Книга: В шкуре зверя
Назад: Глава шестая
Дальше: Глава восьмая

Глава седьмая

Летний жаркий день клонился к вечеру. Маленькие курчавые облачка плыли высоко над землей, словно стайка волшебных серебристых рыбок, казалось, они погружаются в самые глубины этой безмятежной, чистой лазури.
На третий день пути путникам вроде бы не пристало любоваться красотами природы, тем более что желтые пески, текущие под ногами, да синее небо, упиравшееся своим краем в линию горизонта – вот и все разнообразие. Дорогу оживляла лишь смена закатов да восходов и чахлые оазисы, попадавшиеся по пути так часто, как оброненные тугие кошели с деньгами. Оба путешественника, покрытые с ног до головы пылью и потому одинаково серые, представляли удивительную пару. Худая, легкая фигура человека, идущего по пустыне, как по нахоженной тропе, почти не проваливаясь, и легко, словно играючи, оставляя за спиной тяжелые лиги и огромное, мощное тело собаки с тяжело вздымающимися боками. Язык пса, уже даже не мокрый, а только чуть влажный, не помещаясь в пасти, свесился на бок и почти доставал до земли, когда пес опускал голову. Держать ее больше не было сил. Услышав негромкий голос человека, пес нехотя шевельнул ушами, пытаясь сообразить, что еще от него нужно Дзигоро, он и так сделал все, что мог, и не его вина, что такой большой собаке нужно намного больше воды, чем такому маленькому человеку…
– …оазис, – разобрал Йонард, – мы в дневном переходе от Хорасана, значит, скоро должен быть. Жаль, конечно, что ты не верблюд или, скажем, не варан, не было бы с тобой таких хлопот. Но ты не унывай, мы и так не пропадем.
Йонард еще раздумывал, что он должен чувствовать – обиду или благодарность, когда чуткие ноздри его уловили слабый запах мокрого дерева, и этот волшебный запах оказался подобен эликсиру жизни. Пес воспрянул, черный влажный нос задвигался, определяя направление, и, подчиняясь этому удивительному, сладкому запаху Йонард тяжело затрусил вперед, даже не заметив, как обогнал Дзигоро.
С огромного песчаного бархана, на который он взбирался, как на крепостную стену, почти не надеясь добраться до верха, пес увидел чарующую взор картину – в низинке, на расстоянии полета стрелы, торчали из земли несколько бурых, чахлых деревьев, почти неотличимых цветом от окружающих песков. И оттуда… оттуда пахло волшебно, пахло водой! К чудесному запаху примешивался еще один, не такой приятный, но Йонард, измученный пустыней, не обратил на него внимания, решив разобраться с ним попозже, когда утолит жажду, и с вершины бархана съехал в оазис почти на брюхе. В маленькое озерцо с прозрачной водой, где серо-бурые акации поили свои белесые корни, он влетел с разбегу, подняв фонтаны брызг и взбаламутив воду не хуже, чем целый караван истомившихся от жажды верблюдов. Вода, только что стеклянно-прозрачная, в один миг превратилась в мутную коричневую жижу, но счастливый пес этого не замечал. Он пил, рискуя лопнуть, то жадно лакая воду по-собачьи, то, от нетерпения втягивая ее ртом, захлебывался почти по-человечески.
Когда Дзигоро, ступая своим размеренным, неторопливым шагом, наконец достиг оазиса, пес уже блаженствовал, развалившись в озерце, больше всего похожем на поросячью лужу.
Увидев своего спутника, Йонард запоздало сообразил, что напрасно взбаламутил воду, и теперь Дзигоро волей-неволей придется ждать, пока песок осядет. Он ждал упреков, но их не последовало. Китаец смотрел на него с улыбкой. Неспешно Дзигоро подошел, присел у воды и проговорил:
– Ты мне напомнил старую притчу про одного военачальника, которому тоже очень хотелось пить…
…Этого известного в свое время воина звали Шапур. Однажды, во время охоты он оказался вдали от своего войска и решил утолить жажду в таком же оазисе, как и тот, что сейчас приютил нас. Он направил своего коня к воде и там увидел нищего, который выбирал из своего рубища насекомых. Нищий, не поднимая головы, раздраженно крикнул:
«Кто ты, отродье Таната, появившееся из пустыни в сверкающем платье?»
Шапур подъехал ближе и сказал:
«Да благословит тебя Ахура-Мазда, добрый человек».
«Да проклянет он тебя», – отозвался нищий.
Шапур, видя в руках у него чашку, смиренно попросил ее, чтобы не ронять своего достоинства и не пить с земли, как это делают животные…

 

С этими словами Дзигоро достал из заплечного мешка свою чашку и зачерпнул воды, которая к тому времени уже немного очистилась. Правда, совсем немного, но видно, хваленая выдержка Дзигоро на этот раз подвела китайца. Впрочем, Йонард его понимал.
– Так вот, – продолжил он, неспешно осушив первую чашку. – Нищий сунул чашку в руки Шапуру и грубо ответил:
«Сойди с коня и напейся, клянусь Ахура-маздой, я тебе не работник и не слуга».
