Глава 14
КОНТРАБАНДИСТЫ
Мало таких свободных душ, как странствующие менестрели. Во всяком случае, в Шести Герцогствах. Если менестрель достаточно талантлив, ради него будут отменены почти все правила. Им разрешается задавать откровенные вопросы, ибо такова естественная необходимость их ремесла. Всякий менестрель может ожидать радушия и гостеприимства повсюду — за королевским столом и в лачуге нищего. Они редко вступают в брак в юности, хотя часто имеют детей. Такие дети не подвергаются общественному порицанию и нередко растут в замках, чтобы впоследствии тоже стать менестрелями. Менестрели общаются с преступниками и мятежниками так же просто, как с аристократами и торговцами. Они передают сообщения, знают все новости и держат в голове множество соглашений и обещаний. По крайней мере, так бывает в спокойные и мирные времена.
Старлинг пришла так поздно, что Баррич назвал бы это время суток ранним утром. Я проснулся, как только она дотронулась до замка. Когда она вошла, я скатился с ее постели, поплотнее завернулся в плащ и лег на пол.
— Фитц Чивэл, — напыщенно приветствовала она меня, и я ощутил исходящий от нее запах вина.
Она расстегнула свой плащ, искоса посмотрела на меня и кинула мне его как еще одно одеяло. Я закрыл глаза.
Она сбросила верхнюю одежду на пол рядом со мной, абсолютно не обращая внимания на мое присутствие. Я услышал, как заскрипела кровать, когда она улеглась на нее.
— Ух, еще теплая, — пробормотала Старлинг, устраиваясь на простынях. — Я даже чувствую себя виноватой, что выгоняю тебя из такого уютного гнездышка.
Вряд ли угрызения совести очень ее мучили, потому что через несколько мгновений дыхание девушки на кровати стало глубоким и ровным. Я последовал ее примеру.
Я проснулся очень рано и покинул трактир. Старлинг не пошевелилась, когда я выходил из ее комнаты. Я шел, пока не наткнулся на баню. В это время дня людей в ней почти не было. Мне пришлось подождать, пока согреется вода. Когда ванна наконец была готова, я разделся и осторожно залез в нее. От горячей воды боль в плече немного унялась. Я вымылся. Потом долго лежал в ванне, наслаждаясь теплом и тишиной и размышляя.
Мне не хотелось связываться с контрабандистами и не хотелось полагаться на Старлинг. Но я не видел другого выхода. Я не знал, чем могу подкупить контрабандистов, чтобы они взяли меня с собой. У меня было очень мало денег. Серьга Баррича? Я не мог думать об этом. Иди ко мне. Я найду другой способ, клянусь, что найду. Когда в тот день в Тредфорде Верити спас меня, он лишился последних сил. Он ни секунды не колебался и сделал все ради моего спасения. И все же если потребуется, я не задумываясь расстанусь с серьгой Баррича, чтобы найти Верити. Не потому, что он звал меня Силой, и даже не из-за клятвы, которую я дал его отцу. Из-за Верити.
Я вылез из ванны, вытерся, потратил несколько минут, пытаясь подстричь бороду, но потом бросил это занятие, сочтя его бесполезным, и вернулся в «Кабанью голову». По дороге в трактир меня подстерегла неприятность. Меня обогнал фургон, и это был фургон Делла, кукольника. Я быстро шагал вперед, и молодой помощник, правивший фургоном, никак не показал, что узнал меня. Тем не менее я был рад, когда наконец добрался до трактира и вошел внутрь.
Я сел за стол в углу у очага и попросил слугу принести мне чайник и буханку утреннего хлеба. Последний был испечен по рецептам Фарроу, так что в тесте было полно семян, орехов и кусочков фруктов. Я ел медленно, ожидая появления Старлинг. Мне одновременно не терпелось повидать контрабандистов и не хотелось доверяться Старлинг. За это долгое утро прислуживавший мальчик дважды странно посмотрел на меня. В третий раз, когда я поймал его взгляд, то сам уставился на него и не отводил глаз до тех пор, пока он не вспыхнул. Тогда я понял причину его интереса. Я провел ночь в комнате Старлинг, и мальчик не мог понять, что заставило ее разделить постель с таким бродягой. Но этого оказалось достаточно, чтобы я почувствовал себя неуверенно. Время приближалось к полудню. Я встал и поднялся по лестнице к дверям комнаты Старлинг.
Я тихо постучался и подождал. Но мне пришлось постучать еще раз, погромче, прежде чем я услышал сонный ответ. Через некоторое время менестрель подошла к двери, выглянула в щелку и сделала мне знак войти. На ней были только гамаши и слишком широкая туника. Ее кудрявые темные волосы были совсем растрепаны. Она тяжело опустилась на край постели, сонно моргая, а я закрыл и запер за собой дверь.
— О, ты принял ванну, — приветствовала она меня и снова зевнула.
— Это так заметно? — раздраженно поинтересовался я.
Она согласно кивнула.
