…Свои искореженные вертолеты спецназовцы взорвали, чтобы никто не догадался, кто на них летел. Пусть поломают голову. Сейчас важно выиграть время. Бежать после такой жесткой посадки пока никто не мог, досталось всем. Поэтому просто шли, как могли, подбадривая друг друга.

Так прошло часа два, как показалось Антону. Два ужасно тяжелых часа. Солнце все еще жарило как ненормальное, но уже немного приблизилось к горизонту.

– Как думаешь, что это была за стоянка с палатками? – вдруг спросил Костян, поравнявшись с Колей Быстрым.

– Думаю, какая то поисковая партия по нашему профилю. Иначе, зачем им залезать так далеко в пустыню, да еще тащить с собой столько бронемашин и вертолеты.

– Вот то-то и оно, – кивнул Костян, – разумею, что ищут они то же, что и мы. Надо поспешать. А то не ровен час, найдут раньше нас.

– А где мы сейчас?

– Уже недалеко от предполагаемого района, – сказал Костян, – час назад я сверился по спутнику. Максимум день пути.

Коля кивнул.

– Должны успеть.

Гризов, который ковылял сзади за Колей, еле выдирая ноги в ботинках из песка, слышал весь разговор. От него, похоже, и не скрывали этой информации. «Значит, приближаемся. Это хорошо, – думал журналист усталым и ушибленным мозгом, – чем быстрее найдем, тем быстрее вернемся домой. А то эта командировка что-то затянулась».

Постепенно Антон так разомлел, что уже перестал соображать кто он и где он. Гризов брел по пустыне как перегревшийся механизм, которому было ужасно жарко и тяжело. Рюкзак давил на плечи. Автомат тянул к земле. Антон молча переставлял ноги, даже не глядя под них. Взгляд его затуманился.

За время дневного перехода журналист успел заметить множество ящериц, сновавших под ногами и даже двух змей. Змеи, однако, не проявили к нему никакого интереса и не стали кусать, а уползли своей дорогой в пески. Один раз он услышал отдаленный крик в небе и, подняв голову, увидел небольшую стаю птиц. Напрягая зрение, Антон признал в них стервятников.

– Не дождетесь, – сказал он кружившим в небе птицам, сплюнул и побрел дальше.

Постепенно зной стал спадать. Солнце опускалось. А когда, наконец, старший объявил привал, журналист сбросил рюкзак, рухнул на него и мгновенно отключился, как перегревшийся механизм. Сколько прошло времени, он не знал. Но когда его растолкали, были уже сумерки.

– Идти сможешь? – спросил Костян.

– А то пристрелите? – уточнил Гризов, перед которым еще все плыло после сна на жаре. Во рту стоял вкус песка, который хрустел на зубах.

– Да нет, обождем пока, может, еще сгодишься, – ответил Костян.

– А надо? – не сдавался Гризов, – вроде вечереет. Может, поспим еще?

– Надо двигаться, – сжег мосты старшой, – А то на том свете отдохнешь. Американцы рядом. Да и по прохладе идти легче.

С этим Гризов не мог не согласиться. Он нехотя встал, надел на себя потяжелевший вдвое рюкзак и побрел за остальными. А все так хорошо начиналось.

Странное дело, если недопить, то не спится. Много алкоголя в крови валит с ног, а немного действует как допинг. Эту сентенцию Гризов обдумывал лежа на узкой кровати мотеля «Репино» в обнимку с интересной девчонкой. Завали ее Леля. Познакомились они вчера в какой-то кафешке на первой линии Васильевского острова, куда студентов с «журфака» неожиданно занесло отметить окончание очередной сессии. Неожиданно, потому что до этого они отмечали радостное событие целый час в баре по соседству и уже решили, что пора расходится, а то от перепития начнутся студенческие волнения. Остались лишь самые стойкие, среди который находился и Гризов, радостно выпивавший за прохождение экватора. Однако стоило выйти на улицу и пройти в сторону метро нетвердые сто метров, как обнаружилось еще одно заведение, которое никак нельзя было обделить своим вниманием. Там и продолжили. Там и обнаружилась Леля.

Уже изрядно выпив, Антон вдруг ощутил прилив грусти. Ему вспомнилась армия, подъемы, разводы, кросс по пересеченной местности в противогазе, караулы, ночные кошмары в виде двух ванн с картошкой, которую надо вычистить до рассвета, чтобы успеть заснуть еще на часок. Все это было уже так давно, почти три года прошло, а иногда казалось, что было это только вчера.

По ночам Гризову до сих пор иногда снилось, что вдруг проснется он не у себя в комнатке на Грибоедова, где временно разрешила пожить сестра, а снова на пружинной армейской койке. И ждет его спросонья не медленная чашка кофе перед телевизором, а подъем за тридцать секунд, пока горит спичка усатого сержанта, а потом бег от инфаркта с голым торсом да в кирзовых сапогах.

Когда такое накатывало, казалось, что эти впечатления не выветрятся никогда. Слитком уж яркими они казались, особенно поначалу. Но к счастью Гризов находил в своей новой мирной жизни много такого, что подтверждало древнюю мудрость, – время лечит.

