Глава вторая
Уронив лохматую голову на громадные руки, Йонард блаженно спал. Блюдо с остатками жаркого и огромная пивная кружка, сухая, как колодец на заброшенном караванном пути, были сдвинуты на край стола.
Маленький квадратный зал трактира с одногорбым синим верблюдом серди желтых барханов на вывеске едва освещался тусклыми масляными светильниками. Из кухни тянуло каким-то непотребством, которое здешние завсегдатаи по врожденному недомыслию принимали за приличную еду. Толстозадые девки в грязных юбках шныряли по залу, разнося мерзкую отраву, и улыбались, не разжимая зубов. В дальнем углу, сдвинув столы, шумная компания играла в кости, видимо на одну из девок, стук костей и пьяные вопли разносились на несколько кварталов, но Йонарду было все равно. Прервать его сон сейчас могло бы разве что крушение мира, да и то вряд ли. Причиной тому было не столько количество выпитого, сколько жаркие ласки одной шахджаханпурской красотки, с которой он познакомился в таверне получше. Впрочем, после позапрошлой ночи, которую он тоже провел без сна и с гораздо меньшим удовольствием, путь в таверну ему был заказан.
Крушения мира, однако, не потребовалось. Его вполне заменил легкий толчок в бок. Йонард еще не открыл глаза, а его могучая ладонь уже метнулась к мечу и успела выдернуть его почти наполовину, когда варвар, наконец, проснулся и сообразил, где он и что с ним. Напротив сидел молодой светловолосый парень, тот самый, кто пытался облегчить жизнь верблюдам Ашада и Зикха, Танат его забери, да потом вдруг передумал. Меча при нем опять не было, видно, грабитель караванов мечей не признавал, но широкий пояс с ножами был на месте. Увидев синюю сталь, ползущую из ножен, он не шелохнулся и смотрел на Йонарда спокойно и твердо – глаза в глаза.
– Если собираешься зарубить иранца, застав его врасплох, не смотри ему в глаза. Промахнешься, – медленно произнес он.
– Снова ты? – про себя Йонард подивился такой настырности, – а где остальные двое?
– Пока что хватит и меня одного, – ответил Керам, – а почему двое?
– А потому, – Йонард усмехнулся, – что остальные уже не побеспокоят ни тебя, ни меня.
– Ты их?..
– Точно, – Йонард сощурился и незаметно передвинул ноги, чтоб упредить быстрое движение правой руки разбойника.
Но тот лишь презрительно пожал плечами:
– Ну и Танат с ними. Умные люди, увидев тебя во главе каравана, поняли бы, что солнце их удачи закатилось. А дураков – не жалко.
Йонард хмыкнул. Керам был, конечно, прав, но когда тебе льстит в глаза кто-нибудь, кроме хорошенькой девчонки, держи ухо востро. Тем более в Хорасане.
– Так, значит, ты не хочешь, чтобы солнце твоей удачи закатилось, и разбудил меня не для того, чтобы посчитаться за тех олухов? Так зачем я тебе нужен? – спросил он уже мягче.
Керам помолчал несколько мгновений, словно раздумывал, с чего начать. Йонарда это не удивило. Парень назвался иранцем, а их порода известна – никогда слова в простоте не скажут, а если такое чудо и случится, то, значит, одно из двух: либо мать его была персиянкой, либо отец – римлянином.
– Ты слышал когда-нибудь о Черной башне? – спросил, наконец, Керам, глядя куда-то мимо варвара. Йонард поморщился.
– Я много чего о ней слышал, – кивнул германец, – И в числе всего прочего я слышал, что оттуда еще никто не возвращался.
– Это сказки, – пренебрежительно фыркнул Керам, – оттуда никто не возвращался, потому что никто туда не ходил. Туда просто так не пройти. Час надо знать. Я открою тебе тайну, германец. – Керам снова немного помолчал и тихо, равнодушно произнес: – Я был в Черной башне. И вернулся оттуда. И теперь снова собираюсь туда.
Варвар в задумчивости перевел холодный взгляд с лица грабителя караванов на пояс метательных ножей. Светловолосый разбойник пробудил в нем любопытство, одинаково присущее кошкам, детям и варварам.
