ИСТОРИЯ I
СТРАЖА ГОРНЫХ ГРАНИЦ

Солдат в пятнистом мешковатом маскхалате и глубокой каске, с фаустпатроном на плече и мужественным лицом целился в Олега. За плечом солдата стоял рабочий – усатый, в спецовке, с винтовкой в руках. На винтовке был примкнут кинжальный штык, хорошо знакомый по фильмам о Великой Отечественной.

Ни солдат, ни рабочий не двигались. И все-таки прошло некоторое время, прежде чем Олег начал понимать, что видит перед собой большой яркий плакат. Точно – плакат. И что-то написано внизу наискось – по немецки, кажется, колючими готическими буквами…

Лежать на бетоне было холодно. Да, под Олегом был бетонный пол – серый, щербатый и неожиданно чистый. Откуда-то по полу поддувал ветерок. И потолок наверху был бетонный.

И бетонной казалась тишина вокруг. Полная. Абсолютная. Глухая.

Олег вспомнил, что с ним произошло, сразу. И сел, стиснув зубы от ужаса.

Ничего. Никого. Никто не бросался на него, не грозил пистолетом, не требовал что-то отдать… Первое, что пришло ему в голову, – оглушили и бросили в какой-то подвал. Но на подвал под домом – уже исследованный Олегом – это ничуть не походило. А в следующий момент Олег увидел ту машинку, похожую на пульт, – она лежала у самой его головы.

Впрочем, она заняла внимание мальчишки на какую-то секунду, потому что, обернувшись, Олег увидел остальную часть подвала.

Он сидел на полу совсем рядом с высокой – метра два-три – и широкой – грузовику пройти – аркой, увитой проводами. Тут и там из гнезд торчали радиолампы. На арку чуть сбоку было направлено нечто, вызвавшее у Олега ассоциации с боевым лазером из фантастического фильма начала 80-х годов. Все вместе это напоминало создание излюбленного персонажа Голливуда – сумасшедшего ученого, который на дому громоздит машины времени и преобразователи материи.

Неясная, но беспокоящая мысль скользнула по краю сознания Олега. Он нахмурился, рассматривая машину, но поймать мысль не успел. Тем более что за «лазером» виднелся пульт с тремя высокими креслами возле него. На пульте одиноко и ритмично мигал зеленый светодиод.

Олег поднялся, машинально отряхивая сзади джинсы. Куда же его упрятали? Он прислушался – было тихо. Свет лился из двух узких окон под потолком, забранных мутными стеклоблоками, – даже если научиться прыгать на три метра в высоту и зависать в воздухе, все равно ничего не разглядишь. Олег подошел ближе к арке, присмотрелся… Вблизи она производила впечатление вещи, которую сделали очень давно и с тех много раз подновляли, заменяя целые узлы. Сама же основа была выполнена из чугуна! Точно – из чугуна, если Олег хоть что-то в этом понимал.

Сбоку арки, на шероховатой поверхности, была гравирована длинная надпись. Мальчишка подошел ближе, нагнулся, упираясь ладонями в колени…

Лампы в арке были не только русские, но и немецкие – по крайней мере, так можно было понять по надписям. Протиснувшись между аркой и «лазером» (на нем надписей не было – ну, видимых, во всяком случае!), Олег осторожно подошел к пульту, на самом видном месте которого красовался ширококрылый орел со свастикой в когтях и хорошо читаемая даже без знания немецкого языка надпись: «Сталелитейный завод Круппа». Однако, на чугунной же основе пульта Олег еще издалека заметил все то же – Сестрорецкий и так далее. Снова что-то такое шевельнулось… и опять Олег не успел поймать мысль за хвостик, потому что мысль эта сбилась, а сам Олег вцепился обеими руками в спинку кресла, к которому подошел.

Из второго – среднего – кресла ему улыбался скелет. Именно его жуткую улыбку Олег заметил в первую очередь. Но страх прошел очень быстро – Олег не относился к тем людям, которые боятся скелетов или покойников вообще, тем более что совсем недавно фактически у него на руках умер человек. Кстати, это событие в памяти словно какая-то дымка подернула, словно было это уже очень и очень давно…

Скелет был одет в старую офицерскую форму – обветшавшие китель и галифе, пыльные хромовые сапоги… Китель был без погон, его перетягивали… нет, на нем висели потрескавшиеся портупеи. Очевидно, именно форма и не давала скелету рассыпаться.

Обращенный к мальчишке правый висок скелета был пробит – аккуратная глубокая дырочка глубоко чернела на кости. И Олег сразу понял, чем была сделана эта дырочка. В глубоком кресле рядом с упавшей рукой лежал револьвер. Воронение тускло поблескивало сквозь пыль. Курок, мушка и спица бойка были вытерты до белизны.

– Елки… – прошептал Олег. Бросил быстрый взгляд на пульт. Зеленый диод мигал – спокойно и ритмично, это мигание успокаивало… но успокаиваться как раз и не следовало. Олег сунул руку в карман, достал «мобильник». В отчаянье осмотрелся – ниже орла со свастикой в металл был врезан значок:

Точно такой же значок был под одной из кнопок. И Олег был уверен – он нажал, спасаясь от ворвавшихся в его дом убийц, именно эту кнопку.

– Елки! – плачущим голосом повторил Олег и начал давить на все обозначенные кодами кнопки.

Ничего не произошло. Тогда Олег еще раз огляделся дикими глазами, сел в кресло, обхватил голову руками и застыл в полном отчаянье. Скелет с сочувствием смотрел на него.