— Один раз я уже просыпалась и подумала, что ты просто бросил меня, но не беспокоилась. Я знала, что ты все равно не найдешь их без меня. — Она протерла глаза и оценивающе посмотрела на меня: — Что случилось с твоей бородой?
— Я пытался подстричь ее. Без особого успеха.
Она опять кивнула.
— Но это была хорошая мысль, — успокаивающе сказала она. — Может быть, после стрижки ты будешь не так дико выглядеть. Кроме того, это сделает тебя менее узнаваемым для Криса, Тассин или кого-нибудь еще из нашего каравана. Ну-ка, я тебе помогу. Иди сядь на этот стул. О, и открой ставни, впустим сюда немного света.
Я без особого энтузиазма выполнил ее указания. Она встала и снова протерла глаза. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы умыться, привести в порядок волосы и закрепить их сзади несколькими маленькими гребешками. Она подпоясала тунику, надела и зашнуровала сапоги. За удивительно короткое время она совершенно преобразилась. Потом Старлинг подошла ко мне, взяла за подбородок и без всякого стеснения стала поворачивать мое лицо, чтобы лучше разглядеть его. Я не мог относиться к этому спокойно.
— Ты всегда так легко краснеешь? — спросила она, смеясь. — С баккскими мужчинами это редко бывает. У твоей мамы, наверное, была светлая кожа.
Я не смог ничего придумать в ответ на это и сидел молча, пока Старлинг копалась в своем свертке. Вернулась она с парой маленьких ножниц. Она работала быстро и ловко.
— Мне приходилось подстригать брата, — сказала она, не прекращая работы. — И бороду отца, после того как мама умерла. У тебя красивый подбородок под всей этой щетиной. Что ты с ней делал? Просто позволял расти, как ей захочется?
— Вроде того, — нервно пробормотал я.
Ножницы сверкали прямо под моим носом. Она замолчала и быстро отряхнула меня. Порядочное количество вьющихся черных волос упало на пол.
— Я не хочу, чтобы был виден шрам, — предупредил я ее.
— Не будет, — спокойно ответила она, — зато будет рот, а не просто страшная дырка в усах. Подними голову. Вот так. У тебя есть бритва?
— Только нож, — признался я.
— Ну что ж, сойдет, — сказала она.
Потом подошла к двери, распахнула ее и использовала всю силу тренированных легких менестреля, чтобы потребовать горячей воды. И чая. И хлеба, и несколько ломтей бекона. Вернувшись в комнату, Старлинг склонила голову набок и критически посмотрела на меня.
— Давай и волосы подстрижем, — предложила она. — Распусти их.
По ее мнению, я двигался слишком медленно. Она зашла мне за спину, сняла мой платок и распустила кожаный ремешок. Волосы упали мне на плечи. Она взяла гребенку и грубо зачесала их вперед.
— Посмотрим, — пробормотала она, когда я заскрипел зубами под ее неумолимой гребенкой.
— Что ты хочешь сделать? — спросил я ее, но клочья волос уже падали на пол.
Что бы она ни решила, это быстро воплощалось в жизнь. Она сделала мне челку, доходящую до бровей, а остальное обрезала на уровне подбородка.
— Теперь, — сказала она мне, — ты больше напоминаешь торговца из Фарроу. Ты по-прежнему баккской породы, но прическа и костюм — как у жителя Фарроу. И пока ты не заговоришь, люди не догадаются, откуда ты. — Она подумала немного и снова начала обрабатывать волосы у меня надо лбом. Через мгновение она протянула мне зеркало. — Теперь седина будет почти незаметной.
Так и вышло. Она срезала почти всю белую прядь и прикрыла выстриженное место черными волосами. Борода теперь обрамляла мое лицо. Я против воли одобрительно кивнул. Раздался стук в дверь.
— Оставь у порога! — крикнула Старлинг.
Подождав несколько мгновений, она открыла дверь и принесла завтрак и горячую воду. Она вымылась, потом предложила мне как следует наточить нож, пока она ест. Я подчинился, размышляя, льстит мне ее внимание или раздражает. Она начинала напоминать мне Пейшенс. Старлинг еще дожевывала, когда подошла и взяла у меня нож. Она проглотила кусок, потом заговорила:
— Я собираюсь придать твоей бороде форму. Но в дальнейшем тебе придется бриться самому, я не собираюсь делать это каждый день. А теперь смочи как следует лицо.
Я значительно больше нервничал, когда она принялась размахивать ножом около моего горла. Но после того как она закончила и я взял зеркало, произведенные ею изменения потрясли меня. Она подровняла бороду, которая теперь аккуратно прикрывала мой подбородок и щеки. Челка надо лбом сделала мои глаза более глубокими. Шрам на щеке был все еще виден, но стал менее заметен, потому что следовал линии усов. Я легко провел рукой по бороде, довольный тем, как она уменьшилась.
— Ну и перемены! — сказал я ей.
— Я тебя преобразила, — сообщила она. — Я сомневаюсь, что Крис или Тассин теперь узнают тебя. Осталось только избавиться от этого. — Она собрала состриженные волосы и открыла окно, чтобы развеять их по ветру. Потом отряхнула руки.
