Глава 23
ГОРЫ

Кетриккен действительно думала, что я откажусь помогать ей в поисках Верити. В дни моего выздоровления она приняла решение, что будет искать его сама. В Шести Герцогствах она могла бы воспользоваться королевской сокровищницей и вынужденной щедростью подданных. В Горном Королевстве все было иначе. Здесь, пока король Эйод был жив, она была не более чем младшей родственницей Жертвенного. Хотя и предполагалось, что однажды она заменит его, это не давало ей никаких прав распоряжаться богатством своего народа. По правде говоря, даже если бы она была Жертвенной, у нее не было бы доступа к казне и припасам. Жертвенный и его семья всего лишь жили в прекрасных жилищах, но все в Джампи — дворец, сады и фонтаны — принадлежало народу Горного Королевства. Жертвенные ни в чем не нуждались, но и не могли себе позволить никакой роскоши.

Так что для того, чтобы собрать все необходимое для путешествия, Кетриккен обратилась не к королевской казне и не к знати, жаждущей заслужить благосклонность, а к старым друзьям и родственникам. Она просила о помощи и отца, но он твердо, хотя и с сожалением, сказал ей, что поиски короля Шести Герцогств — это ее дело, а не дело Горного Королевства. И как бы он ни горевал вместе со своей дочерью из-за исчезновения человека, которого она любит, он не может тратить запасы, необходимые в случае столь вероятной войны с Регалом. Кетриккен приняла этот отказ с пониманием.

Она спланировала поход по собственному разумению, не по моему. За несколько остававшихся до выхода дней она соизволила раз-другой посоветоваться со мной, но чаще отвергала мое мнение, чем прислушивалась к нему. Мы беседовали вежливо, без дружеской или враждебной горячности. Было много вопросов, в которых наши мнения расходились, и в таких случаях Кетриккен поступала так, как считала нужным. Не говорилось, но подразумевалось, что в прошлом мои решения были недальновидными и ошибочными.

Я не хотел брать в поход никаких вьючных животных, которые могли бы умереть от голода или замерзнуть. Дар сделал меня чувствительным к их боли. Кетриккен, однако, решила захватить с собой полдюжины животных, которые, по ее словам, не страдают от холода и могут обходиться корой деревьев. Это были джеппы, животные, обитавшие в отдаленных районах Горного Королевства. Они напоминали длинношеих козлов с когтистыми лапами вместо копыт. Я не очень верил в то, что они будут в состоянии поднять достаточное количество груза, чтобы стоило возиться с ними. Кетриккен спокойно сказала, что я скоро привыкну к ним.

Все зависит от того, каковы они на вкус, — философски заметил Ночной Волк. Мне оставалось только согласиться с ним.

Ее выбор спутников для этой экспедиции вызвал у меня еще большее раздражение. Я не видел никакого смысла в том, чтобы королева рисковала собой, однако понимал, что по этому поводу лучше не спорить. Но я всерьез разозлился на то, что к нашей экспедиции присоединилась Старлинг, после того как узнал, что она сделала в обмен на согласие Кетриккен. Она все еще хотела сочинить песню, которая ее прославит. Свое место в нашей группе она купила, засвидетельствовав, что я был отцом ребенка Молли. Она знала, что я считаю ее предательницей, и мудро избегала моего общества. С нами должны были отправиться три двоюродных брата Кетриккен — крупные мускулистые мужчины, имеющие большую практику путешествий по горам. Это будет небольшой отряд. Кетриккен заверила меня, что если для того, чтобы найти Верити, недостаточно шестерых, то и шестистам не удастся добиться успеха. Я согласился, что проще обеспечить меньший отряд и что маленькие группы передвигаются быстрее, чем крупные.

Чейд с нами не ехал. Он возвращался в Олений замок, чтобы доставить Пейшенс сообщение о том, что Кетриккен собирается искать Верити, и посеять семена слухов о существовании наследника трона Шести Герцогств. Кроме того, он увидит Баррича, Молли и ребенка. Он предложил сообщить им всем, что я жив. Это показалось мне странным, потому что он прекрасно знал, как я ненавижу ту роль, которую он играл сейчас в судьбе моей дочери. Но я сдержал гнев, разговаривал с ним вежливо и был вознагражден его торжественным обещанием, что он ничего не скажет обо мне никому. В то время это казалось самым разумным. Я чувствовал, что только сам смогу как следует объяснить Молли, почему поступал так, как поступал. К тому же один раз она уже оплакала мою смерть. Если я не переживу этого путешествия, ей не придется проделывать это второй раз.