Плакать не хотелось. Орать не хотелось. Хотелось немедленно проснуться. Сию секунду проснуться, потому что это могло быть только дурным сном. Мозаика из разрозненных кусочков сложилась – и кто-то шептал мальчишке в уши: «Романтики хотел? Хотел узнать дедову тайну? Вот она, хлебай полной ложкой. Давай-давай!»

Олег просидел так долго. Солнечный луч успел вползти с пола на стену. Своими собственными руками отправить себя в мир, о котором не знаешь ничего, кроме того, что тут воевал твой дед, что тут он снимался в обнимку с хипповыми типчиками, персонажами средневековых фильмов и эсэсовцами в полной парадной форме! СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ! От равнодушия Олег перешел к острому желанию убить себя. Что будет с мамой?! Что станет с отцом?! Они вернутся, а его нет! ВООБЩЕ нет в нашем мире! Найдут труп на дорожке, разгром в доме. Станут, конечно, искать, мама будет ездить на опознания сбитых машинами, утонувших, убитых в разборках и маньяками. Будет рассматривать изуродованные, обожженные, искалеченные трупы подростков – в ужасе, в страхе узнать собственного сына… и в надежде, что хоть так прояснится его судьба… Отец будет нанимать детективов, они будут искать…

Но как найти того, кого даже и на Земле-то нет?! На другой планете… в другом измерении, вообще неизвестно где?! Они же сойдут с ума от горя и тоски, его родители, для них сам дом станет склепом, могилой…

Олег всхлипнул. Слезы сами собой капали на руки, темными звездочками оставались на бело-голубой ткани джинсов. Он не плакал уже много лет – ни от боли, ни от страха. А сейчас не смог удержаться. Да и не захотел.

Он перестал плакать только тогда, когда слезы перестали течь. Сидел – оглушенный, опустошенный, не знающий, что делать. Сидел так, пока на глаза ему не попалась дверь, спрятанная за пультом.

От внезапно вспыхнувшей надежды сердце заколотилось, как барабан в атаке! Отшвырнув кресло, Олег метнулся к двери, навалился на колесо всем телом, хотя оно шло легко – со всей силой открыть дверь и увидеть… что? Да что угодно! Помойку, свалку, заброшенный завод – только бы это был ЕГО мир! Пусть Чечня, пусть Африка какая-нибудь, Тибет – что угодно, но НА ЗЕМЛЕ, там, откуда можно вернуться домой!

Дверь отворилась медленно, но одновременно очень мягко. И на Олега хлынули звуки и краски – зелень лета, пение птиц, запахи летнего леса. Да, перед ним был самый обычный летний лес. Тесно стояли дубы, ясени, белели стволы нескольких березок… Густо разросся огромный – по пояс! – папоротник, почти исчезнувший в средней полосе России. Ярко светило над головой солнце – приземистый бетонный блок, из которого Олег вышел, стоял на большой поляне-вырубке.

Опершись руками о косяки, Олег улыбался. Улыбался глупо и счастливо. Все в порядке. Он дома. Его зафигарили в какой-то заброшенный центр в лесу – глухом лесу, звуков человеческой жизни совсем не слышно! – но это его мир, Земля. А значит, он выберется. Доберется домой, даже если он…

Олег застыл с поднятым в небо лицом. Радость сбегала с него, как вода. Мальчишка закрыл глаза, крепко зажмурил их, потряс головой. Открыл глаза снова.

Звезды. Он видел звезды в небе. Солнце – и бледные, но четко различимые пятнышки других звезд. Над земным лесом в земном небе светили дневные звезды.

На этот раз Олег не дал себе заплакать, хотя и было такое желание. Он вернулся в подвал и обследовал машину. Понятно было, что его перемещение сюда связано именно с ней… и что она работает. А если она работает – должен быть способ отправить его обратно. И должны быть люди, которые этот способ знают.

Нужно найти друзей Немого. Того человека, который умер на тропинке перед домом. Они знают деда Олега. Они помогут. Не могут не помочь.

А чтобы найти – нужно искать.

– Хватит ныть, – приказал себе Олег вслух. – Никакой пользы от этого нет. И быть не может.

Стараясь все-таки не смотреть на скелет, Олег подобрал револьвер. Его познаний в оружии вполне хватило на то, чтобы понять – это обычный семизарядный «наган» калибра 7,62. Барабан у этого револьвера не откидывался, как у американских в фильмах, но Олег быстро нашел защелку и убедился, что шесть из семи гнезд заполнены – в них тускло поблескивали донца гильз. Сомнение было одно – сохранили патроны свои свойства или нет? Скелет сидел тут не меньше двадцати лет, это же ясно… Да и маловато это – шесть патронов. Олег обыскал всю комнату, выдвинул два ящика под пультом – там был пепел, но именно среди этого пепла он нашел жестяную, плотно закрытую коробку. Отбив крышку о край пульта, мальчишка убедился, что тут в самом деле патроны – много, они лежали, завернутые в промасленную пергаментную бумагу. Подумав, Олег дозарядил оставшееся гнездо барабана, затем выбросил шесть подозрительных патронов и заново снарядил весь барабан. Остальные патроны – сорок три штуки – он пересыпал в карман джинсов.

Заставить себя обыскать скелет Олег неожиданно не смог. Все, на что его хватило, – снять с кителя (морщась и отворачиваясь) широкий офицерский ремень с большой кобурой. Ремень прошел в петли джинсов почти идеально, и Олег, уложив наган в кобуру, на миг даже забыл о своих неприятностях – какой мальчишка не мечтает покрасоваться вот так с оружием на бедре?! Он даже попытался несколько раз быстро выхватить наган из кобуры, но очень быстро понял, что армейская кобура – не ковбойская. Крышка мешала.

