Глава 30
КАМЕННЫЙ САД
Замок Канифас, крошечное поместье на побережье Бакка, пал вскоре после того, как Регал объявил себя королем Шести Герцогств. Множество мелких поселений было уничтожено в это ужасное время, и все потерянные нами жизни так и не были сосчитаны. Маленькие замки вроде Канифаса были постоянной мишенью для красных кораблей. Стратегия пиратов заключалась в том, чтобы атаковать неукрепленные города и мелкие замки и таким образом ослабить всю линию обороны. Лорд Бронз, которому был доверен Канифас, был уже старик, но он повел своих людей на защиту маленького замка. К несчастью, бремя налогов на защиту побережья истощило его ресурсы, и оборона Канифаса была в плачевном состоянии. Лорд Бронз пал одним из первых. Пираты захватили замок почти без усилий и превратили его в заваленный булыжниками курган, каковым он остается и по сей день.
В отличие от дороги Силы, та дорога, по которой мы шли весь следующий день, в полной мере испытала на себе воздействие времени. Этот некогда оживленный путь сузился, превратившись почти в тропу. Я летел как на крыльях, не опасаясь, что дорога затянет меня в паутину Силы, зато мои спутники ворчали из-за бугров, камней и торчащих веток, через которые мы перебирались весь день. Я держал свои мысли при себе и наслаждался густым мхом, устилавшим некогда вымощенную поверхность, ветвистой тенью покрытых почками деревьев, которые аркой возвышались над дорогой, и встречающимися время от времени следами животных.
Волк был здесь как рыба в воде. Он убегал вперед, а потом галопом возвращался к нам, чтобы некоторое время трусить возле Кетриккен. И снова убегал на разведку. Один раз он бросился ко мне и к шуту с высунутым языком и заявил, что сегодня мы поищем кабана, потому что вокруг очень много следов. Я передал это шуту.
— Я не терял ни одного кабана, так что мне незачем их искать, — ответил он надменно.
Я был, пожалуй, согласен с ним. Обезображенная шрамом нога Баррича заставила меня более чем настороженно относиться к этим огромным и свирепым животным.
Кролики, предложил я Ночному Волку. Давай лучше займемся кроликами.
Кролики для кроликов, фыркнул он недовольно и снова умчался.
Я проигнорировал оскорбление. День был приятно прохладным, как раз для долгого перехода, и свежий запах леса приветствовал меня, как родной дом. Кетриккен вела нас вперед, погруженная в собственные мысли, а Кеттл и Старлинг шли сзади, захваченные беседой. Кеттл все еще шла медленнее всех, хотя, судя по всему, набралась сил со времени начала нашего путешествия. Но они были достаточно далеко от нас, когда я тихо спросил шута:
— Почему ты позволяешь Старлинг считать, что ты женщина?
Он повернулся ко мне, поднял брови и послал мне воздушный поцелуй.
— А разве я не женщина, милый принц?
— Я серьезно, — упрекнул я его. — Она думает, что ты женщина и влюблена в меня. И считает, что прошлой ночью у нас было свидание.
— А разве не было, о мой застенчивый? — Он посмотрел на меня с оскорбительным сладострастием.
— Шут! — предостерегающе сказал я.
— Ах… — Он вздохнул. — Может быть, истина в том, что я боюсь предъявить ей доказательства. После этого она будет считать всех остальных мужчин не стоящими внимания. — Он со значением наклонил голову.
Я смотрел шуту прямо в глаза, пока он не стал серьезным.
— Какое имеет значение, что она думает? — спросил он. — Пусть думает то, во что ей легче поверить.
— То есть?
— Ей нужен кто-то, с кем она могла бы пооткровенничать, и на некоторое время она выбрала меня. Может быть, ей легче делать это, считая, что я женщина. — Он снова вздохнул. — Это одна из тех вещей, к которым я так и не смог привыкнуть за все годы, проведенные среди твоего народа. Огромное значение, которое вы придаете полу.
— Это важно… — начал я.
— Ерунда! — воскликнул он. — Зачем копаться, когда все уже сказано и сделано? Почему это важно?
Я смотрел на него, не находя слов. Все это казалось мне таким очевидным, что я не мог найти объяснение. Через некоторое время я спросил:
— Ты не мог просто сказать ей, что ты мужчина, и закрыть эту тему?
— Вряд ли это могло бы ее закрыть, Фитц, — рассудительно ответил шут. Он влез на упавшее дерево и ждал, что я последую за ним. — Тогда ей потребовалось бы узнать, почему, если я мужчина, я не влюблен в нее? Должен был бы найтись какой-нибудь изъян во мне или то, что я считаю ее не представляющей интереса. Нет. Я не думаю, что стоит об этом говорить. Как бы то ни было, у Старлинг есть обычные слабости менестреля. Она думает, что все в этом мире, каким бы личным оно ни было, можно обсуждать. Или, еще лучше, превратить в песню. А?
Он внезапно встал в позу прямо на дороге. Это было так похоже на Старлинг, когда она готовилась петь, что я пришел в ужас. Я оглянулся на нее, а шут разразился песней:
Прошу вас, дайте мне ответ,
Наш шут девица или нет?
И что, скажите, мы найдем,
Когда с него штаны сорвем?
Я снова взглянул на шута. Он поклонился — это был выверенный поклон, которым он часто заканчивал свои представления. Мне одновременно хотелось громко смеяться и провалиться сквозь землю. Я увидел, как Старлинг покраснела и быстро пошла к нам, но Кеттл схватила ее за рукав и что-то сердито сказала. Потом они обе яростно сверкнули на меня глазами.