Чейд пришел попрощаться со мной в ту ночь, когда отправлялся в Бакк. Сначала мы оба пытались делать вид, что между нами все остается по-прежнему. Мы говорили о маловажных вещах, которые некогда имели значение для нас обоих. Мне было очень горько услышать о смерти Проныры. Я пытался уговорить старика взять с собой Крепыша и Уголек, чтобы вернуть их под опеку Баррича. Крепышу нужна твердая рука, а в качестве жеребца-производителя он может сослужить Барричу хорошую службу. Жеребенок Уголек обещал еще большую выгоду. Но Чейд сказал, что ему придется путешествовать быстро и не привлекая внимания. Да и вдобавок один человек с тремя лошадьми — хорошая приманка для бандитов, если не для кого-нибудь похуже. Я видел маленького норовистого мерина Чейда. Несмотря на свою раздражительность, он был крепок и ловок и, как заверил меня Чейд, мог держать отличный темп, двигаясь по пересеченной местности. Чейд улыбался при этом, и я понял, что это особое свойство коня было хорошо проверено. Шут был прав, с горечью подумал я. Война и интриги Чейду к лицу. Я смотрел на него, на его высокие сапоги и развевающийся плащ, на атакующего оленя, которого он так открыто носил на лбу, над зелеными глазами, и пытался вспомнить старика с мягкими руками, который учил меня убивать людей. Его годы были при нем, но теперь он с легкостью нес их бремя. Интересно, какие средства он использует, чтобы поддерживать свою энергию?

Но как бы он ни изменился, он все равно остался Чейдом. Мне хотелось потянуться к нему и ощутить ту связь, которая все еще существовала между нами, но я не мог. Я сам себя не понимал. Как может его мнение по-прежнему столько значить для меня, если он собирается пожертвовать моим ребенком и моим счастьем ради трона Видящих? Я считал своей слабостью то, что не находил в себе сил ненавидеть его. Я искал эту ненависть, но обнаружил только мальчишескую злость, которая не дала мне пожать ему руку на прощание и пожелать доброго пути. Он не обратил на мой угрюмый вид никакого внимания, заставив меня чувствовать себя только еще более ребячливым.

Когда Чейд уехал, шут отдал мне седельную сумку, которую тот оставил для меня. Внутри были ножны с мечом, небольшой кошелек с деньгами и набор ядов и целебных трав, включавший щедрый запас эльфийской коры. Маленький пакетик с семенами карриса был бережно завернут и снабжен указанием использовать их с величайшей осторожностью и только в случае крайней необходимости. В потертых кожаных ножнах оказался простой, но удобный короткий меч. Я ощутил внезапный приступ ярости, которую не мог объяснить.

— Это так похоже на него! — воскликнул я, бросая сумку на стол, чтобы шут мог засвидетельствовать это. — Яд и нож! Вот что он обо мне думает… вот кем он до сих пор меня считает. Все, что он может предложить мне, — это смерть.

— Я сомневаюсь, что он хотел, чтобы ты использовал это против самого себя, — кротко заметил шут. Он отложил нож, которым вырезал марионетку. — Может быть, он думал, что тебе это понадобится для защиты?

— Как ты не понимаешь! — воскликнул я. — Это подарки для мальчика, которого Чейд учил быть убийцей! Он не видит, что я давно уже перестал им быть. Он не может простить мне желания пожить собственной жизнью.

— Да и ты не можешь простить ему, что он перестал быть твоим добрым и снисходительным наставником, — сухо заметил шут. Он привязывал нитки ваги к ногам и рукам марионетки. — Не слишком приятно видеть, как он разъезжает повсюду, радостно подвергает себя опасности во имя того, во что верит, флиртует с женщинами и вообще выглядит так, словно наконец зажил собственной жизнью?

Это было как ушат холодной воды. Я почти признался себе, что завидую Чейду из-за того, что он просто взял и схватил то, что так долго ускользало от меня.

— Ничего подобного! — огрызнулся я.

Марионетка, над которой работал шут, с укором погрозила мне пальцем. Шут ухмылялся над ее головой. Это напомнило мне о Крысике.

— Я вижу только, — сказал он, не обращаясь ни к кому в частности, — что у него на лбу не олень Верити. Нет, знак, избранный им, больше похож на тот, который принц Верити выбрал для своего незаконного племянника. Ты не замечал сходства?

Я молчал некоторое время.

— Что из того? — угрюмо спросил я.

Шут поставил марионетку на пол, и костлявое создание жутковато пожало плечами.

— Ни смерть короля Шрюда, ни предполагаемая смерть Верити не выгнали эту выдру из норы. И лишь когда он поверил, что тебя убили, ярость разгорелась в нем достаточно сильно, чтобы он перестал притворяться и прятаться и заявил, что еще увидит истинного Видящего на троне Шести Герцогств. — Марионетка снова погрозила мне пальцем.

— Ты хочешь сказать, что он делает все это для меня, ради меня? Когда я меньше всего хотел бы видеть, как на троне окажется мой ребенок?

Марионетка скрестила руки и задумчиво покивала головой.

— Мне кажется, что Чейд всегда делал только то, что считал лучшим для тебя, нравилось оно тебе или нет. Может быть, он распространяет это и на твою дочь? Кроме всего прочего, она его внучатая племянница и последняя из его рода. Не считая тебя и Регала, разумеется. — Марионетка сделала несколько танцевальных па. — А что может такой старый человек сделать для ребенка? Вряд ли Чейд надеется жить вечно. Возможно, он считает, что она будет в большей безопасности, сидя на троне, чем если кто-нибудь переедет ее по дороге к нему.

Я отвернулся от шута и сделал вид, что собираю одежду для стирки. Мне понадобится много времени, чтобы обдумать его слова.