– И что там такое в этой Черной башне? – спросил он.
– Сокровища, – спокойно проговорил Керам, – перед которыми даже сокровищница самого светлейшего, великого и несравненного просто склад дешевых побрякушек.
Серо-зеленые глаза на миг сощурились, но только на миг.
– И кому принадлежат эти сокровища? – спросил Йонард.
– Тебе не все равно? – светловолосый жестко усмехнулся. – Принадлежат самому Танату, стережет их египетский маг, а владеть будет тот, кто сумеет взять.
От этих слов, сказанных ровным тоном, по спине варвара пробежал холодок. Как и все северяне, он не любил магов, а если совсем честно – так просто боялся. Но Кераму он не признался бы в этом даже за все сокровища Черной башни. Он откинулся на спинку стула, тот жалобно заскрипел, а германец обвел таверну внимательным, скользящим взглядом и небрежно уронил:
– Так ты искал меня, чтобы позвать в гости к магу?
– Ты проницателен как никто, Йонард, – кивнул иранец.
Йонард подпер кулаком подбородок и задумался.
– Это случилось не так давно, две луны назад, даже чуть меньше, – заговорил светловолосый грабитель караванов, – я отстал от своих ребят… по правде сказать, нарочно. Любопытство, понимаешь, оно не только кошку сгубило. О Черной башне я слышал от Хаима-Лисицы… Ты знаком с ним?
– Нет, – коротко ответил варвар.
– Твое счастье. А я вот знаком. Даже вроде бы родственники. Отец он мне… Ладно, то дела прошлые. Отец сам не ведал, что творит, когда решил обзавестись наследником, иначе бы поостерегся. Хотя вряд ли. Он мало чего боится. Даже дьявольской бутылки…
– Какой бутылки? – очнулся Йонард, который от монотонных рассуждений Керама начал было засыпать.
– Нет никакой бутылки, – отмахнулся Керам, – тебе приснилось. У меня язык без костей… Давай для пользы дела забудем. Отец мой любит всякие магические штучки больше, чем женщина – побрякушки, сохрани его боги. Про Черную башню я услышал от него и с тех пор загорелся. Он рассказывал, и я могу поклясться, что это – правда, я был там и видел… Вход в башню лежит через врата Заката. – В ответ на вопросительный взгляд Йонарда разбойник мечтательно улыбнулся. – Врата эти открыты всегда, только простому смертному видеть их не дано. Но в ясный вечер перед полнолунием, когда закатное солнце и восходящая луна находятся друг против друга и розовый свет смешивается с золотым… их можно увидеть и войти. Это не легенда, я был там, и я прошел через врата Заката…
Почти против воли увлеченный рассказом Йонард молчал, боясь пропустить хоть слово.
– Отец говорил, что своим верхним венцом башня подпирает тучи, и это правда. Она действительно огромна. За вратами царит тишина, словно даже ветер не может миновать невидимой преграды и бессильно бьется о невидимую стену, но это где-то там… где-то в другом мире. А башня погружена в безмолвие. Я подошел и толкнул створки высоких ворот, и они распахнулись, будто хозяин ждал меня. Нигде я не увидел ни стражи, ни прислуги, словно башня была давно заброшена. Я пересек мощеный двор, подошел к дверям и уже хотел постучать… но они открылись сами.
Черные бездонные глаза, как две живые звезды, поглотили меня в один миг. Веки, напоминающие своей формой зрелые плоды горного миндаля, окаймленные агатовыми густыми ресницами, взметнулись и затрепетали, вверх – вниз. Сердце мое тоже затрепетало и, взлетев, упало куда-то, где я уже не мог ощущать его. Лицо девушки, словно дивное творение самого искусного мастера, поразило меня своей страстностью, сквозившей во всех чертах: в чуть полных, цвета спелой вишни губах, уголки которых прихотливо изгибались каждый раз, когда красавица улыбалась; в изящном, почти хищном вырезе крыльев прямого носа; в гордом своенравии открытого лба, который точно возносили к небу два ровных крыла тонких бровей. И вся она, как и вся ее фигура, закутанная во что-то невообразимо легкое и почти прозрачное, но все же не настолько, чтобы не оставить места воображению, начиная от иссиня-черных волн упрямых волос, выбивающихся из-под белой чалмы и заканчивая маленькими ступнями в остроносых туфлях… вся она, хотя и была мне едва по плечо, казалась величественнейшей богиней, сошедшей со своего трона, чтобы открыть дверь.