Шапур так и сделал, а, утолив жажду, снова сел в седло и сказал:
«Эй, нищий, кто самый лучший из живущих на земле?»
«Святой отшельник мессанский», – ответил нищий.
«А что ты скажешь о нашем правителе?»
Нищий ничего не сказал.
«Ответь же мне».
«Плохой человек, – ответил нищий, – он поставил править благочестивыми людьми моего родного города невоздержанного развратника Шапура».
Тот промолчал. Вдруг над ними пролетела птица и прокричала что-то. Нищий повернулся к Шапуру и спросил:
«Кто ты?»
«Почему спрашиваешь?»
«Эта птица известила меня, что приближается войско, а его предводитель – ты».
В это время подъехало войско Шапура, и тот приказал схватить нищего. На следующий день, как только рассвело, принесли еду, собрался народ. Привели и нищего. Когда тот увидел Шапура, он громко закричал:
«Да благословит тебя Ахура-Мазда, великий воин!»
«Я не отвечу тебе так, как ты мне, – ответил Шапур, – да благословит он тебя. Ты голоден?»
«Еда твоя, – ответил нищий, – если разрешишь – буду есть».
«Разрешаю», – ответил Шапур.
Нищий сел и сказал:
«Во имя Ахура-Мазды, все, что случится после еды, будет добром».
Шапур засмеялся и сказал своим приближенным:
«А вы знаете, что я претерпел от этого человека вчера?»
«Высокочтимый, вчерашнюю тайну не стоит разглашать сегодня», – вмешался нищий.
Тогда Шапур сказал:
«Слушай, нищий, выбирай одно из двух – или останешься при мне, и я сделаю тебя своим советником. Мне нужны люди, которые умеют говорить правду. Или я отправлю тебя к правителю и сообщу ему то, что ты говорил о нем».
«Ты назвал две возможности, но есть и третья, – ответил нищий – отпусти меня, чтобы я в полном здравии добрался до другого города, и чтоб ни ты меня больше не видел, ни я тебя».
Шапур засмеялся, велел выдать ему тысячу монет и отпустил его.

 

Йонард слушал внимательно, стараясь, насколько возможно, скрыть недоверие. На своем веку он повидал всякого: видел он и добрых правителей, и щедрых, и милостивых, а вот справедливые ему что-то не попадались.
– Пойдем, – мягко сказал китаец. – Время никогда не спешит, а попробуй его догони…
По выходе из оазиса Йонард, взбодренный купанием, поначалу спокойно трусил рядом с китайцем, ни на что не обращая внимания, но через некоторое время стал водить влажным носом из стороны в сторону, явно пытаясь обнаружить источник какого-то неприятного запаха. Долго гадать не пришлось. Как сказал бы мудрец Дзигоро, у которого на каждый случай жизни была мудрая пословица – есть запахи приятные, есть противные, а есть такой, что ни с чем не спутаешь. Запах, настороживший Йонарда еще на входе в оазис, был сладковатым запахом тления, и вскоре они увидели его источник.
Первым, что бросилось путникам в глаза, были две зарубленные лошади гнедой масти со снятыми седлами и сбруей. Рядом лежал, видимо, не слишком удачливый хозяин лошадей – человек с кровавой маской вместо лица. Трупы густо облепили полчища жирных мух, их мерное гудение напомнило Йонарду мясные ряды Хорасанского базара. Чуть поодаль лежал еще один покойник, такой же счастливец… Лицо у него, правда, было в полном порядке, но мух над ним кружило не меньше – он лежал на боку, подтянув к животу колени. Похоже, в последнюю минуту он, потеряв голову от боли и страха, пытался запихнуть обратно собственные внутренности, вывалившиеся из вспоротого живота. Заметив, что Дзигоро прошел чуть дальше, Йонард последовал за ним. Низина, скрытая от глаз путников песчаными барханами, являла собой жуткое зрелище. Лошадиных трупов больше не обнаружилось, зато человеческих… Йонард, на что привычный к подобным зрелищам, и то не сразу решился последовать за маленьким невозмутимым китайцем.
Каравану не повезло… Мужчины, женщины, дети со следами от торопливо сорванных драгоценностей… Они были свалены в кучу и над побоищем висели тучи мух. У всех были вспороты животы.
– Желчь брали, – проговорил Дзигоро голосом, сдавленным от тихой ярости. Его приветливое лицо застыло каменной маской.
Йонард понял, что он имел в виду. У разбойников существовало поверье, что конь обретет небывалую резвость, если смазать его губы свежей человеческой желчью. Этим, видимо, пришлось уходить от погони.
Неподалеку Йонард углядел торопливо сброшенные на землю седельные сумки и направился туда, решив, что неплохо бы их обследовать на предмет еды. В сумках оказалось сушеное мясо и хлеб, запеченный с фруктами. Видно, с голода разбойники не умирали. Йонард хотел уже позвать спутника, когда наткнулся на крупное тело мужчины в обрывках дорогого халата. На месте головы и плеч темнел ровный срез, уже облюбованный мухами.
