Глава пятая

Жизнь вокруг менялась стремительно. И самое ужасное – перемены не вызывали ни у кого ответной реакции, как будто происходящее вокруг было обыденным и естественным. Навсегда замолчали телевизоры. Пошумев слегка, исчезли радиопередачи. Интернета не было и подавно. Телефон сначала еще работал как-то, но и потом тоже только гудел в ответ своё длинное «ля». Не было никакой видимой смены власти. Выяснилось, что та охрана с коричневыми повязками на рукавах и в кепочках – это никакие не чужие, а наши, согласившиеся работать с пришельцами. Сентаиры предложили им сотрудничать, и никто не отказался. А что оставалось делать? Это мне Толик рассказал. Он приходил ко мне в гости. Не было никаких сил ни спорить с ним, ни объяснять ничего. Да и вправду, какой у него был выход? Приехали, говорит, за ним ночью и поставили перед фактом – ты выбран для сотрудничества. А вообще, говорил Толик, они нормальные люди. Только порядок любят. Я вяло делал вид, что слушаю его, а сам вспоминал старое забытое слово – «полицай». А ведь так все и было. Если верить учебникам и старым фильмам. Но ко мне вот никто не приходил. И ничего не предлагал…

Потом на домах повесили объявления о том, что моторными транспортными средствами разрешается пользоваться только при наличии письменного разрешения от властей. Соседский Вовка рассказывал, что он видел, как полицаи на центральной площади какой-то фиговиной просто сжигали всех, кто появлялся на машинах. Вместе с машинами.

Я, вообще-то, ожидал, что объявят комендантский час. Ну, как пишут в книжках. Но никто ничего не объявлял. Да и пришельцев этих крайне редко видели. Иногда по улицам проплывал, именно проплывал, не касаясь земли, экипаж сентов. Эти экипажи стали называть транспОртерами. Именно так, с ударением на «о». О пришельцах напоминали только полицаи на улицах. Полицаев не любили. Мне казалось, что это я придумал такую кличку, но так их называли все. Естественно, за глаза. О том, что кто-то хоть как-то сопротивляется этой новой системе, я не слыхал.

Однажды вечером ко мне пришёл в гости Саша Сотников. Великий маг Донгур. Как давно это было. Как хорошо было тогда. Сашка пришел с бутылкой портвейна. «Из старых запасов» – сказал он. И ещё он рассказал, что не может найти никого из друзей. Ну, в общем, как и я. Оказывается, как просто было разрушить наш мир. Уничтожить весь транспорт, средства связи и вот – готово. Сотников рассказал, что пешком тоже никуда нельзя добраться. Для перемещения между населенными пунктами нужен специальный пропуск. Между городами стоят блокпосты с полицаями и всех, кто без пропуска, уничтожают. Что-то эти новые власти никаких других способов общения, кроме смертной казни, не находят.

– Саш, а вот я ещё ни разу не слыхал, чтобы эти, ну черт, имечко у них – сентаиры, ну в общем сенты, сами кого-то прихлопнули, – я давно думал об этом, просто не с кем было обсудить. – Почему так наши стараются?

– Ну, кто их знает. Наверное, у них выбора нету? – Может, он и правильно говорил, может и есть ситуации, когда от тебя ничего не зависит. Только все равно не люблю я, когда говорят – «выбора нет». Я так думаю, что выбор есть всегда.

Портвейн шел на редкость хорошо. Если честно признаться, никогда не проводил вечер так – с приятелем, за долгим разговором. Обычно большие компании, суета, смех и анекдоты. А тут… Хороший получился вечер.

– Слушай, – я почему-то боялся задать этот вопрос, – ты как думаешь, это навсегда? Неужели никто не станет с этим сентами бороться?

– Да как с ними бороться? – Сашку, видимо, тоже этот вопрос мучил. – Поезда под откос пускать? Так нет поездов. А леталки как ты свалишь? Да и ты этого сента хоть раз в лицо видел? Всё наши, родимые.

– Слушай, а может, эти сенты не такие уж и страшные? Может, это просто перегибы на местах? – Я схватился за очевидную мысль. – Ну, дали власть этим, полицаям. А они и рады стараться.

Тут Саша сказал нечто такое, что я никак не ожидал от него услышать.

– Вспомни прошлую войну. Вся вина на фашистах. Они звери были. Но самые страшные зверства были сделаны не их руками. Всегда найдется тот, кто будет зверствовать больше зверя-хозяина. Он будет зверствовать ради собственных животных желаний с руками, развязанными его зверским хозяином. И потом скажет – я выполнял приказ, и у меня не было выбора. Или там – я специально с этими связался, чтобы свою страну защищать от тех. Оправданий можно много придумать.

Что-то часто я слышу о выборе в последнее время. Но мне-то как раз и не из чего выбирать.

А утром было опять тревожно. Я не хотел сидеть дома, вот так, как какая-то мышь под веником. Сходить, что ли в университет? Понятно, что вряд ли кто-то там появляется на занятиях, но может встречу приятелей.

Ничего интересного в университете я не узнал. И никого из знакомых не встретил. Возле запертых входных дверей скучал полицай. Ему, видать, наосточертело ходить туда-сюда и он устроился рядом на лавочке. Интересно, эти сентаиры от всех требуют порядка и строгости, а вон гляди – полицай, как все полицаи – из наших, а ему позволено не по уставу сидеть. Или может, у них устав такой? Вообще, я не очень в этих уставах разбирался, несмотря на два года военки в универе. Чушь собачья.

– Извините, – вежливо спросил я, – вы случайно не знаете, кто-нибудь из администрации будет сегодня?

– Нет, все закрыто на реструктуризацию, – вяло ответил полицай. – Иди домой.