Олег постоял еще в нерешительности около скелета, но так и не смог заставить себя слазить в карманы кителя и галифе, хотя и сознавал, что там могут оказаться полезные вещи. А потом вдруг подумал, что сидящий в этом кресле знал когда-то его деда. Наверняка знал… Почему он застрелился? Может быть, странные враги, которые летают на вельботах, окружили это здание? Нет, вряд ли – они бы не оставили целыми машины – Олег помнил, как они говорили о том, что уничтожают их… Скорее всего, этот человек просто перестал верить, что можно победить.

– Я дойду! – вслух громко сказал Олег. Подошел к дверям и, обернувшись в пустое помещение со странной машиной, фашистским плакатом на стене и скелетом советского офицера в кресле, добавил: – И вернусь. Обязательно.

Потом Олег с усилием закрыл за собой дверь – так, чтобы щелкнул фиксатор, сделал глубокий вдох и решительно зашагал в лес. По прямой от двери.

По опыту походов Олег знал, как трудно ходить по лесу без тропинок. Этот лес не обманул худших ожиданий мальчишки – приходилось то перешагивать через валежины, то подлезать под рухнувшие деревья, покрытые бородой мха. В конце концов Олег оказался на небольшой лужайке и решил отдохнуть – благо, по ощущению, отшагал часа три, не меньше.

Обстановка располагала к отдыху. Было жарко, душно и дремотно. Солнце скрылось за вершинами могучих деревьев. Сухо, одуряюще пахла трава на поляне, где-то в кронах шумел легкий ветерок. Олег стащил с себя мокрую от пота рубашку и плюхнулся в траву у корней огромного, непредставимо толстого и кряжистого дуба. Мальчишка был в мыле и какое-то время наслаждался прохладой, но на потное тело стала собираться какая-то мелкая гнусь – бескрылая, но кусачая, она несчетно обитала в траве вокруг.

– Говно с крылышками. – Олег несколько раз хлопнул себя по плечам и вынужден был снова влезть в рубашку.

Проведенная тут же инвентаризация карманов ничего не дала. Кроме револьвера, патронов и пульта не было ни фига. Даже часов. Не надел, отправляясь на рыбалку. Так…

Несмотря на укусы, Олег было задремал – ноги гудели… но его разбудил словно бы внутренний толчок. Олег очнулся с тревожной мыслью – куда же ему идти? Лес, глушь. Ни признаков жилья, ни хотя бы свидетельств о том, что тут вообще есть люди. А между тем никто не стал бы ставить переходник – так для себя Олег обозначил арку с прибамбасами – в глуши. Ей же пользоваться надо! Значит, где-то поблизости должна быть цивилизация. Или ее остатки.

Олег решительно поднялся. Дуб – дерево не из высоких… но с другой стороны, тут кругом почти что одни дубы. Можно взобраться и посмотреть. Вот еще странность – почему тут вся флора – земная?

Первая попытка влезать на дуб окончилась печально. Подошвы соскользнули, и Олег треснулся о ствол дерева животом и местом, наиболее болезненным для любого мальчика или мужчины. В довершение всего он грохнулся на задницу.

– Ууууйй… – вырвалось у него. Неизвестно, что болело больше – копчик или… хм, промежность. Перетерпев боль, Олег с хмурой решимостью начал разуваться.

Босиком дело пошло на лад – он смог добраться до того места, откуда землю было видно уже плохо, а ветки истончались. Тут его ждало разочарование – дуб и в самом деле оказался мелковат, хоть и могуч. Все, что он смог увидеть, был лес во все стороны. Без малейших признаков человеческого жилья. Лишь на севере (если принять за исходные данные, что солнце уходит на запад) вроде бы начинались горы, и местность в ту сторону повышалась…

…Обуваясь, Олег размышлял, куда ему стоит идти. Он находился в положении инопланетянина, оказавшегося на Земле, которому показали клочок местности и предложили найти лучший путь домой. Выбирай, дорогой, что перед тобой – Альпы или Алтай. И не забывай, что это могут быть Аппалачи… Да. Влип.

И все-таки надо было решать, куда идти. Ной не ной, плачь не плачь.

На севере лес кончается, так, может быть, туда и следует двигать? Может, там живут люди? Не исключено… даже наверняка. Но КАКИЕ люди? Если судить по фильмам и литературе, то хорошие парни – партизаны, сопротивленцы – прячутся именно по лесам. Однако, с другой стороны – и по горам тоже. А если это континент размером с Африку? «С револьвером по лесам» – название для книги…

Кроме всего прочего, Олег хотел есть. И сильно. В грибах и ягодах он разбирался, но пока не видел ничего, достойного внимания. Нет, надо будет пристальней приглядываться…

Олег поднял голову и обомлел. В десятке метров от него поляну пересекал медведь. На секунду у мальчишки возникло странное чувство нереальности происходящего. Словно во сне, мимо него вперевалку двигалась бурая туша, и Олег разглядывал свалявшуюся у брюха шерсть, порванное правое ухо, маленький добродушный глаз, слышал смешное похрюкивающее дыхание. Ему даже в голову не пришло взяться за револьвер – медведь показался вдвое больше, чем на самом деле.

Между тем бурый даже не обратил внимания на мальчика, застывшего у дуба. Лесной медведь не был склочным и плотоядным, как горный… Кусты еще долго трещали после того, как широкий мохнатый зад со смешным коротким хвостиком скрылся в них. И только тогда Олег перевел дух… а потом со всех ног рванул прочь, уже не колеблясь, куда бежать. На север – но только потому, что эта сторона была противоположной движению медведя…

…Опомнился он лишь когда споткнулся о рельс и, грохнувшись, понял, что лежит поперек железнодорожного пути. Два проржавевших рельса держались на редких трухлявых шпалах – рыжие от наполовину съевшей их ржи. Они уходили вправо и влево – одна-единственная колея посреди вплотную подступившего леса.