Хотя некоторые его сослуживцы так и не смогли преодолеть жизнь по распорядку. Армия засосала их целиком. За два года службы армия позволила им понять, что распорядок это как раз то, что наполняет их жизнь смыслом. А точнее позволяет не забивать голову заботами о завтрашнем дне. Некоторых она растворила в себе навсегда, сделав прапорщиками. А другие трансформировались уже на гражданке. Например, Малой, сидевший в армии за «Роялем», соседним с постом радиоперехвата Гризова, пропьянствовав, сколько положено, очень скоро разыскал поблизости от места своего проживания воинскую часть и опять пошел служить, только теперь по контракту. А Майкл подался на службу в милицию. Сменил один устав на другой. Распорядок – великая вещь. Многие без него просто не могут выжить.

И только Гризов наслаждался жизнью на воле. Ему до чертиков надоел забор, который два года отделял его от мирной жизни. Возвращаться назад не хотелось ни за какие деньги, а тем более, добровольно. Хотя, глядя на тех, кто не служил и хвастался этим, Гризов поглядывал на них презрительно. Словно это были какие-то импотенты по сравнению со здоровыми мужиками, оттянувшими свое. Все-таки служба в армии позволяла понять, что такое свобода и заставляла ее ценить. Хотя бы за это стоило сказать ей спасибо.

Антон уже давно перестал шарахаться от офицеров и отдавать им честь, ибо гражданская одежда хранила его как шапка невидимка. Офицеры и армейские патрули его теперь просто не замечали, не обращали внимания. Одно это поначалу забавляло. Потом прошло.

Воспоминания об армии чаще всего приходили только по ночам вместе со смутной тягой к каким-то полетам и превращениям. И приходили он с каждым годом все реже. В первые месяцы на гражданке Гризов даже сходил на прием к «психу», то бишь к психотерапевту, желая выяснить, не повредился ли он в уме за время прохождения армейской службы, не считая плоскостопия и «грибка» приобретенных дополнительно. «Псих» никаких особенных отклонений, кроме излишней впечатлительности не обнаружил. Это обнадеживало. Врач посоветовал больше гулять и не брать в голову всякую ерунду про армию, постепенно само пройдет. А если интересно, то записывать хотя бы месяц подряд все свои сны. Для этого нужно купить тетрадку с ручкой и положить их рядом с кроватью. Просыпаться среди ночи и, пока не забыл сон, записать его крупным почерком. Главное не смотреть в окно, а то все сотрется из памяти. Так мол, сам сможешь проследить за тем, что тебя сейчас мучает, а что уже нет, ибо во снах отражается все, в чем ты себе боишься признаться днем. Время лечит, повторил «Псих» на прощанье народную мудрость. И оно, похоже, лечило.

Антон записывал свои сны полгода. Каждую ночь. И каждую ночь ему снилась армия в каких-то фантастических декорациях. Словно это была не настоящая армия со всеми тяготами службы, а съемки боевика про российскую армию в Голливуде. В центре была армия, в вокруг всякие готические замки, небоскребы, горы, моря, пришельцы из далекого космоса и потустороннего мира. Постепенно армия во снах пошла на спад, как и предсказывал «псих». И, прежде всего это было связано с новой гражданской жизнью, которая давала новые острые ощущения, медленно, но верно вытеснявшие старые.

…Первым шел Голуаз, Костян замыкающим. Присматривал за немного расклеившимся журналистом. Когда стало прохладнее, мозг начал постепенно оживать. Ночью идти оказалось заметно легче. Перед выходом слегка перекусили сублиматами, на которые желудок Гризова не видевший ничего с момента высадки на берегу Ефрата, откликнулся положительно. Конечно, хотелось мяса и пива, но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Журналист подумал, что съел бы сейчас целого слона.

Когда зажглись первые звезды, и на земле наступил кромешный мрак, Гризов решил, что спецназовцы сбрендили, – идти сквозь такую темень по пустыне, в которой еще неизвестно что водится, было безумием. Но они, как ни в чем не бывало, слазили в рюкзаки и достали оттуда компактные приборы ночного видения. У журналиста в рюкзаке отыскался такой же.

Смотреть на мир через прибор ночного видения Гризову показалось даже забавным. Все выглядело как в фильмах ужасов, каким-то мрачно зеленым. Но зато прорисовались очертания песчаных холмов, и стало возможно продолжать движение. Беспокоило Антона только то, что змею в этот прибор все равно не разглядишь. А змей он не любил. Они мелкие и ядовитые. Наступишь, – не обрадуешься. Но, Гризов старался об этом не думать, вяло шагая по ночным пескам. Чтобы как-то себя отвлечь от тяжелых мыслей, связанных с опасностью для жизни, Антон стал думать на отвлеченные темы в планетарном масштабе.

«Интересно, рассуждал он, где мы сейчас вообще-то находимся? Летели вроде бы на юг от Евфрата. Хотя, я отключался в вертолете, могли ведь повернуть куда угодно. Но если все же на юг, то значит углубились в сторону границы с Саудовской Аравией. Хотя какая здесь граница, наверняка ни дорог, ни постов, ни КПП ни таможни, здесь ведь кругом пески. Документов никто не спрашивает. А попадешься американцам, так просто расстреляют…»

И вдруг он отчетливо вспомнил, где видел того американца, вылезавшего утром из палатки. Во время их прошлой встречи, тот тоже вылезал и смотрел на него пристально, Только вылезал он из машины оккупационного командования и смотрел на Гризова, как тот снимает убитых на перекрестке американскими солдатами женщин. Это был один из тех генералов. Только что он делает здесь, в пустыне, за сотни километров от Багдада, машин и нормальных дорог?

