Пролог
Москва. Кабинет Сталина.
26 июня по миру СССР.
24 июня по миру Александра. 18 часов 15 минут.
— Прорыв танковых частей под Кобриным успели локализовать, используя три засадных гаубичных дивизиона. Корректировщики очень хорошо поработали, как и группы минеров. Передовые части немцев фактически уничтожены, но и у нас большие потери, сказывается слабая подготовка бойцов и командиров, — докладывал маршал Шапошников.
— А ведь там собраны наши лучшие бойцы, — с легкой горечью произнес Сталин.
— Это так, но за последние четыре дня действия наших засадных групп становятся все лучше и лучше. Многие бойцы уже прошли через первый бой и сейчас понемногу осваиваются.
— Хорошо, продолжайте, что там у Кобрина?
— На данный момент вторые эшелоны немецких войск заняли город. На сутки раньше, чем мы планировали. Все-таки, несмотря на то что они фактически лишены связи, а мы нет, это не дает сильного преимущества, на которое мы рассчитывали. Слишком большая разница у нас в подготовке войск, — вынужден был признать очевидный факт маршал.
— Я знаю об этой проблеме, именно поэтому Ставкой и было принято решение вывести войска на старую линию УРов. Бойцы, прошедшие горнило приграничных боев, станут костяком в воевавших частях и поделятся своим опытом с другими необстрелянными бойцами, — сказал Сталин.
Маршал об этом знал, поэтому только кивнул в ответ, продолжив:
— Два гаубичных дивизиона успели выйти на другое место сосредоточения, к сожалению, насчет третьего я ничего сказать не могу, связь с ним оборвалась. Последнее радиосообщение гласило, что они ведут бой с парашютистами. Посланная на помощь усиленная мотогруппа вышла на прорвавшийся моторизованный полк противника и отступила, понеся потери. Группы минеров также выступили в неполном составе. Однако это небольшие потери в сравнении с немцами, в одном только пригороде Кобрина они потеряли больше пятидесяти единиц бронетехники, точное количество потерь в людях пока не известно. Используя Ту-двадцать два как высотных разведчиков, благо союзники успели передать нужное оборудование, мы в курсе всех планов вермахта и сосредоточения их резервов. Ночные бомбардировщики сделали больше двух сотен вылетов по резервам немцев, не трогая передовые части. К сожалению, тут тоже не обошлось без потерь. Мы недосчитались восьми машин.
— Что там с генералом Паулюсом? — спросил Сталин.
— Пока отказывается сотрудничать, но пресс-конференцию для иностранных журналистов провести все-таки придется. Немцы обнародовали известие о пленении генерала.
— М-да, рассчитывать на то, что они попридержат эту информацию, не стоило, — задумчиво сказал Сталин.
Загудел зуммер селектора.
— Слушаю, — произнес Сталин, нажав на одну из кнопок.
— К вам товарищ Берия, товарищ Сталин, — послышался в динамике голос секретаря.
— Пропустите, — ответил Сталин.
Бесшумно отворилась дверь, и в кабинет вошел Берия. Поймав взгляд Сталина, он отрицательно покачал головой.
— Проходите, товарищ Берия, — указывая мундштуком трубки на свободный стул неподалеку, велел Главнокомандующий. — Сейчас мы с Борисом Михайловичем закончим и продолжим уже с вами.
Пока Берия приготавливал к докладу бумаги, Шапошников продолжил:
— На других участках нашей границы практически все то же самое, только на Украине был крупный прорыв моторизованных частей немцев, но, попав в огненный мешок артиллерийского корпуса генерала Горбатого, был остановлен и отброшен новыми танковыми бригадами генерала Лисина. Должен сказать, что действия немецких диверсантов в наших тылах фактически сведены к нулю, по сравнению с историей в мире Александра. Эпизодические случаи практически незаметны, тем более подразделения охраны тыла реагируют на удивление оперативно.
— Хорошо. Что у нас с авиацией?
— Бои за небо идут страшные. Командование воздушного флота Люфтваффе фактически забросило охрану своих войск от налетов бомбардировщиков и борется за господство в воздухе. Наши потери в устаревших истребителях огромны, но и немцы потеряли немало хороших пилотов. Хорошо помогают в этих случаях засадные эскадрильи асов на новейших истребителях. Капитана Вольных, сбившего за эти четыре дня двадцать шесть самолетов противника на своем ЯК-один, Геринг объявил своим личным врагом, как только заметка о подвиге капитана вышла в «Звезде».
— Капитан уже представлен к награде?
— Да, сегодня утром был отправлен наградной лист как на него, так и на других командиров, сбивших немало самолетов противника.
— Хорошо, Борис Михайлович, следующий доклад через два часа, — сказал Сталин.
Собрав все листы с докладом в папку, маршал отдал честь и вышел из кабинета.
— Что с Аномалией? — немедленно спросил Сталин у Берии.
— Ученые пока ничего не говорят. Пользуясь тем, что Аномалия закрыта, мы снова стали водить людей в поисках «видящих», но пока безрезультатно. В том месте, где исчез Александр, мы строим сторожку и посадили взвод егерей. Местность оказалось уж очень лесистая. Так что на это время у нас только два пути: это ждать Александра и найти другого «видящего».
— Хорошо, что с настроениями в среде белорусских военспецов?
— Пока все нормально. С ними были проведены разговоры, объяснено, почему не работает почта и связь с их миром, так что волнений ждать не приходится, все они отнеслись с пониманием к этой новости и тоже ждут, пока портал заработает. Тем более некоторые особо дальновидные забрали семьи с собой.
— Приятно иметь дело с такими союзниками, — сказал Сталин и добавил: — Что у нас по Румынии?..
Российская империя. Царство Польское.
Усадьба пана Пшеновского.
Гостевая спальня. 26 июня. 19 часов 40 минут.
Очнулся я от тихого хлопка закрывающейся двери. Несколько секунд тупо смотрел на белый потолок с красивой церковной лепниной. Всякие амурчики, ангелочки просто усеяли углы комнаты. Попытавшись приподняться на локте, со стоном рухнул обратно. Переждав приступ слабости и головокружения, скрутивший меня, попытался снова присесть. На этот раз у меня все получилось. Сел, уперся спиной на подушку, вытер мокрый от пота лоб и осмотрелся.
Судя по обстановке, я находился в музее.
«А профессор-то был прав, мы провалились в прошлое, а не в будущее, как я надеялся!» — подумал, закончив осмотр комнаты. Тяжелые непроницаемые шторы закрывали окно, но и так понятно, что это не родной мне мир, если только мы не попали к какому-нибудь олигарху, повернутому на антикваре, что было сомнительно.
Больше всего меня обеспокоило то, что рядом не было Али. Насколько я ее знал, она не оставила бы меня одного, и это особенно тревожило. Одежды тоже не было, не назвать же одеждой халат, который висел на резном стуле у изголовья. Ни лампочек, ни проводки тоже не рассмотрел, а вот подсвечник с тремя оплывшими свечами стоял на большом красивом резном буфете, вводя в сомнения.
В отличие от меня, постель была сухая, и это значило, что ее только что поменяли.
«Хоть заботятся, уже хорошо», — подумал я, сосредоточившись на своем теле, пытаясь понять, что со мной. Чувствовалась только слабость, голова же была на удивление ясной.
Вдруг за дверью послышались шаги, я мгновенно сполз обратно и принял прежнюю лежачую позу.
Сквозь ресницы смотрел на трех вошедших мужчин в странных, скорее даже старинных одеждах, которые разглядывали меня, подойдя к изголовью.
«Поняли? Или тут стоит система видеонаблюдения?» — подумал я. Мысли просто скакали в голове, давая все новую и новую версию.
— Что вы скажете, профессор? Когда он очнется? — спросил по-русски, с каким-то старинным акцентом, один из них. Говорили странно, вставляя эс на конце фразы, но, как ни странно, более или менее я их понимал. Сухопарый мужчина с жесткой щеточкой усов наклонился надо мной и, приподняв мне веки, всмотрелся в глаза. Понадобились все мои способности, чтобы никак не отреагировать.
— Тут я пока ничего не могу сказать, нужно время и покой, — ответил тот, разогнувшись.
Я чуть не дернулся, когда услышал слова одного из мужчин:
— Меня интересует, откуда они взялись. Этот «поручик», чтоб его, убил одиннадцать моих жандармов, и я хочу знать, кто они такие. Девка молчит, старик тоже, может, хоть этот заговорит?!
— Рано или поздно он очнется, и тогда вы все узнаете, — ответил неизвестный профессор.
— Я поставлю у входа охрану, — пробормотал молчавший до этого третий, когда они выходили из комнаты.
Как только дверь закрылась, я попытался встать и тут же со стоном рухнул обратно. Слабость слабостью, но головокружение еще не прошло. Переждав, пока комната перестанет кружиться перед глазами, все же встал и начал ходить из угла в угол, потихоньку вновь принимая командование над собственным телом. Беда с этой болезнью; судя по фигуре, сбросил я не меньше десяти килограммов.
«Где я? И что произошло с моими спутниками?» — Эти мысли крутились в моей голове круговоротом. И странная одежда побывавших в моей комнате тоже навевала сомнения — не знаю, в какую эпоху я попал, но точно где-то рядом с Наполеоном. У одного на ногах были чулки.
Белорусская ССР.
Двадцать километров от Кобрина.
Подразделение капитана Леонтьева.
26 июня по миру СССР и 24 июня по миру Александра.
19 часов 29 минут.
— Давайте-давайте, — командовал сержант Карпов, изредка бросая взгляды в сторону наблюдателей, которые находились дальше по дороге.
Бойцы отделения сержанта споро копали небольшие ямки для противотанковых мин ТМ-57, другие подразделения занимались тем же самым, создавая полукилометровую зону полного минирования дороги.