Я беспрекословно принял выбор Кетриккен в отношении одежды и палаток для экспедиции и даже нашел в себе силы быть благодарным за то, что она позаботилась и о моей экипировке. Я не мог бы винить ее, если бы она вообще исключила меня из своего окружения. Вместо этого в один прекрасный день нас навестила Джофрон, чтобы отдать мне груду одежды и белья, а также снять с меня мерку для сапог-чулок, которые так нравятся горцам. Она оказалась веселым гостем, и они с шутом все время обменивались игривыми шутками. Он владел языком чьюрда гораздо свободнее, чем я, так что временами мне становилось тяжело следить за беседой — я не понимал и половины каламбуров шута. Мне было интересно, что происходит между ними. Когда я только что появился в Джампи, мне казалось, что Джофрон что-то вроде его ученицы. Теперь я подозревал, что она демонстрирует интерес к игрушкам лишь затем, чтобы быть поближе к шуту. Прежде чем она ушла, она смерила ногу шута и спросила у него, какой цвет и отделку он предпочтет для сапог.

— Новые сапоги? — спросил я после ее ухода. — Ты так мало бываешь на улице; я бы не сказал, что они тебе очень нужны.

Он прямо посмотрел на меня. Недавнее оживление ушло с его лица.

— Знаешь, я иду с вами, — спокойно сказал он и странно улыбнулся. — Как ты думаешь, зачем еще мы вместе оказались так далеко? Только совместные действия Белого Пророка и Изменяющего могут вернуть время на предназначенный ему путь. Я верю, что, если мы преуспеем, красные корабли будут изгнаны от побережья Шести Герцогств, а Видящий наследует трон.

— Это подходит к большей части пророчеств, — согласилась Кеттл из своего угла у очага. Она довязывала последний ряд на толстой рукавице. — Если «муки голода безумных» — это «перековка» и вам удастся прекратить ее, вы исполните другое пророчество.

Манера Кеттл по любому поводу приводить предсказание начинала раздражать меня. Я сделал глубокий вдох и спросил шута:

— А что говорит королева Кетриккен по поводу твоего присоединения к отряду?

— Я не обсуждал это с ней, — весело ответил он. — Я ни к кому не присоединяюсь, Фитц. Я следую за тобой. — Мечтательное выражение появилось на его лице. — Я с детства знал, что нам придется вместе сделать это. Мне и в голову не приходило спрашивать, можно ли мне пойти с тобой. Я готовился к этому с того дня, как ты появился здесь.

— Как и я, — тихо заметила Кеттл.

Мы оба повернулись и уставились на нее. Она притворилась, что не заметила этого, занятая примеркой варежки.

— Нет, — резко сказал я.

Хватит того, что мне пришлось смириться с неминуемой гибелью целого стада животных.

— Я думаю, вы можете остаться здесь, в моем доме, — гораздо мягче предложил шут. — Здесь хватит дров на остаток зимы, и небольшой запас еды, и…

— Я собираюсь умереть в дороге, если это вас утешит. — Старая женщина сняла рукавицу и положила ее к другой такой же. Потом небрежно проверила, что осталось от мотка шерсти, и начала набирать петли. Пряжа без усилий скользила между ее пальцами. — А до того вам незачем беспокоиться обо мне. Я запасла для себя провизию. Небольшой обмен, и у меня уже есть еда и все необходимое. — Она поглядела на меня поверх спиц и тихо добавила: — У меня есть все, что нужно, чтобы проделать этот путь до самого конца.

Я восхитился ее спокойной уверенностью в том, что ее жизнь все еще принадлежит ей и она может поступать с ней так, как захочет.

Кеттл снова опустила взгляд на свое вязание. Совершенно напрасно, потому что ее пальцы продолжали работать вне зависимости от того, следила она за ними или нет.

— Я вижу, ты меня понял, — тихо сказала она. И была права.

Я не знаю ни одной экспедиции, которая бы началась в точности так, как это планировалось. Утром, за день до того, как мы собирались выехать, мой сон был грубо прерван.

— Вставай, Фитц, мы выходим немедленно, — коротко сказала Кетриккен.

Я с трудом сел. Я полностью проснулся, но моя больная спина все еще не давала мне возможности двигаться быстро. Шут сидел на краешке собственной кровати. Я никогда не видел его таким встревоженным.

— В чем дело? — спросил я.

— Регал! — Мне не случалось слышать столько злобы в одном-единственном слове. Лицо Кетриккен побелело, и она сжимала и разжимала кулаки. — Он прислал к моему отцу гонца с белым флагом. Регал утверждает, что мы укрываем у себя изменника из Шести Герцогств, чья вина доказана. Он говорит, что, если мы выдадим тебя, он сочтет это актом доброй воли по отношению к Шести Герцогствам и не будет считать нас врагами. Но если мы этого не сделаем… — Она помолчала. — Мой отец думает, что делать.

— Кетриккен, но ведь я только предлог, — запротестовал я. Сердце мое молотом стучало в груди. Ночной Волк тревожно заскулил. — Вы должны понимать, что ему понадобились месяцы, чтобы передислоцировать войска. Солдаты у ваших границ совсем не потому, что я здесь. Они там потому, что Регал в любом случае нападет на Горное Королевство. Вы же знаете Регала. Все это блеф! Он просто хочет проверить, выдадите ли вы меня. Если вы это сделаете, он найдет другой повод для нападения.