«А что я здесь делаю? – подумал Гризов и устало вздохнул».

Одно поступление в институт с ходу без подготовки, спустя два года армии, вызвало колоссальный стресс, как было теперь модно говорить, и наполнило Гризова радостью. Для начала он радовался целый месяц. Потому что в конце этого месяца, выяснилось, что четверки по французскому («вы хорошо говорите, четверки вам хватит для поступления»), полученной на вступительных экзаменах, для поступления не хватило. Именно этого бала. А лето было почти потрачено. Je ne mange pas six jours, как говорится. Нужно было что-то решать. А было это еще в те замечательные времена, когда, не поступив на одно отделение, просто перевестись зачетом на другое было невозможно. Нужно было пересдавать все экзамены. И Гризов решил пересдавать на заочное, где приняли во внимание его предыдущие успехи, но сдавать пришлось все по новой. И он сдал, и стал студентом-заочником «журфака».

Как оказалось, это был не самый плохой вариант. Очень скоро обнаружились очевидные полюсы для активного человека: учиться надо было только две недели в году, правда, целых шесть лет. А временной промежуток между сессиями заполнять написанием нескольких курсовиков, да прочтением нескольких толстых и мутных книг типа Маразма Роттердамского, который к концу книги сам забывал, о чем писал в начале.

В общем, получалось все логично, вроде бы и при деле, учишься, то есть. И в то же время масса свободного времени, можно и поработать. Гро΄ши, в конце концов, тоже пора было зарабатывать, хотя бы на тот же студенческий образ жизни. А образ был прост и понятен, – гуляй пока молодой. Чем, собственно, Антон и занимался все свободное от обучения время. Особенно первое время. Но потом, попив и погуляв, освоившись на гражданке, все-таки мирная жизнь брала свое, призадумался хлопец о выборе пути жизненного после поступления в Университет. Пораскинул мозгами и пошел зарабатывать журналистский опыт.

Начать решил с малого, – стать телезвездой. Благодаря природной наглости пристроился на питерском телевидении среди известных товарищей. Умудрился даже годик поработать корреспондентом в передаче «Адамово ребро», сняв на этом поприще несколько сюжетов про интересные личности. Работал не за страх, а за совесть. Ночей не спал. Но когда в его молодые годы от такого напряга вдруг начало сдавать здоровье, он понял, почему все журналисты и режиссеры телецентра квасили по черному. Тогда он впервые осознал, какой напряженной была у журналистов работа. Про опасность для жизни узнал позже, когда, отчаявшись ждать миллион долларов, ушел через радио в газету «Северная стрела» на более твердые деньги, благо писать сочинения всегда умел.

Сначала работал репортером в отделе новостей, – писал про всякие телекоммуникационные штуки, буйным цветом после перестройки появившиеся на широких российских просторах и, само собой, в Питере. Писать про все это ему было сподручно, как-никак «Радиополитехникум» закончил, только из армии, из войск, где этих штучек видимо-невидимо было. Но действительность превзошла все ожидания: прогресс не стоял на месте. Заокеанские некогда недруги, предварительно проплавив откат в министерство Связи, понавезли в постперестроечное пространство необъятной России множество всяких телефонных станций, эшелоны пейджеров и даже внедрили новейшую для нас мобильную связь, на корню задушив кое-как развивавшийся собственный рынок телекоммуникаций. И это все, не говоря уже о компьютерных технологиях, которые шагали по стране семимильными шагами. Компьютер быстро перестал быть чем-то огромным, занимавшем всю стену в НИИ «Электротехники», ужавшись до размеров чемоданчика с телевизором.

Об этом корреспондент «Северной стрелы» Антон Гризов и писал. Сначала ему пришлось целый месяц потратить на то, чтобы серией публикаций в стиле «точка-тире» объяснить далеким от связи обывателям значение и назначение прибора со странным названием пейджер. Что тут нажимать и где у него кнопка. Однако, усилия не прошли даром. Пейджинговые компании открывались одна за другой, росли как грибы после дождя, обещая переплюнуть друг друга качеством связи и таинственными дополнительными услугами. Скоро простой народ, благодаря стараниям Гризова, принял пейджер и породнился с ним. А когда это, наконец, произошло, этот вид связи постепенно стал терять популярность. Самые продвинутые пользователи пейджеров уже прикупали себе мобильные телефоны стоимостью в несколько тысяч долларов. А купив, радостно таскали их за собой, в виде небольшого ящичка с ручкой, антенной и супербатарейкой, поскольку просто в карман все это еще не влезало.