«Надо же! – невольно восхитился Йонард. – С одного удара! Хотел бы я встретиться с человеком, который так наказывает своих врагов…»
Внезапно ему показалось… Ощущение было совсем детское, полузабытое, словно его поймали на чем-то не совсем хорошем. С тех пор как минула пора детства, Йонард успел повидать многое, и свою врожденную совестливость, если только она у него когда-нибудь была, он давно растерял, но отчего-то варвар почувствовал себя неловко, когда увидел прямо над собой проницательные глаза Дзигоро которые, казалось, видели все его недавние мысли.
Китаец смотрел на него с явным неодобрением, ошибиться в этом было невозможно. Положив легкую руку на широкий лоб собаки, Дзигоро проговорил:
– Будь же ты, наконец, осмотрительнее. Я ведь тебе уже говорил – не желай опрометчиво – твое желание может исполниться.
Тут Йонард заметил, что спутник его вертит в руках срезанный кусок дорогого халата с узорной вышивкой. Он осматривал находку с непонятным вниманием и даже понюхал. Понюхал и Йонард, и для этого ему не пришлось подносить его к самому носу. Запах был отчетливо уловим и так, пахло чем-то знакомым и неприятным, пожалуй, даже опасным. Но что это – Йонард вспомнить не смог.
Наконец он бросил ломать голову и сел, а потом лег, наблюдая, как Дзигоро внимательно осматривается, разглядывает истоптанную полузасыпанными следами землю, садится на корточки и осторожно вынимает клочок конской шерсти, застрявший в спутанных узлах седельных сумок.
– Вот, дорогой мой, – проговорил Дзигоро, подходя, – за что я и не люблю Иран. Неумеренность – один из самых страшных пороков… Мудрец обогревается головней, а глупец ей же сжигает свой дом. А ведь он был неплохим человеком. Сильным, отважным даже, по-своему честным…
…Был во времена не слишком давние такой случай. В Куте, недалеко от базара, находился постоялый двор, где постоянно останавливались самые богатые купцы, и поэтому он был огорожен высоким забором, за который невозможно было проникнуть ворам.
Услышав о подобном, Йонард иронически хмыкнул. Уловив его недоверие, Дзигоро согласно кивнул.
– Ты прав, замки, они в основном от честных людей. От ловкого вора никакой замок не спасет. А на этом постоялом дворе был вырыт колодец, сразу же за забором была городская баня. Один ловкий вор прорыл подземный ход от банного очага прямо в тот колодец и в полночь, когда постоялый двор закрыли и на дверь навесили увесистый замок, он забрался в подземелье, выбрался из колодца наверх, и все, что было самого ценного на постоялом дворе, унес тем же путем.
Ранним утром купцы подняли шум и потребовали найти вора. На постоялом дворе собралась городская стража и судья. Стали размышлять, как исчезли деньги и вещи, когда двери были на замке. Наконец решили, что это дело рук сторожа. А сторожем был уже старый человек. Привели его к судье, но тот не поверил в его невиновность, сколько тот не клялся Ахура-Маздой. Тогда решили сторожа подвергнуть пытке – подвесить за большие пальцы рук. Вор стоял тут же и все слышал. Ему стало жаль ни в чем неповинного старика. Он вышел вперед и сказал:
«Старик ни в чем не виноват, постоялый двор обокрал я».
Его спросили:
«Раз ты признался, тогда скажи, куда ты унес добро, и что с ним сделал?»
«Спрятал в колодце, – ответил вор, – принесите мне веревку, и я достану ваше добро, но за это вы должны меня отпустить».
«Ишь какой хитрый! Он украл, и его же теперь и отпусти! – возмутился почтенный судья. – Нет уж! Сначала достань добро, потом я тебя судить стану…»
«Хорошо», – согласился вор, и стражники принесли веревку.
Один конец вор обвязал вокруг пояса, а другой схватили стражники. Вор спустился в колодец, развязал веревку, прошел по подземному ходу, выбрался наружу, схватил добро и был таков. Долго ждали его стражники, потом спустили в яму человека, и тот нашел подземный ход. И тогда только судья догадался, что вор сбежал.
«Хитер! – восхитились люди. – И безвинного освободил, и сам ушел, и добро унес».
Тогда и прозвали вора Лисицей… Только вот благородства у него с тех пор заметно поубавилось. Хитра лисица, а в ловушку попадается, так и этот хитрый вор попал в ловушку, да в такую, из которой не выбраться ни хитрому, ни сильному, ни отважному…

 

С этими словами Дзигоро вновь поднес к лицу обрывок халата и Йонард, наконец, догадался, чем он пахнет.
Внезапно Йонард сообразил, что, слушая притчу Дзигоро, непростительно увлекся. На горизонте возникло облако пыли, которое быстро приближалось к оазису, и вскоре Йонард различил глухой топот копыт по песку и высокие выкрики.
– Ты куда? – удивленно спросил Дзигоро, хотя Йонард еще с места не двинулся, но, видимо, его напряженная спина и подрагивающие уши были достаточно красноречивы.