— Я не так глупа, — холодно ответила она. — Наши часовые уже несколько недель знают о его отрядах у границ. Мы делаем все, чтобы приготовиться. И горы всегда будут нашей лучшей защитой. Но никогда раньше мы не вступали в борьбу с организованными врагами в таких количествах. Мой отец Жертвенный. Он должен действовать в интересах Горного Королевства. И теперь он обязан все взвесить. Не думай, что мой отец настолько глуп, чтобы поверить Регалу. Но чем дольше он будет оттягивать нападение, тем лучше мы будем к нему подготовлены.

— Звучит так, словно ему мало что осталось обдумывать, — с горечью сказал я.

— У моего отца не было никаких причин посвящать меня в то, что передал ему гонец, — заметила Кетриккен. — Он сам принимает решение. — Она честно посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнула тень нашей прежней дружбы. — Возможно, он намеревается сообщить Регалу, что ты бежал, но он послал за тобой погоню.

За спиной Кетриккен шут натягивал штаны поверх ночной рубашки.

— Это будет труднее, чем я думала, — сказала мне Кетриккен. — Я не могу теперь замешивать в наше дело никого из горцев. Поедем я, ты и Старлинг. Одни. И нам придется выйти немедленно, в течение часа.

— Я буду готов, — пообещал я.

— Встретимся у дровяного сарая Джосса, — сказала она и вышла.

Я посмотрел на шута:

— Так. Мы скажем Кеттл?

— Почему ты меня спрашиваешь? — спросил он.

Я слегка пожал плечами. Потом встал и начал поспешно одеваться. Нам с шутом потребовалось очень немного времени, чтобы сложить вещи. Ночной Волк встал, задумчиво почесался и пошел к двери. Я буду скучать по очагу. Но охота станет получше. Он принял все спокойно.

Шут озабоченно оглядел хижину и закрыл за нами дверь.

— Это первое жилище, которое было по-настоящему моим, — заметил он, и мы пошли прочь.

— Ты столько всего оставляешь здесь, — неловко сказал я, думая о его инструментах, незаконченных куклах и даже о растениях в горшках у окна.

Против собственной воли я чувствовал себя в ответе за это. Возможно, потому, что я был так рад, что мне не придется идти одному.

Он взглянул на меня и пожал плечами.

— Я беру с собой себя. Это все, что мне на самом деле нужно и что на самом деле принадлежит мне. — Он оглянулся на дверь, которую сам раскрашивал. — О прочем позаботится Джофрон. И о Кеттл тоже.

Я подумал, а не оставляет ли он здесь больше, чем я догадываюсь?

Мы уже почти подошли к сараю, когда я увидел впереди на дороге бегущих к нам детей.

— Вот он! — закричал один из них, указывая на нас пальцем.

Я ошеломленно посмотрел на шута, потом собрался с духом, не понимая, что происходит. Как человек может защититься от детей? Я растерянно ожидал нападения. Но волк не ждал. Он упал на живот в снег, даже хвост его был прижат к земле. Когда дети подбежали ближе, он внезапно прыгнул вперед и бросился к вожаку.

— Нет! — в ужасе закричал я, но никто из них не обратил на меня никакого внимания.

Волк ударил мальчика передними лапами в грудь и опрокинул его в снег. В мгновение ока Ночной Волк вскочил и погнался за остальными, которые бросились врассыпную, визжа от смеха. Одного за другим он догонял их и сбрасывал в снег. К тому времени, когда он повалил последнего, первый мальчик был уже на ногах и бежал за волком, пытаясь ухватить его за хвост, а Ночной Волк удирал от него, высунув язык.

Ночной Волк повалил их всех еще дважды, прежде чем наконец остановился. Он смотрел, как дети поднимаются на ноги, потом оглянулся через плечо на меня. Он смущенно прижал уши и снова поглядел на детей, медленно виляя хвостом. Одна девочка уже доставала из кармана толстый ломоть хлеба, а другая дразнила волка длинной полоской кожи, надеясь вовлечь в перетягивание каната. Я сделал вид, что не заметил этого.

Я догоню вас позже, — предложил Ночной Волк.

Не сомневаюсь, — сухо сказал ему я.

Мы с шутом пошли дальше. Один раз я оглянулся, чтобы увидеть, как волк упирается всеми четырьмя ногами в землю и тянет за кожаный ремешок, за другой конец которого цеплялись два мальчика. Теперь я понял, как он проводил вечера. И ощутил укол ревности.

Кетриккен уже ждала. Шесть нагруженных джеппов были связаны в цепочку.

— Мы возьмем всех? — испуганно спросил я.

— Слишком много времени уйдет на то, чтобы все распаковать и разместить на тех, которые необходимы. Может быть, потом мы избавимся от лишних припасов и животных. Но сейчас я просто хочу как можно быстрее уйти отсюда.

— Тогда пошли, — предложил я.

Кетриккен внимательно посмотрела на шута:

— Что ты здесь делаешь? Пришел попрощаться с Фитцем?

— Я иду, куда он идет, — тихо сказал шут.

Королева смотрела на него, и что-то в ее лице смягчилось.