Грохнулся Олег крепенько. Вдобавок перепачкался в ржавчине – было больно и противно, а когда он встал, то сделалось еще и страшно. Пути, уходившие вправо и влево, навевали ужас звонкой тишиной, повисшей над ними. Олег шарахнулся через рельсы, прыгнул вниз с откоса, оказавшегося на другой стороне, покатился, не устояв на ногах, вскочил и почти с облегчением вломился в заросли. Перевел дух.

Он решил идти вдоль путей, не поднимаясь на насыпь. Железная дорога вела не совсем в нужном направлении, но все-таки. Олег поправил ремень с кобурой, сорвал травинку, сунул ее в зубы и зашагал низом, поглядывая время от времени вверх.

Первую свою ночь в лесу Олег запомнил навсегда. Так страшно ему не было, даже когда в дом начали ломиться неизвестные. И дело было не в темноте – темнота так и не настала, над миром взошел жуткий, разбухший диск, светили звезды, еще один спутник планеты – маленький и синий – быстро бежал над горизонтом на юге. Голову поднимать не хотелось – здешняя луна занимала едва ли не половину неба и давила почти физически.

Страх был растянут на всю темноту. С наступлением ночи лес зажил своей – непонятной и жуткой! – жизнью. Ожили кусты, деревья и трава. Словно лес был единым – и злым! – живым существом, окружившим мальчика со всех сторон.

Это был настоящий ДИКИЙ лес. И не было костра, не было палаток, не было рядом товарищей по походу.

Олег забрался на здоровенный дуб, как только начало темнеть. Ему повезло – на высоте примерно десяти метров сучья расходились венцом, образуя усыпанную листвой и трухой площадку шириной метра в два, на которой можно было даже вытянуться в рост. Тем не менее и тут Олег уснул очень нескоро. Несколько раз ему казалось, что кто-то лезет на дерево. Один раз на соседнем сучке в самом деле появилась смутная тень большой кошки, похожей на рысь. Впрочем, если это и была она, то напасть не решилась и исчезла, бесшумно ступая по веткам. А Олегу это добавило беспокойства. Он уже не выпускал из руки револьвера, мучаясь от страха и голода, вслушиваясь в ночь и не смея поглядеть на небо, тоже казавшееся враждебным…

И все-таки он уже почти начал засыпать, когда что-то разбудило его. Олег на этот раз сразу же понял – ЧТО. На четвереньках он бросился к краю площадки, встал в рост, придерживаясь за ветки.

Он видел такое в фильмах и хрониках – в сценах ночных боев. Звуков совсем не было слышно из-за расстояния, но Олег хорошо видел медленный и красивый полет трассерных пунктиров. Они летели навстречу друг другу, перекрещивались, гасли, возникали вновь… Бой шел именно в той стороне, куда вела железная дорога… и бой какой-то неактивный. Опыта у Олега не было, но определенные знания он имел, и ему показалось, что бойцы немногочисленны и экономят патроны.

Продолжалось зрелище полминуты, не больше. Олег почти забыл про страх – он готов был слезть с дуба и рвануть туда… но бой шел далеко. Километрах в десяти, если Олег правильно помнил слышимость звуков и учел ночные условия.

И все-таки это, как ни странно, приободрило мальчика. Даже голод слегка отступил – и Олег уснул, зарывшись в листву…

…Поднявшийся утром ветер едва не разбудил Олега – он шумел и гудел в густой кроне, раскачивая ее. Но мальчишка только повозился, так и не открыл глаза – и продрых до полудня, не меньше! Во всяком случае, когда он проснулся, здешнее солнце стояло у него точно над головой.

Немного побаливало тело – листья и труха только с усталого разлета показались мягкими. Когда же Олег встал, то еле успел ухватиться за сук; еще секунда – и полетел бы вниз, так неожиданно и резко, до темноты в глазах, закружилась голова. Во рту появился металлический привкус, ноги ослабели, в ушах зазвенело… и мальчик мгновенно и плавно погрузился в бездонную мягкую пучину настоящего голодного обморока.

Очнулся он быстро – весь в противном поту, со спазмами в желудке. Появился дикий, необоснованный страх, что не удастся спуститься с дерева, и Олег, торопясь, почти слетел на траву. Проблема голода была самой насущной, но не единственной. Если человек, сколько себя помнил, пользовался туалетной бумагой, трудно от него ожидать, что он счастлив будет переучиваться на лопух. Вдобавок, вокруг росла крапива.

Однако, Олег был не полный «чайник» в лесных делах. Он вспомнил, что и крапива, и лопух – следы человеческого жилья, поэтому совсем не удивился, когда фактически уперся в белую станционную будку, до одурения похожую на будки небольших железнодорожных разъездов Земли.

И сразу же мальчишка понял, что этот дом – нежилой. Окна были выбиты, крыша полуосыпалась внутрь, крапива стояла стеной – почти до этой крыши. От шлагбаума давно ничего не осталось, кроме металлической проржавленной опоры. Дверь тоже была снесена.

Держа револьвер в руке и часто переглатывая, мальчик вошел внутрь.

Небольшая комнатка была полузасыпана остатками рухнувших крыши и потолка. В углу, на покосившемся столике, Олег увидел остатки примитивного телеграфного аппарата. А около столика, на полу, лежал скелет. Второй – за вторые сутки, только совершенно голый и подрастащенный разной животной мелочью. Череп откатился под столик.