Не в первый раз шут смущал меня своими эскападами, но эта была одна из самых острых. Я беспомощно развел руками, потом повернулся к нему. Шут скакал по дороге впереди. Я поспешил догнать его.
— Ты никогда не думал, что можешь задеть ее чувства? — сердито спросил я.
— Ровно столько же, сколько думала она, перед тем как сделать заявление, которое вполне могло обидеть меня. — Внезапно он повернулся ко мне и погрозил длинным пальцем: — Признайся, что задал этот вопрос, даже не подумав, что он может задеть мои чувства. Как бы тебе понравилось, если бы я потребовал доказать мне, что ты мужчина? Ах! — Его плечи внезапно опустились, казалось, вся энергия ушла из него. — Тратить слова на такую ерунду, зная, чему мы противостоим? Оставь это, Фитц, и не заставляй меня думать об этом. Пусть она говорит обо мне в женском роде, раз ей так нравится. Я сделаю все, что смогу, чтобы не обращать на это внимания.
Мне следовало прекратить перепалку. Я не сделал этого.
— Просто она думает, что ты любишь меня, — попытался объяснить я.
Он странно посмотрел на меня:
— Это так.
— Я имею в виду любовь между мужчиной и женщиной.
Он вздохнул:
— А как это?
— Я хочу сказать… — Меня почти сердило его притворное непонимание. — Ну… Спать вместе… и…
— А это и есть любовь между мужчиной и женщиной? — внезапно перебил он меня. — Сон в одной постели?
— Это часть любви! — Я вдруг понял, что оправдываюсь, но не мог сказать почему.
Шут поднял бровь и спокойно сказал:
— Ты снова путаешь любовь и секс.
— Это больше чем секс! — заорал я на него.
В воздух с шумом поднялась птица. Я оглянулся на Кеттл и Старлинг, которые обменивались озадаченными взглядами.
— Ага, — сказал шут и задумался. Я обогнал его и ушел вперед. До меня донеслось: — Скажи мне, Фитц, ты любил Молли или то, что было у нее под юбками?
Теперь был мой черед оскорбиться, но я не собирался позволять ему заткнуть мне рот.
— Я любил Молли и все, что ее касается, — заявил я.
Я ненавидел краску, выступившую у меня на щеках.
— Вот. Ты сам это сказал, — обрадовался шут, как будто я доказал его точку зрения. — А я люблю тебя и все, что тебя касается. — Он склонил голову набок, и в его следующих словах был вызов: — А ты не отвечаешь мне взаимностью?
Он ждал. Я отчаянно желал вернуться на полчаса назад и никогда не начинать этого разговора.
— Ты знаешь, что я люблю тебя, — неохотно проговорил я. — После всего того, что было между нами, как ты можешь спрашивать? Но я люблю тебя как мужчина любит другого мужчину…
Шут с интересом посмотрел на меня. Потом в его глазах появился внезапный блеск, и я понял, что он собирается сделать со мной что-то ужасное. Он вскочил на поваленное дерево, с высоты триумфально посмотрел на Старлинг и драматически воскликнул:
— Он сказал, что любит меня! А я люблю его!
Со взрывом безумного смеха он спрыгнул с дерева и помчался вперед по дороге. Я запустил руку в волосы и медленно перелез через бревно. Сзади до меня доносились смех Кеттл и сердитые замечания Старлинг. Я молча шел через лес, жалея, что мне не хватило ума промолчать. Старлинг наверняка кипит от ярости. И без того в последнее время она почти не разговаривала со мной. Я решил, что виной тому отвращение ко мне и моему Дару. Она была не первой, кого это отпугнуло, по крайней мере, она выказала кое-какую терпимость. Но ярость, которая владеет ею сейчас, будет иметь более личный оттенок. Еще одна маленькая потеря из того немногого, что у меня осталось.
Мои мысли вдруг перекинулись на Молли. И Неттл… Они в опасности из-за меня. У меня в горле возник комок. Я не должен думать о них, убеждал я себя, я все равно не в силах ничего сделать. Все, что я могу, — это довериться сильной правой руке Баррича и цепляться за надежду, что Регал не знает, где они находятся.
Я перепрыгнул через журчащий ручеек и обнаружил, что шут уже ждет меня на другой стороне. Он ничего не сказал и молча пошел рядом со мной. Веселье покинуло его.
Я напомнил себе, что сам едва знаю, где находятся Молли и Баррич. Я знал, как называется ближайший городок, и пока я держу его название при себе, они в безопасности.
— То, что знаешь ты, могу знать и я.
— Что ты говоришь? — с беспокойством спросил я шута.
Его слова так точно отвечали моим мыслям, что у меня по спине пробежал озноб.
— Я сказал: то, что знаешь ты, могу знать и я, — рассеянно повторил он.
— Почему?
— Вот и я думаю. Почему я не могу узнать то, что знаешь ты?
— Нет, я хотел спросить, почему ты это сказал?
— По правде говоря, Фитц, представления не имею. Эти слова пришли мне на ум, и я произнес их. Я часто говорю вещи, которые как следует не обдумываю. — Последняя фраза прозвучала почти как извинение.
— Как и я, — согласился я.
Больше я ничего не сказал, но одной тревогой у меня стало больше.
После происшествия у каменного столба мой друг стал гораздо больше походить на того шута, которого я помнил по Оленьему замку. Я приветствовал его хорошее настроение и веру в собственные силы, но боялся, что он слишком уж уверился в том, что события пойдут так, как должно. Я тут же вспомнил, что его острый язык больше пригоден для того, чтобы вскрывать конфликты, чем для того, чтобы разрешать их. Я сам не раз испытывал на себе его остроту, но при дворе короля Шрюда я почти желал этого. Здесь, в такой маленькой компании, язычок шута, как оказалось, стал еще острее. Я подумал, не смогу ли как-нибудь смягчить его режущий как бритва юмор. Я покачал головой про себя, потом решительно вспомнил последнюю задачу Кеттл и обдумывал ее, даже пробираясь через подлесок и обходя нависающие ветки.