Домой так домой.

Я шел, ловя себя на мысли, что бреду также вяло, как и все остальные прохожие на улице. Казалось, после того, как запретили транспортные средства, на улицах не стало больше пешеходов. Даже меньше. Все куда-то одинаково угрюмо бредут. Тащат какие-то тележки с барахлом и едой. Вон сосед говорил, что, несмотря на переходный период, практически исчезла преступность. Да, знаем, как она исчезла. В прямом смысле слова. Говорят, что за переход улицы в неположенном месте – казнили. Порядок есть порядок. И разговор у этих короткий и однозначный. Хорошо, я живу недалеко от университета. Дошел домой за полчаса. Есть охота, а у меня осталось немножко гречки, и масло есть подсолнечное. Почему мне гречка раньше не нравилась? А дома ждал сюрприз. У подъезда стояли два полицая с автоматами наперевес. Я заметил, что им уже автоматы стали доверять. Напротив полицаев на тротуаре перед парадным стояла кучка жильцов. Министр-сосед размахивал руками и что-то объяснял остальным. Я не стал его слушать, а подергал за рукав Вовку – приятеля с пятого этажа. Он стоял рядом со своим старшим братом Алексом и хмурился.

– Вов, тут что случилось? Почему не пускают?

– Вот, приехал патруль полицейский и всех выгнал. Говорят, дом отдается под нужды властей. А Саламович вон говорит, что это какая-то ошибка и требует, чтобы представители командования приехали.

– А те что? – я все-таки надеялся, что ничего плохого не произойдет.

– Сказали подождать пять минут. Вот уже полчаса ждем.

И вправду, скоро приехал транспортер сентаиров. Остановившись у тротуара, он просветлил свой купол. Внутри было пару полицаев и начальник. Из этих, не наших. Я подумал, что впервые вижу сента так близко. Да и вообще, впервые. Телевизор не в счет. Полицай у двери прижал рукой наушник рации, чтобы не мешал галдеж Саламовича. Потом громко сказал:

– Так, всем пройти во двор. С вами будет беседовать начальство.

Соседи устремились во двор. Двор у нас удобный, закрыт со всех сторон и тихий.

Вслед за нами в арку тихо вплыл транспортер. Он так и оставался с просветленным куполом. Говорили, что в этом случае те, кто внутри, не защищены силовым полем. Видать, они ничего уже не боятся. Из кабины транспортера вышел сент. Впрочем, полицейские стали у него за спиной, и ему уж точно нечего было бояться.

– Я понимаю важность ваших беспокойств, и поэтому решил лично приехать по вашей просьбе. Начинается новый этап мелиорации вашего местообитания. В этом строении, где вы жили, теперь будет располагаться госпиталь для людей. Мои соратники будут проходить здесь лечение и реабилитацию. Вы, как элементы без определенного места жительства, будете обеспечены властями всем необходимым.

Тут Саламович не выдержал и перебил чужого:

– Извините, я не нуждаюсь ни в чем, мне как депутату здесь представлено жилье. Зачем меня обеспечивать?

– Вы депутат чего? – спокойно спросил сент.

– Я депутат народного парламента, – сообщил министр гордо.

– А, тогда, пожалуйста, отойдите в сторонку. Естественно, этот вопрос мы обсудим с вами подробно. Остальные детали присутствующим сообщит наш человек.

Полицай, который вылез вместе с этим из транспортера, вышел чуть вперед, откашлялся и начал читать по бумажке:

«В соответствии с восстановленным порядком, граждане без определенного места жительства должны пройти социализацию. Граждане до двадцати пяти лет направляются в лагеря трудовой коррекции».

Тут его перебил Алекс, Вовкин брат:

– А если я не хочу ни в какой лагерь? Я может, в деревню поеду жить.

– Не хотите, не надо, вас никто не заставляет. Вон, станьте рядом с министром вашим, – махнул рукой в направлении Саламовича полицай.

Алекс пожал плечами и спокойно перешел ближе к министру.

– Далее, – вернулся к бумажке глашатай, – лица старше двадцати пяти лет отправляются в лагеря санации. Там вы тоже пройдете социализацию, но в соответствии с вашим возрастом. Всем находиться здесь. В течение часа вы будете отправлены по местам дислокации.

Полицай кивнул начальнику – сенту, что, мол, все готово. Сент уже собрался исчезнуть внутри транспортера, но потом на мгновение задержался.

– Вы все должны в конце концов понять, что порядок есть порядок. И если мы вам предлагаем что-то, то сомневаться не стоит. Пусть для вас это будет уроком. Что-то вы их плохо учите, – и кивнул так, безразлично, полицаю.

Полицай передернул затвор автомата и короткой очередью прошелся в сторону Алекса и министра. Только Вовка заорал как сумасшедший:

– Нет! – и кинулся к брату.

А полицаи и этот их, начальник, спокойно уселись в машину и уплыли со двора. Правда, чуть притормозили, и высунувшийся полицай приказал:

– До приезда транспорта чтобы тут все чисто было! А то знаю вас, свиней. За собой не убираете никогда.

Все смотрели, как тихо плакал Вовка. А сосед из шестнадцатой квартиры пошел к дворнику за лопатой.

Через час-два прикатил простой крытый грузовик, и приказали «всем, которые до двадцати пяти – грузиться!». Нас было всего двое. Я и Вовка. Дочки министра давно умотали куда-то в село. Или ещё куда.

В глубине кузова сидел сонный полицай. Ему даже и оружия не дали.

– Скажите, а что такое лагеря санации? – я не понимал, почему все старше нас, должны ехать в другое место.

– Ха! – полицай мерзко осклабился. – Санация – это санация. В камеру и газ. Как тараканов.