Из стенного шкафа – сбоку от столика – с полуоторванными ржавыми дверцами – почти вывалилась прикованная цепочкой винтовка. Тут же лежали жестяные коробки с патронами, но и они, и цепочка, и металлические части винтовки спеклись в однородную рыжую массу. Досадно… Олег нашел на полу среди мусора зажигалку из патрона – вернее, то, что от нее осталось. В шкафу отыскались и спички – их головки, внешне сухие, отлетали без намека на искру, стоило только чиркнуть. Спички, кстати, были земные – с изображением красного маяка, сделанные на фабрике «Маяк» в городе Андропов. Олег никогда не слышал ни такого города, ни такой фабрики, но ясно было, что это где-то в бывшем СССР. Еще одно доказательство частых контактов двух миров…

Мальчишка прошелся по комнате, пиная обломки. Лопнувший лист красного шифера с хрустом съехал в сторону, открыв вделанную прямо в пол дверцу – серую от присохшей пыли. Олег присел на корточки и легко открыл ее.

Когда-то это был холодильник. Но сейчас все, что в нем хранилось, уже даже не воняло, а просто высохло по стенкам ровным бурым слоем, в который вкипели куски стекла, жести и бумаги. На последних кое-где еще можно было различить полную оптимизма коровью морду и надпись «ТУШЕН… ГОВ…» Олег мысленно досказал последнее слово и метко плюнул на коровью рожу, подумав, что, будь эти банки целы, его не остановила бы даже мысль об угнездившемся в них ботулиническим токсине. Сожрал бы за милую душу и «гов…», и что там еще было!

Злой и еще больше оголодавший, он вышел из здания. На всякий случай обошел вокруг него, наткнулся на затянутый песком и илом колодец, около которого долго стоял – в сотне метров от колодца железную дорогу переходило небольшое стадо оленей. Рослые, стройные животные со светло-шоколадными лоснящимися шкурами были очень красивы. И только когда последний скрылся в кустах, Олег подумал о них, как о мясе. Но без особого сожаления. Во-первых, он не был уверен, что оленя можно убить из револьвера. Во-вторых, мясо пришлось бы есть сырым, а это…

– Ничего, – пробормотал Олег, ероша волосы, – ничего, скоро ты и сырое будешь точить, как волк. Если так дальше дело пойдет…

Вдоль насыпи росли одуванчики. Местами их было очень много и, шагая через солнечно-желтые, местами уже пушистые, проплешины, Олег вдруг вспомнил, что как-то слышал – молодые листья одуванчиков можно есть, а корень, если его поджарить – заваривать, как кофе… Ну, корень – это не актуально, а вот листья…

На ходу он нарвал пригоршню молодой зелени, критически рассматривая каждый листок. Есть хотелось очень, и Олег решился – подышал зачем-то на один, наиболее симпатичный, и сунул в рот…

…Одуванчики оказались умопомрачительно горькими. Олег жевал их, давясь и отплевываясь, думая, что, кажется, листья тоже надо как-то обрабатывать, только он не помнит – как… Голод заглох, но не ушел совсем – торчал где-то неподалеку, готовясь к новой атаке, следил за парнем, и Олег, все еще отплевываясь от мерзкого привкуса, подумал уныло, что на травяной диете он долго не протянет. Придется охотиться. Он никогда не делал этого с револьвером, да и мысль о том, что нужно будет есть сырое мясо, по-прежнему вызывала отвращение, несмотря на голод.

Подумав об этом в очередной – бессчетный – раз, Олег вдруг сбил шаг и тупо посмотрел на кобуру своего револьвера. Медленная, довольная и глуповатая ухмылка расползалась по его лицу, он прищелкнул пальцами и тихо выругался. Блин, да какой же он идиот! Досада на себя мешалась с радостью от неожиданного открытия. Он же все время носит огонь у себя на поясе! Самую настоящую зажигалку, для которой всего и нужно немного постараться – найти сухой травы или тонких сухих палочек… Огонь же можно развести выстрелом из револьвера!

Шагать сразу стало веселее, словно костер уже горел и над ним жарилась кабанья туша. Голод еще какое-то время тащился следом по кустам, потом тихо убрался, поняв, что Олег ему не компания. Великая вещь, черт побери, Огнестрельное Оружие! Парень даже начал бухтеть на ходу песню «Наутилусов», казавшуюся наиболее подходящей к обстановке:

Дальше не пелось. Дальше было про чье-то фото, и Олега снова подмяли мысли о доме. Он попытался было представить себе, что, как в детских книжках, которые он еще недавно запоем проглатывал, время на Земле и здесь идет неодинаково – вот он вернется, а там, дома, все та же ночь, и родители еще не вернулись из Тамбова…

– Перестань пороть эту слюнявую чушь, – сквозь зубы процедил Олег сам себе.

И – назло опять-таки самому себе! – погромче запел по-английски из «Чижа и K°» – про самолет, ковыляющий во мгле на последнем крыле…

…Родник он обнаружил в паре километров от переезда, под насыпью. И что интересно – родничок был выложен тонкими гранитными плитками, а сама струя воды «взята» в трубу из выдолбленного куска дерева. Тут же висела на сучке кружка, аккуратно и умело свернутая из бересты.

Олег напился и умылся. Что о ручейке заботятся – было ясно. Неясно – кто. Он еще раз осмотрелся вокруг, подражая следопытам из фильмов.

И – к своему собственному немалому удивлению – нашел след.

Неясно было, впрочем, чем этот след ему может помочь. Но Олег изучил его добросовестно. Плоский, как от кроссовки или кеда, без какого-либо рисунка, но вполне человеческий. Теоретически Олег знал, что с человеческим следом можно спутать медвежий, поэтому особо внимательно поискал штрихи от когтей – их не было. Да, здесь прошел человек. Олег решил попробовать применить то, чему его учили в походах – просто ради интереса.