— Карпов, что у вас? — спросил подошедший капитан Леонтьев, придерживая на ходу ППС.
— Через десять минут закончим, — отрапортовал тот, выпрямляясь.
— Поторопитесь, наблюдатель на дереве засек шлейф пыли, минут через двадцать они будут тут, — сказал капитан. Оглядев работающих бойцов и их охранение, он побежал дальше.
Эта засада была не первой для их группы сдерживания. Вернее сказать, третья, и бойцы уже не сомневались, что не последняя, будучи уверенными в своем командире. Они еще не знали, что время жизни подобных групп не превышало пяти-шести боев.
— Быстрее! Немцы на подходе, — сообщил бойцам Карпов. Те уже закончили и сразу же отошли в сторону, началась закладка мин.
— Я их уже слышу, — негромко произнес красноармеец Вересков Карпову, поглаживая ложе пулемета Дегтярева.
— Все, маскировать заканчивают, — ответил сержант, пристально смотря на край леса, откуда должны появиться немцы.
Минеры, закончив маскировать закладки, успели скрыться с глаз, заняв свои места.
Лейтенант-корректировщик, приложив наушники к правому уху, слушал эфир, ловя волну своего дивизиона. Поймав, кивнул Леонтьеву и сказал несколько кодовых слов в микрофон.
— Приготовиться! — пронеслась команда по укрывавшимся бойцам.
Немедленно защелкали затворы, и раздался легкий шум шевелящихся людей.
Вот из-за поворота появилась одиночная грузовая машина с набитым мешками кузовом. Следом за ней на расстоянии двухсот метров следовали два бронетранспортера и средний T-III. Прошедшие горнило приграничных боев и встреч с другими подобными группами, немцы стали вырабатывать свою тактику движения колонн и противодействия подобным группам.
— Товарищ капитан, воздушная разведка только что сообщила. Колонна состоит из сорока двух машин, семнадцати танков и восьми орудий. Пехоты по примерным подсчетам до батальона. По параллельной дороге следует еще одна колонна, похоже, прикрывает эту, — произнес радист, отвлекшись от радиостанции.
— На соседней? Свяжитесь с капитаном Лобановым, это его участок, пусть встречает, — на секунду задумавшись, ответил капитан.
— Они в курсе, уже ждут ее, — сообщил радист, связавшись с соседней группой.
— Вихирев, готовься. Начинай с конца колонны, — скомандовал капитан, как только проехавшая по заминированной дороге первая машина проследовала дальше, а основная колонна показалась на нужном участке.
— Кира, ДАВАЙ!!! — крикнул капитан, не отрываясь от бинокля.
Проехавшую через заминированный участок передовую группу охранения из бронетранспортеров и танка просто расшвыряло в стороны мощной взрывной волной.
Придерживающий каску рукой сержант Карпов тряхнул головой, пытаясь прогнать звон в ушах, крикнул, повторяя команды других сержантов:
— А-а-агонь!!!
Не попавшие под губительный град осколков уцелевшие машины гитлеровцев содрогнулись от мощного залпа самозарядок. Несколько уцелевших танков уже дымили от попавших в них экспериментальных бронебойных сорокапятимиллиметровых снарядов. Чуть в стороне, у двух орудий шевелились артиллеристы.
Глядя в прорезь прицела, сержант одним выстрелом снял выпрыгнувшего из машины водителя, после чего открыл огонь по покидающим кузов солдатам, но их уже начали косить из пары ручных пулеметов, что стояли рядом.
— Осмотреться, — прозвучала команда через пару минут.
После осмотра вперед двинулись группы досмотра.
— Долбят кого-то, — сказал лейтенант Гарин, давая закурить Карпову, указывая на дым от стрельбы советского дивизиона, который обеспечивал прикрытие шести подобных групп.
— Главное, что немцев, — ответил тот и скомандовал своим бойцам, недовольным, что их не допускают к разбитым машинам, отдавая трофеи досмотровым группам: — Построиться!
Отделение за отделением уходили они от места засады. Главный принцип — после боя свалить как можно быстрее — соблюдался свято.
Полностью собравшись в километре от разбитой колонны, группа последовала дальше после приказа из штаба. То, что чуть ли не до метра штаб знал, где находится каждая группа, уже давно не удивляло бойцов, поэтому, собрав свои вещмешки, они последовали дальше, через полчаса выйдя к дороге, где находился очередной патруль советских войск.
— Странные патрульные, — сказал Леонтьев, глядя на четырех бойцов НКВД, которые стояли на перекрестке.
— Там у опушки леса, похоже, кто-то укрылся, — сообщил лейтенант Гарин, наблюдая за патрульными в бинокль.
— Опять «Бранденбургцы»? Надоели уже, третий раз встречаемся за эти дни, — пробормотал капитан.
— А может, все-таки наши? — спросил Гарин.
— Может… Нужно проверить. Пошли Карпова, пусть осмотрит их, в случае чего уничтожит, они нам не нужны, — скомандовал капитан.
Через пару минут из леса вышли шестеро бойцов и направились к дороге. Заметив их, «энкавэдэшники» насторожились.
— Точно, в кустах кто-то есть, — сказал Гарин, продолжая смотреть в бинокль. К противнику — а в том, что это немцы, все были уже уверены — подошли бойцы Карпова во главе с ним.
— Витя, ну как же ты? — тихо говорил Гарин, идя рядом с носилками.
Карпов бледно улыбнулся обескровленными губами и ответил:
— Ловкий попался… что-то я… прощелкал, товарищ лейтенант.
Немецкие диверсанты были уничтожены, о чем уже сообщили в координационный штаб в Минске, получив приказ ждать эвакуационную машину для раненых, которых уже было одиннадцать человек. Двух убитых похоронили в лесу.
Стемнело, когда подъехали машины. Раненых погрузили в кузова и отправили под охраной двух броневиков к ближайшему медсанбату, откуда их на транспортных самолетах эвакуируют в московские госпиталя, где они будут играть свои роли для иностранных посольств, но раненые бойцы пока еще этого не знали.
Российская империя. Царство Польское.
Усадьба пана Пшеновского.
Гостевая спальня. 26 июня. 20 часов 05 минут.
Я осторожно выглянул из-за штор. Близился вечер, судя по положению солнца.
«Первый этаж, не удивлюсь, если охрана есть и тут», — подумал я и стал потихоньку осматриваться.
Охранника обнаружил в трех метрах от окна.
«Грамотно, не сразу разглядишь!» — осмотрел его и вернулся к кровати.
Оставаться у «гостеприимных» хозяев я не собирался. Освободить друзей и свалить отсюда как можно быстрее — вот был мой план. Останавливало другое, я даже представления не имел, где нахожусь, а планировать операцию не имея полной информации — это «не есть гуд».
Единственная возможность узнать хоть что-то — опросить моего охранника за дверью. Что здесь может сойти за оружие? Я задумчиво посмотрел на дрова, сложенные у камина. Даже не на дрова, а лучины для растопки.
Выбрав одну из них, покрепче и с острым концом, я подошел к двери, стараясь не скрипеть паркетом.
Приоткрыв дверь, в щелочку увидел скучающего парня в странном мундире серого цвета, как немецкое «фельдграу». Вот только каска на голове вызывала ассоциации скорее с 1812 годом, чем с 1941-м. И ружье со штыком, прислоненное к стене рядом, было, похоже, из тех же времен. Кремневое оно, я такое в музее видел.
Тихо скользнув к нему, приставил к горлу острый конец лучины и сказал, оглядываясь:
— Не дергайся… руки, чтобы я видел… а теперь за мной в комнату.
Парень, на цыпочках, боясь сглотнуть, чтобы не насадиться на лучину, последовал за мной. Правую руку за спину, захват, и на пол мордой вниз! Теперь можно и вязать — вон та веревка, которая шторы держит, подойдет! Вздергиваю тушку на стул, для верности привязываю и к нему. Вынимаю изо рта пленника край портьеры.
— А теперь, голубчик, объясни мне, что тут происходит?
Он с испугом косился на лучину в моей руке, снова приставленную к горлу, видимо, такое нестандартное использование щепки выбило его из колеи. Вполне готовый к разговору, он спросил:
— Что вы хотите услышать?
— Ну, во-первых, где я?
— Это усадьба пана Пшеновского. Вы в Польше. В двадцати верстах от Варшавы.
— Занимательно. Усадьба. Польша. Варшава. Какой сейчас год, месяц и день?
Несколько секунд пленник с недоумением смотрел на меня, но после паузы все-таки ответил.
— Сейчас тысяча восемьсот пятьдесят первый год от Рождества Христова. Двадцать шестое июня… Вечер, — после некоторой паузы добавил он.
— М-да, занесло. Хоть время совпадает, не то что… Слушай, а правитель у вас кто?
— Император Всероссийский Николай Павлович.
— В смысле Польша входит в Россию?
— Да! — так же коротко ответил он.
— Как интересно. Ладно, это потом, ты объясни мне, что случилось с моей невестой и спутниками?..
…Поправив штаны, я провел рукой по рукавам, убирая складки, и направился к покоям хозяина. Нужно забрать у него наши вещи.
Пленный, назвавшийся Савелием Истоминым, унтер-офицером полицейской команды Варшавы, охотно рассказал, из-за чего начался весь сыр-бор со стрельбой и погонями.
«Блин, а я спал! — огорченно подумал я. — Настолько все просто и обыденно».
Если он не соврал, все началось со знаков внимания, которые начал оказывать один из гостей Але. Гость был главным полицейским чином Варшавы. А еще приходился близким родственником хозяину усадьбы.