Отряд приближался со стороны Хорасана, который Йонард не любил давно и прочно, еще с юности. А появление хорасанской конной стражи доставило бы ему примерно такое же удовольствие, как тарантул за пазухой. Но китаец с места не двигался и волей-неволей остался и Йонард.
«Отряд сабель тридцать, не меньше, – оценивал пес, – драные халаты, грязные тюрбаны, а оружие в серебре… хотя сталь ни на что не годится. Они и есть, кому же больше. Нанес Танат!»
Всадники меж тем окружили Дзигоро, с опаской посматривая на пса. Один из них, в ярко-голубом халате, похоже, был здесь за старшего.
– Эй, оборванец! – крикнул он, не слезая с седла. Видимо, это было в обычае у всех военачальников, начиная с Шапура.
Дзигоро не шевельнулся, чтобы подойти ближе, но смотрел на хорасанца без неприязни, спокойно и доброжелательно.
– Ты давно здесь околачиваешься? Я преследую шайку Хаима-Лисицы, ты его не видал?
Если до этого Йонард никак не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь до сегодняшнего дня лицо всадника, то, услышав его голос, больше не сомневался – Ардашир! От былого его великолепия не осталось и следа, видно, правитель Хорасана все же был парень не промах, знал, как наставить своих подданных на путь истинный. Вспомнив Патмарка, германец с удивлением обнаружил, что в отношении начальника конной стражи он не был настроен столь решительно. В конце концов, каждый из них был по-своему прав. Один убегал, другой догонял. Победитель прав. А тут еще северянин взглянул на китайца.
Улыбка, осветившая его малоподвижное лицо, могла означать только одно – китаец решил позабавиться.
– Господин имеет в виду невысокого, толстого человека, который ездит на лошади саловой масти, носит зеленый, расшитый шелком халат, а за отворотом рукава прячет лепешку гашиша?
Едва Дзигоро начал говорить, как хорасанец насторожился. С каждым словом китайца волнение его нарастало. Наконец он не выдержал и перебил:
– Да, это он! Куда провалилась эта грязная компания?
– Господин, я их не видел…
Лицо Ардашира перекосила ярость. Он ястребом слетел с седла и скогтил Дзигоро за ворот.
– Ты что, оборванец, на солнце перегрелся? Или думаешь, что я не смогу развязать тебе язык?
Йонард почувствовал, как шерсть на его загривке приподнимается, а верхняя губа, подрагивая, ползет вверх, обнажая белые, похожие на сабли клыки. Словно по команде, хорасанские стражники потянули свои скверные сабли из ножен. Сабли скверные, но три десятка!
Дзигоро осторожно обхватил запястья хорасанца большим и указательным пальцами и отвел его руки без заметных усилий.
– Я не видел разбойника по имени Хаим-Лисица, – повторил Дзигоро, – но я нашел клочки его одежды меж двух кустов, где худой человек прошел бы свободно. Масть лошади я узнал по клочку шерсти, а про гашиш догадался по запаху. Еще я видел неостывшие следы его шайки и прочел их. Они направились на юго-запад, в сторону гор, и если вы поспешите, вы их еще нагоните. Хаим слишком тяжело нагрузил своих усталых коней.
Хорасанец был, видимо, из тех, кому ничего не нужно объяснять дважды. Он не стал расспрашивать Дзигоро, по каким признакам тот догадался, что шайка уходит в горы. Взлетев в седло, он махнул рукой и вскоре, подняв тучи пыли, конная стража исчезла за горизонтом.
* * *
Йонард-пес лежал в сарае, за запертой дверью, и слушал, как наверху суетится трактирщик, легконогие девушки торопливо разносят кувшины с вином, а на вертеле проворачивается аппетитный кусок жаркого. В желудке заурчало. Еще никогда он не был так зол на свою «собачью» жизнь. Если бы не проклятый колдун, не лежал бы он сейчас в мерзком сарае, облизывая собственные лапы, а сидел бы наверху, рвал крепкими зубами сочное мясо, обсыпанное сухарями, заливал фалернским вином и ловил на себе восхищенные взгляды молоденьких служанок. Вот жизнь была! Йонард едва не взвыл от тоски, но вовремя сдержался. Китаец пристроил его сюда за две монеты, убедив трактирщика, что «собачка смирная, не кусается». При этих словах Дзигоро шерсть на загривке у Йонарда встала дыбом, но легкая, сухая рука мягким похлопыванием по спине напомнила ему, где он находится и как нужно себя вести.
Через небольшое оконце в стене, до которого он смог дотянуться, пес оглядел улицу. Мимо проходил всякий сброд, жаждущий только дешевой выпивки.
«И чего Дзигоро занесло в эту зловонную дыру?» – проворчал про себя Йонард, провожая взглядом выползающего из таверны длинного иранца. «Вот ведь налакался», – облизываясь, подумал пес. Жаль, но вкус вина давно позабыт как сладкий сон из прошлой жизни. Бывший хозяин Хорасана прополз на четвереньках мимо собаки и упал в сточную канаву. Через минуту уши Йонарда уловили смачный храп.
«Человек привык жить в дерьме. Он вообще ко всему привыкает…» – начал было философствовать Йонард, но закончить рассуждения ему помешали.