Рынок телекоммуникаций быстро рос, развивался прямо на глазах, сменялись целые поколения приборов и появлялись новые технологии. Уделив часть жизни описанию рынка телекоммуникаций, Антон в силу универсальности натуры и врожденной любознательности ко всему запутанному и скрытому от первого взгляда, как-то плавно перетек на сопредельные темы. Это были: электроника на службе у разведки, промышленный шпионаж, чужие среди нас, новейшие средства вооружения и др. Острота темы его привлекала. А поскольку прогресс не стоял на месте, и новейшее оружие уже давно было напичкано радиопримочками, даже простой американский пехотинец был обвешан ими как новогодняя елка, то Гризов как-то параллельно начал писать и обо всем оружии, а также обо всем что летает, плавает и ездит. В общем, о транспорте. Хотя чаще всего этот транспорт имел вседорожное шасси или гусеницы, комбинированную броню и башню со 125-мм пушкой. Ну, или, на худой конец, два турбореактивных двигателя, размах крыльев тринадцать метров и бомбы с оптическим наведением, а в целом до двадцати двух тонн боевой нагрузки в бомбоотсеке на выдвигающихся пилонах.

С падением международных барьеров, весь этот транспорт пришел в движение и стал часто выставляться на всевозможных авиашоу и танкодромах, не столько, для того чтобы повеселить падкую до развлечений российскую публику, а просто потому, что стал товаром, за который дорого платят. Весь этот транспорт летал, выделывая всевозможные пируэты, плавал и стрелял, чтобы показать высоким гостям из жарких восточных стран воочию, чтобы те смогли оценить в деле всю мощь российской армии, до сей поры спрятанную от посторонних глаз. При этом генералы тактично намекали восточным друзьям, что эти изделия стоят гораздо ниже, чем предлагают за аналогичные вещи американцы. Что за те же деньги здесь в России можно затарится по полной программе, а не на пятьдесят процентов как в США. За один визит вполне реально вооружить новенькими танками и противоракетными комплексными целую дивизию. А если заплатить наличными и чуть мимо кассы, то и две дивизии. О таких пустяках, как вывезти с территории страны эшелон неучтенных танков, гостей просили не беспокоится, – этот сервис российская сторона брала на себя.

…В последние полчаса Гризову стало казаться, что он слышит какое-то шуршание по сторонам от их небольшой колонны. Несколько раз он даже замечал какие-то низкие тени и слышал отдаленное поскуливание и повизгивание. Пустыня совсем не вымирала ночью, как могло показаться, а наоборот оживала. Отовсюду на путников, забредших в самое сердце песков, таращились сотни настороженных глаз. И это очень нервировало журналиста, который при каждом новом звуке все крепче сжимал автомат. Ему казалось, что со всех сторон за ним наблюдают хищники. Он читал, что в местных пустынях довольно богатая фауна. Здесь во множестве водятся гепарды, которые охотятся на антилоп. Львы, гиены, волки и шакалы. Ну, и само собой разумеется, всякая мелочь, включая тушканчиков.

Поэтому, когда впереди раздался грозный рык, журналист не удивился, а скорее испугался. Все-таки встречаться ночью со львом, ему не хотелось. Перехватив свой автомат покрепче, Антон осторожно двинулся вперед, где, слившись в один клубок, по земле катались человек и зверь.

Это был Голуаз, который пытался оторвать от себя здоровенного волка, мохнатую шею которого изо всех сил сдавливал двумя руками. Антон хотел выстрелить, но побоялся убить человека. Пока он решал, что делать, из-за спины появился Костян с ножом в руке и, изловчившись, одним точным движением всадил широкое лезвие волку в бок и с оттягом вытащил обратно. Раздался дикий вой, от которого у Гризова мурашки забегали по коже. Голуаз сбросил с себя раненного волка, выхватил свой нож и быстрым движением перерезал ему глотку, прикончив зверя. На землю полилась еще теплая кровь черного, как казалось в прибор ночного видения, цвета. Немного подергавшись, волк затих.

– Здоровая сволочь, – сказал Голуаз, отряхиваясь, и убирая нож в специальный карман, – спасибо, старшой.

– Не порвал он тебя? – уточнил Костян, убирая свой нож.

– Обижаешь, – обиделся Голуаз, – нас хорошо учили. Я бы его сам порвал, если б ты не поторопился с подмогой.

– Ну, извини, – ответил Костян, – в следующий раз дам тебе шанс разобраться самостоятельно.

В этот момент снова послышался близкий вой.

– И этот шанс не так далек, – проговорил подошедший Коля, и, обернувшись ко все еще сжимавшему автомат Гризову, добавил, – погоди палить, журналист. Не шуми раньше времени. Эти волки вряд ли снова сунутся. Хотя, кто их знает. Тут другое интересно.

Голуаз и Костян, отвлеклись от волков, уставившись на Колю.

– Я метрах в пятидесяти наткнулся на какой-то колодец. Кладка из сырцового кирпича, древняя. Но с ним что-то не так.

– Что не так? – уточнил старшой.

– С виду, колодец как колодец, только пересохший. Но метрах в ста отсюда еще один есть. Я туда камушек бросил, а там «дз-и-нь», решетка. Спрашивается, зачем?

– Вентиляция? – спросил Костян.

– Надо проверить. Да и квадрат подходящий, сам знаешь.

Костян задумался, стоя над трупом убитого зверя. Наконец, решил.