Так вот, когда гости на второй день разъехались, полицейский стал усиленно увиваться вокруг Али. Получив очередной отказ, он, пользуясь тем, что ни у кого из нас не было никаких документов, стал давить на нее, угрожая своим положением. Дальше все было просто. Андрей вступился за честь дамы, побитый полицейский с позором удалился. Хозяин усадьбы пан Пшеновский отрицательно встретил прыть гостей, но из-за больного пока ничего не предпринимал. На следующий день, то есть вчера, полицейский вернулся, и не один, а с пятью подчиненными, да еще прихваченным для «силовой поддержки» взводом драгун какого-то там полка, с поручиком во главе. Савелий не знал, что там были за разговоры, благоразумно оставаясь в тылу, но началась стрельба, и получилось одиннадцать трупов. Причем Андрей смог уйти, а вот Аля и профессор отказались это делать, надеясь, что я очнусь. Сейчас же загонщики, только что вернувшиеся с суточных безрезультатных поисков Андрея, решали нашу судьбу. Арестованные Аля и профессор были заточены в разных комнатах.
Сейчас я, переодетый в полицейскую форму, поднимался по лестнице, припоминая наш разговор с унтером…
— Так, теперь подробно. Какие комнаты, где? Сколько людей в усадьбе? Чем вооружены?
Блин, как я пленного развязывал, это целая эпопея! Хорошо веревка длинная — та, которой я его к стулу привязал. А на потолке крюк от люстры. Перекидываю гуда конец, спускаю, завязываю петлю на шее полицая.
— Так, Савелий, теперь ты быстро разденешься, исподнее снимать не надо, а вот мундир изволь. — Штаны и сапоги я с него еще на стуле стянул и на себя нацепил. — Попробуешь крикнуть или еще чего, я за веревку дерну со всей силы.
И до того мундир ему с плеч приспустил, чтоб не мог он руки кверху вскинуть и за веревку ухватиться. Сделал напуганный полицай все, как я просил. И дал себя снова связать и кляп в рот сунуть. А до меня лишь сейчас дошло, зачем? Достаточно было его со стула, снова мордой в пол, руки за спиной уже, развязал, стянул, снова связал. Ну да ладно…
Так вот, когда я по лестнице поднимался с деловым видом, мимо меня горничная прошмыгнула, приятная на вид, с тазиком в руках. На меня внимания не обратила — идет человек в форме, значит так надо. А мне это придало уверенности, так сейчас недостающей (ну не Штирлиц я все ж и не Джеймс Бонд), — и я, перескакивая через ступеньки, стал подниматься на второй этаж. Кабинет хозяина — это по лестнице и вторая дверь справа. Посмотрим, Савелий Истомин, не соврал ли ты. А то вдруг открою, а там караульная, и десять служивых со стволами мне в грудь? Нет, там, в господской части, их вряд ли бы разместили. Вот она, дверь — оп-па, и еще один часовой. Форма у него зеленая и сабля на боку.
Кавалерист, драгун, не полицай. Вряд ли он знает в лицо — и меня, и всех полицаев! Что ж, примем вид торопящегося курьера — и запаленно дыша, ничуть не притворяясь, я быстро зашагал к охраннику. Подойдя, вопросительно смотрю на него. Скосив на меня взгляд, солдат молча показывает на дверь кабинета, мол, мне туда.
Хук справа у меня всегда был нокаутирующим, несмотря на то что разрабатывал я в основном левую. Подхватив часового под мышки, аккуратно положил его на ковровую дорожку, расстеленную в коридоре.
Обыскав охранника, я кроме сабли обнаружил у него за поясом пару пистолетов. У Савелия ничего подобного не было. Быстрый осмотр показал, что они заряжены.
Подойдя к двери, осторожно приоткрыл ее и заглянул вовнутрь. За столом сидел хозяин дома и крутил в руках полуразобранный ТТ, на столе лежали еще два, видимо, профессора и Али. Рядом сидел сухопарый парень в военной форме, который с большим интересом рассматривал разложенные на столе вещи. Мои вещи. Рядом со столом ходил, заложив руки за спину, расфуфыренный тип в мундире иного вида. Не зная, как отличить военную форму от полицейской, я предположил, что этот тип и есть обидчик Али, ну а второй обмундированный — это поручик-драгун.
Быстро и молча вхожу в комнату. Первые секунды самые важные. Это хоть и не бой, когда пули свистят вокруг, но и обычному человеку трудно вот так, с ходу опознать в вошедшем врага, в которого надо стрелять. А мне надо приблизиться — чтобы схватить оружие. Мое оружие — потому что я никогда не стрелял из пистолета позапрошлого века. Но мои противники этого не знают.
Улыбаюсь начальнику и говорю:
— В сторону. Быстро! Убью!
И дуло ему в живот. Риск был — вдруг начальник старый вояка, ствола не испугается? Но тут, наверное, подсознание мое сработало — такой мундир со всякими финтифлюшками не надел бы.
И оказался прав. Начальник оказался именно начальником. Приказать мог, но вот самому… Когда до него дошло, что сейчас убьют конкретно его… Страх в глазах — ни с чем не спутаешь. Да что ж ты стоишь, тумба такая? Играет? Нет — пара секунд всего прошло! Не успел бы вот так мгновенно просчитать и программу запустить.
Левым глазом стараюсь не терять из вида поручика, показавшегося мне самым опасным. И влепляю полицейскому с ноги каратистский «еко-гири». Брюс Ли обзавидуется. Давно занимался — а тело помнит, да и недавно была пара тренировок с осназом. Вышло, конечно, хреново, не удар, от которого противник на месте, а внутри у него все отбито до полной небоеспособности, а сильный толчок, но и его хватило: главполицай отлетает метра на три и грохается на пол. Несколько секунд его можно в расчет не брать.
Теперь все внимание на поручика. Руки назад, сво!.. Убью! Давить на нервы, выиграть время! Вот я уже у стола, бросаю на край правый пистолет — но так, чтобы никто не мог дотянуться, быстро протягиваю руку, хватаю один из неразобранных ТТ, делаю это в темпе игры в пинг-понг. Их трое — а я не уверен в своем оружии, блефую! Удача — судя по весу ТТ, обойма на месте! Но вот есть ли патрон в стволе? Так ведь и они этого не знают!
Уже ТТ на поручика, не забывая взглядом и хозяина. Проделываю такой же трюк со вторым пистолетом. Уже весело.
— Спасибо, что посторожили мои вещи, — говорю, — а теперь встать!
Поручик наконец пришел в себя. Захлопнув рот, стал осматривать меня, прикидывая, куда бы ударить побольнее.
— Не стоит, — замечаю, — если вы разобрали уже наше оружие, то должны были видеть: здесь восемь зарядов, вставляются в ствол механически при нажатии на спуск. Кто дернется, убью. Мой подчиненный положил одиннадцать ваших, поверьте, что я как-нибудь справлюсь с вами троими.
Подействовало. Блин, что дальше? Если не знаешь, то по уставу: поставить их лицом к стене, упор руками на нее, чтоб ноги отдаленно, тело под наклоном — и обыскать, начиная с крайнего в шеренге, ствол в затылок, левая рука проверяет карманы. Затем отправить обработанного в конец строя и обыскивать следующего крайнего — чтобы все от тебя в одной стороне. Убеждаюсь, что спрятанного оружия ни у кого нет. Приказываю всем сесть на корточки, зажав между согнутых ног кисти рук.
Подождав пару минут, я спокойно подошел к столу, стал за ним лицом к пленным, положил оружие, но так чтобы сразу схватить, и стал быстро собирать ТТ. Чей — а какая разница, я что, номера их помню? Закончил, перешел к соседнему столу, где был расстелен мой камуфляж, естественно, перенес все оружие, скинул трофейные тряпки, оделся в свое, накинул разгрузку, стал запихивать обратно свои вещи. Взяв пояс, я прощупал его и, застегнув на талии, поправил кобуру. Взяв со стола все четыре магазина к пистолету, засунул их в кармашки разгрузки, рядом ссыпал патроны.
Троица молча наблюдала за мной, изредка морщась от болей в ногах.
— Я так понимаю, вы, господин Александр, собираетесь покинуть нас? — спросил тот, что до этого сидел за столом.
— Ну что вы, признаться, я никогда не встречал такого приема, как у вас. Большое спасибо. Когда увижу императора-батюшку, обязательно сообщу ему о вашем гостеприимстве. Ему будет интересно узнать, как вы встретили часть посольства, направляющегося к императору.
Троица недовольно зашевелилась. Я знал, что ложь среди дворян не принята, поэтому они не то чтобы поверили мне, но задумались.
— Мало того что вы приставали к моей невесте, пользуясь моим беспомощным состоянием, так еще и спровоцировали инцидент с офицером нашей охраны, — продолжал я давить.
У них были кислые лица, я видел это отчетливо, а вот хозяин что-то быстро обдумывал. Понятно, что я не оставил им выбора. Нет свидетелей, нет дела. Вообще-то я рассчитывал стрясти с них бабло и с комфортом доехать до Москвы или Питера, не знаю, где у них сейчас столица, но похоже, что они приняли другой вариант и мне с ними уже не договориться. Секунду поколебавшись, я, не спуская с них взгляда, подошел к дивану и взял одну из диванных подушечек. Вернувшись к столу, я сказал хозяину:
— Думаю, нам пора раскланяться. Встретили вы нас хлебом и солью, за это спасибо, а вот прощаться мы будем, уж простите великодушно, не так приятно, как встретились.
Не успел я договорить, как вскочивший офицер бросился на меня, вслед за ним зашевелились остальные, пытаясь встать. Как ни был хорош офицер, но и у него затекли ноги, так что его рывок был похож на танец пьяного.
Я ждал этого, опасался, но ждал. Пистолет трижды бухнул в комнате. Подушка не слишком заглушила выстрелы, но я надеялся, что за пределами комнаты звук был совсем тихим. Заметив, что расфуфыренный тип еще жив, без колебаний подошел к нему и, накручивая себя тем, что это из-за него все произошло с нами в усадьбе, произвел еще один выстрел в упор.