По мере того как день близился к концу, дорога вела нас все глубже и глубже в долину. Я заметил зеленые ветки ив и розоватые стволы берез, возвышающиеся над заросшей травой лужайкой. Дальше в долине раскачивались коричневые хвосты прошлогоднего рогоза. Буйные заросли трав и папоротников так же ясно, как и запах стоячей воды, говорили, что мы приближаемся к болоту. Когда снующий взад и вперед волк вернулся ко мне с мокрым брюхом, я понял, что был прав.
Вскоре мы подошли к месту, где бурный поток давно смыл мост и уничтожил дорогу по обе стороны от него. Теперь он журчал в галечном русле, но поваленные деревья на обоих берегах свидетельствовали о его свирепом нраве во время разлива. Лягушачий хор при нашем появлении резко смолк. Я прыгал с камня на камень, чтобы перейти ручей с сухими ногами. Но вскоре дорогу пересек еще один ручей. Выбирая между мокрыми ногами и мокрыми сапогами, я остановился на первом. Вода оказалась ледяной. Единственной милостью было то, что мои ноги слишком онемели, чтобы ощущать камни на дне. На противоположной стороне я снова надел сапоги. Наш маленький отряд сбился в кучу, когда дорога стала еще более трудной. Мы продолжали молча идти вперед. Кричали черные дрозды, где-то жужжали ранние насекомые.
— Сколько здесь жизни! — тихо сказала Кетриккен.
Ее слова, казалось, повисли в свежем, душистом воздухе.
Я согласно кивнул. Сколько жизни вокруг нас — и зелень, и животные! Я ощущал все это своим Даром, как туман, окутывающий все вокруг. После голых камней гор и пустынной дороги Силы это изобилие жизни кружило голову.
И тут я увидел дракона.
Я замер и поднял руки, призывая спутников к неподвижности и молчанию. Взгляды моих товарищей обратились туда, куда я указывал. Старлинг охнула, а у волка шерсть встала дыбом на загривке.
Золотой и зеленый, он распростерся под деревьями в их пятнистой тени. Его огромная голова, длиной с тело лошади, лежала, глубоко погрузившись в мох. Глаза были закрыты, спина, покрытая радужными перьями-чешуйками, расслаблена. Пучки перьев над глазами выглядели почти комично, хотя не могло быть ничего комичного в существе таком огромном и таком странном. Я увидел покрытое чешуей плечо и извивающийся между деревьями длинный хвост. Старые листья были навалены вокруг него, образуя что-то вроде гнезда.
После нескольких мгновений напряженного молчания мы обменялись взглядами. Кетриккен двинула бровью в мою сторону, но я задержал ее, еле заметно пожав плечами. Я совершенно не знал, какую опасность для нас это может представлять и как ее встретить. Очень медленно и бесшумно я вытащил меч. Внезапно он показался мне весьма глупым оружием. Все равно что пойти на медведя с иголкой. Я не знаю, как долго продолжалась эта немая сцена. Казалось, что бесконечно. Мои мышцы уже ныли от напряжения. Джеппы нетерпеливо зашевелились, но оставались на своих местах в цепочке, пока Кетриккен заставляла вожака стоять неподвижно. Наконец королева сделала быстрое бесшумное движение и медленно повела наш отряд вперед.
Потеряв из виду спящего зверя, я вздохнул с облегчением, и тут же пришла расплата: заболела рука, которой я изо всех сил сжимал рукоять меча, ноги стали ватными. Я смахнул прилипшую ко лбу прядь и повернулся, чтобы обменяться взглядами с шутом. Он недоверчиво и с ужасом глядел куда-то за мою спину. Я поспешно посмотрел туда, и, словно стая птиц, остальные повторили мое движение. И снова мы застыли, потрясенные, и уставились на другого спящего дракона.
Этот растянулся в глубокой тени вечнозеленых деревьев. Как и первый, он глубоко зарылся в мох и лесную подстилку. Но на этом сходство кончалось. Его длинный хвост был свернут кольцами и обернут вокруг огромного тела, гладкая, покрытая чешуей шкура отливала медно-коричневым. Я видел крылья, плотно прижатые к его узкому туловищу. Длинная шея была закинута на спину, как у спящего гуся, а голова напоминала по форме птичью, вплоть до хищного клюва. На лбу этого существа спиралью высился зловеще острый сверкающий рог. Четыре ноги напомнили мне скорее лань, чем ящерицу. Казалось странным называть двух таких несхожих существ драконами, но у меня не было для них другого имени.
Мы долго стояли неподвижно и смотрели на него, а джеппы беспокойно переступали с ноги на ногу. Внезапно Кетриккен заговорила:
— Вряд ли это живые существа. Мне кажется, это искусная резьба по камню.
Мой Дар говорил о другом.
— Они живые! — шепотом предостерег я. Я начал было прощупывать одного из них, но Ночной Волк впал в панику, и я воздержался от этого. — Они спят очень глубоко, как в зимней спячке. Но я знаю, что они живые.
Пока мы с Кетриккен разговаривали, Кеттл решила покончить с проблемой своим собственным методом. Я увидел, как расширились глаза Кетриккен, и повернулся, чтобы взглянуть на дракона. Я боялся, что он просыпается. Но вместо этого я увидел, как Кеттл положила свою иссохшую руку на лоб зверя. Ее рука слегка дрожала, когда она прикоснулась к нему, но потом Кеттл почти грустно улыбнулась и провела пальцами по спиральному рогу.