– Тебе повезло, журналист. Встаем здесь до утра. Осмотрим местечко. Можешь вздремнуть чуток.

Гризов посмотрел на почти впитавшуюся в песок лужу крови, послушал отдаленный вой волков и переспросил:

– Вздремнуть? Да я до рассвета глаз не сомкну.

– Это ты зря, – хлопнул его по плечу Коля Быстрый, – расслабляться надо в любой обстановке.

Долгое время Антон писал о всяких новинках в области российского и заграничного вооружения, причем был патриотом и хвалил, естественно, свое, родное: самолеты, корабли, танки. А поскольку все это выставляется на различных салонах в разных городах, вынужден был все это посещать лично. Завел связи, познакомился с главными конструкторами многих боевых машин, военными чинами, примелькался. Его стали любить генералы и полковники, причем даже ФСБ и ГРУ, ибо он без дополнительных затрат со стороны «Закрытого Акционерного Общества имени Дзержинского» пропагандировал русское оружие. А у газеты «Северная стрела» после смены ориентации Гризова с чисто связных новостей на военно-шпионскую тему с примесью криминала только прибавилось читателей. В итоге все были довольны: и военные, и начальство, и сам Гризов.

Пока с течением времени Антон не начал понимать, что оружие продается хорошо, только определенная часть денег идет мимо кассы государства. Точнее, неопределенная часть. Но, явно не малая толика. Танки пропадают целыми эшелонами, а корабли выходят из портов на российские маневры, а обнаруживаются спустя месяцы где-нибудь в составе суринамского военно-морского флота. И все шито-крыто. Взыграло тут в нем журналистское чувство гордости. Захотелось вывести на чистую воду парочку нечистых на руку генералов. Да и за державу стало обидно. И как-то само собою сложилось, что начал он по собственной инициативе расследовать дело о пропаже в лесах дальневосточного региона эскадрильи одноместных всепогодных ударных истребителей «Су-35». Размах крыльев почти пятнадцать метров, потолок – восемнадцать тысяч, максимальная скорость, – две тысячи пятьсот пятьдесят километров в час. Отличная машина. Таких пропало целых пять штук.

Был слушок, что незадолго перед тем интересовались этой машиной северные братья корейцы и восточные братья иракцы. И тем и другим машина понравилась. Гризов даже был на одном из первых полузакрытых авиасалонов, из тех, куда допускали только парочку «своих» журналистов, где и наблюдал воочию активный интерес к «Су-35» одного корейского генерала по имени Чен Чжоу. Его иракский коллега, Рушди Хезбаллах, также присутствовал, и даже сквозь солнцезащитные очки на его обожженном восточным солнцем и овеянном ветрами пустыни лице читался неподдельный интерес к замечательной русской машине «Су-35». А уже летчики-испытатели, которым было поручено представить всепогодные истребителей иностранным гостям, постарались на славу. «Сушки» крутились в небе над аэродромом как заведенные, поливая огнем вероятного противника в воздухе, эффектно долбали ракетами специально отстроенные цели на земле. А в завершение устроили настоящий воздушный бой с показом всех фигур высшего пилотажа. Судя по лицам, оба иностранных гостя остались довольны, хотя и не смотрели друг на друга.

Сначала Гризов даже подивился недогадливости организаторов этого шоу, – гости могли разъехаться обиженные отсутствием эксклюзивного права первой покупки. Не лучше ли было устроить отдельные шоу для каждого? Но потом, поразмыслив, глядя на восторженные лица иностранных генералов и хитрые лица наших военных, пришел к выводу, что все сделано правильно. Рынок есть рынок, теперь Чен Чжоу и Рушди Хезбаллах бут стараться опередить друг друга, если решение уже есть, и быстрее купить самолеты, что только на руку нашим военным. Со стороны «Росавиапрома» сделку курировал генерал со звучной фамилией Громов. Антон после шоу попытался было сунуться к нему с вопросами по поводу исхода сделки, но Громов отмахнулся, мол, ничего не ясно пока, да и вообще это секретная информация, быстро сел в свою черную волгу и уехал. Поговорить с Чжоу или Рушди было вообще невозможно, оба были окружены охраной, общались только через переводчика, да и вели себя как приснопамятные члены Политбюро КПСС или нефтяные шейхи, коими и являлись. Гризов все же решил попытать счастья, журналистская наглость его не раз выручала, и направился к северокорейскому генералу. Но Чен Чжоу, едва завидев на его кармане бэйдж с международной надписью PRESS, отвернулся и демонстративно покинул место проведения аэрошоу. Его иракский коллега сделал это несколько медленнее, но Гризов предпринял попытку приблизится к его телу с тем же результатом.

В итоге, вернувшись из поездки в редакцию, Антон написал рекламную заметку про русские самолеты и вскользь упомянул о проявленном двумя генералами к «Су-35» интересе. Других фактов не было. На том и хотел забыть об этом событии. Но спустя три месяца случайно из достоверных источников к нему просочилась информация о встрече под Питером на одном из военных аэродромов генерала Громова и северокорейского генерала Чен Чжоу. Иракского лидера по имени Рушди Хезбаллах там уже не было. На этой встрече дорогому гостю снова был продемонстрирован «Су-35». Гризов, воспользовался своими связями с военными летчиками и пробрался на закрытое шоу. Громову старался на глаза не попадаться. После поездки отписал небольшую заметку о неослабевающем интересе иностранной стороны, в которой угадывалась Северная Корея, к русскому всепогодному истребителю «Су-35».