– Врешь, – подзадорил Йонард.
– Клянусь богами! Ты слушай дальше…
Красавица приветливо улыбнулась мне, словно ждала именно меня, и кивком пригласила в дом. Я, конечно, последовал за ней, да и кто бы поступил по-другому, когда сама Аннунт зовет в гости. Мы поднимались наверх и спускались вниз по винтовой лестнице, освещенной странным зеленым светом. В башне царило то же гнетущее безмолвие, что и во дворе, казалось, неземная красавица – единственная обитательница страшного замка. Я видел распахнутые двери, ковры, в которых утонет нога, драгоценные шелка и парчу, небрежно брошенные на край дивана, павлиньи перья в огромных и прекрасных вазах. Все это великолепие ослепляло, а хозяйка и не помышляла о том, что ее маленькая, стройная ножка ступает по бесценным сокровищам. Долгое время я думал, что красавица нема, она ведь не обронила ни слова и даже не поприветствовала меня, но неожиданно она обернулась и заговорила. Глубокий и чистый голос ее был низким, усталым и равнодушным.
«Я вижу, ты удивлен, путник? А меж тем удивляться нечему. Мой повелитель, Тумхат, собрал здесь величайшие сокровища всего обозримого мира. Ты хочешь увидеть сокровищницу Тумхата?»
Я смог только кивнуть. Красавица улыбнулась пренебрежительно, словно иного и не ждала, но почудилось мне, что, доставая спрятанный на груди маленький ключик, она вздохнула печально и разочарованно.
«Как тебя зовут?» – спросил я, уверенный, что имею дело если не с богиней, то с одной из прекрасных принцесс Ирана.
«Наконец-то догадался, – она рассмеялась без веселья, – зови меня Малика».
«Отец твой, должно быть, какой-нибудь могущественный правитель?»
«С чего ты взял? – спросила она, в то время как длинный коридор, залитый мертвым светом зеленых факелов, в который раз завернул, и я в который раз подумал, что без своей прекрасной проводницы дороги назад не найду. – Тебя удивляет мое равнодушие к богатству? Скажи, умирающий от жажды в пустыне станет ли радоваться, найдя в песках алмаз… пусть даже с голову ишака?»
«Ты несчастна?» – вырвалось у меня.
Малика ничего не ответила, но ее поникшие плечи были красноречивее пленительных уст.
«Тумхат увез меня из Шахджаханпура, где я танцевала на городской площади и была совсем бедна, но свободна.
…Когда-то давно, так давно, что в те времена даже звезды на небе имели иной рисунок, жил правитель, который не хотел править… Но наследники его были так многочисленны и так часто ссорились, что назови он своим наследником одного из них, другие разорвали бы его в клочья… а заодно и несчастную страну. И он решил назначить своим преемником человека, который наверняка не был с ним в родстве – самого бедного и незнатного, которого только можно было отыскать. Он отослал тысячи гонцов во все концы страны и вскоре такой человек нашелся. Он был псарем, и единственными его друзьями и сотрапезниками были собаки, с которыми он ел с пола и спал в углу на соломе. Тряпье, которым он прикрывал свое тело, никогда не видело воды, а густые спутанные волосы – гребня. Правитель приказал отвести псаря в баню, подстричь ему волосы и ногти и одеть в чистую одежду, после этого псаря привели во дворец и вручили власть над богатой страной и ее народом. Человек этот очень обрадовался и без конца благодарил правителя, и в знак того, как высоко он ценит его милость, издал первый указ: старый правитель навсегда оставался его властелином и любое его повеление псарь обязался исполнить как свое собственное. На этом они расстались – прежний правитель отправился читать мудрые книги, а псарь остался править государством. Через несколько лет к дворцу подошел нищий бродяга, у которого ничего не было кроме двух толстых книг и куска черствого хлеба. Он сказал, что хочет видеть повелителя. То время было временем благоденствия, и нищих не гнали от порога. Каково же было удивление бывшего псаря, когда в нищем ученом он узнал своего благодетеля.