— Такой прекрасный, — задумчиво проговорила она, — так искусно сделан! — Она повернулась к нам: — Обратите внимание, как прошлогодние побеги вьюнка обвились вокруг кончика его хвоста. Он зарылся в опавшую листву многих десятков лет. Или десятков десятков. И тем не менее как прекрасна каждая чешуйка! Как он великолепно сделан!
Старлинг и Кетриккен двинулись вперед с восклицаниями любопытства и восторга и скоро уже сидели на корточках у скульптуры, наперебой восхищаясь изысканностью деталей. Отдельные чешуйки на крыльях, грациозные изгибы хвоста, вырезанные гениальным художником, были рассмотрены и одобрены. Тем не менее, пока они жадно разглядывали статуи, мы с волком держались сзади. Шерсть стояла дыбом по всему хребту Ночного Волка. Он не рычал; он заскулил так тоненько, что это прозвучало почти как свист. Через мгновение я понял, что шут тоже не присоединился к осмотру. Он стоял и смотрел на дракона издали — так нищий мог бы смотреть на груду золота, о которой он никогда не решался даже мечтать. Глаза его были расширены. Даже бледные щеки, казалось, приобрели розоватый оттенок.
— Фитц, подойди посмотри! Это просто холодный камень, но он так изумительно обработан, что кажется живым. И взгляни-ка сюда! Вот еще один! С оленьими рогами и человеческим лицом.
Проследив, куда показывает Кетриккен, я увидел еще одну фигуру, дремлющую на лесной подстилке. Все отошли от дракона и приблизились к новой находке, восхищенно восклицая что-то по поводу его необыкновенной красоты и точности деталей.
На свинцовых ногах я двинулся вперед. Волк тесно прижимался ко мне. Встав рядом с единорогом, я сам разглядел сеточку паутины, прилепившуюся к согнутой ноге у самого копыта. Ребра существа не двигались, и я не чувствовал никакого тепла в этом теле. В конце концов я заставил себя приложить руку к холодному резному камню.
— Это статуя, — сказал я вслух, как бы для того, чтобы заставить себя поверить, что мой Дар отказал мне.
Я огляделся. Около человека-оленя все еще ахала Старлинг, а Кеттл и Кетриккен стояли поодаль, улыбаясь еще одной скульптуре. Тело, похожее на тело кабана, лежало на боку. Из пасти торчали клыки размером с меня. Во всех отношениях он напоминал лесную свинью, которую убил Ночной Волк, если не считать огромных размеров и плотно прижатых к бокам крыльев.
— Я насчитал по меньшей мере дюжину этих скульптур, — объявил шут. — А за деревьями стоит еще одна колонна, такая, как мы видели раньше. — Он с любопытством положил руку на плечо единорога, потом, вздрогнув, убрал ее с холодной поверхности.
— Не могу поверить, что это безжизненный камень, — проговорил я.
— Поразительное правдоподобие, — согласился он.
Я не стал пытаться объяснить ему, что он меня не понял. Я стоял и обдумывал кое-что. Я ощущал жизнь, но под моей рукой был только холодный камень. Это было полной противоположностью «перекованным». Они двигались и жили, но мой Дар считал их холодными камнями. Я чувствовал, что тут есть какая-то связь, но нашел только странное сравнение.
Я огляделся и обнаружил, что мои спутники двигаются по лесу, переходя от скульптуры к скульптуре, и восторженно зовут друг друга, когда обнаруживают новую фигуру под опавшей листвой и побегами вьюнка. Я медленно шел вслед за ними. Мне казалось, что мы следуем по направлению, отмеченному на нашей карте. Почти наверняка так оно и было, если древний писец придерживался масштаба. Но почему? Что такого в этих статуях? Значение города мне сразу стало понятно, он мог быть местом обитания Элдерлингов. Но это?
Я побежал вдогонку за Кетриккен. Она стояла около крылатого быка. Он спал, подогнув под себя ноги, могучие плечи вздыбились, огромная голова лежала на коленях. Это было во всех отношениях великолепное изображение быка, начиная с широкого разлета рогов и заканчивая хвостом с кисточкой. Раздвоенные копыта глубоко зарылись в листья, но я не сомневался, что они там. Кетриккен широко развела руки, чтобы измерить его рога. Как и у всех остальных, у него были крылья, спокойно сложенные на широкой черной спине.
— Можно мне взглянуть на карту? — спросил я, и королева очнулась от своих мечтаний.
— Я уже сверилась с ней, — тихо сказала она. — Это место отмечено. Мы прошли остатки двух каменных мостов. Это сходится с тем, что изображено на карте. А отметка на колонне, которую нашел шут, соответствует одной из тех, что ты скопировал в городе для этого направления. Я думаю, раньше тут был берег озера, по крайней мере так я прочитала карту.
— Берег озера, — кивнул я про себя, раздумывая над тем, что было изображено на карте Верити. — Может быть. Может быть, оно обмелело и превратилось в болото. Но что тогда означают все эти статуи?
Она неопределенным жестом обвела лес:
— Возможно, сад или парк?
Я огляделся и покачал головой:
— Не похоже ни на один из виденных мною садов. Статуи стоят где и как попало. Разве в саду не должно быть единого замысла? Во всяком случае, так учила меня Пейшенс. Здесь только статуи. Никаких дорожек, или клумб, или… Кетриккен? Вы видели изображения только спящих существ?
Она нахмурилась на мгновение.
— По-моему, так. И я почти уверена, что все они крылатые.
— Может быть, это кладбище? — предположил я. — Может быть, под этими существами гробницы? Может быть, это своего рода геральдика и так отмечены места захоронения разных семейств?