Затащив в комнату тело оглушенного охранника, связал его, потом быстро зашарил по столу и карманам троицы. Найденная мелочь и не только, уютно разместились в кармашках моей разгрузки. Собрав все гильзы, я несколько секунд смотрел на трупы, все-таки это мои первые убитые, и я никак не мог прийти в себя, думая о них.
«Со временем пройдет. Вооружился, экипировался, теперь можно спасать Алю с профессором!» — подумал я и, осторожно выглянув в коридор, тихо направился к лестнице.
Девушка и профессор были заточены в комнатах на первом этаже, туда я и направлялся.
Белоруссия. Минск.
Особый зал для совещания.
24 июня по миру Александра или 26 июня по миру СССР.
21 час по местному времени.
Задумчиво потирая лоб, Александр Григорьевич читал доклад, который Виктор, начальник спецслужб Белоруссии, лично положил к нему на стол.
Закончив читать доклад, Александр Григорьевич повел слегка опущенными плечами, что указывало на его сильную усталость, и осмотрел сидящих за большим столом людей. Два десятка мужчин и две женщины внимательно смотрели на президента.
— Ну что ж, товарищи, могу точно сказать вам, что правительство России ЗНАЕТ! И это уже не скрыть, слухи пошли.
Посмотрев на представителя Сталина, генерала Гоголева, Лукашенко спросил его:
— Что вы нам можете сказать?
— На последний момент ничего существенного. Наша агентурная сеть в России растет, это так. Однако сотрудники, работающие в Москве, пока не сообщают о выбросе подобной информации в массы. О нас знает Только ограниченный круг лиц.
— И бойцы Альфы, если я не ошибаюсь? — устало поинтересовался Лукашенко.
Гоголев сделал непроницаемое лицо и ответил нейтральной фразой:
— Это была инициатива командира базы, его примерно наказали.
— Хорошо. У вас есть еще что добавить?
— Есть. По предположениям наших аналитиков, если правительство РФ выбросит информацию о нас в нужной ИМ последовательности, то, боюсь, количество наших сторонников может резко сократиться.
— Вы хотите сказать, что нужно опередить их? Начать информационную войну? — с интересом поинтересовался Лукашенко.
— Да! Запланированный нашим спецотделом выброс информации должен был бы состояться через неделю, но, думаю, можно и поторопиться, как бы нас не опередили. Это даст нам время продержаться до того, как Александр откроет портал.
— Согласен с товарищем генералом, — негромко произнес Виктор Лукашенко, не отрывая взгляда от бумаг на столе.
— Ну хорошо. Поговорим об этом в конце совещания. А теперь продолжим. Юрий Викторович, доложите, что у нас по сборам?
— Все военнообязанные уже проходят переподготовку. Большинство кадрированных частей доведено до полного штата. Вновь создано восемь учебных полков. Проводятся учения в авиационных частях. Они показали, что подготовка наших войск находится ниже среднего уровня.
— Какое время вам требуется, чтобы привести войска к оптимальным показателям? — спросил президент.
— От четырех до шести месяцев, — коротко ответил военный министр.
— Даю вам три месяца, больше просто нет. Увеличьте время на обучение.
— Есть! — кивнул министр, делая пометки в лежащем перед ним блокноте.
— Андрей Михайлович, объясните нам, что за конфликт вышел у ваших подчиненных с российскими посредниками?
— Товарищ президент, посредники саботировали проводку документов для продажи нам комплексов РЛС третьего поколения, и нами были приняты меры. Сейчас переговоры начались через других людей, и это дало свои результаты.
— К утру доклад мне на стол.
— Хорошо.
Посмотрев на одну из дам, что присутствовала на совещании, Александр Григорьевич спросил:
— Ирина Игоревна, а вы что скажете?
Давно ждавшая этого вопроса Ирина Игоревна Исполянская встала и после взмаха руки Лукашенко села на место.
— Брошюры и пара журналов с товарищем Сталиным на обложке уже готовы к выпуску. Редакторы немало постарались поработать над психологическим портретом вождя. Очень помогли психологи, которых прислал к нам Виктор Александрович. Понемногу начали выводиться на экраны телевизоров наших сограждан ролики об Отечественной войне. В основном какой ценой была получена эта Победа. У немногочисленных ветеранов, из тех, кто еще может передвигаться и внятно говорить, берут интервью об их воспоминаниях, концлагерях, которые видели. О зверствах немцев, о не очень надежных союзниках, которые прибежали на все готовенькое. Первый выпуск был позавчера и воспринят нашими согражданами довольно патриотично. По крайней мере, опрос, который был произведен на улице, показал, что большинство видело наши передачи, на что указывает и большой ажиотаж среди населения.
— Фотографии с телами погибших в концлагерях тоже показывали?
— Нет, но они выложены на нашем официальном сайте. Кстати, многие иностранные подданные приняли наши передачи в штыки.
— Да пусть их, — отмахнулся президент, прерывая докладчицу.
— На заключительном этапе планируется выпуск ряда передач «Оболганная эпоха!», — закончила она доклад.
После того как совещание было полностью закончено и зал совещания стал пустеть, задержавшиеся по приказу Лукашенко генерал Гоголев и сын Виктор вопросительно посмотрели на президента.
— Михаил Алексеевич, когда мы начнем операцию «Возвращение»?
— Наша агентура завербовала несколько людей, работающих в разных телекомпаниях России, так что с этой стороны все в порядке. Диск с записанной информацией находится у специалистов Виктора Александровича, они готовят выпуск под местные реалии, так что как только мы его получим, то начнем действовать.
— Понятно, у меня такой вопрос…
Окраина Москвы.
Квартира полковника Истомина.
Утро 25 июня по миру Александра и 27 июня по миру СССР.
Зазвонивший телефон вырвал полковника из сна. В подобные мгновения противный писк китайского телефона становился просто невыносим, и полковник, в очередной раз с ненавистью посмотрев на издававший неповторимые звуки аппарат, только тихо выматерился.
Встав, он подошел к телефону и снял трубку.
— Истомин.
Привычка вместо «алло» говорить одну только фамилию появилась у полковника давно, но он не боролся с ней, даже чем-то гордился.
— Включи телевизор, новости на «Первом», — услышал он хорошо знакомый голос начальника отдела.
С недоумением посмотрев на трубку, издающую сигналы отбоя, Истомин, пожав плечами, положил ее обратно на аппарат и, подойдя к телевизору, включил его.
— …мы повторяем сообщение, выданное в эфир телекомпанией «ТНТ», — говорила так хорошо знакомая многим россиянам телеведущая новостей Екатерина Андреева.
Не глядя, полковник плюхнулся на диван, с изумлением глядя на такое знакомое лицо Сталина. Верховный как будто заглядывал в души всех зрителей, кто смотрел эту запись, спрашивая: «Что же вы натворили, потомки?»
Сталин смотрел с экрана телевизора тем спокойным взглядом, который называют «отцовским». Несколько секунд помедлив, он сказал:
— Потомки… хм, потомки, — покачал он головой. — Вы сами понимаете, ЧТО можно сделать со страной, если управление государством попадает не в те руки. Россия тому пример. Мы строили-строили, а тут такое… Неприятно!.. М-да, неприятно узнать, что сделали со страной, в которую ты вложил душу. Машина времени, которую создал один из ВАШИХ ученых, пробила путь в наш мир и дала возможность узнать свое будущее. «Шок» — именно так вы называете то состояние, в которое мы впали, когда узнали будущее своей страны. Наши сотрудники воспользовались машиной времени и смогли связаться с правительством Белоруссии. Именно через нее мы решили вести все отношения с вашим миром, остальные, к сожалению, НАМ не подходят. Мы не будем говорить лишнего, скажу просто: нам нужны люди. Трудяги, для которых в России места нет. Не нужны сейчас трудовые люди вашей стране, одни менеджеры да чиновники. Поэтому мы заявляем прямо, мы примем в СССР тех, кто будет и хочет работать. Получать ту зарплату, на которую можно ЖИТЬ, а не существовать. С Белоруссией у нас заключены торговые и ВОЕННЫЕ договоры, с ними есть договоренность на прием эмигрантов в СССР. Решать вам. От себя добавлю. У нас трудно, но того произвола, что творится у вас, в СССР НЕТ! Для правительства России хочу сказать. У нас началась война с фашистской Германией, пограничные округа наводнены немецкими войсками, мы успели немного подготовиться, но времени было слишком мало, и советские войска грудью встали на защиту своей родины. Помните, что там воюют ваши предки, поэтому я ПРОШУ вас, не мешайте нам…
Слушая, что говорит Сталин с таким знакомым акцентом, полковник только крепко сжал зубы, он понял: это крах…
Москва.
Мир Александра, это же время.
— Нет, ну ты видел, а? — восхищенно хлопнув себя по коленям, сказал старший смены на заводе «Салют, ФГУП».
— Что-то будет, — хмуро сказал один из слесарей.
— И я даже догадываюсь что, — кивнул старшой.
— Ребята, там митинг, — забежал в подсобку улыбающийся представитель профсоюза.
— Парни… Даешь митинг? — припомнив старый призыв, вскинув вверх кулак, крикнул старший смены и побежал вслед за инженером.
С ревом два десятка мастеров и подмастерьев выбежали из подсобного помещения, которое рабочие переделали в кабинет для отдыха. У владельцев завода, третий месяц задерживающих зарплату, настали трудные времена.
Москва. Кабинет президента РФ.
Спустя час.
Присутствующие в кабинете люди с хмурым видом смотрели на экран телевизора. Наконец один из них нажал кнопку на пульте и спросил с задумчивым видом:
— Что скажете?