Ну, куда шел – понятно. А вот когда? Ощущая себя спецназовцем, выслеживающим врага, и сам немного посмеиваясь над этим чувством, Олег посмотрел вокруг. След был всего один – человек, наверное, пил и случайно поставил ногу на островок мокрой глины у родничка. Та-ак… Длина ступни равна примерно 1/7 человеческого роста. Длину своей босой ноги Олег знал – 25 сантиметров. У этого следа длина оказалась под тридцать! Даже с учетом того, что он был обут, рост получался около ста девяноста сантиметров – гигант. Вспомнился Немой – он тоже был рослый. Может, они тут все такие? Да нет, на фотках вроде были нормальные, вернее – разные… Так, теперь – когда оставлен след. Олег потер указательным пальцем бровь, вспоминая признаки, по которым даже сдавал зачет. А, вот! Влажная земля… След еще четкий, но на дне уже есть мелкая, тонкая паутинка трещинок. Солнце светит прямо сюда с самого утра… Больше шести, меньше десяти часов.

Олег вздрогнул и, вскинув голову, огляделся. Его шуточное расследование дало нешуточный, определенный результат – не так давно тут в том же направлении, что и он сейчас, проходил человек! Рослый, обутый в непонятную обувь. И неизвестно, что собой этот тип представляет. Может, это местный вариант Чикатилло?

Так. Олег напился снова и пошел дальше – уже ничего не напевая, держа револьвер наготове…

…На ходу мелкая кусачая гнусь не приставала. Правда, летали тут здоровенные оводы, но их легко было отгонять, и Олег, с наслаждением раздевшись до пояса, закрутил рубашку вокруг бедер. Стало легче, а то на припеках было жарко до умопомрачения. Похоже, здесь тоже лето, как на Земле. Ему повезло – хорош он был бы в джинсах, кроссовках и рубашке зимой! Олег старался держаться под деревьями, не выпуская из вида дорогу, но в то же время отгородившись от нее кустами, чтобы его не заметили сразу в случае чего.

Может быть, именно поэтому он и сам не сразу заметил то, над чем трудилась стая ворон. Они с карканьем взлетели с насыпи, почувствовав приближение мальчика. Вопли и хлопанье крыльями при этом стояли такие, что Олег вскинул голову – и замер. Он стоял, широко расставив ноги и держа револьвер стволом в землю – высокий русоволосый мальчишка с мгновенно расширившимися серыми глазами и приоткрытым ртом.

Вороны, мрачно каркая, расселись на ближайшие деревья, ожидая, когда же уйдет человек, согнавший их с плотного завтрака. На насыпи – в два ряда, вдоль рельсов – стояли вкопанные столбы, похожие на букву Т. На каждом висели по два человека. Голые, со скрученными за спиной руками, они были повешены за шеи, и веревки тихо поскрипывали. Скрип был многоголосым и вкрадчивым. В насыпи косо торчала прибитая к доске палка с надписью глаголицей.

Олег не сдвинулся с места. Раньше он видел такое только в кино. Нет-нет, он знал, что были войны, Освенцим, инквизиция, что есть чеченские бандиты, что в Косово убивали сербов… но все это было ДАЛЕКО. Или в пространстве, или во времени. В Тамбове ничего такого не было. И быть не могло. И даже если совершалось убийство – никому не приходило в голову выставлять его результаты напоказ. А здесь…

Трупы ПАХЛИ. Даже со своего места Олег видел, что ни у кого из повешенных уже нет глаз, многие были обклеваны местами почти до костей, практически у всех были съедены пальцы, губы, уши, носы, половые органы…

Страшным усилием всего организма Олег удержал в себе немного съеденное. Он понимал, что надо, необходимо отвести глаза и уйти как можно скорее. Но не мог сдвинуться с места.

Крайний из трупов неожиданно развернулся на веревке, натянутой, как струна. Черные ямы глазниц смотрели на замершего под насыпью мальчика, зубы смеялись, оскаленные из-под остатков губ. Оскаленная, смеялась татуированная во всю грудь цветными красками морда рыси.

Казалось, труп смеется над ужасом мальчишки.

Олег поперхнулся. Попятился, не сводя глаз с повешенного. Карканье ворон звучало, как смех. Олег опрометью бросился в лес.

Вовремя! Странный гулкий треск, похожий на треск поврежденных, закоротивших проводов ЛЭП, рухнул на просеку дороги. Олег остановился среди деревьев – и, задрав голову, увидел в просветах между ними плывущую на высоте не больше тридцати метров огромную и страшную машину.

Она была больше самого большого пассажирского самолета, но двигалась медленно, как вертолет, ведущий поиск. Треск то нарастал, то становился слабее. Похожая на вытянутый треугольник, машина имела пестрый, маскировочный верх и белесо-голубое брюхо – брюхо выловленной рыбы. Почти во все это брюха распростерся странный рисунок золотой краской – крылатый сидящий лев держал в поднятой передней лапе меч с волнистым лезвием. В нескольких местах брюха виднелись зеркально поблескивающие овалы иллюминаторов – именно это слово первым пришло Олегу на ум. А с левого и правого борта круглились по пять выступов, странно похожих на паучьи яйца. Из них торчали короткие, косо срезанные черные кожухи, дырчатые, как у гигантских пистолет-пулеметов ППШ. Еще один – вытянутый – выступ занимал всю хвостовую часть, «основание треугольника». Из него ничего не торчало.

Чудовищный аппарат бесконечно проплывал над прогалиной – как звездный крейсер в голливудском фильме, который тянется и тянется через экран… Олег стоял неподвижно, без мыслей, ощущая только одно – какой он крошечный и жалкий по сравнению с этим чудовищем. И даже когда аппарат исчез, Олег, не двигаясь, ждал, пока утихнет звук – он метался над просекой от дерева к дереву, подобно электрической искре…

Часа четыре Олег шел, не решаясь вернуться к дороге… но, как он надеялся, параллельно ей. Однако, когда – ближе к вечеру – мальчишка попытался вернуться на пути, у него это не получилось.