Кетриккен задумчиво покачала головой:
— Может, и так. Но зачем это кладбище отметили на карте?
— А сад зачем? — возразил я.
Оставшуюся часть дня мы провели, исследуя местность. Мы нашли множество животных, самых невероятных, но у всех были крылья, и все спали. Они были здесь очень давно. Присмотревшись внимательнее, я понял, что огромные деревья выросли вокруг статуй, а не статуи размещены под ними. Некоторые скульптуры были почти полностью скрыты мхом и листьями. От одной осталась только огромная зубастая морда, торчащая из болотистой почвы. Обнаженные острые зубы сверкали серебром.
— …Но я не нашел ни одного с изъяном или трещиной. Все они выглядят безукоризненно, как в тот день, когда были созданы. И я так и не понял, чем окрашен камень. Это не похоже на краску, и цвета совершенно не поблекли с годами.
Этим вечером у костра я задумчиво излагал спутникам мои соображения. И пытался расчесать гребнем Кетриккен свои мокрые волосы. Поздним вечером я ускользнул из лагеря, чтобы как следует вымыться — впервые с тех пор, как мы покинули Джампи. Кроме того, я попытался выстирать кое-что из одежды. Когда я вернулся в лагерь, то обнаружил, что у всех остальных были те же самые мысли. Кеттл угрюмо развешивала мокрое белье на драконе, чтобы просушить его. Щеки Кетриккен были розовее обычного, и она заплетала свои мокрые волосы в тугую косу. Старлинг, по-видимому, уже забыла, что сердилась на меня. Она сидела перед костром, на лице ее было мечтательное выражение, и я почти видел слова и ноты, которые она составляла. Я подумал, на что это похоже и нет ли в этом чего-нибудь общего с решением задач, которые ставила передо мной Кеттл. Странно было наблюдать за ее лицом и знать, что у нее в душе рождается песня.
Ночной Волк подошел и прижался головой к моему колену.
Мне не нравится устраивать логово среди этих живых камней, сообщил он мне.
— И правда, кажется, что они в любой момент могут проснуться, — заметил я.
Кеттл со вздохом опустилась на землю рядом со мной и медленно покачала головой.
— Не думаю. — Ее голос звучал так, словно она почти жалела об этом.
— Что ж, если в эту тайну нам не проникнуть, а дорога кончается здесь, мы должны покинуть их завтра и продолжить наш путь, — заявила Кетриккен.
— Что вы будете делать, если Верити не окажется в последней точке, отмеченной на карте? — тихо спросил шут.
— Не знаю, — устало ответила Кетриккен. — И не собираюсь беспокоиться об этом раньше времени. У меня пока еще есть дело, которое необходимо завершить. Пока оно не будет закончено, я не стану впадать в отчаяние.
Меня потрясло, что она говорила об этом как об игре, в которой один последний ход может привести к победе. Потом я решил, что провел слишком много времени, размышляя о задачах Кеттл. Я выдрал последний колтун из волос и завязал их сзади в хвост.
Пойдем со мной охотиться, пока не стемнело, предложил волк.
— Пожалуй, пойду поохочусь с Ночным Волком, — заявил я, вставая и потягиваясь.
Я посмотрел на шута, но он казался погруженным в свои мысли и ничего не ответил.
Когда я отошел от огня, Кетриккен спросила:
— А ты не боишься идти один?
— Мы далеко от дороги Силы.
Это был самый мирный день за долгое, долгое время. В некотором роде.
— Может быть, мы и ушли далеко от дороги Силы, но мы все еще в самом сердце страны, которую некогда населяли владеющие ею. Их следы повсюду. Пока ты ходишь по этим горам, ты не можешь считать себя в безопасности. Ты не должен идти один.
Ночной Волк тихо заскулил — ему не терпелось уйти. Я хотел охотиться вместе с ним, выслеживать, гнать и бежать сквозь ночь без каких-либо человеческих мыслей… Но я не мог оставить без внимания предупреждение Кеттл.
— Я пойду с ним, — вдруг предложила Старлинг.
Она встала, вытирая руки о бедра. Если кто-нибудь кроме меня и подумал, что это странно, то не подал виду. Я ожидал, по крайней мере, насмешливого напутствия от шута, но он продолжал молча смотреть в огонь. Я надеялся, что он не собирался снова заболеть.
Ты не возражаешь, чтобы она пошла с нами? — спросил я Ночного Волка.
В ответ он тихо покорно вздохнул и затрусил прочь от огня. Я следом, и Старлинг поспешила за мной.
— Разве мы не должны догнать его? — спросила она через несколько секунд.
Лес и сгущающиеся сумерки смыкались над нами. Ночного Волка нигде не было видно, но мне и не нужно было его видеть.
Я сказал, не шепотом, но очень тихо:
— Когда мы охотимся, то двигаемся независимо друг от друга. Когда один из нас вспугивает какую-то дичь, другой быстро подходит, чтобы перехватить ее или присоединиться к погоне.
Мои глаза быстро привыкли к темноте. Охота уводила нас от статуй в лесную ночь, не знающую человеческих рук. Весенние запахи усилились, лягушки и насекомые громко распевали вокруг нас свои песни. Вскоре я наткнулся на какой-то след и пошел по нему. Старлинг шла за мной, не бесшумно, но с достаточной ловкостью. Когда человек, ночью или днем, идет по лесу, он может двигаться в гармонии с лесом — либо безнадежно разрушая ее. Некоторые инстинктивно чувствуют, как это делать, другим никогда не удается научиться. Старлинг двигалась с лесом, ныряя под нависающие сучья и уверенно обходя деревья. Она не пыталась силой пробиться через заросли и легко маневрировала, чтобы не запутаться в сучковатых ветвях.