Присутствующие посмотрели на премьера, который, закинув ногу на ногу, сидел в кресле, подперев рукой щеку.
Президент тоже посмотрел на него и после едва заметного кивка премьера сказал:
— А сделаем мы вот что…
Экстренный выпуск дневных новостей.
11 часов дня.
«…мы находимся в администрации президента Российской Федерации, где президент Дми… выступит, чтобы сообщить, что решили правительство и Госдума в связи с шокирующими событиями этого дня!» — заливался соловьем журналист.
Президент РФ выразил свою полную поддержку параллельному миру в связи с войной, идущей там, и предложил Сталину разрешить переселение в РФ всех, кого советское государство считает врагом народа и держит в системе ГУЛАГ.
Белоруссия.
Кабинет президента Лукашенко.
То же время.
— Ой, не верю. Ой, что-то они мутят, — покачал головой Александр Григорьевич, глядя на выступления своего коллеги из России.
На экране в это время показывали тысячи горожан с красными транспарантами, вышедших на улицы города. Информационная война начала набирать свои обороты.
Москва. Кабинет Сталина.
27 июня по миру СССР и 25 июня по миру Александра.
12 часов дня по местному времени.
— Товарищ Сталин, прорыв немецких моторизованных частей в районе города Гродно локализован частями сдерживания Западного фронта. В результате было уничтожено восемь тысяч солдат противника. Подбито: сто сорок один танк, семьдесят два орудия, шестнадцать минометов. Взято в плен: семь тысяч солдат противника. Захвачено: шесть танков, тридцать одно орудие, восемь минометов, а также большое количество стрелкового оружия. Войсками ВВС сбито триста шестьдесят восемь самолетов противника, наши потери семьдесят два самолета, — докладывал начальник генерального штаба генерал-полковник Василевский.
— Хорошо, товарищ Василевский, я вас слушаю. Объясните мне, почему, несмотря на то что данные по сосредоточению немецких войск в этом районе были у вас еще два дня назад, не были предприняты никакие шаги, кроме выдвижения подрывных групп?
— Товарищ Сталин… — начал было генерал, но был прерван Сталиным.
— Доложите мне, КАКИЕ потери МЫ понесли?
Чувствуя, как по спине потек холодный пот, генерал стал докладывать слегка охрипшим голосом. Вины в том, что вовремя не подготовили резервы, на генерале не было. Он действительно не знал, что там творится, пока не появилось сообщение об общем прорыве немецких войск. И только самоотверженная работа подрывных групп и других частей в этом районе помогла немного задержать немцев, успев подготовить оборону, об которую немцы ломают зубы до сих пор, но результатов пока не добились. И сейчас Василевский докладывал о практически полном уничтожении минно-подрывных групп в этом районе, количеством более восьмидесяти.
«Спасибо, братцы, если бы не вы… А того полковника, который преступно задержал поступление разведданных, уже, „увели“!» — подумал генерал, заканчивая доклад.
— Оставьте сводки и можете быть свободны.
После того как генерал вышел, Сталин стал сверять сводки генерального штаба со своими данными; как он и думал, в сводках штаба шла завышенная оценка потерь немцев и заниженная наших.
— Нужно разобраться с этим, — пробормотал Сталин и, сняв трубку телефона, произнес в микрофон:
— Товарища Швецова, пожалуйста.
— Олег Гаврилович, товарищ Иванов вас беспокоит. Нужно немедленно выслать директивы в боевые части о проверке данных о потерях противника. Когда директива будет готова, ознакомьте меня с ней.
Положив трубку, Сталин нажал на кнопку селектора.
— Товарища Берию ко мне. Немедленно!
Через двадцать минут Поскребышев доложил о приходе наркома НКВД.
— Проходите, товарищ Берия. Доложите мне, что у нас по Объекту? — немедленно спросил Сталин, как только Лаврентий Павлович вошел в кабинет.
— Пока никаких новостей с обоих Объектов не поступало, товарищ Сталин, кроме очередных сводок, так что…
— Плохо. Очень плохо. Прочитайте это.
Взяв протянутую Сталиным папку, Лаврентий Павлович развязал тесемки и, открыв ее, углубился в чтение.
Подняв удивленные глаза на Сталина, Берия спросил:
— Так что они все знают?
— Не все, далеко не все. Нужно было хорошенько почистить этот крысятник, оставшийся после Литвинова, но вы правы, информацией ОНИ уже владеют, хотя и не в полном объеме. Не конкретной, но об Объекте что-то знают. Это пришло от наших британских «друзей». Намек жирный, и понять его нетрудно.
Это была катастрофа, и они оба понимали это. Если бы портал не закрылся, то особых проблем не было бы, но…
— А сделаем мы с вами, товарищ Берия, вот что…
Российская Империя.
Царство Польское. Усадьба пана Пшеновского.
26 июня. 20 часов 35 минут.
«Блин, снова переодеваться? Как я к часовому возле Алиных дверей подойду? Или нет. Беру еще одну подушку, ТТ наготове — и, как ниндзя, выскальзываю в коридор. Тут недалеко», — раздумывал я, из-за угла подглядывая за часовым.
Выскакиваю из-за поворота. Охранник, полицай в сером, столбенеет в трех шагах от меня. Была мысль стрелять через подушку сразу и взять ключи со жмура — или, если не удастся найти и шум поднимется, то тупо пулю в замок, и дальше вместе с Алей ищем профессора, валя насмерть всех встречных. Но у охранника был такой напуганный вид, что я передумал. Не оттого, что его пожалел — а просто так мне показалось быстрее.
— Дверь открой! — говорю ему. — Только молча. Пискнешь, убью!
Охранник поворачивается. Не учили полицаев в этом времени рукопашке, а ружье у стенки стоит, и хрен с ним в коридоре развернешься, даже если схватишь каким-то чудом.
Полицай открывает дверь. Дальше — это видеть надо было; чтобы рассказать, больше времени уйдет! Дверь открывается внутрь. Охранник делает шаг и исчезает. Мне показалось, что он нырнул рыбкой вбок — сначала согнулся, а затем весь вниз!
Я открываю рот. И тут из-за двери вылетает разъяренная фурия, в которой успеваю узнать Алю!
Слава богу, она меня узнала тоже. Вернее, не меня, а наш камуфляж в полутемном коридоре. Вот был бы номер, если б я переоделся в полицая, как хотел?! Получил бы, как тот страж — сначала по… в общем, ниже пояса, а затем, согнувшись от боли, почти одновременно ладонями по ушам (а это ОЧЕНЬ больно!), и сразу голову в захват и лицом об колено, и все это меньше чем за секунду, я лишь рот открыть успел. И в лучшем случае, если б она не стала второе и третье доводить, шипел бы я, прыгая на пятках, да бормотал:
— Догадывался, что ты меня ударишь, но не думал, что так сильно!
А она крутилась бы вокруг:
— Прости, милый, я думала, что это один из местных полицейских!
— А если бы я убрал полицая, как хотел, и открыл бы сам? — спросил я ее после.
— Милый, ну я не дура, услышала бы выстрел! — Аля надула губки, совсем как обычная девушка, а не машина-убийца. — Или, если бы ты сделал это бесшумно, увидела бы твою форму, как ты вошел.
— А если бы я переоделся?
— Ой! Ну тогда уж… прости…
И она трогательно шмыгнула носиком.
— Ладно, пошли профессора освобождать — и уходим отсюда, — говорю я.
Укусили, порезали, в воде искупали, так теперь еще и без яиц могли оставить, доколе, я спрашиваю, доколе это будет продолжаться?
Аля, горевшая желанием искупить вину, шла впереди, держа наготове ТТ. Возле комнаты, где находился профессор, она стремительно метнулась вперед. Через секунду раздался хрип. Я посмотрел на охранника и невольно потер шею. Тому полицаю, из ее комнаты, она нос буквально в мозг вогнала, этому шейные позвонки свернула, как гусю.
— Ну что ты, милый, с тобой я так никогда… — как будто прочитала она мои мысли.
— Позже поверю. Давай профессора выпускай, — пробормотал я, осматривая коридор и прикрывая Алю. Однако все было в порядке, в комнате действительно находился наш профессор, и он беспробудно дрых, лежа на большой кровати.
— Вот ведь гад, буди его — и пойдем, — велел я, заглядывая в комнату.
В усадьбе еще оставался противник. Арифметика — было-убыло, итого восемь драгун и двое полицаев. Вторым не повезло — они караулили под окнами и попались разозленной Але. Что ж, крапивное семя, вы умерли быстро и легко. С солдатами было сложнее, потому что, как выяснилось, они расположились на сеновале, по соседству с конюшней. Аля кровожадно предложила подпереть дверь вон тем бревном и поджечь сено — а кто полезет наружу, пристрелить. Но я воспротивился. Это все же были не немцы сорок первого, а наши, русские солдаты, не виноватые ни в чем. К тому же пламя будет издали заметно, соседи примчатся, крестьяне, всех валить? Подозреваю, что второй аргумент показался Але более весомым. Так что мы всего лишь устроили служивым построение (Во дураки! Не выставили часового! И это после того как неизвестный злоумышленник вчера положил одиннадцать из них, больше половины!) и загнали всех в погреб, подперев единственную дверь тем самым бревном (героизм решили проявить лишь двое. Один получил пулю в колено, жить будет, ногу лишь отрежут, зато комиссуют, не надо двадцать пять лет дембеля ждать, а вот второму досталось в живот, ну не повезло мужику, но нефиг было за ружье хвататься, сам виноват). Затем мы обошли усадьбу, собирая трофеи.
Пешком я топать не собирался, о чем сразу же заявил обоим компаньонам. Поэтому мы заставили кучера подготовить к выезду небольшое ландо, оно спокойно вмещало четверых человек. Нагрузив его продовольствием, которое взяли на кухне, и одеждой хозяев, мы заперли всю прислугу в одном из флигелей, уселись в повозку и направились к выезду из усадьбы.