– Приказывай, – сказал он, преклонив колени, потому что догадался, что срок пришел.
– Но что я могу приказать тебе? – удивился ученый. – Ты правишь хорошо и мудро, под твоей рукой моя страна процветает, и я с восторгом нахожу, что мне нечего поправить. Ты оказался здесь вполне на своем месте.
– Ах, великий, – отозвался правитель, – прикажи мне вернуться к моим собакам…».
Я смотрел на нее неотрывно, ожидая продолжения.
«Ты не понял? – грустно рассмеялась Малика, отворачиваясь от меня, – каждый должен быть на своем месте. Правитель во дворце, псарь на псарне. А вольной птице не место в клетке, даже если она золотая».
Так, разговаривая, мы незаметно спустились вниз и оказались у массивных дверей.
«Смотри, если хочешь, – равнодушно сказала Малика и повернула ключ в замке…»
Великие боги! Назови меня лжецом, если когда-нибудь я скажу, что уже видел такое! Но не зови меня лжецом сейчас… Все стены и потолок огромного подземеья были выложены, как я подумал сначала, белым мрамором, но, приглядевшись, я заметил в нем зеленые прожилки. Это был редчайший белый нефрит…
Йонард, который давно уже не спал, с громадным интересом слушая Керама, на этих словах внезапно зевнул и махнул рукой.
– А вот это ты, приятель, загнул.
– Да? А это ты видел? – Отчего-то шепотом спросил разбойник и, окинув таверну быстрым взглядом, выложил на стол лучистый золотой перстень с огромным дивным сапфиром такой густой синевы, что камень казался почти черным. Одно мгновение свет тусклой лампы играл его гранями, потом разбойник накрыл его ладонью.
– Мне продолжать? – спросил Керрам. – Или тебе, может, спать хочется?
– Спать хочется, – опять зевнул германец, – но ты продолжай…
– На золотых цепях, – как ни в чем не бывало заговорил Керам, – с потолка свешивались зажженные лампы в виде чудовищных полуптиц-полульвов с красными, рубиновыми глазами. Я не знаю, в чем там дело… Может, это был ветер, хотя с того мгновения, как я ступил под сень Черной башни, я не ощущал даже легкого дуновения… но крылья чудовищных созданий шевелились, а головы с уродливыми клювами, казалось, поворачиваются вслед за нами, чтобы не упустить из виду меня и Малику. Вдоль стен стояли раскрытые сундуки, и на мгновение мне показалось, что я ослеп, так нестерпимо было сияние алмазов, сапфиров, рубинов и изумрудов… Я стоял неподвижный, боясь вымолвить слово, словно голос мой обладал разрушающей силой и мог прогнать дивный сон…
А Малика скучала.
«Ну, нагляделся, наконец? – спросила она, потеряв терпение, – достаточно здесь, чтобы купить твою храбрость?»
«Здесь достаточно, чтобы купить весь Иран», – потрясенно произнес я, но Малика лишь презрительно сощурилась.
«Этого оказалось недостаточно, чтобы купить меня!»
Не знаю, что подействовало на меня, ее презрительный взгляд или гордая усмешка, но я вдруг опомнился.
«Ты хочешь бежать от своего повелителя? Так бежим, пока замок пуст!
И тут она расхохоталась. Она смеялась как девчонка, закидывая голову и стряхивая выступившие от смеха слезы.
«Бежим… – повторила она, все еще задыхаясь от смеха, – и сокровища прихватим. А замок пуст! Египтянин, значит, оставил меня одну в пустом замке с ключом от сокровищницы, а сам преспокойно отправился в Хорасан. Ты развеселил меня, путник, и за это я готова тебе простить даже то, что на эти холодные камни ты глядел дольше, чем на меня… К сожалению, милый, мне не уйти отсюда. И ты, если попытаешься набить карманы здешними сокровищами, ты тоже останешься здесь, и со временем Тумхат наденет на тебя вторую кожу. Ты видишь, что башня пуста, но не верь своим глазам. У Тумхата есть и воины, и другие стражи. Просто когда они не нужны, он их не показывает. Я не знаю, откуда он их берет, может быть, вынимает из рукава, только каждый раз их появляется ровно столько, сколько нужно, чтобы встретить незваных гостей. А когда воинов нет, башню сторожат демоны.