Ты так следишь за ней, что не увидишь кролика, даже если наступишь на него! — упрекнул меня Ночной Волк.
В это мгновение кролик выскочил из кустов у самых моих ног. Я прыгнул за ним и согнулся, чтобы преследовать его по охотничьей тропе. Он был гораздо быстрее меня, но я знал, что, скорее всего, он побежит по кругу. Я также знал, что Ночной Волк быстро двигается ему наперерез. Я слышал, как Старлинг спешит вслед за мной, но у меня не было времени думать о ней. Я старался не упустить кролика, который увертывался, огибая деревья и ныряя под коряги. Дважды я чуть не поймал его, и дважды он уходил от меня. Но когда он снова попытался сдвоить свой след, то угодил прямо в пасть волку. Ночной Волк прыгнул, прижал зверька к земле передними лапами и сжал зубы.
Я вспорол кролику брюхо и вывалил внутренности для волка, когда нас догнала Старлинг. Ночной Волк моментально проглотил свою долю добычи.
Давай найдем другого, предложил он и исчез в ночи.
— Он всегда отдает тебе мясо? — спросила Старлинг.
— Он не отдает. Он позволяет мне нести его. Но он знает, что сейчас лучшее время для охоты, и надеется вскоре убить еще одного кролика. А если не убьет, он знает, что я сохраню для него мясо и мы поделимся позже.
Я привязал кролика к поясу и двинулся в ночь, теплая тушка стукалась о мою ногу.
— О! — Старлинг пошла за мной. Вскоре, как бы в ответ на что-то, она заметила: — Я не вижу ничего заслуживающего презрения в твоей связи с волком.
— Я тоже, — тихо ответил я.
Что-то в том, как она выбрала слова, укололо меня.
Я продолжал красться по дороге, насторожив глаза и уши, и слышал тихий топот Ночного Волка слева от меня. Я надеялся, что он вспугнет дичь. Спустя некоторое время Старлинг добавила:
— И я перестану говорить о шуте «она», что бы я ни думала по этому поводу.
— Это хорошо, — уклончиво ответил я, не замедляя шага.
Я и правда сомневаюсь, что ты сегодня будешь хорошим охотником.
Это не моя вина.
Я знаю.
— Хочешь, чтобы я извинилась? — спросила Старлинг напряженным голосом.
— Я… гм… — Я запнулся и замолчал, не понимая, что все это значит.
— Что ж, хорошо, — проговорила она решительно ледяным голосом. — Я прошу прощения, лорд Фитц Чивэл.
Я обернулся:
— Зачем ты это делаешь?
Я говорил в полный голос. Я чувствовал Ночного Волка. Он уже поднимался на холм, собираясь охотиться в одиночку.
— Моя леди королева просила меня прекратить сеять смуту среди нас. Она сказала мне, что у лорда Фитца Чивэла много забот, о которых я не знаю, и ему тяжело выносить еще и мое неодобрение, — осторожно проговорила она.
Я подумал, когда же все это кончится, но не осмелился спросить.
— Все это не нужно, — сказал я, чувствуя себя странно пристыженным, как испорченный ребенок, который капризничает, пока ему не уступят. Я сделал глубокий вдох и решил просто честно заговорить с ней и посмотреть, что из этого выйдет. — Я не знаю, что заставило тебя лишить меня своей дружбы, кроме моего Дара. Я не понимаю твоих подозрений относительно шута и не понимаю, почему он так сердит тебя. Я ненавижу эту неловкость между нами. Я хотел бы, чтобы мы были друзьями, как прежде.
— Значит, ты не презираешь меня? За то, что я свидетельствовала, как ты признал своим ребенка Молли?
Я поискал в себе потерянные чувства. Прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз думал об этом.
— Чейд все знал, — сказал я. — Он бы нашел способ, даже если бы тебя в природе не было. Он очень… изобретателен. А я в результате понял, что мы с тобой живем по разным законам.
— Раньше я жила по тем же законам, что и ты, — сказала она тихо, — очень давно. До того, как замок разграбили, а меня не тронули, приняв за мертвую. После этого трудно верить в законы. У меня отняли все. Все, что было хорошим, прекрасным и правдивым, было уничтожено злом, похотью и жадностью. Нет, чем-то еще более низким, чем похоть и жадность. Я даже не могла понять чем. Когда пираты насиловали меня, они, похоже, не получали от этого никакого удовольствия. Во всяком случае, обычного удовольствия… Они издевались над моей болью и над тем, как я сопротивляюсь. Те, кто наблюдал за этим, хохотали. — Она смотрела мимо меня, во тьму прошлого. Я думаю, что она говорила скорее для себя, чем для меня, пытаясь понять нечто не поддающееся пониманию. — Что-то двигало ими, но не та похоть или жадность, которые могут быть удовлетворены. Я всегда верила, возможно по-детски, что ничего подобного не может произойти с человеком, который следует правилам. После этого я чувствовала себя… обманутой. Глупой. Легковерной. Я думала, что идеалы могут защитить меня. Честь, учтивость, правосудие… они ненастоящие, Фитц. Мы все доверяем им и пытаемся спрятаться за ними, как за щитом. Но они охраняют только от тех, у кого есть такие же щиты. Против тех, кто отринул их, они бессильны.
На мгновение я почувствовал головокружение. Я никогда не слышал, чтобы женщина говорила о подобных вещах, и говорила так бесстрастно. Изнасилования, происходившие во время набегов, беременности, которые могли за ними последовать, даже дети, которых женщины Шести Герцогств рожали от пиратов красных кораблей, — обо всем этом люди предпочитали молчать. Внезапно я понял, что мы уже довольно долго стоим на месте. Холод весенней ночи пробрал меня до костей.