Не прошло и пары дней с момента публикации заметки в газете, как редактору позвонили из компетентных органов и попросили больше не касаться этой темы, ибо контракт на продажу еще не подписан, а своими действиями журналист Гризов нанес ущерб государству, разгласив секретную информацию. Сажать его пока не будут, ограничиваются для первого раза официальным предупреждением газете. Редактор поразмыслил немного и оставил вопрос Гризову на откуп, больно уж тема интересная.

– В общем, так – сказал Свен Иванович, главный редактор «Северной стрелы», – Следующая публикация должна быть забойной. Про мелочевку на эту тему забудь. Напечатаю только большую разоблачительную статью, от которой у читателей волосы дыбом встанут повсеместно. Так что, копай, милок, глубже. Как сможешь. Хочешь писать дальше, – пиши. Только проблемы сам решай и за жизнь свою сам беспокойся. Конечно, могут наехать и на газету, но это вряд ли, проще с человеком пообщаться. Хотя структура государственная, так что и официальный наезд не исключается. Ну, а выкрутишься, я в долгу не останусь. Вот им место редактора новостей у меня скоро освободится, Боря Сергеев уходит через несколько месяцев.

Спустя неделю, пока озадаченный журналист размышлял на эту тему, пришла информация, что начальник авиабазы, на которой проходило последнее шоу, где незримо присутствовал Гризов, внезапно был уволен в запас, хотя до пенсии тому было как до луны. Молодой был еще мужик. Гризов находился с ним во вполне приятельских отношениях, потому и пробрался на это злополучное шоу. А теперь получалось, что крепко подставил своего информатора. Решил, что заедет как-нибудь с извинениями, да закрутился с работой, журналиста ноги кормят, как говорится. А спустя еще месяц узнал, что начальник авиабазы умер от сердечного приступа.

Вот тут Гризов озадачился крепко. Мужик тот был молодой и стойкий. Литра два водки выпивал запросто и потом мог еще в прорубь нырнуть пять раз подряд. А тут, бац, одно за другим, – увольнение, инфаркт. Конечно, от такого кто угодно запьет горькую. Но не такой это был мужик, чтоб сразу умирать.

И все же теперь Гризова начал грызть червячок сомнения: как-то с этим контрактом складывалось все не слава Богу. Однозначно, что-то темнили наши генералы. И решил Антон теперь уже точно во всем разобраться. Влезть по самые гланды. Если ошибся и все чисто, поднимет престиж родины на недосягаемую высоту. Если чего накопает, глядишь, и правда повышение выйдет.

…На утро группа осторожно обследовала два найденных колодца и прилегающую к ним территорию. На площади в пару километров нашли еще семь. Как две капли похожие один на другой. С виду все походили на обычные древние колодцы, вырытые еще первыми арабами, появившимися здесь в седьмом веке. Все они были узкими, глубокими и высохшими, но в каждом, метрах в десяти от поверхности находилась решетка. Арабам такие конструкции источников были без надобности. Спецназовцы долго бросали туда камни, и, в конце концов, решили, что воды в них никогда и не было. Очень уж все это походило на подземный военный объект, а колодцы на замаскированные вентиляционные шахты.

Гризова все это заинтересовало не меньше чем спецназовцев. Настолько, что даже усталость забылась на время. Был ли этот объект покинутым или действующим сразу не понять. Сверху один песок. Может быть, это вообще было что-то более древнее, чем тайны современных властителей. А если военный объект, то чей? Скорее всего, Саддама Хусейна, где он прятал свое тайное оружие. В любом случае это надо было проверить. Но чтобы проверить, сначала следовало отыскать вход. А входа пока не было. Да и место было какое-то странное. Все это чувствовали. На первый взгляд пески кругом не изменились. Все те же барханы до горизонта и палящее солнце. Но энергетика была совсем другой. Даже стервятники здесь не кружили, хотя в небе над древним водопоем им самое место. И зачем здесь нарыли столько колодцев, уходящих в глубину?

Возможно, когда-то здесь проходил караванный путь из Медины в сторону Междуречья, и на этом месте останавливались сотни людей, чтобы отдохнуть и напоить верблюдов. Может и так, но решетки оказались вполне современными. Голуаз спустился на веревке в один из колодцев и обследовал ее, – древним арабам сварка была не под силу. Колодец за решеткой уходил далеко в глубину. Причем, Голуазу даже показалось, что оттуда тянет ветерком. А это наводило на мысли о подземных ходах, соединявших найденные колодцы между собой или с чем-то еще.

– Ладно, – наконец изрек Костян, затаптывая окурок в раскаленный песок, – первым идет Голуаз. Двигаться осторожно. Если все чисто, спускается Коля Быстрый, журналист и я. Посмотрим, что это за тайная пещера.