— Спасибо, — сказал я застенчиво.
— На здоровье, — ответила Старлинг, затем оглядела комнату и слегка вздохнула. — Мне будет не хватать этой постели, — грустно пожаловалась она и начала быстро и умело паковать вещи. Заметив мой взгляд, она улыбнулась. — Когда ты странствующий менестрель, приходится делать это быстро и хорошо, знаешь ли. — Она забросила в сумку последние предметы и зашнуровала ее. — Подожди меня внизу у черного хода, — скомандовала она. — Я должна заплатить.
Я сделал, как она просила, но ждал на ветру значительно дольше, чем рассчитывал. Наконец она появилась, розовощекая и готовая начать новый день. Она потянулась, как маленькая кошка, и кивнула.
— Сюда.
Я ожидал, что мне придется идти медленнее, чем обычно, чтобы Старлинг не отставала, но обнаружил, что она легко выдерживает мой темп. Когда мы вышли из торговых кварталов и направились к северным предместьям, она посмотрела на меня.
— Ты сегодня выглядишь по-другому, — сообщила она, — и дело не только в стрижке. Ты принял какое-то решение.
— Да, — согласился я.
— Хорошо, — тепло сказала она и дружески взяла меня за руку. — Надеюсь, ты решил доверять мне.
Я посмотрел на нее и не сказал ничего. Она засмеялась, но руки моей не отпустила.
Деревянные настилы торгового квартала скоро остались позади, и мы, сопровождаемые пронизывающим до костей ветром, зашагали по мощенным булыжником улицам, на которых дома прижимались друг к другу, словно в поисках защиты от холода. Постепенно их сменили утоптанные земляные дорожки, пролегавшие вдоль маленьких ферм. После дождей последних нескольких дней они размокли, так что мы хлюпали по грязи. Этот день, по крайней мере, был ясным, хотя порывистый ветер стал холоднее.
— Далеко еще? — спросил я ее наконец.
— Точно не знаю. Я просто следую указаниям. Искать три сложенных в кучу камня у края дороги.
— Что ты на самом деле знаешь об этих контрабандистах? — спросил я.
Она пожала плечами с равнодушным видом:
— Я знаю, что они ходят в горы, когда торговля закрыта. И я знаю, что они берут с собой пилигримов.
— Пилигримов?
— Называй их как хочешь. Эти люди идут к алтарю Эды в Горном Королевстве. Летом они заплатили за проезд на барже, но потом королевские гвардейцы захватили все баржи и закрыли границы. Поэтому пилигримы застряли в Голубом Озере и пытаются найти способ продолжить путь.
Мы подошли к трем сложенным камням и увидели заросшую травой тропинку через каменистое пастбище, окруженное каменной оградой. Несколько лошадей мрачно щипали траву. Я с интересом заметил, что они горной породы, маленькие и в это время года лохматые. Довольно далеко от дороги стоял крытый дерном дом, стены которого были сложены из речного камня и известняка. Рядом с ним притулилось строение неизвестного назначения. Тонкая струйка дыма поднималась из трубы и быстро таяла в вечернем небе. На ограде сидел человек и что-то строгал. Он поднял глаза, посмотрел на нас и, видимо, счел неопасными. Он не остановил нас, когда мы прошли мимо и направились к двери домика. У самого дома в загоне разгуливали, воркуя, толстые важные голуби. Старлинг постучалась в дверь, но ответил ей человек, вышедший из-за угла дома. У него были жесткие каштановые волосы и голубые глаза. Он был одет как фермер. В руках он держал ведро с пенящимся теплым молоком.
— Кого вам надо? — приветствовал он нас.
— Ника, — ответила Старлинг.
— Я не знаю никакого Ника, — сказал человек, открывая дверь и входя в дом.
Старлинг смело последовала за ним, а я, гораздо менее уверенно, за ней. Мой меч висел у бедра. Я был готов взяться за рукоять, но не хотел провоцировать столкновение.
В очаге горел плавник. Большая часть дыма выходила в трубу, но кое-что оставалось в комнате. Веснушчатый мальчик сидел на куче соломы в углу. Он посмотрел на нас большими синими глазами, но не сказал ничего. Копченые окорока и свиные бока свисали с балок. Фермер поднес молоко к столу, за которым женщина рубила ножом толстые желтые корни. Он поставил ведро рядом с ней и спокойно повернулся к нам.
— Вы, наверное, ошиблись домом. Попробуйте пройти немного вниз по дороге. Но не следующий дом. Там живет Пелф. Может быть, дальше.
— Спасибо вам большое. Так мы и сделаем. — Старлинг улыбнулась им всем и пошла к двери. — Идем, Том, — позвала она меня.
Я любезно кивнул семейству фермера и двинулся за ней. Мы вышли из дома и направились вверх по тропинке. Когда мы отошли на достаточное расстояние, я спросил:
— Что теперь?
— Я не очень уверена. Судя по тому, что я слышала, нам надо бы пойти в дом Пелфа и спросить Ника там.