— Пошли обратно в лагерь, — предложил я.
— Нет, — сказала Старлинг без выражения. — Не сейчас. Боюсь, что я заплачу. А если так, лучше мне оставаться в темноте.
Мы нашли поваленный ствол, на который можно было сесть. Вокруг нас лягушки и насекомые пели свои брачные песни.
— Ты в порядке? — спросил я ее, после того как мы некоторое время молча посидели в темноте.
— Нет. Не в порядке, — отрезала она. — Я должна заставить тебя понять. Я не продавала твоего ребенка, Фитц. Я не предавала тебя. Кто бы не хотел, чтобы его дочь стала принцессой? Кто бы не хотел для своего ребенка красивой одежды и хорошего дома? Я не думала, что ты или твоя женщина воспримете это как несчастье.
— Молли моя жена, — сказал я тихо, однако она едва ли услышала меня.
— …Но даже потом, когда я узнала, как ты к этому отнесешься, я все равно поступила так. Зная, что это купит мне место здесь, рядом с тобой, и возможность быть свидетелем того, что ты собираешься сделать… чем бы оно ни было. Видеть странные вещи, о которых никто не пел раньше, вроде этих сегодняшних статуй… Это был мой единственный шанс на будущее. Я должна создать песню. Я должна быть свидетелем чего-то, что навсегда обеспечит меня почетом среди менестрелей. Я должна гарантировать себе тарелку похлебки и бокал вина, когда буду уже слишком стара для того, чтобы путешествовать от замка к замку.
— Разве ты не могла бы найти мужчину, который разделит с тобой свою жизнь? — спросил я тихо. — Мне кажется, у тебя не должно быть недостатка в желающих. Конечно же, должен найтись хоть один…
— Ни один мужчина не захочет жениться на бесплодной женщине, — сказала она. Голос ее стал хриплым, потеряв свою музыкальность. — Когда пал замок Канифас, Фитц, они бросили меня, приняв за мертвую. И я лежала там, среди мертвецов, уверенная, что скоро умру. Я даже не могла себе представить, как можно продолжать жить после всего этого. Вокруг меня горели дома, кричали раненые, и я чувствовала запах горящих тел… — Старлинг замолчала. Когда она снова заговорила, голос ее звучал немного ровней: — Но я не умерла. Моя плоть оказалась сильнее моего духа. На второй день я добралась до воды. Меня нашли другие уцелевшие. Я была жива и чувствовала себя лучше многих. Пока не прошло два месяца. К этому времени я была уверена, что предпочла бы смерть. Я знала, что ношу ребенка одного из этих выродков. Так что я пошла к лекарю, и он дал мне травы, которая не подействовала. Я пошла к нему снова, и он предупредил меня, что лучше оставить все как есть. Но я отправилась к другому лекарю, и тот дал мне другое снадобье. От него… у меня началось кровотечение. Я избавилась от ребенка, но кровотечение не прекратилось. Я кинулась к лекарям, к одному и ко второму, но они не смогли помочь мне. Они заверили, что кровь сама собой остановится через некоторое время. Но один из них сказал мне, что, вероятно, детей у меня больше не будет… — Ее голос напрягся, потом стал сильнее. — Я знаю, что ты считаешь распутством то, как я веду себя с мужчинами. Но после того, как тебя изнасилуют, начинаешь относиться к этому… по-другому. И так будет всегда. По крайней мере, я сама решаю, с кем и когда. У меня никогда не будет детей и поэтому никогда не будет постоянного мужчины. Почему бы мне не быть свободной в своем выборе? Ты заставил меня усомниться в этом на некоторое время. До Мунсея. Мунсей снова доказал мне мою правоту. А из Мунсея я пришла в Джампи, зная, что могу делать все, что потребуется, для моего собственного благополучия. Потому что не будет ни мужчины, ни детей, которые могли бы ухаживать за мной в старости. — Ее голос снова задрожал, когда она добавила: — Иногда я думаю, что лучше бы они «перековали» меня.
— Нет. Никогда так не говори. Никогда… — Я боялся прикоснуться к Старлинг, но она неожиданно повернулась и спрятала лицо у меня на груди. Я обнял ее и почувствовал, что она дрожит. Я вынужден был признать, что был глупцом. — Я не понимал. Когда ты сказала, что солдаты Барла изнасиловали нескольких женщин… я не знал, что ты сама пережила это.
— О, — она говорила очень тихо, — я думала, ты считаешь это не важным. Я слышала, как в Фарроу говорили, что изнасилование ранит только жен и девственниц. Я думала, что, может быть, ты находишь это обычным делом для такой, как я.
— Старлинг! — Я вдруг разозлился. Как она могла считать меня таким бессердечным?
Потом я оглянулся в прошлое. Я видел синяки на ее лице. Почему я не догадался? Я даже никогда не говорил с ней о том, как Барл сломал ей пальцы. Я думал, она знает, как я переживал из-за этого и что угроза Барла причинить ей еще большие увечья удержала меня на привязи. И был уверен, что она отказала мне в дружбе из-за моего волка.
— Я принес много боли в твою жизнь, — признал я. — Не думай, что я не знаю цены рук менестреля или что я не придаю значения насилию над твоим телом. Если хочешь говорить об этом, я готов слушать. Иногда надо выговориться.
— А иногда нет, — возразила Старлинг. Она сильнее прижалась ко мне. — Тот день, когда ты стоял в Большом зале в Джампи и подробно рассказывал, что с тобой сделал Регал… Сердце мое истекало кровью. Нет. Я не хочу говорить и даже думать об этом.
Я взял ее руку и мягко поцеловал пальцы, которые были сломаны из-за меня.