— Будет холодно, шут. Я не забыла, как ты страдал от холода на пути сюда. Там, куда мы отправляемся, будет холодно даже тогда, когда в Джампи придет весна.

— Я иду, куда он идет.

Кетриккен кивнула сама себе, потом пожала плечами. Она подошла к первому из джеппов и щелкнула пальцами. Вожак тряхнул мохнатыми ушами и пошел за ней. Остальные последовали за ним. Их послушание произвело на меня впечатление. Я быстро прощупал джеппов Даром и обнаружил стадный инстинкт такой силы, что они практически не ощущали себя отдельными животными. Покуда вожак идет за Кетриккен, об остальных можно не беспокоиться.

Дорога, по которой вела нас Кетриккен, была, в сущности, тропой. Она вилась между редкими домами, в которых ютились зимние обитатели Джампи. Очень скоро мы оставили за спиной последнюю хижину и оказались в лесу. Мы с шутом шли за цепочкой животных. Я наблюдал за одним из джеппов, следя за тем, как его широкие плоские лапы раскрываются на снегу, подобно волчьим. Животные двигались чуть быстрее прогулочного шага.

Мы уже ушли довольно далеко, когда я услышал крик. Я вздрогнул и оглянулся через плечо. К нам бежала Старлинг, сумка подпрыгивала у нее за плечами. Добежав до нас, она обвиняюще сказала:

— Вы вышли без меня.

Шут улыбнулся. Я пожал плечами:

— Я вышел, когда приказала моя королева.

Она сверкнула на нас глазами и поспешила вперед, с трудом одолевая рыхлый снег рядом с тропой, чтобы обойти джеппов и добраться до Кетриккен. Их голоса ясно разносились в холодном воздухе.

— Я говорила тебе, что выхожу, — коротко сказала королева. — Так я и сделала.

К моему удивлению, у Старлинг хватило ума промолчать. Некоторое время она пыталась идти по рыхлому снегу рядом с Кетриккен. Потом постепенно сдалась и пропустила вперед сначала цепочку джеппов, а потом и нас с шутом. Ясно было, что мы идем слишком быстро для нее. Мне стало жаль ее. Потом я подумал о своей дочери и даже не обернулся, чтобы проверить, не отстала ли Старлинг.

Это было начало длинного спокойного дня. Дорога все время шла в гору, наклон не резко, но постоянно увеличивался. Кетриккен не сбавляла шага, заставляя нас двигаться в ровном походном темпе. Никто не разговаривал. Я был слишком занят дыханием и попытками не обращать внимания на усиливающуюся боль в спине. Вокруг раны уже наросла новая плоть, но мышцы под ней пока не привыкли работать.

Огромные деревья возвышались над нами. Большинство из них были вечнозелеными, каких я никогда раньше не видел. Они создавали постоянный сумрак короткого серого зимнего дня. Нас окружали стройные ряды огромных стволов. Из стволов торчали сухие ветви, свисающие к земле, живые начинались высоко над нашими головами. Время от времени мы проходили мимо групп невысоких лиственных деревьев, которые росли на полянах, появившихся после гибели хвойных гигантов. Тропа была хорошо утоптана, ее явно часто использовали животные и люди на лыжах. Она была прямой, но стоило отвлечься и сойти с тропы, как тут же провалишься в глубокий снег. Я старался быть начеку.

День был по горским стандартам мягкий, и я скоро обнаружил, что одежда, подобранная для меня Кетриккен, прекрасно сохраняет тепло. Я расстегнул плащ у ворота, а потом и рубашку, чтобы немного проветриться. Шут отбросил отороченный мехом капюшон своего плаща, под ним оказалась вязаная шерстяная шапка веселой расцветки. Я смотрел, как во время ходьбы болтается кисточка на ней. Если мы и шли слишком быстро для шута, он об этом ничего не говорил. Может быть, у него, как и у меня, не хватало дыхания, чтобы жаловаться.

Вскоре после полудня нас догнал Ночной Волк.

— Славный песик, — сказал я ему вслух.

Это еще что! Послушал бы ты, как вас называет Кеттл, самодовольно заметил он. Мне будет жаль всех вас, когда старая сука догонит стаю. У нее есть палка.

Ночной Волк рысью пробежал мимо нас, с удивительной легкостью двигаясь по рыхлому снегу вдоль края тропы. По-моему, ему доставила удовольствие волна беспокойства, пробежавшая по цепочке джеппов, когда они почуяли его запах. Я наблюдал за тем, как он миновал их, а потом и Кетриккен. Оказавшись во главе отряда, Ночной Волк тут же уверенно побежал вперед, как будто знал, куда мы идем. Скоро я потерял его из виду, но это меня не беспокоило. Я знал, что он часто будет возвращаться, чтобы пересчитать нас.

— Кеттл идет за нами, — сказал я шуту.

Он бросил на меня вопросительный взгляд.

— Ночной Волк говорит, что она сердится.

Его плечи поднялись и опустились — он коротко вздохнул.

— Что ж. Она имеет право решать самостоятельно, — пробормотал шут себе под нос и потом добавил, уже обращаясь ко мне: — Меня до сих пор немного нервирует, когда вы с волком делаете это.

— Это тебе мешает? Что я наделен Даром?

— А тебе мешает, когда ты встречаешься со мной взглядом? — парировал шут.