— Судя по тому, что ты слышала?
— Ну, ты ведь не думаешь, что я вожу знакомство с контрабандистами, правда? Я была в бане. Две женщины разговаривали, пока мылись. Они пилигримы, идут в горы. Одна из них сказала, что это, может быть, последняя возможность вымыться перед долгим путешествием, а другая ответила, что ей все равно, если только они наконец выберутся из Голубого Озера. Тогда первая рассказала ей, как найти контрабандистов.
Я не сказал ничего. Но, полагаю, выражение моего лица говорило само за себя, и Старлинг раздраженно спросила:
— А у тебя есть идеи получше? Это либо сработает, либо нет.
— Это может сработать так, что нам обоим перережут горло.
— Тогда давай вернемся в город и придумаем что-нибудь получше.
— Полагаю, в этом случае человек, который идет за нами, решит, что мы уж точно шпионы, и не ограничится простой слежкой. Пойдем к дому Пелфа и посмотрим, что из этого выйдет. Нет, не оглядывайся.
Мы вернулись на дорогу и пошли к следующей ферме. Ветер усилился, и начал идти снег. Если мы не найдем Ника, нас ожидает очень долгий и холодный путь назад в город.
Когда-то кто-то ухаживал за следующей фермой. По обе стороны дороги были посажены серебристые березы. Теперь это было жалкое подобие деревьев, листья давно облетели, кора облезла на ветру. Большое пастбище было обнесено изгородью, но какие бы стада ни содержались там раньше, их давно не было. Заросшие сорняками поля были не обработаны, и никто не пасся среди густого чертополоха.
— Что случилось с этой землей? — спросил я, когда мы увидели это запустение.
— Годы засухи. Потом лето пожаров. Дальше у берега реки были открытые дубравы и пастбища. А здесь располагались молочные фермы. Владельцы мелких стад выпускали животных на свободный выпас, и харагары рылись под дубами в поисках желудей. Я слышала, что там была очень хорошая охота. А потом случился пожар. Больше месяца все вокруг полыхало, говорят, люди задыхались от дыма, а река почернела от пепла. Сгорели не только леса и дикие луга, но и поля, стога сена и даже дома. После нескольких лет засухи река стала всего лишь ручьем. Бежать от огня было некуда. А после пожара снова потянулись жаркие, сухие дни. Но теперь ветер приносил пыль и золу. Мелкие ручьи пересохли. Ветры дули до тех пор, пока не начались дожди. Вся вода, о которой люди молились многие годы, выпала в один сезон. Настоящее наводнение. А когда вода ушла — что ж, ты видишь, что осталось. Одна галька.
— Я слышал что-то об этом. — Я вспомнил какой-то давний разговор. Кто-то, возможно Чейд, говорил мне, что люди считали короля ответственным даже за засухи и пожары. Тогда это мало что значило для меня, но эти фермеры наверняка чувствовали, что наступил конец света.
Дом тоже хранил память о хороших временах и любящих руках. Он был двухэтажный, деревянный, но краска давно потускнела. Ставни на окнах верхнего этажа были крепко заперты. Было две трубы, но из одной уже сыпались камни. Из другой поднимался дым. Перед дверью стояла девочка. Толстый серый голубь сидел у нее на руке, и она легонько поглаживала его.
— Добрый день, — приятным низким голосом поздоровалась девочка, когда мы подошли.
На ней была кожаная туника и свободная светлая шерстяная рубашка. Кроме того, она носила кожаные штаны и сапоги. Я бы дал ей около двенадцати и по ее глазам и волосам понял, что она, возможно, родственница людей из первого дома.
— Добрый день, — ответила ей Старлинг. — Мы ищем Ника.
Девочка покачала головой.
— Вы ошиблись домом. Никакого Ника здесь нет. Это дом Пелфа. Посмотрите дальше по дороге. — Она улыбнулась, в ее лице не было ничего, кроме вежливого удивления.
Старлинг неуверенно посмотрела на меня. Я взял ее за руку.
— Нам, наверное, неправильно объяснили. Пойдем вернемся в город и попытаемся еще раз. — Мне хотелось только как можно скорее покончить с неприятной ситуацией.
— Но… — смущенно возразила Старлинг.
Я чувствовал внезапный прилив вдохновения:
— Тсс. Нас предупреждали, что этих людей не так легко достать. Птица может заблудиться, или ее схватил ястреб. Сегодня мы тут больше ничего не добьемся.
— Птица? — Девочка внезапно сменила тон.
— Всего-навсего голубь. Доброго вечера. — Я обнял Старлинг за плечи и решительно повернулся. — Мы не хотели вам мешать.
— Чей голубь?
Я на мгновение встретил ее взгляд.
— Приятеля Ника. Да пусть это тебя не заботит. Пойдем, Старлинг.
— Подождите! — внезапно сказала девочка. — Мой брат дома. Может быть, он знает этого Ника.
— Я не хотел бы беспокоить его.
— Никакого беспокойства. — Птица на ее руке расправила крылья, когда девочка повернулась, чтобы показать на дверь. — Зайдите в дом погреться.