— Где будем искать Андрея? — спросил я, морщась от скачков по кочкам.
— Он не маленький мальчик и сам нас найдет, — ответила Аля, прижимаясь ко мне.
Профессор, управлявший ландо, близоруко щурясь, сказал:
— Там на дороге кто-то стоит.
Велев профессору остановить повозку, достал бинокль.
— Андрей. Точно он. Гони, подберем его!
Подъехав к устало стоящему Андрею, мы спросили его хором:
— Ну как ты?
— Лучше не бывает, — ответил он и, поправив ремень автомата, поинтересовался: — У вас для меня место найдется?
Место нашлось — напротив нас. Профессор взмахнул вожжами — а мы с Алей стали расспрашивать Андрея. Судя по его виду, ему пришлось немало побегать.
Рассказ его подтвердил то, что я слышал от полицая. Сначала он двинул в морду полицейскому чиновнику, тот умотал, а утром следующего дня вернулся с солдатами.
— Вы представляете, эти ненормальные на меня с шашками поперли, — рассказывал он едва не со смехом.
— А ты? — спросил я с любопытством.
— А я очередь на полмагазина и… клин, пришлось пистолетом работать, но проредил я их знатно… — продолжал рассказывать Андрей. — Магазин расстрелял, чуть не зажали, ноги пришлось делать в лес!
В лесу он осмотрел автомат — оказалось, патрон переклинило — разобрал, выбил, заново переснарядил и стал уходить дальше в лес, как только услышал лай собак. Почти сутки водил преследователей за нос, пока они не скисли. Два часа назад он вернулся к усадьбе и стал вести наблюдение. Понял, что в ней идет какая-то кутерьма, затем увидел нас и решил просто ждать на единственной большой дороге, ведущей из имения — легко можно было понять, что мы поедем именно по ней.
Остановившись, мы переоделись в трофейную одежду. Дворянская — что ж, будем играть благородных! Одной лишь Але досталось выходное платье горничной — милое, но явно мещанского вида. Ну не крестьянка, и то хорошо.
Однако вот влипли! Сколько помню историю, Царство Польское, провинция Российской империи, вовсе не было тихим захолустьем! Бунт тысяча восемьсот тридцатого, бунт в шестьдесят третьем, когда русских резали поголовно, «хай живе Речь Посполита от можа до можа!» То есть хватало недовольного элемента, да еще и граница рядом, Пруссия на севере, Австрия на юге, а там недавно лишь революция отгремела. Причем у австрияков вообще настоящая гражданская война, русскими штыками прекращенная, за что фельдмаршал Паскевич, кажется, четвертого Георгия получил — год сорок восьмой… или сорок девятый, угли еще тлеют! И в России революционеры уже есть, в Петербурге кружок петрашевцев накрыли, Герцен из Англии в «Колокол» трезвонит, и везут его тайком в Россию, совсем как Ильич «Искру» через полвека — а жандармы, естественно, активно ловят. То есть конкретно здесь, в Польше, войск и жандармерии, как блох на барбоске. В то ж время не война, двадцать или сколько там мы накрошили трупаков — это СОБЫТИЕ! А значит, как только дойдет информация, встанет вся эта военно-полицейская машина на уши и искать будет со всем рвением! Мы же по сути злодейски убили и ограбили хозяина имения, да еще главполицая Варшавы — ой, мама, это какая ж статья? Боюсь, каторгой не отделаемся, если поймают — повесят, как декабристов.
— Сворачивать надо, — сказал профессор, — погоню возможную со следа сбить.
Мне захотелось выматериться. Невзирая на присутствие Али.
— Какую нах… погоню?! До Варшавы двадцать верст, ну километров по-нашему! Пока те освободятся, пока сообщат кому надо — это несколько часов, а телефона и радио ведь нет! Раньше мы уже в Варшаве будем, город большой, спрятаться легче — а начнем здесь плутать, вот точно дождемся, драгуны прискачут, все тут перекроют и прочешут, что тогда? Ладно, хоть немного, но я знаю это время. Попалась книжка на дежурстве, прочел со скуки. Хотя, честно говоря, зацепила она, заинтересовала. Железных дорог тут, кстати, не было. Ну да, учи матчасть, знай историю — первая в России «чугунка» это год тысяча восемьсот… э-э-э… пятидесятый? Или сороковой? Точную дату не помню. Петербург — Царское Село. Затем, как раз в этом, тысяча восемьсот пятьдесят первом, открылась дорога Питер — Москва. И других дорог на тот момент в Российской империи не существовало!.. Смотри-ка. А я думал, забыл.
— Ничего. При скорости нашего гужевого средства заметно больше десяти километров в час мы будем в Варшаве еще быстрее, чем предположили, — обернулся профессор.
Что мы будем делать в Варшаве, пока было неясно. Деньги, документы — и исчезнуть. Вот только как?
И случай нашел нас сам. Нас попытались ограбить.
— Убей его, и валим, — хмуро говорю я, обозревая ползающего у ног Андрея разбойника. Последнего оставшегося в живых.
— Ну что ты, не надо быть таким кровожадным! — ворковала Аля. — Вдруг он может быть нам чем-то полезным?
Да уж… гоп-стоп в средневековом варианте! Едем, никого не трогаем, до Варшавы уже недалеко. И не лес даже, а кусты какие-то. Правда, уже довольно темно. И вдруг выскакивают на дорогу четверо рыл, один, здоровенный, хватает под уздцы наших лошадей, а трое направляются к нам, даже не особенно спеша, у одного пистолет, двое других с ножами.
Эти секунды их и погубили. По идее это должно было давить на психику жертв. А реально дало нам возможность оценить обстановку.
— Слева большой куст, — шепчет Аля, — справа…
— Вижу, — так же тихо Андрей, — левый твой! Все — работаем на раз, два, ТРИ!!!
И Андрей дает очередь из ППС куда-то вправо от меня и чуть назад. В руках Али, как по волшебству, оказывается ТТ, и она стреляет в большой куст. Я тоже успеваю выхватить пистолет быстрее, чем разбойник поднял свой ствол — но прежде чем успеваю нажать на спуск, вижу в башке бандита кровавую дырку — Аля меня опередила. Тогда я стреляю в его соседа, на этот раз одновременно с моей ненаглядной. Разбойник, подходящий слева, поворачивается и пытается бежать, вот дурак, под стволами, до кустов шагов десять! Стрельба по мишени «бегущий бандит», выигрывает опять Аля! Здоровяк, держащий коней, так и стоит. Вот только глаза у него как плошки, а челюсть отвисла.
Андрей уже на земле. Аля за ним. Сообразив с запозданием, что в кустах могут быть сообщники и лучше не торчать мишенью, я тоже прыгаю наземь.
Никого больше нет. Андрей появляется из кустов, швыряя на дорогу ружье солдатского образца. Длинное такое. У засевшего по ту сторону, убитого Алей, была охотничья двустволка. Со страховкой, значит, трудились, романтики большой дороги, работнички ножа и топора. Ну и что нам делать с последним?
— Стой! — шепчу я Але, прочтя в ее глазах явное намерение отправить последнего бандита вслед за остальными. — Он может нам помочь! Кому-то они награбленное сбывали? Ведь не в деревне же — и одежка на городскую больше похожа. А бумаги достать?
Аля молодец, сообразила сразу. И мы разыграли сцену «хороший и плохой полицейский». Топорно конечно — это с моей стороны, — но как могли.
Нет, все ж как нам повезло! Не какой-то мелкий воришка попался, какие толпами крутятся на любом вокзале или пристани — и который никого и ничего не знает. А говоря по-нашему, «деловой», главарь, атаман. Но сейчас вся крутизна его пропала, и он буквально ползал на коленях, цепляясь за жизнь. Поскольку было ясно, что те, кто только что не моргнув глазом насмерть положили пятерых его дружков — прибавят к ним еще один труп с такой же легкостью, как чихнут.
— Вот смотрите, Александр, типичный представитель польского народа, — говорил профессор, — светловолосый, северянин, однако они как были для нас врагами, так и остались. Вспомните бессмысленную резню деревень, устроенную польскими солдатами, у них совершенно другая логика, изуверская, что ли.
Да уж! Типаж — через девяносто лет прямо в Ваффен СС! Белокурая бестия двухметрового роста самой что ни на есть арийской внешности. Интересно, эсэсовцы в сорок пятом тоже так — молодцы, когда сами режут, а вот когда их… Короче, может он чем-то нам помочь или нет? Если нет, то валим его и поехали!
— Густав хороший мальчик, — проворковала Аля, — он говорит, что тот, кому они сбывали награбленное, знает кого-то, кто может сделать документы. Сам Густав не знает, но он берется свести нас с барыгой. Ведь так, Густав, ты хорошо себя будешь вести? Потому что если ты меня разочаруешь, Я ТЕБЕ ЯЙЦА ОТРЕЖУ И ЗАСТАВЛЮ СЪЕСТЬ!
Разбойник проникся. Желания мстить за подельников не показал. Ну они ж ему не братья, своя шкура дороже! А вот право, сила в уголовной среде ценится очень… сильно.
И что нам делать с этим уродом? Убить? Просто слишком. А вот если использовать, как учил Сунь-Цзы…
Короче, мы доехали с ним до самой Варшавы. Слышал, что тогда на въезде в город стояли будки со шлагбаумами, ну прямо блокпост ГАИ, где у всех въезжающих и выезжающих требовали документы (или деньги, наверное, кто бумаг не имел). И мы готовы были по ситуации валить стража или сунуть ему деньгу — да, будка у дороги, окрашенная полосами, наличествовала, но никого рядом не было. Впрочем, и въезд был точно не парадный, в какие-то закоулки. На улицах, однако, горели фонари — керосиновые? Народу было мало, никто к нам интереса не проявил. В каком-то переулке наш уголовный знакомый указал на вывеску лавки. И мы вошли. Вот так сразу? А почему мы должны были задержаться? Куй железо, пока горячо! Особенно когда часы тикают — ох, что начнется, когда на стол их высокого начальства ляжет сообщение о побоище в имении пана… тьфу, имя забыл!