Олег сбился с направления.

Собственно, эта мысль его не слишком напугала. Заблудиться больше, чем он уже заблудился, было просто нельзя, невозможно. А направление он теперь определить мог довольно легко. Кроме того, Олег был уверен, что наткнулся на следы ночного боя – точнее, расправы победителей над пленными – и опасался встретить врага (почему-то парень был уверен, что победил «враг», а повешенные – партизаны). Страх от увиденного помешал ему сообразить, что трупы выглядят совсем не свежими, да и слишком близко место казни от того дуба, на котором он ночевал, – он бы не только увидел трассера, но и услышал бы выстрелы.

Короче, Олег продолжал упорно забираться в чащу, уверенный, что спасается от близких врагов. Он решил зайти подальше, а там снова сориентироваться и повернуть на север, к горам. А пока надо было думать о еде и располагаться худо-бедно на ночлег.

С едой ему неожиданно повезло. Почти сразу после того, как мальчишка начал думать о ночлеге, ему под ноги из-за большого куста метнулся заяц. Олег бы в жизни его не увидел – просто чуть не наступил на зверька. Сперва Олег оцепенел, но, на его счастье, сделав два больших прыжка, заяц припал к траве. Парень, царапая ногтями вслепую кобуру нагана, открыл ее – он не сводил глаз с зайца – и бабахнул самовзводом.

Звук завяз в лесу, только эхо что-то прокричало в ответ. Заяц молча подскочил на месте, дрыгнул длинными задними лапами и замер в траве снова – но уже мертвый. А Олег думал только об одном – что патроны оказались годными.

Заяц был крупненький, тяжелый, и рот у Олега наполнился слюной. Он уже не раз охотился и знал, как свежевать, потрошить и разделывать добычу, хотя эта мерзкая работа у него никогда не вызывала воодушевления. Но сейчас перед ним стояла куда более серьезная проблема, чем отвращение.

У него не было ножа.

Теоретически Олег знал, что надо делать. Но практически… практически это было еще более гадко, чем обычная разделка. Вздохнув, Олег подцепил зайца за лапы и пошел искать воду, внутренне готовясь к тому, что предстояло сделать, чтобы поесть…

…Вообще-то ему продолжало везти. Он нашел одновременно и место для ночлега – и воду. Подходящий дуб рос в тридцати шагах от ручейка, проложившего себе путь среди травы и мха.

Бросив зайца на траву, Олег стащил рубашку, еще раз благословив этот мир за то, что он обошелся без комарья. Морщась, поднял зайца, осмотрел его, словно это что-то меняло и от внешнего осмотра он мог превратиться в готовый полуфабрикат.

Противно было – непередаваемо. Олег попробовал на себя разозлиться. Не получилось, хотя есть хотелось очень. Кривясь и стараясь не смотреть, начал ломать заячью лапу – заднюю. Когда кусок лапы с остро поблескивающей кромкой розовой кости остался у Олега в руке, мальчик сделал им круговой надрез повыше задних лапок зайца и, запустив в надрез, под шкуру, пальцы, начал стягивать ее, как перчатку, к голове и хвосту, пока она не слезла полностью – довольно легко, кстати. Решительно взявшись за голову зверька, Олег начал откручивать ее, глотая кислую слюну. Руки у мальчика были в крови почти до локтя, кое-что попало на грудь и лицо. Говорят, что кровь – ценный продукт, который можно и нужно пить, но заставить себя это сделать Олег не мог.

С облегчением бросив на траву открученную голову, Олег сжал освежеванную скользкую тушку повыше желудка, вскинул руки над головой и сделал сильное движение – словно рубил топором дрова. С коротким чавкающим звуком внутренности зайца вылетели через зад. Облегченно отдуваясь, Олег опустил тушку в ручей, собрал все остатки, разбросанные вокруг, чтобы потом прикопать, и начал мыться. К отвращению – постепенно, кстати, проходившему – добавилось чувство гордости. Он первым же выстрелом подбил зайца. И разделал его, не имея ножа. Теперь оставалось развести костер…

Очевидно, сегодня у него был удачный день. Уже через десять минут материал для костра был собран – от растопки до сухих сучьев, чтобы поджарить добычу – а еще через пять минут Олег подкладывал в пока еще робкое пламя, бледное в последнем дневном свете, веточки покрупнее, насвистывая что-то оптимистическое. Поднявшись, Олег с удовольствием посмотрел на огонь, весело взбирающийся по дровишкам, и отправился за рубашкой и зайцем.

…Волк стоял на другом берегу ручейка, задумчиво глядя в воду. Конечно, он не отражением любовался – его интересовал странный водоплавающий предмет, даже в таком состоянии пахнущий мясом. Конечно, зверь издалека почуял человека, но не сдвинулся с места – только поднял большую голову, и Олег, выйдя на берег, встретил взгляд его желтых, неожиданно печальных и мудрых, глаз с расстояния в пять метров.

Волк знал правду жизни – вот что читалось в его глазах. Все живое на свете существует, чтобы есть и быть съеденным. И на этот раз он проиграл, не почуяв за волнующими запахами еще один. Запах мертвого – и в то же время живого! – предмета, который человек выхватил из кобуры. Запах револьвера. Волк не знал слов «кобура» и «револьвер», – но знал этот запах. Означавший, что человек – сильнее. Он не двинулся с места, не попытался бежать – гигантский серый зверь, чья голова пришлась бы на уровень Олеговой поясницы, встань они рядом. Волк стоял и смотрел на человека – в его глаза, а не на оружие в его руке.