— День холодный, — согласился я. Я повернулся и увидел выходившего из-за ряда берез строгальщика. — Может быть, всем нам стоит зайти.
— Может быть. — Девочка улыбнулась нашему замешательству.
За дверью была пустая передняя. Крепкий деревянный пол был обшарпан, его давно никто не натирал. Светлые прямоугольники на стенах показывали, где когда-то висели картины и гобелены. Голая лестница вела на верхний этаж. Там не видно было никакого света, кроме того, который просачивался сквозь плотные ставни. Здесь не было ветра, но и тепла было не намного больше.
— Подождите здесь, — сказала нам девочка и вошла в комнату справа от нас, плотно прикрыв за собой дверь.
Старлинг стояла немного ближе ко мне, чем мне бы хотелось. Строгальщик равнодушно наблюдал за нами. Менестрель набрала в грудь воздуха.
— Тише, — сказал я, прежде чем она успела заговорить.
Она вцепилась мне в руку. Я нагнулся, сделав вид, что мне нужно поправить сапог, а когда выпрямился, поставил Старлинг слева от себя. Она немедленно снова взяла меня за руку. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем дверь открылась. Оттуда вышел высокий человек с каштановыми волосами и синими глазами. Как и девочка, он был одет во все кожаное. Очень длинный нож висел у него на поясе. Девочка шла за ним и выглядела раздраженной. Значит, он ее выругал. Мужчина нахмурился и спросил:
— В чем дело?
— Я ошибся, господин, — немедленно ответил я. — Мы искали одного человека по имени Ник и попали не в тот дом. Прошу прощения.
Он неохотно кивнул:
— У меня есть приятель, и его двоюродного брата зовут Ник. Может, я бы передал ему словечко.
Я сжал руку Старлинг, чтобы она молчала.
— Нет-нет, мы не хотим вас беспокоить. Может быть, вы бы сказали нам, где найти самого Ника.
— Я могу передать ему все, что нужно, — снова предложил он. Но на самом деле это не было предложением.
Я почесал бороду и задумался.
— У меня есть приятель, чей двоюродный брат хотел бы переправить кое-что на ту сторону реки. Он слышал, что Ник может знать кого-то, кто мог бы это сделать. И один человек обещал кузену моего приятеля, что пошлет птицу, чтобы сообщить Нику о нашем приходе. За плату, конечно. Вот и все. Ерундовое дело.
Он медленно кивнул:
— Я слышал, что есть люди, которые занимаются такими вещами. Это опасная работа, да, и предательская работа. Эти люди могут заплатить собственной головой, если их поймают королевские гвардейцы.
— Что правда, то правда, — с готовностью согласился я. — Но двоюродный брат моего приятеля не ведет дел с людьми, которых можно поймать. Вот почему он хотел поговорить с Ником.
— А тебя кто сюда послал искать этого Ника?
— Я забыл, — холодно сказал я. — Боюсь, я всегда забываю имена.
— Правда? — задумчиво спросил мужчина. Он посмотрел на свою сестру и легонько кивнул. — Не хотите ли выпить бренди?
— Это было бы прекрасно, — ответил я.
Мне удалось освободиться от хватки Старлинг, и мы вошли в комнату. Когда дверь за нами закрылась, моя спутница глубоко вздохнула, ощутив долгожданное тепло. Комната была настолько же пышной, насколько передняя пустой. Ковры покрывали пол, нарядные гобелены висели на стенах. На тяжелом дубовом столе красовался канделябр с толстыми белыми свечами. Перед огромным очагом, в котором горел огонь, полукругом стояли удобные стулья. Туда и повел нас хозяин. Он взял стеклянный графин с бренди, проходя мимо стола.
— Найди стаканы, — приказал он сестре.
Она, по-видимому, не обиделась. Я прикинул, что ему около двадцати пяти. Старшие братья не самые великодушные из смертных. Девочка передала строгальщику своего голубя и пошла искать стаканы.
— Итак, вы говорили… — начал хозяин, когда мы уселись перед огнем.
— На самом деле говорили вы, — заметил я.
Он молчал, пока его сестра не принесла стаканы. Он налил в них бренди и раздал, и мы все четверо подняли их.
— За короля Регала, — предложил он.
— За моего короля, — ответил я приветливо и выпил.
Это был хороший бренди. Барричу бы он понравился.
— Король Регал отправил бы человека вроде нашего друга Ника на виселицу, — предположил мужчина.
— Или, что более вероятно, в свой Круг, — в свою очередь предположил я и печально вздохнул. — Вот ведь как сложно выходит. С одной стороны, король Регал угрожает его жизни. С другой стороны, если бы не эмбарго короля Регала на торговлю с Горным Королевством, как бы Ник зарабатывал на жизнь? Я слышал, что на его семейной ферме растут нынче только камни.
Мой собеседник сочувственно кивнул:
— Бедняга Ник. Он должен что-то делать, чтобы выжить.