Едва Антон принял решение, как скоро события начали разворачиваться сами собой, словно по сценарию. Спустя две недели пропали самолеты. И Гризов начал работать. Связался с дальневосточными журналистами, сам организовал задание, и сам съездил по заданию редакции на место. Закинул массу удочек, надавил на все педали, но безрезультатно. Эскадрилья «Су-35» как сквозь землю провалилась. Стартовала на рассвете с секретного аэродрома неподалеку от реки Уссури, по плану должны были отрабатывать «встречу» звена стратегических бомбардировщиков противника над японским морем и спустя полчаса после старта звено пропала с экранов локаторов. Мгновенно, словно кануло в бермудский треугольник.

Гризов проторчал на дальнем востоке целый месяц, облазил все прибрежные сопки и военный части, куда пустили. Поговорил со всеми военными чиновниками и официальными лицами, пользуясь своей репутацией, но в результате добился всего лишь скупой информации о том, что ведутся поиски в таком-то квадрате японского моря на предмет обнаружения упавших самолетов. Нет, упасть в море они, безусловно, могли, только Гризову было очень трудно убедить себя в том, что у всех пяти новехоньких истребителей вдруг одновременно отказали моторы. Никаких перестрелок или признаков воздушного боя средствами ПВО отмечено не было или, по крайне мере, не сообщалось.

Самолеты стартовали с полными баками, что по нынешним бедственным временам, было просто расточительством. А с полными баками они могли легко дотянуть до соседних стран. И до Японии и до Корейского полуострова. Впрочем, в этих странах никто шумихи не поднимал. Возможно, это было сделано специально, но самолет не иголка, тем более пять самолетов. А Япония и Корея страны маленькие, кто-нибудь да заметил бы прибытие пяти иностранных военных самолетов или засек в полете. А уж журналисты раскрутили бы эту тему в два счета, и поднялся бы такой шум на весь мир. Но со всех сторон над делом висела глухая тишина.

Лазая по прибрежным дальневосточным сопкам, общаясь со внезапно потерявшими дар речи генералами, пытаясь проникнуть в суть вещей, Гризов ловил себя на мысли, что ко всему этому набору ощущений примешивалось какое-то странное чувство, словно не так давно он лишился каких-то возможностей, что-то утерял в своей новой гражданской жизни, оставив в прошлом. Забыл накрепко. Прав был «псих», время лечит. Память стирала все ненужное.

Так ничего и не добившись, Антон вернулся в Санкт-Петербург. Слил всю информацию в специальный файл, но все собранное тянуло пока в лучшем случае на антураж, справочную информацию, а самой идеи еще не было. Не сформировалась.

Решив, что еще рано и материал не дозрел, Антон переключился на менее важные вещи, благо работы по его профилю было, хоть отбавляй: обстановка в мире начала накаляться.

Так прошло около трех лет. Какие-то борцы за справедливость шарахнули по небоскребам в Нью-Йорке. Мир вздрогнул от неожиданности: наконец-то нашлись люди способные наказать Америку, родину зарвавшегося быдла с деньгами, которые давили им на мозг. США срочно надо было кого-нибудь убить, чтобы доказать всем, что козлами отпущения должны быть все, кроме американцев, которые никак не хотят платить за свои преступления. Буш нашел такого козла отпущения в Афганистане, подальше от своих границ. Обвинил собственноручно вскормленного лидера террористов Бен Ладена в нарушении прав частной собственности американских граждан, подогнал поближе военный флот, подкупил соседние племена бедуинов, отпустил долги Пакистану, и начал новую войну в пустыне, подняв там целую бурю.

Пока американцы в очередной раз затевали войну ради свободы своей нации и порабощения всех других наций, Гризов по-прежнему старался отыскать след эскадрильи пропавших самолетов «Су-35», дело о которых стало его делом чести. Хотя ха прошедший период случилось много интересного, от пропажи новейшего миноносца, до поезда с бронетранспортерами на границе с Румынией. Однако, новая информация по делу истребителей, как его окрестил Гризов, поступала крайне скудно. Армейская прокуратура открыла уголовное дело по факту очередной преступной халатности в армии. Из-за разрешения взлета самолетов с полными баками, два старших прапорщика было разжаловано в младшие. А впредь было велено выпускать самолеты на боевое дежурство только с половиной запаса горючего в целях экономии государственных средств. Эскадрилья «Су-35» была признана пропавшей без вести, хотя все считали ее потерпевшей крушение, а летчиков погибшими. Дело было закрыто.

Но только не Гризовым. Почти сразу после нападения США на Афганистан Антон засек приезд в Москву с неофициальным визитом Рушди Хезбаллаха, который опять посетил авиашоу, только теперь в «Жуковском». Его не представили гостям, но Гризов узнал иракского генерала, который за это время ничуть не изменился. Разве что стал еще более загорелым.

…Продвигаясь третьим по тоннелю, Гризов настороженно озирался по сторонам в поисках чего-то необычного. Кладка стен была самая настоящая: древние выщербленные камни. Воздух сухой, но не такой как наверху. Дышать можно. Никаких современных проводов и металлических дверей. Только происхождение решеток не давало покоя.