Профессора с нашими немногочисленными вещами мы оставили стоять за углом, вроде и рядом, но не сказать, что у той самой лавки. Андрей остался у двери на подстраховке, держа и улицу, и помещение, если что. А мы с Алей и Густавом вошли. Судя по виду лавки, там продавался всякий ширпотреб. Кроме хозяина, невысокого худощавого мужчины, внутри никого не было.
— Здравствуйте, вас что-то интересует? А, Густав, это вы? Ну я же сказал — слишком часто не приходить! Что на этот раз принес?
— Это мы его попросили. Работаем по высшему свету, пора сменить свой образ и документы, а то скоро заметут, — цыкнув зубом, произнес я, отслеживая реакцию хозяина лавки.
Аля молчала, предоставив мне вести переговоры. На мое возмущение:
— Я же их провалю!
Получил ответ:
— Ничего, милый, нужно когда-нибудь учиться! По крайней мере, командовать у тебя выходит хорошо.
— Командовать?
— Ну как же, находить нужные пути ты умеешь.
Сначала хозяин сразу же пошел в отказ, но бегающие глаза сразу показали, что он врет. Достав крупную банкноту, я помахал ею перед его лицом. У хозяина почти сразу расширились ноздри и он, не сводя с купюры взгляда, спросил:
— Что вас интересует?
— Ваш знакомый, который делает надежные документы, — ответил я.
Через пару минут мы вышли из лавки и направились по указанному адресу. А хозяин остался лежать на полу — холодный. И Густав рядом с ним. А что нам еще было с ними делать?
Второй барыга тоже сперва категорически не понимал, что мы от него хотим, но блеск золотого кольца, который я вручил ему для предоплаты, немного развеял сомнения, и мы стали договариваться.
Наверное, не следовало показывать, сколько денег и золота у нас с собой. Нас снова попытались банально ограбить…
— Очень интересно, — сказал местный спец по подделкам, отрываясь от заинтересовавшего его браслета.
В усадьбе я греб все подряд, не выбирая. Поэтому расплачиваться мы решили не живыми деньгами, а именно ювелирными украшениями. По моим прикидкам, этого женского браслета должно было вполне хватить для оплаты, но не хватало пану Жереху, как он представился. Не знаю, то ли это действительно его фамилия, то ли он издевался над нами, однако называть его нам пришлось, как он сказал.
— Пан Жерех, вы посмотрите на камешки в нем, можете не сомневаться, это настоящие изумруды. Да-да, те, зелененькие. Так что оплата даже выше, чем нам хотелось бы.
После получасовой торговли мы все-таки договорились. Дальше последовал опрос, который мы блестяще провалили. Ну не знали ни я, ни Аля местных реалий. Так что, бросая на нас подозрительные взгляды, Жерех записал на бумаге наши фамилии и будущие дворянские звания.
Проблемой было то, что он мог изготовить документы только для польской шляхты. То есть документы какого-нибудь дворянчика с Урала он сделать не мог. Нет, мог конечно, но за качество не ручался.
Поэтому мы и стали местечковой элитой из какого-то захолустья Польши. Мы с Алей супруги, Андрей ее старший брат, а профессор дядя.
Почему дворянство? Низы, естественно, не так на виду. Зато у дворян прав существенно больше. Я, конечно, не знаю насчет Польши, но в России именно так. Так что теперь мы будем в некоторой степени неприкосновенны.
— Прошу вас, пройдите пока в эту комнату, там есть чай. Работа не займет долгое время.
Если я принял это как должное, то Аля слегка нахмурилась, размышляя. Ей явно что-то не нравилось. Когда я подходил к двери, на которую указал шуршащий бумагами делец, Аля остановила меня и, оттеснив, первой туда скользнула. Пан Жерех что-то делал за столом, не поднимая головы. Я вошел следом.
И сразу вздрогнул. Аля, нагнувшись, вытирала нож об одежду трупа на полу. Одного из трех. И даже лицо у нее было в каплях крови. Все было предельно ясно — захотелось барыге срубить легких денег у непонятных лохов, и он не упустил своего шанса.
— Я сейчас этому Жереху яйца отрезать буду, — пообещала Аля.
Стены были тонкие, да и дверь приоткрыта — и пан нас прекрасно услышал.
Услышав шум отодвигаемого стула, я метнулся обратно. Ударом ноги сбив барыгу на пол, вырвал из его рук самый настоящий древний револьвер, вроде тех, с которыми ходили ковбои на Диком Западе. Пока Аля потрошила дельца, я осмотрел оружие и увидел, что револьвер заряжался не патронами, а порохом и пулями прямо в каморах барабана, так что при перестрелке быстрая перезарядка была проблемой. В столе хозяина я обнаружил еще два снаряженных барабана, пуль и пороха отдельно не было.
— Милый, сходи за Андреем, — вежливо попросила меня Аля, пока всхлипывающий делец что-то искал в стопках бумаг. Аля стояла над ним как дамоклов меч, контролируя каждое движение. Судя по виду торгаша, на него произвели неизгладимое впечатление боевые качества такой внешне тихой и милой девушки.
Позвав Андрея, я продолжил изучать ящики хозяина. В одном из них нашел стопку бланков на документы.
— Каменный век. Ни тебе водяных знаков, ни систем защиты. Неудивительно, что такие безрукие фальшивки делают, — пробормотал я, внимательно изучив один из бланков.
— Они настоящие, мы их берем из канцелярии наместника, — шмыгая носом, простонал нечестный торгаш. Даже возмущения в голос добавить смог.
— Воруете?
— Нет, покупаем. Есть один человек, который нам их продает, — ответил он, доставая какую-то книгу вроде гроссбуха, где были вписаны все дворяне Польши.
Нам пришлось ждать почти полтора часа, пока делец заполнит все графы как положено. У него был образец, и мы внимательно проверили все, что он написал.
— Вроде нормально, — с сомнением сказал я, осматривая сделанные фальшивки.
— Не сомневайтесь. Мне редко приходиться делать дворянские, но я знаю как.
— И много успели сделать подобных фальшивок? — спросил я его, продолжая изучать документы.
Делец угрюмо молчал.
— Андрей?
— Шестеро было, — простонал торгаш, пытаясь подняться с пола.
— О как. Наверняка и записи есть?
Посмотрев на меня с ненавистью, он показал на зеленый блокнот, лежащий на столе среди вещей, что я выгреб из ящиков.
Прихватив сделанные документы, блокнот и гроссбух, откуда делец взял данные для документов, вышел с ними на улицу, ожидая своих спутников. Аля вышла почти сразу, а вот Андрей задержался минут на десять.
Свою задержку он объяснил одним словом:
— Деньги.
Понятное дело, что свидетелей мы не оставляли, поэтому делец отправился вслед за своими подельниками, но оставив нам небольшую компенсацию, которую мы немедленно потратили в довольно дорогом магазине готового платья. Там закупались в основном зажиточные торговцы или бедные дворяне вроде нас. Так как магазин был «семейным предприятием», то есть хозяин и особо доверенные работники жили в этом же доме, то для клиентов, приехавших с деньгами, магазин мог быть открыт всегда. Даже за час до полуночи.
Себе я выбрал строгий немаркий дорожный костюм и котелок, тоже довольно приличный. Приказчик быстро снял с нас мерки и обещал подогнать одежду по нашим размерам к завтрашнему дню. Но если с нами особых проблем не было, то вот с Алевтиной… Только взглянув на готовые платья, девушка категорически отказалась даже примерять их.
Тихо сказав Але на ушко, чтобы она не выбивалась из образа и не палила нас, велел ей брать то, что дают. Тут оказалось, что платья бывают разные, что все они как колокольчики, это просто показывает принадлежность женщины к благородному сословию (попробуйте в нем работать!) — но мало того, как нам объяснил разговорчивый приказчик, они еще на статус женщины или ее мужа указывают. Наряды, которые можно надеть или снять только с помощью служанки, это для состоятельных. А те, с которыми хозяйка может управиться сама, сразу указывают, что прислуги нет — пусть даже покрой похож и качество материала нисколько не хуже.
Выбор у нас не стоял, так что мы заказали три платья, два простых и одно дорогое, «для выхода в люди», как сказал нам приказчик.
Мерки с Али снимала жена приказчика, она же помогала примерять готовые платья. В это время я разговорился с приказчиком, который занимался мной и Андреем, и за какие-то полчаса узнал многое о манерах и привычках дворян. Мне даже не надо было особенно выспрашивать — словоохотливый приказчик охотно ставил в пример своих клиентов, так что понемногу я понял, что нужно делать, чтобы не выбиваться из образа.
Например, если дворянин служит или служил на благо государства, на военной стезе, или гражданской, то его статус в глазах общественности заметно поднимается. Поэтому военная или полувоенная одежда среди дворян считалась как бы само собой разумеющейся. Теперь ясно, почему среди партикулярного платья висело так много мундиров и сюртуков полувоенного вида. Подумав, мы с Андреем и профессором решили прикупить такие и для себя.