— Вот уж верно, — согласился я. — А иногда, чтобы выжить, человек должен попасть на другой берег, даже если король это запрещает.
— Вот как? — спросил мужчина. — Ну, отвезти что-нибудь на другой берег гораздо проще.
— Ну уж не настолько проще, — ответил я. — Если Ник хорошо владеет ремеслом, одно для него не труднее другого. А я слышал, что он мастер своего дела.
— Самый лучший из всех, — с тихой гордостью сказала девочка.
Брат бросил на нее предостерегающий взгляд.
— А что бы этот ваш человек предложил за переезд? — спросил он тихо.
— Он бы предложил самому Нику, — так же тихо ответил я.
Несколько секунд мужчина смотрел в огонь, потом встал и протянул руку.
— Ник Холдфаст. Моя сестра Пелф.
— Том, — представился я.
— Старлинг, — добавила моя спутница.
Ник снова поднял стакан.
— За нашу сделку, — предложил он, и мы снова выпили. Он сел и немедленно спросил: — Будем говорить откровенно?
Я кивнул:
— По возможности. Мы слышали, что вы беретесь провести группу пилигримов через реку и через границу в Горное Королевство. Мы хотим того же.
— За ту же цену, — тихо добавила Старлинг.
— Ник, мне это не нравится, — внезапно вмешалась Пелф, — чей-то язык слишком много болтает. Мы и в первый-то раз не должны были соглашаться. Откуда мы знаем…
— Шшш. Это я рискую, и я буду говорить, что согласен делать, а что нет. Твое дело сидеть здесь и следить за всем, пока я в отъезде. И пригляди-ка лучше за тем, как болтает твой собственный язык. — Он повернулся ко мне. — Вы заплатите сейчас по золотому за каждого. И еще по одному на той стороне реки. И третий на границе с Горным Королевством.
— Ох! — вырвалось у меня. Цена была непомерной. — Мы не можем… — Старлинг вонзила ногти мне в руку, и я прикусил язык.
— Ты меня никогда не убедишь, что пилигримы платят так много, — тихо сказала она.
— У них есть собственные лошади и фургоны. И запасы пищи. — Он склонил голову набок и посмотрел на нас. — А вы выглядите так, как будто все свое носите с собой.
— И нас гораздо легче спрятать, чем фургон или упряжку. Мы дадим один золотой сейчас и один на горной границе. За обоих, — предложила Старлинг.
Он откинулся в кресле и некоторое время подумал. Потом налил всем еще бренди.
— Этого мало, — сказал он с сожалением, — но, боюсь, больше у вас ничего нет.
У меня не было и этого. Я надеялся на финансовые возможности Старлинг.
— Перевези нас через реку за эту сумму, — предложил я, — а оттуда мы дойдем сами.
Старлинг под столом толкнула меня ногой. Казалось, она обращается только ко мне.
— Он отвозит остальных к горной границе и переводит через нее. Мы вполне можем наслаждаться их обществом всю дорогу. — Она снова повернулась к Нику. — Думаю, этого хватит, чтобы довезти нас до самых гор.
Ник прихлебнул бренди и тяжело вздохнул.
— Прощу прощения, но я хотел бы посмотреть на ваши деньги, прежде чем мы ударим по рукам.
Мы со Старлинг обменялись взглядами.
— Нам нужно переговорить, — сказала она спокойно. — Простите. — Она поднялась, взяла меня за руку и отвела в угол комнаты. Там она прошептала: — Ты что, никогда в жизни не торговался? Ты даешь слишком много и слишком быстро. Ну, сколько у тебя денег на самом деле?
В ответ я протянул ей кошелек. Она перебрала его содержимое быстро, как ворующая зерна сорока. Опытным жестом она взвесила монеты на руке.
— Этого мало. Я думала, что у тебя больше. А тут что? — она схватила серьгу Баррича.
Я сжал руку, прежде чем Старлинг успела взять ее.
— Кое-что очень важное для меня.
— Более важное, чем твоя жизнь?
— Не настолько, — согласился я, — но близко к тому. Мой отец носил это некоторое время, а его лучший друг отдал ее мне.
— Что ж, если придется пустить серьгу в ход, я прослежу, чтобы ее оценили как следует.
Без лишних слов Старлинг повернулась и подошла к Нику. Она села, допила бренди и подождала меня. Когда я уселся, она сказала:
— Сейчас ты получишь деньги, какие у нас есть. Это не так много, как ты просишь. Но у горной границы я отдам тебе все свои драгоценности — кольца, серьги, все это. Что ты скажешь?
Он молча покачал головой:
— Этого недостаточно, чтобы рисковать жизнью.
— В чем риск? — спросила Старлинг. — Если они поймают тебя с пилигримами, тебя ждет виселица. Тебе уже заплатили за риск. Он не увеличится. Уменьшатся только твои запасы. Они, конечно, этого стоят.
Ник почти неохотно покачал головой. Старлинг повернулась и протянула мне руку.
— Покажи ему, — сказала она тихо.
Я почти почувствовал дурноту, открывая кошелек и вынимая серьгу.