«Какие демоны?» – опешил я.
«Такие, как я, – ответила красавица. – Мне следовало бы убить тебя, – продолжала она, – но я не хочу. Я отпущу тебя. Это разозлит Тумхата, но я привыкла к его гневу».
«Как мне спасти тебя?» – воскликнул я.
«Меня? – Малика улыбнулась, – а ты уверен, что тебе нужна я а не эти сокровища? Впрочем, если ты достаточно смел, ты можешь получить и то, и другое. Но чтобы спасти меня и завладеть сокровищами, нужно уничтожить мага. Другого выхода нет».
Высказав это, красавица смолкла и, как я не старался ее разговорить, не вымолвила больше ни слова. Только дала мне этот перстень и проводила к вратам Заката, которые из Черной башни выглядели как обычная дверь.
Керам закончил и залпом осушил полупустой кувшин. И замолчал, видимо, надолго.
* * *
Тонко зазвенела струна.
Йонард оглянулся. У стены на полу сидел бродяга в грязном халате. В мелодичный перебор вплелся голос, низкий, чуть хрипловатый, но приятный.
Где найдешь, усталый путник, ты приют последний свой?
Средь долин на жарком юге?
Среди гор земли родной?
Иль тебя в песках пустыни чьи-то руки погребут?
Или с волнами морскими ты уйдешь в последний путь?
Невозвратный! Ты потерян,
Навсегда лишен покоя.
Жизни срок тебе отмерен
Будет бой с самим собою…
– В одной мудрой книге, – проговорил Керам, – сказано, что песнь совы предвещает чью-то смерть. Если это так, то голос этого певца предвещает смерть совы…
Тот, услышав, не замедлил с ответом.
– Бывает так, – он необидчиво улыбнулся, – что отшвырнешь ногой, то потом поднимаешь зубами…
– Оставь его, – отмахнулся Йонард, – пусть себе поет. У мужчин есть занятия поинтереснее, чем слушать его тоскливые стоны…
Он опрокинул в себя очередную кружку с огненной влагой и Керам, чтоб не отстать, опорожнил свою. Сквозь туман хмеля варвар заметил, что к их столику подошел бородатый стражник и, тронув Керама за плечо, сказал:
– Ты и есть Керам?
– Да, это я, – нахально ответил тот. – Что тебе нужно? Говори быстрее, не видишь – я с другом.
– А мне начхать, в любом случае тебе придется пойти со мной.
– Вот это да! – воскликнул германец. – А если я его не отпущу?
Бородач посмотрел на незнакомца из-под густых нависших бровей. Затем он повернул голову в сторону и негромко свистнул.
– Эй, парни! Идите сюда!
Десятка два вооруженных людей ввалились в таверну и заполнили собой все свободное пространство.
Не уразумев, что происходит, Керам вперил в него любопытный взгляд.
– Ты что, шутишь?
– Какие там шутки, – бородатый стражник грубо схватил под руки Керама и оторвал его от стула, – когда тебя разыскивают в четырех государствах.
– А ты прыткий, – заметил Йонард с усмешкой.
Один из стражников подошел и к нему.
– Что с этим будем делать, Рэтк? – поинтересовался он у старшего.
– Берем с собой. Потом разберемся, кто он такой и что у них за дела с этим разбойником. Кстати, – тут он внимательно взглянул на Йонарда и нехорошо сощурился, – не тот ли это парень, который так нужен господину Ардаширу? По описанию больно похож: здоровый наглый варвар с большим мечом. Танат меня забери, если это не он! Берем и этого.
– А получится? – спросил Йонард, поднимаясь с места.
Он оттолкнул чужака и достал «брудера» из простых ножен.
– Вот об этом мече говорил господин Ардашир? – Йонард взял меч обеими руками и крутанул над головой так, что стражников шатнуло в стороны. – Ты уверен, что не ошибся?
– Рэтк, – дернув за рукав бородача, позвал один из стражников, – похоже, это не тот варвар.
