиф Виссарионович! Даже одиночный самолет может быть смертельно опасным. Но не это самое главное. Наибольший вред приносят последствия такого взрыва. У выживших людей портится кровь, и они продолжают умирать уже после самого применения бомбы. Умирать будут даже за десятки и сотни километров от места взрыва, там где пройдет дождь или ветер, который принесет зараженные частицы. Причем гибнуть будут не только люди, но и растения и животные.

Блистать незнакомыми для него терминами я не хотел и поэтому втирать про радиоактивные осадки и вторичные последствия ОМП предпочел своими словами. Верховный проникся. Забыв про трубку, он долго глядел в окно, а потом, не поворачиваясь, глухо сказал:

– Это страшное оружие. И если оно будет только у одной страны, то она может диктовать свои условия всему миру. – И после небольшой паузы добавил под нос: – А эти убеждали – дезинформация…

Потом встрепенулся и, повернувшись, спросил:

– А в Германии, не ведут подобные исследования? Вы про это что-нибудь можете сказать?

– Ведут, товарищ Сталин. Но они еще в самом начале. Америка же сможет года через два сделать готовый продукт.

Порывшись в памяти, начал выдавать фамилии всех, кто принимал участие в Манхэттенском проекте. Правда, всех – это сильно сказано. Вспомнил только Оппенгеймера. И на всякий случай добавил Эйнштейна. Он тоже на вояк работал, поэтому лишним не будет. А со стороны немцев сказал про фон Брауна. Уверенности про него не было, он вроде ракетами занимался, но больше я просто никого не знал… Первый раз на моем веку вождь чего-то начал записывать во время разговора. Закончив писать и положив карандаш на стол, Сталин поднялся. М-да… Сильно человека нахлобучило. Он даже сутулиться начал. Сейчас на него глянешь – точно старичок! Бесшумно походив вдоль стола, он остановился прямо передо мной. Что-то его сильно колбасит. Я даже волноваться начал. Оспины стали ярко видимыми, а странного желтоватого цвета глаза, наоборот, потускнели. Даже осенью сорок первого он гораздо лучше держался и выглядел. Порассматривав меня в упор секунд двадцать, Сталин опять начал ходьбу вдоль стола. Набегавшись, он поинтересовался, не хочу ли его еще чем-нибудь «обрадовать». Я, в общем-то, хотел, поэтому рассказал про то, что скоро у немцев появятся тяжелые танки. По-настоящему тяжелые, с чудовищной броней, против которой наши тридцатьчетверки и КВ не пляшут. Виссарионыч слушал внимательно, а я в общих чертах выдавал ему то, что помнил о «Тиграх» и «Пантерах». Когда начал повторяться, он меня прервал:

– Когда, вы говорите, возможно появление этой техники на фронте?

– В конце лета, начале осени этого года… И еще одно, Иосиф Виссарионович… Не знаю даже, насколько это нам нужным окажется, но у меня твердая уверенность, что американцы расшифровали основной японский код. И возле каких-то островов то ли Мулдей, то ли Мидей японцев ждет крупнейшее военное поражение.

Я пожал плечами, показывая, что моя последняя фраза про специально перевранный Мидуэй, возможно, была такой мелочью, что заострять на ней внимание верховного даже как-то неприлично. Но вождь очень заинтересовался:

– А вы, товарищ Лисов, можете сказать, когда это произойдет? Хотя бы приблизительно?

– По ощущениям очень скоро. В самом начале лета… Точнее не могу сказать, все очень расплывчато…

Сталин черкнул еще несколько строк в блокноте и, так как я иссяк на новости, то, побеседовав еще минут двадцать, отпустил служить дальше…