Несколько всадников круто осадили коней возле кабачка и неловко слезли. Варвар узнал в них пелиштимийских наемников, когда те проходили рядом. Их приземистые фигуры и горбоносые физиономии, заросшие густой растительностью, были знакомы ему еще с первой встречи. Он вспомнил Керама и его потасовку со стражниками. Пес проводил людей долгим взглядом горящих глаз. Первый широко распахнул дверь, и из кабачка вырвались звуки пьяных песен на разные голоса. Разношерстная толпа шумно гуляла, отмечая только им одним понятный праздник. Стражники скрылись за дверью.
«Уж не забыл ли Дзигоро про меня?» – мелькнуло в мозгу пса, когда он отошел от окна, не в силах больше смотреть на эти пьяные рожи, и вновь улегся, лелея мечту о сытном обеде.
На улице послышались негромкие голоса. От скуки и чтобы заглушить голод Йонард прислушался.
– Я тебе говорю, это тот самый. Сейчас зашел в трактир и сказал старому Самилу, что желает сделать запас в дорогу.
– А чудище, которое с ним?
– Да какое там чудище, простая собака, – фыркнул первый голос. – Пес заперт. И мудрец сказал, что он у него мирный.
Йонард впервые подумал, что у его теперешнего состояния есть и свои преимущества. Например, обостренный собачий слух оказался весьма кстати. Он затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова.
– И сколько, говоришь, египтянин обещал за этого желтого сморчка?
– Пять тысяч золотых.
– Пять… тысяч… золотых? – переспросил второй голос, – да кто он такой, этот Дзигоро? Князь китайский?
– Ну, у мага с мудрецом свои счеты, нам в них вмешиваться не стоит. Но если пять тысяч разделить даже на пятерых, уже по тысяче получится.
Голоса стихли.
Йонард приподнял лобастую голову. Египтянин? Уж не тот ли это египтянин, который натянул на него собачью шкуру? Танат забери его потроха! Ведь Йонард же ясно помнил, как в ту злополучную ночь под его зубами хрустели кости, как лопнула жила в порванном горле мага, и как Йонард долго сплевывал противную соленую кровь… Выходит, не добил! Как же он опростоволосился? Внезапно новая мысль обожгла его, как удар плети. Стражники сговаривались схватить Дзигоро и продать его хозяину Черной башни.
Эту мысль Йонард додумывал уже на ходу. И свелась она к холодной ярости, которая перебила даже беспокойство за мудреца.
Щеколда отлетела с первого удара, и серая молния метнулась через двор и по лестнице наверх. Жалобно вскрикнула перепуганная девчонка-служанка, со звоном покатился поднос. Дверь выросла перед Йонардом-собакой, и он не успел хорошенько обдумать, как преодолеть эту преграду, как та, сорванная с петель телом стражника, пролетела мимо и рухнула вместе с ним в придорожную пыль.
«Ух, Хрофт! Вот это удар!» – восхитился Йонард. А следом за первым по лестнице скатился следующий, и грохот падения утяжеленного кольчугой воина заглушил стоны его товарища.
В дверном проеме показался Дзигоро.
– Ну что, голубчик, заскучал? – увидев своего друга, он мягко улыбнулся.
Пес уставился на китайца непонимающим взглядом.
– Не желаешь миску похлебки? – неожиданно спросил он.
При упоминании о еде у пса потекли слюни.
– Заходи, – предложил Дзигоро, исчезая за дверным косяком.
Йонард последовал за ним.
Внутри таверна пострадала незначительно. Пара сломанных стульев, перевернутый стол да несколько разбитых бутылок – обычное дело. А посетителям хоть бы что: сидят, пьют, как будто ничего не произошло. Только на полу покряхтывает еще один стражник. Дзигоро принес откуда-то миску с варевом и поставил перед собакой.
– Ешь, – произнес он, взглядом указывая на еду, – на чужой стороне и свой пес – земляк.
Йонард оглядел присутствующих и, убедившись, что на его порцию никто не претендует, приступил к трапезе. Контуженый стражник, издав протяжный стон, приподнялся на локтях в такой близости от миски германца, что ему пришлось зарычать.
– Кушай, не отвлекайся, – погладив пса по холке, произнес китаец.
Он уселся на скамью рядом, охраняя покой друга. Для здорового пса миска оказалась не так глубока, как ему хотелось. Вдруг он уловил далекий стук копыт. Лихой бег коней нельзя было спутать ни с чем. Пес встревожено поднял уши, вопросительно посмотрел на Дзигоро. Тот явно тоже что-то услышал. Его брови сдвинулись, и без того узкие глаза вытянулись в тоненькие полоски.
«Интересно, – подумал пес, узнав в надвигающемся шуме ровный стук копыт, – куда это могут спешить иранские воины?»
Подковы зазвякали совсем близко и, наконец, замерли. С улицы донеслась крепкая иранская ругань.
«Видно, заметили стражников», – догадался Йонард, уловив звон стали.