– Жалкий трус! – огрызнулся Рэтк, влепив подзатыльник нерадивому подчиненному. – Тем хуже для вас обоих, – закончил он, обращаясь к варвару, и добыл короткий меч из складок своего халата.
Повинуясь его взгляду, иранцы стали обходить стол, за которым пировали Йонард с Керамом, стараясь взять их в кольцо. Подпустив стражников поближе, Керам взял глиняный кувшин и хладнокровно расколотил его о голову ближайшего. Тот пошатнулся и сел на залитый вином деревянный пол.
– Брать живьем! – завопил Рэтк, кидаясь на Керама.
Однако сказать это оказалось легче, чем сделать. Как, спрашивается, можно взять живьем двух крепких мускулистых приятелей, вооруженных до зубов и не дураков подраться. Ответ напрашивался сам собой: никак! И, похоже, это был правильный ответ.
В кабачке творилось что-то неописуемое! Столы и скамьи разлетались, словно сметенные ураганом. Посреди зала топталось, выло, рычало и извергало проклятья многорукое и многоногое чудовище. Посетители жались по углам, пытаясь проскользнуть к выходу. Время от времени зал оглашал мощный рев – Хрофт! – и один из стражников, приподнятый могучими руками, летел через головы своих товарищей. Однако постонав и потерев ушибленные места, он вновь поднимался и кидался в драку.
Меч Йонард давно бросил в ножны. Северное представление о благородстве и чести мешало ему обратить клинок против безоружных, поэтому он яростно работал кулаками, отбиваясь от наседавших стражников, и, кривя рот в ухмылке, сплевывал сквозь зубы крепкие иранские ругательства. Их было слишком много. В толчее Йонард потерял своего приятеля. Видно, его сумели-таки сокрушить и сейчас волокли по крутой лестнице вниз. «Встретимся у врат», – донеслось до Йонарда сквозь гневные крики, стоны и треск столов. Он рванулся было за Керамом, но понял, что помочь ему не сможет. Оставалось только надеяться, что ему самому удастся пробиться к выходу и исчезнуть в узких лабиринтах улиц Хорасана – города, который Йонард больше чем просто не любил.
Однажды он уже дал себе мысленное обещание обходить Хорасан десятой дорогой, и это было хорошее обещание. Жаль, что его не удалось сдержать.
Крепкий удар сзади по затылку на мгновение оглушил Йонарда. Он покачнулся и краем глаза заметил, как прямо ему в лицо плывет громадный, туго сжатый кулак. Он двигался неестественно медленно, словно в патоке. Йонард подумал, что мог бы пять раз остановить его и оторвать напрочь, но послушное тело на этот раз отказалось повиноваться, да и мысли были какими-то ленивыми. Внезапно перед глазами возникла тонкая рука. Действуя так же медленно, она перехватила руку стражника за запястье и, легонько сдавив, потянула вниз. Рядом с Йонардом кто-то упал на колени и яростно, но не слишком благочестиво помянул Ахура-Мазду. Перед глазами, все еще затянутыми мутью, появилось лицо – смуглое, с мелкими чертами и властным взглядом узких темных глаз. «Китаец?» – подумал Йонард в сонном удивлении.
В тот же миг лавина звуков обрушилась на него, туман в глазах растаял и Йонард успел присесть как раз вовремя, чтобы уберечь лоб от летящего на него большого медного блюда.
– Сюда!
Голос был незнакомым, но Йонард сообразил, что это и есть его неожиданный союзник. Гадать, откуда он взялся и что ему нужно от германца, было не время и не место. Йонард нагнулся, подхватил самый большой стол и опрокинул его на своих преследователей. Никого он, конечно, не придавил, стражники брызнули в стороны с проворством ящериц, но это все-таки задержало их на мгновение.
– Сюда! – вновь услышал Йонард.
Терять было нечего, и он решил довериться незнакомцу. В два прыжка он оказался у низенькой двери. Йонард с разбегу ударил по ней ногой, и они стремительно покинули негостеприимное заведение.
Крепкие ноги варвара несли его по темным улочкам Хорасана, к окраине. Оглядываясь, он удивлялся, что человек не отстает, часто перебирая маленькими ножками. Шум погони стих, затерялся где-то в переулках, и Йонард сбавил темп, дав время незнакомцу на то, чтобы поравняться с ним.