Олег знал, что с такого расстояния не промахнется. Успеет всадить в голову хищнику не одну, а три или четыре пули раньше, чем тот прыгнет через ручей. Не промахнется, не промахнется…

Ему совсем не хотелось стрелять между этих жестоких и красивых глаз, смотревших со спокойной человеческой храбростью.

– Давай так, – услышал Олег свой голос и не удивился тому, что говорит с волком. – Я забираю рубашку и тушку. Остальное – тебе. Я понимаю, что тебе это на один зуб, но мне тоже надо есть.

Волк по-собачьи склонил голову к плечу – смешным коротким движением, вслушиваясь в человеческую речь. Олег сделал шаг вперед, присел на корточки, не сводя все-таки глаз со зверя, выловил заячью тушку из воды. Потом подцепил свою рубашку, висевшую на кустах, локтем прижал к боку и начал пятиться. Волк остался неподвижен, только провожал Олега глазами, пока тот не скрылся в зарослях.

…В эту ночь Олег лег спать по-настоящему сытым, хотя несоленое мясо быстро перестало казаться вкусным. Остатки зайца мальчишка оставил около затушенного костра и несколько раз слышал ночью, устроившись среди ветвей дуба, как кто-то внизу похрустывает и потрескивает косточками.

Вообще ночь прошла очень плохо. И дело было не только (да и не столько) в звуках под деревом, и даже не в том, что Олег не нашел такой же хорошей развилки, как в прошлый раз, и вынужден был спать, фактически сидя на толстом сучке. Он засыпал, просыпался – было страшно, в сон вламывалось то, что он видел на насыпи, трупы открывали безгубые рты, что-то шептали, тянулись руками, даже гнались за ним по лесу, а револьвер то ли не срабатывал, то ли просто не мог убить уже убитых… Под утро, когда дул рассветный ветер и только-только села за лес чудовищная луна, Олег проснулся окончательно – замотанный снами, со вкусом рвоты во рту и больным животом. Он хотел сразу тронуться дальше, но поопасался ночных хищников, которые как раз должны были возвращаться в свои логова, – и еще почти час просидел на сучьях, прежде чем спуститься и продолжать путь…

Солнце перевалило за полдень, когда Олег снова вышел к железной дороге.

Он сел на рельс и плюнул. Похоже было на то, что он ухитрился заблудиться и теперь начал ходить кругами. Или это не та дорога? Внезапно стало совсем все равно. Олег вытянулся на насыпи, ощущая ни с чем не сравнимое блаженство. Солнышко пригревало… А, пусть все прахом идет. Он не сдвинется с места, пока не отдохнет как следует! Все сразу поплыло, закружилось перед закрытыми глазами, навалилось – нервное напряжение, полубессонная ночь, переход с самого раннего утра… Олег сам не заметил, как уснул.

Снился почему-то спортзал фехтовального клуба. Занимались гимнастикой – как обычно, в спортивных трусах и босиком. Поддувало по ногам из дверей. Странно – никогда не было такого… Олег сделал батман – ноги почему-то очень ныли – и увидел себя в зеркале напротив: в одежде и с револьвером в кобуре. По ногам продолжало противоестественно дуть.

Олег с усилием проснулся – словно из липкой паутины выдрался. Ноги, кстати, болели на самом деле, а солнце село за деревья. И по ногам дуло.

– Бред какой-то, – пробормотал Олег, садясь и подтягивая ноги. И тут же процедил: – Вот это фишка…

Подошва левой кроссовки на носке протерлась. Правой – лопнула по центру. И без того поношенные «пумы», надетые на рыбалку, не выдержали многокилометрового перехода по лесу.

От неожиданного огорчения глупо защипало в носу. Впрочем – так ли уж глупо? Ясно же, что скоро эта дрянь развалится совсем. Что тогда? Плести лапти? «Вы умеете играть на рояле?» – «Не знаю, не пробовал…» Абсолютно пропало желание куда-то идти, что-то делать, вообще шевелиться. Кончено. Ему только четырнадцать, если уж на то пошло (еще несколько дней назад он подумал бы – почти пятнадцать), и он имеет право устать и отчаяться…

Вот только имеет ли?

Олег медленно улыбнулся, словно улыбка требовала физического усилия. Похоже, не имеет он такого права… Да и не в этом даже дело – имеет, не имеет… Просто тут все куда проще, чем дома. Хочешь – борись и живи. Не хочешь – только сложи руки… и все, кранты. Тобой пообедают вороны и старый дружбан серый волк. Не побрезгует.

Он вдруг вспомнил… нет, не отца и не маму, по которым продолжал тосковать. Он вспомнил снимки – снимки в кабинете деда, где он, еще не старый, снят на фоне крепостей, гор, лесов этого мира. Все это где-то тут ЕСТЬ. И его дед здесь БЫЛ. И неважно, что Олег не помнил своего деда живым. Просто… просто такое родство, оно ОБЯЗЫВАЛО. Олег понимал свои собственные мысли очень смутно, они не формулировались. Но сидеть тут было нельзя, даже если он останется в одних трусах… или вообще с голым задом. Надо идти. Неважно, что не знаешь – куда. Неважно, что нет ни ножа, ни зажигалки. Неважно, что разваливаются кроссовки, что снова нечего есть, что в этом мире вешают людей и что тебе просто страшно… или даже ОЧЕНЬ страшно. Надо вставать и идти. Потому что надежда дается лишь тем, кто в пути.

«Дорогу осилит идущий!» – вспомнил Олег невесть где читанные или слышанные слова. Повторил их вслух и встал.