Рослые воины Ирана величаво, как истинные хозяева, один за другим вошли в кабачок. Их презренные взгляды скользнули по посетителям и остановились на распластанном стражнике. Вперед выступил иранец в нарядных доспехах и красном плаще.
– Кто?!
Кабачок притих. Германец прижался к ноге Дзигоро, ожидая дальнейшего оборота событий. Китаец наклонился над ухом Йонарда, тихо сказав:
– Любопытно, не правда ли?
– Молчать! – взревел иранец. – Я последний раз спрашиваю! Кто это сделал?!
Лицо его налилось краской, левая щека задергалась в нервном тике, и он заорал на весь кабачок:
– Вы что, воды в рот набрали? Никто не видел, куда делся преступник?!
Не дождавшись ответа, капитан махнул своим рукой. Блеснули клинки, покидая ножны.
– Господин, – учтиво поклонившись, произнес Дзигоро, – разрешите мне сказать.
Капитан осмотрел неказистого китайца с ног до головы и снисходительно произнес:
– Если у тебя есть, что сказать – говори. Выдашь преступника – я прощу твою дерзость, солжешь…
Он закончил свою мысль красноречивым жестом. Острие сабли уперлось Дзигоро в грудь.
– Я не намерен лгать, господин, – спокойно ответил он.
– Отлично! – чуть мягче произнес иранец, не отнимая клинка.
– Они не смогли договориться между собой, кто первым из них должен выйти из дверей. И беседа их длилась столь долго, что был вынужден я придти к ним на помощь, указав достойнейшего из них. Тот, кто был старшим, согласно чину, возрасту и многим военным доблестям, украшающим его жизненный путь, написанный не стираемыми знаками на премудром челе, и вышел первым, – слегка качнув головой в сторону неподвижного тела, все так же невозмутимо продолжал Дзигоро.
Только начав проясняться, лицо капитана вновь побагровело.
– Ты? – не поверил стражник, озирая глазами тщедушного китайца.
– Шаху Хорасана стоило бы тратить больше денег на обучение городской стражи. Тем более, господин, ведь эти затраты всегда окупятся.
Такой неслыханной наглости капитан не ожидал. Мгновенная смерть была бы расплатой за такие слова! Дзигоро прочел это в его мгновенно сузившихся глазах. Левой рукой он мягко отвел саблю от своей груди. Стражник не шевельнулся, точно заколдованный. Правая рука китайца метнулась к лицу хорасанца, но в полудюйме от переносицы кулак Дзигоро вдруг превратился в открытую ладонь и замер. Капитан плавно опустился на колени, устремив в пустоту стеклянный взгляд. Дзигоро сделал шаг в сторону, и тело громыхнуло об пол.
Стражники переглянулись. На лицах хорасанцев даже не слишком наблюдательный человек без труда прочел бы недоумение и страх. В землях Ирана и Палестины колдунов не любили и боялись. Возможно потому, что были с ними слишком хорошо знакомы. Земля Кемет была близко, и хотя маленький человек не слишком походил на египтянина, но ведь любому ясно, что колдун может превратиться во что пожелает. Во всяком случае, этот огромный пес был точно воплощенным демоном.
Разве бывают собаки с такими холодными серо-зелеными глазами, собаки величиной с жеребенка и с презрительной, чисто человеческой ухмылкой?
И поэтому, когда Дзигоро шагнул к выходу, никто не осмелился его остановить. Пес последовал за ним, пятясь задом и тихо рыча.
Оказавшись за дверью, китаец быстро огляделся, нашел окно, ведущее во двор и, проскользнув в него, бесшумно спрыгнул вниз. Йонард, не раздумывая, нырнул следом. Это было действительно неглупо. Не то чтобы стоило бояться встречи с двумя побитыми стражниками, которые наверняка уже пришли в себя, просто для великого колдуна самым естественным поступком было бы бесследно раствориться в воздухе.
Но, видимо, это был несчастный день. Через высокий забор они перемахнули легко и быстро, однако стражники Хорасана отошли от испуга еще быстрее. Их заметили. Возможно, капитан пришел в себя и его гнев показался им страшнее, чем магия неведомого чародея. Или взыграла гордость. Сначала пес услышал, как по лестнице загрохотали сапоги, а потом, оглянувшись на бегу, увидел, как от полновесного пинка отлетел ставень, и закачался на одной петле. Особо нетерпеливым путь через окно показался короче, и Йонард едва не взвыл, когда понял, что Дзигоро от всадников не уйти. Пусть так. Что бы там ни было, а друга Йонард не бросит!
Пес развернулся в сторону приближающейся опасности, злобно рыча и скалясь.
– Не надо, их слишком много. Нам с ними не справиться, – Дзигоро подошел к германцу и, положив на спину собаки руку, добавил: – хотя выход, дружище, пожалуй, есть. Если ты согласишься понести меня.
Уловив на себе вопросительный взгляд друга, Йонард согласно кивнул.
– Вот и ладно, – с облегчением произнес Дзигоро, усаживаясь на спину пса. – Вперед, мой друг.
И Йонард понес его вперед по тропинке. Странно, но он почти не ощущал веса седока.