– Откуда ты взялся? – на ходу спросил варвар.
– Не время, – коротко ответил человек, прибавляя шагу.
Впереди показались огоньки. Два стражника с факелами совершали вечерний обход. Беглецы сбавили скорость, надеясь, что никому не придет в голову останавливать двух подвыпивших гуляк. Городские ворота были уже рядом. К счастью, их еще не успели закрыть на ночь.
* * *
Воздух был сухим и теплым, настоянным на запахах нагретой земли и увядающих трав, смешиваясь, эти запахи одновременно дурманили и будоражили. Солнце уже село и только подпаленные им, лежащие над городом ночные облака помогали угадать закат и определить направление на бескрайней высушенной равнине.
От погони их спрятал неглубокий овраг. Камни под ногами чуть разъезжались, скользя по влажной глине, наверное, где-то поблизости был выход на поверхность какого-то подземного ручейка, но найти его было бы достаточно трудно. Достаточно, чтобы не возникло желания ползать в темноте, натыкаясь друг на друга и рискуя, что тебя заметят.
– Пить хочется, – шумно вздохнул Йонард, – но придется терпеть до утра.
Не говоря ни слова, его странный спутник зашарил руками в темноте. Йонард с сомнением наблюдал за его манипуляциями, но после случая в трактире он проникся к маленькому китайцу определенным уважением. По крайней мере настолько, чтобы не мешать ему чудить, если уж пришла охота. Однако колдовство китайца привело к неожиданному результату: слабо охнув, он отвалил камень, и Йонард услышал тихое бульканье.
Запахло землей после дождя и мокрой травой. Вода была молочного цвета и точно светилась в темноте. Йонард надолго припал к родничку губами. Холодная до ломоты в зубах вода, точно била из камня, никогда не видевшего тепла и света. Напившись, Йонард отодвинулся, уступая место у родника, но спутник его качнул головой. Он сидел прямо, положив руки на скрещенные ноги и, казалось, не обращал на спутника никакого внимания. Йонард проверил крепость ремня, на котором крепились ножны и, удовлетворенный результатами проверки вытянул из ножен свой внушительный меч. Воин должен заботиться сначала об оружии, потом о себе. Варвар сосредоточенно принялся очищать меч от крови.
– Скажи, неужели это было так необходимо?
Германец нехотя повернул голову и впервые внимательно рассмотрел своего случайного спутника. Он был уже далеко не молод, ростом едва ли по грудь Йонарду, а сложением больше всего напоминал хилого подростка. Но Йонард слишком хорошо помнил, как он разметал городских стражников, как дверь таверны разлетелась в щепки.
– Я воин, – Йонард пожал плечами. – В этом мире каждый убивает, чтобы жить.
Маленький человек покачал головой.
– Очень легко загасить божественный огонь, но в твоих ли силах возжечь его вновь?
Йонард взглянул на него в некотором раздражении.
– Если тебе так не по вкусу драки, зачем влез?
Спутник его легко улыбнулся.
– Я плохо вижу, прости, если ошибся, но мне показалось, что ты в беде и тебе нужна помощь.
– Да? – криво ухмыльнулся Йонард. – А мне показалось, что в беде эти винные бурдюки, которым шах по недомыслию привесил оружие.
Китаец ничего не ответил. Он молча смотрел на восходящую луну и яркие звезды, которые висели над головой так низко, что только не заглядывали в глаза.
– Существует старинное предание, – тихо проговорил он наконец, – что тот, кто не может побороть зверя в себе, когда-нибудь натянет звериную шкуру и она станет его кожей.
Спутник внимательно взглянул на него.
– А в какого зверя он превращается? – спросил германец, не сумев одолеть любопытство.
– Это зависит от того, каким он был человеком, – ответил тот. – Сильный становится медведем, хитрый – лисой, а трусливый оборачивается зайцем. Кто знает, из тех змей, которые шныряют поблизости, сколько настоящих, а сколько в недавнем прошлом ходило на двух ногах… Вернее ползало на брюхе и брызгало ядом исподтишка.
Йонард невольно рассмеялся и взглянул на своего спутника с одобрением.
– А какой зверь мог бы выйти, скажем, из меня?