— То, что у меня есть, может не показаться особо ценным на первый взгляд, — сказал я, — если только человек не знаком с такими вещами. Я знаком и знаю, чем обладаю и чего это стоит. А это стоит любых неприятностей, какие ты можешь получить. — Я протянул ему руку, открыв тонкую серебряную сеть, обхватившую сапфир. Потом я поднял серьгу за булавку и подержал перед танцующим огнем. — Дело не только в серебре или в сапфире. Дело в работе. Посмотри, какая тонкая серебряная сеть, какие гибкие звенья.
Старлинг коснулась серьги кончиком пальца.
— Когда-то она принадлежала будущему королю Чивэлу, — сказала она с уважением.
— Монеты легче истратить, — заметил Ник.
Я пожал плечами:
— Если человеку не нужно ничего, кроме денег, чтобы тратить их, то да, это верно. Некоторые получают удовольствие от обладания чем-то гораздо более сильное, чем от тяжести монет в кармане. Когда она станет твоей, ты сможешь продать ее, если захочешь. Если бы я попытался продать ее сейчас, в спешке, то получил бы только часть ее стоимости. А человек со связями, имеющий достаточно времени для торговли, может получить за нее намного больше четырех золотых. Но если хочешь, я могу вернуться с ней в город и…
В глазах контрабандиста вспыхнула жадность.
— Я возьму ее, — решил он.
— На той стороне реки, — кивнул я. Потом поднял драгоценность и вставил ее себе в ухо. Пусть он видит ее каждый раз, когда посмотрит на меня. — Ты доставишь нас обоих живыми на ту сторону реки, и, когда мы будем там, серьга твоя, — заключил я.
— И это будет вся плата, — тихо вставила Старлинг, — хотя до тех пор мы отдадим тебе все наши деньги. Как залог.
— Договорились, и вот моя рука, — сказал Ник.
Мы обменялись рукопожатиями.
— Когда мы выходим? — спросил я.
— Когда будет подходящая погода.
— Лучше бы завтра, — сказал я.
Он медленно встал.
— Завтра, а? Что ж, если погода будет подходящей, завтра и выйдем. А теперь мне надо кое за чем приглядеть. Я вынужден вас покинуть, но Пелф может за вами поухаживать.
Я собирался вернуться на ночь в город, но Старлинг договорилась с Пелф, что заплатит песнями за еду для нас и комнату на ночь. Я был немного обеспокоен необходимостью спать в чужом доме, но решил, что это, возможно, будет безопаснее, чем возвращаться в город. Хотя приготовленная Пелф еда была не такой вкусной, какой мы наслаждались в трактире, все же она была куда лучше луково-картофельного супа. Нам подали толстые ломти жареной свинины, яблочный соус и кекс с фруктами и специями. Пелф принесла пиво и присоединилась к нам за столом. Мы мило беседовали на общие темы. После еды Старлинг сыграла для девочки несколько песен, но я уже не мог бороться со сном. Я попросил, чтобы мне показали комнату, и Старлинг сказала, что она тоже устала.
Пелф привела нас в комнату над роскошным жилищем Ника. Когда-то это была очень хорошая комната, но ею, вероятно, не пользовались в течение нескольких лет. Девочка разожгла огонь в очаге, но сырость и запах плесени, конечно, не выветрились. В комнате стояла огромная кровать с периной и выцветшим балдахином. Старлинг критически фыркнула и, как только Пелф ушла, разложила одеяло на скамейке перед огнем.
— Они проветрятся и согреются, — со знанием дела сказала она мне.
Я запер дверь и проверил замки на окнах и ставнях. Они казались крепкими. Внезапно я почувствовал себя слишком усталым для разговоров. Я решил, что нельзя было мешать пиво с бренди. Старлинг с изумлением наблюдала, как я подтаскиваю к двери кресло. Я вернулся к огню, стащил сапоги и рухнул на покрытую одеялом скамью, вытянув ноги. Хорошо. Завтра я буду на пути к горам.
Старлинг подошла и села рядом со мной. Некоторое время она молчала. Потом подняла палец и постучала по моей серьге:
— Она действительно принадлежала Чивэлу?
— Некоторое время.
— И ты хочешь продать ее, чтобы добраться до гор? Что бы он сказал?
— Не знаю. Не был с ним знаком. — Я вздохнул. — Во всяком случае, он любил своего младшего брата. Вряд ли он упрекнул бы меня за то, что я продал ее, чтобы добраться до Верити.
— Значит, ты идешь искать своего короля.
— Конечно. — Я тщетно старался сдержать зевок. Почему-то сейчас казалось глупым отрицать это. — Я не уверен, что разумно было упоминать о Чивэле при Нике. Он может сделать выводы. — Я повернулся и посмотрел на нее. Ее лицо было слишком близко, и я не мог сфокусироваться на нем. — Но я слишком хочу спать, чтобы волноваться.
— Ты совсем не переносишь черешневых почек, — засмеялась она.
— Но сегодня не было дыма.
— Это пирог. Девочка же сказала тебе, что он с пряностями.