«Ну, конечно, – подумал варвар, – жрет одну траву». Северянин с каждым новым прыжком ощущал необыкновенную легкость. Теперь он не чувствовал и своего веса. Он заглянул себе под ноги… лапы перебирали не сырую землю, а воздух…
* * *
Одинокий всадник от удивления вывалился из седла. Его кобыла беспокойно забила копытами и, позабыв про хозяина, умчалась в ночь. Спешенный человек то боязливо поглядывал на небо, то принимался страстно молиться. Такого он в своей жизни еще не видывал. По звездному южному небу гигантский белый ястреб нес свою жертву в гнездо. Большой пес в когтях птицы усиленно перебирало лапами, словно стремясь вырваться из плена. Мощный взмах крыльев – и человека обдал ветер, донесший тонкий звук поющих на ветру перьев.
* * *
В рыжие пески медленно опускалось яркое малиновое солнце. Темнело.
Дзигоро сидел, завернувшись в серый дорожный плащ, и задумчиво глядел на часто дышавшего пса.
– По-моему, это все уже было, – задумчиво проговорил он, – мы с тобой сидели в овраге, и ты…
В этот момент пес извернулся и яростно защелкал зубами в шерсти.
– Блохи? – посочувствовал Дзигоро, – чего же ты не дал себя помыть?
Пес рыкнул, потом взвыл и вдруг разразился солдатским проклятием:
– Танат забери твои потроха, стерва кусачая!
Дзигоро в изумлении уставился на огромного голого варвара-северянина, с отборной бранью растиравшего укушенное бедро.
– Ну, правильно, – кивнул китаец, – теперь я вспомнил твое имя. С возвращением в мир людей, Йонард из Германии.
– Хрофт! – выругался варвар. – Не мог предупредить, что превращать будешь? Я бы хоть штаны в трактире прихватил.
Дзигоро весело рассмеялся, откидывая голову.
– Что я такого сказал? – нехорошо сощурился варвар. – Я тебе, конечно, благодарен, и все такое…
Дзигоро смеялся, хлопая себя по коленям и мотая головой.
– Погоди! – всхлипывал он, – погоди, дай опомниться! Уморишь ведь, северянин.
Йонард набычился, с неодобрением разглядывая развеселившегося мудреца.
– Ну и куда я теперь пойду в таком виде? По караванному пути пугать лошадей еверов?
Дзигоро внезапно стал серьезным. Его карие глаза сочувственно улыбнулись в темноте.
– С рассветом ты опять станешь зверем, Йонард. Собачья шкура слезла с тебя оттого, что сегодня новолуние. Но солнечный свет вернет заклятие. Если помнишь, я предупреждал тебя быть осторожным в желаниях.
– Что ты хочешь сказать? – Йонард сел, подтянув к груди длинные волосатые ноги. – С рассветом я опять стану собакой?
Дзигоро снова кивнул.
– И ты ничего не сможешь сделать? – Йонард в волнении мотнул лохматой головой. – Как же так? Ты же великий маг, Дзигоро?
– С чего ты взял, юноша? – улыбнулся китаец. – Я не маг. Не больше, чем ты.
– Но я же видел! Я видел, как ты на моих глазах превратился в ястреба!
– То, что ты видел, ничего не значит, Йонард, – Дзигоро отчего-то вздохнул, – не всегда стоит доверять глазам. Они могут обмануть. Тебе ли этого не знать, вошедшему в Черную башню через врата Заката. Я просто отвел глаза стражникам Хорасана. Магии в этом совсем нет. Они видели то, что хотели видеть. Могущество мага, страшную птицу, вспышку света… Теперь им будет, чем оправдываться перед десятниками. Одно дело, если ты отпустил нищего китайца с собакой, другое дело – если не смог сладить с великим чародеем.
– Значит, с рассветом я снова стану собакой, – угрюмо повторил Йонард.
– Боюсь, что так.
Варвар сдавленно зарычал и тут же осекся.
– Хрофт! Но почему пес. Лучше бы волк. Волк благородное животное. У меня на родине все бояться вервольфа.
– А чем тебе пес не волк. У них одна сущность и одна кровь.
– Ну все же… и потом, я был уверен, что убил колдуна.
– Мага не так-то просто убить, – снова вздохнул Дзигоро, – так же, как и оборотня. Для обычного оружия он неуязвим. Да и против необычного тоже. У каждого мага есть свое слабое место и, как правило, они это тщательно скрывают.
– Я убью египтянина, – сумрачно сообщил Йонард как о давно решенном. – Не отговаривай меня, мудрец. Мой бог не запрещает проливать кровь.
К его изумлению Дзигоро не спорил.
– Дело твое, Йонард, – тихо проговорил он, – только вряд ли это тебе поможет. Ты стал зверем не потому, что египтянин пробормотал над тобой пару глупых заклинаний. Они ничего не значат, поверь мне.
– То есть как? – удивился Йонард.