Этого было достаточно. Мы шли дальше. Кетриккен вела нас, пока не угас дневной свет. Мы остановились на утоптанной площадке в тени одного из огромных деревьев. Мы явно были на одном из торговых путей в Джампи, правда, редко используемом. Командовала Кетриккен. Она жестом указала Старлинг на небольшую кучу сухого хвороста, защищенную от снега куском брезента.

— Возьми немного, чтобы развести костер, и позаботься, чтобы положить туда столько же, сколько возьмешь. Здесь останавливается множество людей, и в плохую погоду от того, будут ли здесь дрова, может зависеть чья-нибудь жизнь.

Старлинг беспрекословно подчинилась.

Нам с шутом Кетриккен велела помочь ей установить палатку. Когда мы закончили, у нас был шатер, формой напоминающий шляпку гриба. Затем она распределила между нами оставшуюся работу — распаковать и расстелить постели, привязать вожака джеппов и освободить от груза остальных, растопить снег, чтобы получить немного питьевой воды. Сама она во всем принимала самое деятельное участие. С уколом боли я понял, что она напоминает мне Верити. Из нее бы вышел хороший солдат.

Когда все было сделано, мы с шутом обменялись взглядами. Я подошел к Кетриккен, проверявшей джеппов. Эти выносливые животные уже принялись общипывать почки и кору с молодых деревьев, росших у края лагеря.

— Мне кажется, что за нами идет Кеттл, — сказал я ей. — Как вы считаете, нужно мне пойти встретить ее?

— Куда? — спросила меня Кетриккен. Вопрос прозвучал бездушно, но она продолжала: — Если она догонит нас, то разделит то, что у нас есть. Но я подозреваю, что она устанет гораздо раньше и вернется в Джампи. Возможно, она уже там.

А может быть, она лежит где-нибудь у края дороги без сил, подумал я. Но не стал возражать. В словах Кетриккен была суровая практичность жителей гор. Она оценила решение Кеттл следовать за нами. Но даже если попытка сделать это убьет старую женщину, Кетриккен не станет вмешиваться. Я знал, что среди горцев было обычным явлением, когда старые люди выбирают так называемое уединение, добровольную ссылку, в которой холод может положить конец всем их недугам. Но это не помешало мне послать Ночного Волка посмотреть, не идет ли Кеттл. Я хотел верить, что с моей стороны это было простым любопытством. Он только что вернулся в лагерь с окровавленным белым зайцем в зубах. В ответ на мою просьбу он встал, почесался и хмуро приказал мне: Тогда последи за моим мясом. И растворился в наступающих сумерках.

Мы как раз заканчивали приготовления к вечерней трапезе, состоявшей из овсянки и печеных лепешек, когда в лагере появились Кеттл и Ночной Волк. Она подошла к костру и стала греть руки, враждебно посматривая на нас с шутом. Мы обменялись взглядами. Это были виноватые взгляды. Я поспешно предложил Кеттл чашку чая, которую только что налил для себя. Она взяла ее и выпила. После чего обвинительным тоном заявила:

— Вы ушли без меня.

— Да, — признал я. — Кетриккен пришла к нам и сказала, что мы должны отправляться немедленно, так что мы с шутом…

— Я все равно здесь, — торжествующе заявила Кеттл, перебив меня. — И собираюсь идти с вами дальше.

— Мы торопимся, — негромко сказала Кетриккен. — Мы не можем идти медленнее ради вас.

У Кеттл из глаз почти посыпались искры.

— А я вас просила? — резко спросила она у королевы.

Кетриккен пожала плечами.

— Просто чтобы вы знали, — тихо сказала она.

— Я знаю, — так же тихо ответила Кеттл.

И вопрос был решен.

Я наблюдал за этим обменом репликами с некоторым благоговением и с тех пор стал испытывать даже большее уважение к обеим женщинам. Мне стало ясно, как теперь себя ощущает Кетриккен. Она была королевой Шести Герцогств, но не стала прятаться за титул и оскорбляться резким ответом Кеттл. Вместо этого она обратилась к ней как женщина к женщине — уважительно, но властно. Я снова оценил ее характер и счел, что не ошибся в нем.

Все мы ночевали в палатке. Кетриккен наполнила небольшую жаровню углями и внесла ее внутрь палатки. Там стало гораздо теплее. Она учредила дежурство и включила в список часовых и себя, и Кеттл. Я некоторое время лежал без сна. Я снова был на пути к Верити. Это несколько ослабило впечатанный в мое сознание приказ Силы. Но одновременно меня тянуло к реке, в которой Верити омочил свои руки. Этот соблазнительный образ все время маячил на краю моего сознания. Я решительно отстранил искушение, но в эту ночь все мои сны были полны им.

Мы рано покинули стоянку и тронулись в путь еще до рассвета. Кетриккен уговорила нас бросить вторую, меньшую, палатку, взятую в расчете на отряд, который должен был быть первоначально. Она оставила ее на стоянке аккуратно сложенной, чтобы кто-нибудь другой мог найти и использовать ее. Освободившегося джеппа нагрузили вещами, которые мы несли на себе. Я был доволен, потому что пульсация в моей спине уже стала постоянной.