— Она это имела в виду?
— Да. По всему Фарроу это называется пряностью.
— А в Бакке так говорят об имбире.
— Я знаю. — Она прислонилась ко мне и вздохнула. — Ты не доверяешь этим людям, да?
— Конечно нет. А они не доверяют нам. И это лучше, чем если бы они думали, что мы легковерные дураки, от которых надо ждать всяких неприятностей из-за слишком длинных языков.
— Но ты пожал Нику руку.
— Да. И не сомневаюсь, что он сдержит слово. Пока.
Мы оба замолчали, раздумывая об этом. Через некоторое время я очнулся от дремы. Старлинг сидела рядом со мной.
— Я иду в постель, — заявила она.
— Я тоже, — ответил я, взял одеяло и начал укладываться у огня.
— Не дури, — сказала она мне, — этой кровати хватит для четверых. Пользуйся возможностью поспать в постели. Бьюсь об заклад, что мы не скоро увидим еще одну.
Меня не пришлось долго уговаривать. Перина была глубокой, хотя и сильно пахла сыростью. У каждого из нас было одеяло. Подумав, что мне следует быть осторожным из-за бренди и черешневых почек, я крепко заснул.
Ближе к утру я проснулся, когда Старлинг обняла меня. Огонь догорел, и в комнате было холодно. Во сне она пошевелилась и прижалась к моей спине. Я пытался освободиться, но было слишком тепло и приятно. Ее дыхание щекотало мою шею. От нее исходил запах женщины — не духи, а просто часть ее существа. Я закрыл глаза и лежал очень тихо. Молли. Внезапная отчаянная тоска была острее боли. Я сжал зубы и заставил себя заснуть.
Это было ошибкой.
Ребенок кричал. Кричал и кричал. Молли в ночной рубашке, с накинутым на плечи одеялом сидела у огня и укачивала девочку. Она выглядела измученной и усталой. Молли пела тихую песенку, снова и снова, но мотив давным-давно был потерян. Она медленно повернула голову, когда Баррич открыл дверь.
— Можно войти? — тихо спросил он.
Она кивнула.
— Почему ты не спишь? — устало проговорила она.
— Я слышу, как она плачет, даже оттуда. Она не больна? — Он подошел к огню, поворошил дрова, подкинул еще полено и нагнулся, чтобы посмотреть на маленькое личико.
— Я не знаю. Она только плачет, плачет и плачет. Она даже не хочет сосать грудь. Я не знаю, что с ней. — В голосе Молли звучало отчаяние, и это было гораздо хуже, чем если бы она просто плакала.
Баррич повернулся к ней:
— Дай мне ее ненадолго. Пойди ляг и попытайся немного отдохнуть, а иначе вы обе заболеете. Ты не можешь качать ее все ночи напролет.
Молли непонимающе посмотрела на него:
— Ты хочешь покачать ее? В самом деле хочешь?
— Я прекрасно могу это сделать, — кисло сказал он. — Я все равно не сплю, когда она плачет.
Молли встала, двигаясь так, словно у нее болела спина.
— Согрейся сперва. Я приготовлю чай.
Вместо ответа он взял у нее ребенка.
— Нет, иди ляг. Нет никакого смысла в том, чтобы все мы крутились вокруг нее всю ночь.
Молли, очевидно, никак не могла ему поверить.
— Ты правда хочешь, чтобы я легла в постель?
— Хочу. Иди, пожалуйста. Все будет хорошо. Ну, иди уже, иди.
Он закутал ее в одеяло и прижал к себе ребенка. Девочка казалась совсем крошечной в его смуглых руках. Молли медленно шла через комнату. Она оглянулась на Баррича, но он смотрел только на ребенка.
— Тише, — сказал он ей, — тише.
Молли залезла в постель и натянула на себя одеяло. Баррич не садился. Он стоял перед огнем, тихонько покачиваясь, и похлопывал ребенка по спине.
— Баррич? — тихо окликнула его Молли.
— Да? — Он не обернулся, чтобы посмотреть на нее.
— Тебе не годится спать в этом сарае в такую погоду. На зиму тебе лучше переехать в дом и спать у очага.
— О! Там не так уж и холодно. Все это дело привычки, знаешь ли.
Наступило недолгое молчание.
— Баррич… Я бы чувствовала себя спокойнее, если бы ты был ближе. — Молли говорила очень тихо.
— Что ж. Тогда, думаю, так я и сделаю. Но тебе нечего бояться этой ночью. А теперь спите. Обе.
Он наклонил голову, и я увидел, как он коснулся губами головки ребенка. Очень тихо он начал петь. Я пытался разобрать слова, но голос его был слишком глубоким. И я не знал этого языка. Плач постепенно затихал. Баррич начал медленно ходить с девочкой по комнате перед огнем, взад и вперед. Я был с Молли и смотрел на нее, пока она не заснула под успокаивающее пение Баррича. Единственный сон, который я видел после этого, был об одиноком волке, бегущем, бегущем, бегущем. Он был так же одинок, как я.