– Надо мной он махал шкурами и бормотал свои посредственные стишки трижды, если не ошибаюсь, но, как видишь, ничего не добился. Мне удалось уйти оттуда. Не спрашивай, как. Я начну объяснять тебе простые вещи, а ты снова увидишь в этом магию. На самом деле воля может разбить любые оковы, даже укрепленные черным колдовством. И никакого волшебства в этом нет. Ты был наполовину зверем, когда египтянин схватил тебя, залитого кровью, обезумевшего от ярости, не рассуждающего, желавшего только двух вещей – свободы и убить хозяина башни.
– Откуда ты это знаешь? – потрясенно спросил Йонард.
– Я видел это в твоих глазах в тот день, когда ты чуть не убил меня.
Йонард ткнулся лицом в камни.
– Так что же, по-твоему, пусть живет и продолжает плодить своих непотребных тварей? – сдавленно спросил он. – А как же Керам? А Малика, которую я убил, не зная, что она моя сестра по несчастью?
– Малика? – неожиданно заинтересовался Дзигоро. – Пантера? Она жива.
– Жива? – Йонард резко выпрямился. – Как жива? Я, вообще, в ту ночь кого-нибудь убил, или мне все приснилось? А может, и Черной башни не было, и то, что я был собакой… – Йонард замолчал, видя, что Дзигоро качает головой. – Откуда ты знаешь, что она жива?
– Я видел ее, – мягко ответил китаец. – Я видел их всех. Малику, Керама и Кошифа, который меня сторожил… да не усторожил. Египтянин разозлился на него и решил превратить в крысу. Но так как эта гадина весьма ядовита, у него получилась помесь крысы с тарантулом. Оборотня так просто не убьешь, Йонард. И это, кстати, объясняет и то, что ты сам до сих пор жив. Любая нормальная собака от таких ран издохла бы на месте, а на тебе они затягивались на глазах.
– Так ты теперь скажешь, что я этого типа благодарить должен за собачью шкуру? – проворчал Йонард.
– Ну, в некотором смысле – да. По крайней мере, он дал тебе возможность заглянуть в свою душу. Мудрец дорого бы дал за такой урок.
– К Танату такую мудрость, – обозлился Йонард, – бегай на четвереньках, нюхай землю. Блохи опять же. Нет, Дзигоро, я все-таки убью египтянина! И на этот раз убью как следует!
– Делай как знаешь, – пожал плечами китаец. – Только имей в виду: поединок меж вами неизбежен, и одни боги знают, чем он может кончиться. Возможно, ты снова станешь человеком. Если будешь готов.
– Готов? – переспросил Йонард.
– В каждом из нас с рождения сидит зверь. Он заставляет нас испытывать жадность, страх, бессмысленную ярость. Быть готовым – значит быть уверенным, что сумеешь удержать своего зверя на привязи. Ты уверен в этом?
– А если я не сумею удержать зверя? – спросил Йонард.
– Останешься навсегда собакой, – просто ответил Дзигоро. – Думаешь, ты один такой? Э! Кто знает, сколько из тех гиен, которые рыщут вокруг, когда-то были могучими и хитрыми царедворцами при дворе императора Ирана.
Китаец негромко рассмеялся. И Йонард присоединился к нему, хотя было ему совсем не весело.
Знакомый рисунок созвездий заметно сместился к западу. Ночь уходила. Луна скрылась, но солнце еще не взошло. В наступившем кратком сумраке глаза уже могли различить очертания барханов на восходе и украшавшие их колючие кустарники.
Йонард встал, с наслаждением выпрямился, потянулся.
– Пойду… пройдусь, – туманно объяснил он, – похожу на двух ногах… пока могу.
Дзигоро кивнул, не глядя на варвара. Едва могучий германец скрылся, рядом послышался знакомый шорох. Дзигоро неторопливо обернулся и увидел того, кого, собственно, и ожидал увидеть – огромного питона с головой маленькой смешной обезьянки. Он поглядел под ноги и увидел крысеныша на паучьих лапах. За спиной раздался очень мягкий удар о землю.
– Здравствуй, Малика, – улыбнулся Дзигоро, – здравствуйте, создания.
Как и в прошлый раз, ответ на невысказанный вопрос возник в его голове.
– Нас послали за тобой, человек. Тебя ждут.
– А как же луна? – удивился Дзигоро.
Он не спросил, где его ждут. Послать за ним эту троицу мог только египтянин. Когда Йонард-пес притащил на его порог окровавленную тушу и Будда отвернулся от его жилища, эта встреча стала неизбежной. Пожалуй, он знал это.
– Сегодня врата откроются до рассвета, – только губами ответил Кошиф. – Хозяин сделает это специально для тебя.
– Я тронут, – улыбнулся Дзигоро.
– Ты пойдешь с нами? – недоверчиво спросила Малика.
– Да, я пойду, – кивнул Дзигоро. – Я готов к встрече.
– Ты готов пролить кровь одного из нас?
– Нет.
– Значит… ты собираешься пролить кровь хозяина?
– Нет.
– Я не понимаю тебя, – Дзигоро почти воочию увидел, как Малика-женщина пожимает плечами.
– Это не страшно, – ответил он. – Главное, чтобы понял Йонард.
Назад: Глава шестая
Дальше: Глава восьмая