Четыре дня мы шли в прежнем темпе. Кетриккен не говорила, что на самом деле опасается погони. Я не спрашивал. Впрочем, не было возможности поговорить наедине с кем бы то ни было. Кетриккен всегда шагала впереди и вела животных, за ними шли мы с шутом, Старлинг и, часто на порядочном расстоянии от нас, Кеттл. Обе женщины сдержали свои обещания. Кетриккен не замедляла шага ради Кеттл, а та не жаловалась. Она приходила в лагерь поздно, часто в сопровождении Ночного Волка. Обычно она поспевала как раз вовремя, чтобы разделить с нами еду и ночлег. Но утром она вставала вместе с Кетриккен и не выказывала никакого недовольства.

На четвертую ночь, когда все мы собрались в палатке и готовились ко сну, Кетриккен внезапно обратилась ко мне:

— Фитц Чивэл, я хотела бы обсудить с тобой кое-что.

Я сел, заинтригованный ее официальным тоном.

— К вашим услугам, моя королева.

Рядом со мной шут приглушенно фыркнул. Полагаю, мы оба выглядели немного странно, сидя в гнезде из меха и одеял и обращаясь друг к другу так официально. Но я не хотел ничего менять.

Кетриккен подкинула несколько сухих деревяшек в жаровню, чтобы прибавить огня и света. Она достала лакированный цилиндр, сняла крышечку и вынула кусок пергамента. Когда она осторожно развернула его, я вспомнил карту, вдохновившую Верити на его путешествие. Странно было смотреть на этот поблекший манускрипт в такой обстановке. Он словно выпал из другого времени моей жизни, когда горячая вкусная еда воспринималась как должное, одежда шилась специально для меня и я знал, где буду спать следующей ночью. Казалось нечестным, что весь мир так изменился для меня с тех пор, а карта осталась тем же обрывком старого пергамента с выцветшими линиями на нем. Кетриккен расстелила ее на коленях и постучала по ней пальцем.

— Вот, примерно тут мы находимся, — сказала она мне. Потом глубоко вздохнула, как бы собираясь с духом. Она постучала по другому месту, тоже никак не отмеченному. — Где-то здесь мы нашли следы битвы. Там был плащ Верити и… кости. — Ее голос дрогнул при этих словах. Внезапно она взглянула на меня, и наши глаза встретились — такого не было со времен Оленьего замка. — Знаешь, Фитц, это очень тяжело. Я собрала их и думала, что это кости Верити. Так много месяцев я верила, что он мертв! А теперь, только из-за твоих слов о какой-то магии, которой я не могу пользоваться и которую не понимаю, я должна поверить, что он жив. Что есть еще надежда. Но… Я держала эти кости. И мои руки не могут забыть их тяжести и холода, а нос — их запаха.

— Он жив, моя леди, — тихо заверил я ее.

Она снова вздохнула.

— Вот о чем я хотела спросить тебя. Пойдем ли мы сразу туда, куда собирался идти Верити? Или ты хочешь сперва посмотреть на место сражения?

Я немного подумал.

— Я уверен, что вы нашли там все, что можно было найти, моя королева. Прошло время с тех пор, как вы были там, — все лето и большая часть зимы. Едва ли я увижу что-то, что не заметили ваши следопыты, когда земля не была еще покрыта снегом. Верити жив, моя королева. И там его нет. Так что давайте отправимся искать его туда, куда он сам собирался пойти.

Кетриккен медленно кивнула, но если у нее и прибавилось мужества после моих слов, она этого никак не показала. Вместо этого она снова постучала по карте.

— Посмотри на эту дорогу. Когда-то это был торговый путь, и, хотя теперь уже никто не может вспомнить, куда он вел, им все еще пользуются. Охотники и жители отдаленных селений прокладывают к нему тропинки, а потом спускаются по нему в Джампи. Мы могли бы с самого начала идти по этой дороге, но я не хотела. Ею слишком часто пользуются. Как бы то ни было, завтра мы пересечем ее. А затем мы повернемся спиной к Джампи и пойдем в горы. — Она провела пальцем по карте. — Я никогда не бывала там, — просто сказала она. — Да и мало кто бывал, кроме охотников или случайных искателей приключений, которые хотят проверить, правду ли гласят старые легенды. И если возвращаются, то приносят назад собственные легенды, еще более странные, чем те, что побудили их отправиться на поиски.

Я следил за ее бледным пальцем, медленно двигавшимся по карте. Полустертая линия древней дороги разветвлялась на три отдельные тропы. Эта дорога начиналась и заканчивалась без очевидного истока и места назначения. Что бы ни было когда-то отмечено на концах этих линий, оно давно выцвело, превратившись в некий чернильный призрак. Никто из нас представления не имел о том, какое из трех направлений выбрал Верити. Хотя на карте все они были не очень далеки друг от друга, но из-за горного рельефа могли оказаться в днях или даже неделях пути. Кроме того, я мало доверял верности масштаба такой старой карты.

— Куда мы пойдем сперва? — спросил я.

Кетриккен ненадолго задумалась, потом постучала пальцем по одной из троп.

— Сюда. Думаю, это ближе всего.

— Это мудрый выбор.