Так они шли довольно долго по каменистой почве. Больше часа. Тоннель начал петлять, трижды разветвлялся. На каждом из поворотов Голуаз ставил маячки и двигался дальше. А когда они набрели на широкий зал, своды которого терялись в вышине, даже устроили совещание. В одной из стен Голуаз обнаружил высеченные в камне огромные пятиметровые статуи каких-то горных старцев с бородами и кривыми мечами. Вид они имели устрашающий.

– Как ты думаешь, – спросил журналист, приблизившись, у Коли Быстрого, – кто это?

Коля долго смотрел на зал, дальние концы которого терялись во мраке даже в приборе ночного видения. Потом перевел взгляд на изваяния старцев и также долго смотрел на их жесткие лица и оружие.

– Не знаю. Какая-то секта, наверное. А может быть, предводители тайного ордена. Мысль, конечно, есть. Но, не уверен. Их же в этих местах в древности было великое множество.

Стоявший молча позади них Костян, прислушавшись к разговору, сказал:

– Коля посмотри-ка стену за этими старцами. Может, найдем что интересное.

Коля с автоматом наперевес осторожно двинулся вокруг статуй. Обойдя крайнюю статую старца, он исчез из вида. Радиомолчание длилось так долго, что Гризов уже решил, что Колю съели местные духи подземелья.

– Здесь дверь, – раздалось в наушниках у остальных спецназовцев, – причем хорошая дверь. Древняя, но петли смазывали недавно.

Спецназовцы приблизились. Дверь действительно походила на вход в чертоги Али-бабы. Испещренная арабской вязью, сводчатая, окованная пластинами из неизвестного металла, она казалась неприступной. Тем более, что никаких отверстий для ключей рассмотреть не удалось. Похоже, он открывалась изнутри.

Коля любовно погладил высеченные по металлу арабские буквы.

– Жаль будет выносить такую красоту, – и обернулся к Костяну, – да, старшой?

– Ага, – кивнул Костян, – давай взрывчатку. Сдается мне, за этой дверью местные старцы что-то от нас прячут. И думаю, что это не золото. Надо проверить.

Не успел он произнести это, как дверь ожила. Она сдвинулась со своего места и быстро отъехала в сторону. Из открывшегося проема ударил яркий свет, ослепив людей. Все четверо с дикими криками схватились за глаза и попадали на колени. А затем из проема послышалось злобное шипение.

В первую секунду Гризову показалось, что это шипят сотни разъяренных змей, выползая из проклятой двери, но, когда он вдохнул воздух, то все понял мгновенно. Последнее, что он помнил, прощаясь с жизнью, – была пятиметровая фигура каменного старца с кривым мечом в руке, нависшая над ним. И еще одно воспоминание отпечаталось в мозгу, смешавшись со старцем: Рушди Хезбаллах в окружении гвардейцев с короткими автоматами.

Антон тоже был на том авиасалоне. С первой встречи прошло почти три года. «Неужели мы так еще и не продали иракцам наши самолеты, – удивился Гризов, – или речь уже идет о новой партии?». Хотя никаких официальных заявлений не было, за это журналист мог поручиться. Словно корову продавали. Антон по долгу службы слышал однажды о том, как русские продавали авианосец индусам. Там вообще ушло несколько лет на предпродажную подготовку. Ну, тайна есть тайна, тем более, государственная.

В тот день ему удалось выведать из неофициальных источников, что Рушди в иерархии приближенных Хусейна поднялся от простого генерала ВВС восточного крыла армии до статуса министра обороны Ирака. А значит, стал еще более интересным клиентом для нашего военного руководства.

После того, как Рушди Хезбаллах побывал в Москве, по дороге в Ирак, он неожиданно переместился в Санкт-Петербург, а оттуда во Псковскую глубинку, где располагалась дивизия ВДВ. Зачем он туда приезжал, Гризову разузнать не удалось, но зато, следуя за кортежем иракского генерала на почтительном расстоянии из Питера до самых ворот дивизии ВДВ, с помощью мощной оптики журналист смог сделать пару фотографий Рушди. Это произошло во время его встречи с русскими генералами на территории военной базы, половину из которых он пока не смог идентифицировать.

Вернувшись из поездки домой, Гризов собирался заняться расшифровками сделанных фотографий. Но тут подоспела сессия. Рушди Хезбаллах улетел в свой Ирак, овеянный смутными подозрениями Гризова, но ничего более определенного у журналиста пока на иракского генерала не было, равно как и на корейского генерала Чен Чжоу. Если не считать, что самолеты пропали поблизости от территории Северной Кореи. А США опять грозились после Афганистана отделать северных корейцев как Бог черепаху. Даже совместно с англичанами сняли нового «Джеймса Бонда», где вывели главными злодеями всех времен северных корейцев. Но эти события и желания пока никак между собой не пересекались, поэтому Гризов решил взять тайм-аут и сдать летнюю сессию.

А после того как сдал, решил по студенческой привычке отметить это событие. Отметил, да так классно, что половина сегодняшних событий уже стерлась из его памяти. «Псих» не соврал: время лечит. Причем с возрастом все быстрее и быстрее.

И вот теперь слегка пьяный Гризов лежал на широкой кровати мотеля в Репино. Лежал в обнимку с девчонкой по имени Леля, и уже полчаса добросовестно изучал местный потолок. А сон все не приходил.