Маленький человек окинул могучего варвара проницательным взглядом.
– Из тебя… – он помедлил, – мог бы выйти недурной лев. Или леопард.
Йонард хмыкнул.
– Если честно, я бы не прочь.
– Будь осторожен, – спокойно предостерег китаец, – твое желание может исполниться.
При этих словах, таких тихих и вроде бы не содержащих никакой угрозы, Йонард почувствовал знакомый холодок и тихо, с угрозой в голосе проговорил:
– Ты что, решил меня переделать?
Неожиданно спутник тихо рассмеялся.
– Вряд ли у меня получится. Но попробовать можно. При условии, что ты не против.
– Ну вот что, не знаю, как там тебя, – холодно отозвался варвар, – я тебе, конечно, благодарен и все такое, и если мне когда-нибудь захочется послушать душещипательную сказку, я скажу тебе об этом, а до тех пор…
– Договорились, Йонард, – неожиданно легко согласился тот. – А ты зови меня Дзигоро.
На этом разговор как-то сам по себе кончился. Йонард стал готовиться к ночлегу. Раскладывая по земле свой видавший виды потертый плащ, он вспомнил, что вообще-то не называл новому знакомцу своего имени.
Китаец посидел еще некоторое время в расслабленной позе, затем медленно встал и, чуть пригибаясь на крутом склоне, начал подниматься к верхнему краю оврага. И почти сразу ощутил, как громадная ладонь варвара с быстротой атакующей змеи выметнулась из темноты и крепко ухватила его за лодыжку.
– Запад еще светлее востока. Заметят.
– Я думал, ты спишь, – растерянно отозвался китаец.
– Правильно подумал, – хватка ослабла, и спустя всего мгновение тихий храп с присвистом огласил овраг.
Китаец спустился вниз, лег прямо на землю неподалеку от Йонарда, вытянулся во весь рост, не доставая германцу до плеча как стоя, так и лежа, и моментально безмятежно заснул, в считанные мгновения успокоив сердце и дыхание. Отдыхало лишь его тело – мозг бодрствовал. Глаза были закрыты, но слух и обоняние обострились чрезвычайно, поэтому он не мог точно сказать самому себе, что произошло раньше: почувствовал он запах дыма или услышал мягкий шорох подле себя, тут же прекратившийся, однако он успел нагнать Йонарда уже почти у самого верха. Конечно, спать варвар и не собирался…
Йонард осторожно всматривался в ночь, едва приподнимая голову над краем овражка. Когда рядом с ним опустился Дзигоро, он отметил его появление коротким взглядом.
– Полночь. Костер на юго-востоке за нами, – он еще раз оглядел в темноте своего щуплого помощника. – Нельзя терять времени. Может быть, они все сидят у костра, а может, и не все. Надо сбить их со следа. Придется разойтись.
Говоря это, варвар уже прикидывал в уме, сколько лиг он успеет пройти до рассвета. Он уже почти забыл о своем случайном товарище и невольно вздрогнул, почувствовав на своем плече легкое прикосновение его сухой ладони.
– Удачи тебе, воин. А на прощание скажу: есть сила более великая, чем мощь мускулов, даже твоих…
– Что это? – спросил Йонард.
– Узнаешь со временем, – с едва уловимым превосходством знания улыбнулся Дзигоро и тут же растаял во мраке. Будто и не было его, не сидел он рядом, не говорил загадочных слов, не дышал в ухо… Не улыбался тепло, но отстранено.
– Точно кошка, – поразился Йонард. – И, похоже, видит в темноте. Что он здесь ищет?
Но этот вопрос, оставшийся без ответа, недолго тревожил Йонарда. Он направился на юго-запад, к почти неразличимой, но все-таки ощущаемой еще более темной, чем густая чернота ночи, громаде черного хребта. Шаг его был уверен и ровен. Так он мог идти всю ночь напролет и при этом устать не больше, чем хорасанский торговец, одолевший путь от своего дома до лавки на торговой площади. Тысячи глаз многоликого звездного неба молчаливо провожали Йонарда, чуть подрагивая то ли от ветра, то ли от напряжения и тревоги, словно желали предостеречь его от опасности.
Но человек не понимал их языка.