Она снова посмотрела мне прямо в глаза:

— Фитц, разве ты не можешь обратиться к нему Силой и спросить, где он? Или попросить его прийти к нам? Или хотя бы спросить его, почему он не вернулся ко мне?

Каждый раз, когда я качал головой, глаза ее становились все безумнее.

— Почему нет? — дрожащим голосом спросила она. — Эта величайшая тайная магия Видящих не может даже позвать его к нам, когда это так нужно?

Я не сводил глаз с ее лица, но хотел бы, чтобы вокруг было поменьше слушающих ушей. Несмотря на все, что Кетриккен знала обо мне, мне трудно было говорить о Силе с кем-то кроме Верити. Я тщательно подбирал слова.

— Обратившись к нему Силой, я могу подвергнуть его опасности, моя леди. Или навлечь неприятности на нас.

— Как? — спросила она.

Я быстро оглядел шута, Кеттл и Старлинг. Было трудно объяснить себе неловкость, которую я чувствовал, открыто говоря о магии, на протяжении жизни многих поколений хранившейся в строжайшей тайне. Но это была моя королева, и она задала мне вопрос. Я опустил глаза и стал объяснять:

— Круг Галена никогда не был верен королю. Ни королю Шрюду, ни королю Верити. Он всегда был орудием предателя и использовался, чтобы порождать сомнения в способностях короля и подрывать его мощь.

Кеттл судорожно втянула в себя воздух, а голубые глаза Кетриккен стали стальными. Я продолжал:

— И теперь, если я открыто обращусь Силой к Верити, они могут услышать это. А услышав, обнаружить его. Или нас. Они очень сильны в Силе и знают способы ее использования, которым я никогда не учился. Они шпионят за другими людьми, владеющими Силой. Они могут причинять боль или создавать иллюзии. Я боюсь обращаться Силой к моему королю, королева Кетриккен. И то, что Верити тоже молчит, заставляет меня думать, что он опасается того же, что и я.

Кетриккен побелела как снег, обдумывая мои слова. Она еле слышно спросила:

— Никогда не были верны ему? Скажи честно. Они вообще не помогали ему в защите Шести Герцогств?

Я взвешивал каждое слово, как будто докладывал самому Верити.

— У меня нет доказательств, моя леди. Но я подозреваю, что послания Силы о красных кораблях не передавались или намеренно задерживались. Я думаю, что команды, которые Верити посылал членам круга на сторожевых башнях, не доходили до крепостей, которые те охраняли. На словах галенцы подчинялись, и Верити не догадывался, что его послания и приказы передавались по назначению с опозданием. В результате чего герцогам его усилия казались бессмысленными, его стратегия несвоевременной или глупой.

Я умолк при виде ярости, расцветшей на лице Кетриккен. На щеках ее появился гневный румянец.

— Сколько жизней! — воскликнула она. — Сколько городов! Сколько убитых или, хуже того, «перекованных»! И только ради злобы принца, ради амбиций избалованного мальчишки! Как он мог сделать это, Фитц? Как он мог оставить своих людей умирать просто для того, чтобы его брат выглядел глупым и несведущим?

На это у меня не было ответа.

— Может быть, он не думал о них как о людях и городах? — услышал я собственный тихий голос. — Может быть, для него они были только фишками в его игре?

Кетриккен закрыла глаза.

— Это нельзя простить, — тихо сказала она. Лицо ее было очень бледным. И добавила одновременно мягко и непреклонно: — Тебе придется убить его, Фитц Чивэл.

Так странно было получить в конце концов этот королевский приказ.

— Я знаю это, моя леди. Я знал это, когда пытался в прошлый раз.

— Нет, — поправила она меня, — в тот раз ты пытался сделать это для себя. Разве ты не понял, что меня рассердило? На этот раз я говорю тебе, что ты должен убить его ради Шести Герцогств. — Она почти удивленно покачала головой. — Это единственный путь для него стать «жертвенным» для своих людей. Быть убитым, прежде чем он успеет еще больше навредить им.

Она внезапно оглядела нас, кутающихся в одеяла и смотрящих на нее.

— Идите спать, — сказала она, как будто мы были своенравными детьми. — Завтра нам придется встать рано и идти быстро. Спите, пока можете.

Старлинг вышла, чтобы первой стоять на часах. Остальные легли и, когда пламя в жаровне угасло и света стало меньше, уснули. Но, несмотря на усталость, я лежал и смотрел в темноту. Я слышал только тихое дыхание спящих людей и ночной ветер, гудящий в деревьях. Я потянулся в ночь Даром и нашел Ночного Волка, крадущегося в тиши и подстерегающего неосторожную мышь. Все вокруг нас было охвачено миром и покоем скованного зимой леса. Все крепко спали, кроме дежурившей Старлинг.

Я не сказал королеве о другом моем опасении: если я обращусь к Верити Силой, я могу никогда не вернуться, а вместо этого погрузиться в реку Силы, которую видел однажды, и быть навеки погребенным в ней. Даже мысль о таком искушении заставила меня трепетать. Я яростно поднял мои стены и укрепления, выставляя все, чему меня учили, между мной и Силой. И в эту ночь я поднимал стены не для того, чтобы не допустить в мое сознание Регала и его круг, а затем, чтобы удержать себя внутри его.