— Я не путаю то, что было сделано с тобой, с тем, кто ты, — сказал я. — Когда я смотрю на тебя, я вижу Старлинг Певчего Скворца, менестреля.
Она кивнула, лицо ее было рядом с моим. Больше я ничего не говорил, просто сидел рядом с ней. Мне снова пришло в голову, что даже если мы найдем Верити и его возвращение каким-то чудом изменит ход войны и сделает нас победителями, для многих эта победа придет слишком поздно. Мой путь был длинным и тяжелым, но я все еще осмеливался верить, что в конце его будет жизнь, которую я выберу сам. У Старлинг не было даже этого. Независимо от того, как далеко в глубь страны она убежит, ей никогда не удастся убежать от войны. Я притянул ее к себе и почувствовал, как ее боль переливается в меня. Через некоторое время она перестала дрожать.
— Совсем стемнело, — сказал я наконец. — Лучше бы нам возвратиться в лагерь.
Старлинг вздохнула, но выпрямилась и взяла мою руку. Я хотел было двинуться к лагерю, но менестрель дернула меня за руку.
— Будь со мной, — сказала она просто, — здесь и сейчас. С нежностью и дружбой. Чтобы другое… ушло. Дай мне себя, хоть настолько.
Я хотел быть с ней. Хотел с отчаянием, которое не имело ничего общего с любовью и даже, наверное, с вожделением. Она была теплой и живой, и это было бы сладостным и простым человеческим утешением. Если бы я мог быть с ней и каким-то образом встать после этого не изменившимся в том, что я думаю о себе, и в том, что я чувствую к Молли, я бы сделал это. Но право на меня принадлежало Молли; я не мог изменить это только потому, что мы вдали друг от друга. Я не думал, что найдутся слова, которые могли бы заставить Старлинг понять: выбирая Молли, я не отвергаю ее. И поэтому я просто сказал:
— Ночной Волк возвращается. У него кролик.
Старлинг подошла ближе. Она провела рукой вверх по моей груди к шее. Ее пальцы прошли по линии моей щеки и коснулись рта.
— Отошли его, — сказала она тихо.
— Я не могу отослать его так далеко, чтобы он не знал всего, что происходит между нами, — честно признался я.
Рука на моем лице внезапно застыла.
— Всего? — спросила она. Голос Старлинг был полон страха.
Всего. Он подошел и сел рядом. Кролик болтался у него в зубах.
— Мы связаны Даром. Мы разделяем все.
Старлинг отняла руку от моего лица и отошла в сторону. Она смотрела вниз, на волка.
— И значит, все, что я только что рассказала тебе…
— Он понимает это по-своему, не так, как понял бы другой человек, но…
— А что Молли чувствует по этому поводу? — внезапно спросила она.
Я глубоко вздохнул. Я не ожидал, что этот разговор примет такой оборот.
— Она не знала, — сказал я ей.
Ночной Волк пошел к лагерю. Я двинулся за ним. Следом шла Старлинг.
— А когда узнает, она с легкостью примет эту… вашу связь? — не унималась она.
— Вряд ли, — неохотно пробормотал я.
Почему Старлинг всегда заставляет меня думать о том, о чем мне не хочется даже вспоминать?
— Что, если она заставит тебя выбирать между нею и волком?
Я на мгновение остановился, потом снова пошел, немного быстрее. Этот вопрос давно висел надо мной, но я отказывался думать на эту тему. Этого не будет, до этого не дойдет. Но голос во мне шептал: «Если ты скажешь Молли правду, до этого непременно дойдет. Так и будет».
— Ты ведь собираешься сказать ей, верно? — Старлинг неумолимо задала мне именно тот вопрос, от которого я прятался.
— Не знаю, — мрачно проговорил я.
— О, — кивнула она. Потом добавила: — Когда мужчина так говорит, это обычно означает: «Нет, не скажу, но время от времени буду играть с мыслью, что когда-нибудь потом обязательно сделаю это».
— Будь любезна, помолчи. — В моих словах не было силы.
Старлинг молча следовала за мной. Через некоторое время она заметила:
— Я не знаю, кого жалеть: тебя или ее.
— Может быть, нас обоих, — твердо сказал я. Мне больше не хотелось говорить об этом.
Шут стоял на часах, когда мы добрались до лагеря. Кеттл и Кетриккен спали.
— Удачная охота? — по-дружески спросил он, когда мы появились.
Я пожал плечами. Ночной Волк уже рвал кролика, которого принес. Он довольно растянулся у ног шута.
— Неплохая.
Я протянул ему другого кролика. Шут взял его и повесил на столб палатки.
— Завтрак, — спокойно сказал он мне.
Он посмотрел на Старлинг, но если и заметил, что она плакала, то промолчал. Не знаю, что он прочитал на моем лице, но и по этому поводу тоже ничего не сказал. Старлинг пошла за мной в палатку. Я стянул с себя сапоги и благодарно опустился на постель. Когда через несколько мгновений я почувствовал, что менестрель устраивается у меня за спиной, я был не очень удивлен. Я решил, что это означает прощение. Заснуть от этого было не легче. Но в результате я заснул. Я поднял стены, но каким-то образом ухитрился увидеть собственный сон. Мне снилось, что я сижу у постели Молли и смотрю, как спят они с Неттл. Волк лежал у моих ног, а в углу у очага сидел шут на табуретке и довольно кивал сам себе. На столе была разложена игра Кеттл, но вместо камней на доске стояли фигурки драконов, черных и белых. Красные камни были кораблями, и был мой черед ходить. В руке у меня была фигурка, которая должна была сделать победный ход, но я хотел только смотреть, как спит Молли. Это был почти мирный сон.