Кто я здесь? Поляк, образованный, служивый. У себя я отслужил в инженерных войсках — но, блин, тут не было стройбатов, были саперы, интеллектуальная элита армии, наравне с артиллеристами! И что плохо, еще более малочисленные и на виду — так как обычно придавались в малом числе полкам и дивизиям. А значит, их многие знали, даже не принадлежащие к этому роду войск. Артиллерист — аналогично. Кавалерист — ой, только не это, что я в лошадях понимаю? Ведь лошадь здесь такое же средство передвижения, как у нас авто, а, насколько я помню, какая тема разговора самая распространенная у нас, мужиков, в курилке? Правильно, «железные кони». А если и в этом времени так же, но про коней живых, в коих дворянин обязан разбираться? Тут я и влип. Ладно, будем думать…
Моряк — то же самое. Пехотный офицер. Подпоручик из какого-то далекого Задрючинска. А здесь что забыл? Ну как же, в отпуску, на родину, жениться на прелестной пани, с которой знакомы с детства, теперь возвращаюсь к месту службы… Нет, не пойдет. Строевой — это все ж военная косточка, выправка, она видна должна быть… И в Петербург тогда зачем?
Ведь если ТА аномалия, через которую мы сюда попали, там, возле Ленинграда была, значит? Если принцип парности соблюден? Вспоминая разговор, пока мы ехали сюда…
— …Я, конечно, понимаю вашу теорию о том, что вторая Аномалия в этом мире может быть ниже той, через которую мы попали. Но вспомните, что она выходит на территорию недружественной нам Польши, которая к тому же оккупирована немецкими войсками, — говорила тогда Аля, вырывая профессора из раздумий.
— Я не только предполагаю, но более чем уверен, что она ниже. Вспомните, что обе Аномалии в мире Александра, да и нашего тоже, находятся на разных высотах. На тридцать сантиметров, но все же. Тем более если сравнить размеры Аномалий. Так что я более чем уверен: она ниже, нужно только добраться до нее…
Ладно, думаем дальше. А зачем мне, вообще говоря, быть УЖЕ заслуженным? Ведь намерение отслужить в самом ближайшем будущем тоже ценно? Молод? Так это старому пердуну Акакию Акакиевичу западло, ну а мне, молодому и растущему, помните типаж великолепный из «Белого солнца пустыни», И ВСТАТЬ, КОГДА С ВАМИ ГОВОРИТ ПОДПОРУЧИК!!! Самая та психология — вот только не переиграть бы, а то и на дуэль нарваться можно, а пуля в живот, как Александру Сергеевичу, и через сто лет не лечилась. Так что, в случае чего, надо быть готовым отыграть назад — «да у него гранаты не той системы» — тьфу на тебя, шляхтич опереточный, живи! — ничего, мы не гордые!
Так зачем мне в Петербург? Ну а если я по службе статской? Уже теплее. Молодой, толковый, на хорошем счету у начальства, откуда-то из далекой провинции, которая «к тетке, в глушь, в Саратов». Получил отпуск на обустройство на родине личных дел. И решил ловить за хвост птицу-удачу, в оставшееся отпускное время — в Петербург, как незабвенному Д'Артаньяну, вдруг повезет зацепиться, обратить на себя чье-то благоволение, а там и место получить? А ведь подходит! Аля? С ней все ясно. Замуж за молодого, растущего, перспективного, да в столицу, в свет! Андрей? Вот его как раз можно офицером сделать, из него эта военная косточка за версту прет. Кто у нас аналог спецназа в эти времена — пластуны? Так ведь это пешие казаки, назови ты казака презренной пехтурой, еще в морду получишь! Ну а отчего бы Андрею не быть казаком? Что бы там ни говорили про Хмельницкого и панов, одна ведь культура! А кем паны Вишневецкие и Потоцкие прежде были, пока в католичество не переметнулись? Так что мог пан затесаться, скажем, в Оренбургское казачье войско, еще плюс, что не будут армейские с казаком лясы точить, а казака оренбургского тут встретить — это если очень не повезет!
Так что носить мне здесь «статский» мундир. Приказчик показал мне пару образцов, которые были мне очень к лицу, по крайней мере я так считал, разглядывая себя в зеркало. Купили еще, мне три костюма и два Андрею, взяв ему нечто, по утверждению приказчика, казачье. Для профессора решили брать обычное, партикулярное, но очень хорошего вида. Теперь мы полностью выглядели, как положено дворянам. Конечно, они одеваются у именитых портных, но и наши документы были оформлены на небогатых дворян, так что наши действия вполне укладываются в рамки.
Еще, по совету приказчика, мы приобрели и обувь к костюмам. Сапоги для повседневной носки и ботинки с тапками для помещений.
— Одно дело сделали. Работаем по отходу, — скомандовал я, укладывая большие новенькие дорожные кофры, купленные в том же магазине, в наше ландо. Чемоданов, к моему изумлению, еще не существовало, поэтому пришлось обходиться тем, что есть. И один кофр, прихваченный еще в имении, где хранилась наша камуфляжная форма.
По совету хозяина мы нашли и меблированные комнаты, не слишком далеко. Подняв в номер вещи, я и Аля остались, а профессор с Андреем отправились избавляться от ландо, которое могло навести на наш след. Решили отогнать подальше и бросить на окраине — раз уж тут криминальный элемент прямо на дорогах грабит, то бесхозное имущество оприходуют быстро. По крайней мере, с нами его будет уже никак не связать — дактилоскопии еще нет… наверное.
Я с интересом изучал гроссбух, когда рядом зашуршало платье.
— Милый, помоги мне застегнуть! Раз у меня нет служанки, исполнять ее роль пока будешь ты. Если не возражаешь, конечно.
Она крутилась перед зеркалом, сверкая белоснежными панталончиками с рюшечками, купленными в том же магазине. И я помог ей обрушить на себя целый водопад чего-то шуршащего.
— Знаешь, милый, а ведь оно почти мне не мешает. Если не затягивать корсет. Как солнце-клеш, только очень большое. Интересно, если ветер подует, оно так же, на голову улетит? Я думала, оно на обручах — а тут только под ним юбка вторая, жесткая очень, как из дерюги, и под ней еще одна, чтобы ноги не ободрать; можно еще юбки под нее надеть, но это уже не обязательно. А двигаюсь вполне легко, ну если только не прыгать и через заборы не лезть. Я в нем красива? — обрушила она на меня град вопросов.
— Очень! — искренне отвечаю я. — Как Скарлет из «Унесенных ветром». Даже красивее и наряднее. Вот только как же теперь с тобой под руку?
— А никак! — рассмеялась Аля. — Кстати, милый, я даже не знала, что все настолько сложно! Модистки меня просветили в общих чертах. Оказывается, дама на улице обязательно должна быть в шляпке и в перчатках. Причем цвет и фасон должны соответствовать платью — вот купить пришлось, под каждое! Шляпка обязательна еще и потому, что дворянке категорически неприличен загар — и если поля не широкие, то в солнечный день обязателен зонтик. И не подобает выходить в одном платье — надо поверх накинуть что-то, хоть легкую шаль, если жарко. А вот с верхней одеждой здесь легче всего — вместо узких и тесных жакетов даме можно это надеть, взгляни!
На ней легкая свободная накидка, плащ без рукавов, но с капюшоном. Длиной до колен, фигуру скрывает совершенно, как восточное покрывало. Мне не нравится — именно по последней причине.
— Ну как ты не понимаешь? — хмурится Аля. — Вот! — И в руке ее появляется ТТ. — Платье не бальное, дорожное. И я попросила модисток вшить мне ну что-то вроде кармана. Моих рук не видно. А под этим даже автомат спрятать можно — и никто не заметит, пока не начну стрелять! Ну и потом, милый, если вот так опустить капюшон, я становлюсь безликой. Одна из многих женщин, которую после можно даже не узнать, встретив в иной одежде! Но вообще-то капюшон так надевать положено лишь при плохой погоде, поверх шляпки, оттого он такой большой. И конечно, если у дамы шляпку ветер унесет — простоволосыми тут, оказывается, лишь доступным женщинам прилично на людях быть. А в платках — мещанкам или крестьянкам. Милый, тут столько условностей! Я не знаю, как буду с дворянками беседовать — ведь есть огромное число вещей, о которых дама из благородных не знать просто не может! Даже если она из самой глухой провинции — тем более какие у бедной барышни забавы, кроме сплетен с подругами о модах? Да и журналы с картинками уже есть! А Варшава «это не Самара, милочка, у нас парижские моды едва ли не раньше, чем в Петербурге». Так что надеюсь, что вы не оставите меня на растерзание — я могу, конечно, улыбаться и кивать, но очень недолгое время! А потом пока патроны не кончатся.
Да, вот еще одна проблема. Будем думать.
После возвращения профессора и Андрея мы сели за стол, чтобы обсудить, кто есть кто. Предложенное мной возражений не вызвало. Вот только не сорваться бы, не сфальшивить, заучить роли. Не ляпнуть какую-нибудь нелепицу, как Андрей в «обкатке», к счастью, меж нами: «Ранен был в сшибке с бандой у Крымской границы». Мля, какая там граница, с кем, Крым давно уже часть Российской империи! Может, ты с Кавказом перепутал — там действительно жарко сейчас, имам Шамиль прям как Бен Ладен местного разлива — да и «Кавказская граница» русский офицер никогда не скажет!
К полудню, приодевшись во все новенькое, мы приготовились к отправке на речной вокзал. Андрей уже съездил с утра и купил нам билеты до Данцига, откуда мы пароходом поплывем уже в Питер, так что дело осталось за малым, доехать до пристани — и прощай Варшава! Данциг был прусским портовым городом, который в будущем будет известен как Гданьск. После недолгого обсуждения мы решили именно так оборвать все концы в случае преследования. Разрешение на поездку за границу получать не требовалось, просто нужно было показать свои паспорта с дворянскими вензелями, и вопрос у пограничников будет снят, по крайней мере, делец говорил именно так. Из Данцига мы должны были отплыть в Питер на морском судне.
У порога стояли все кофры, радующие глаз своей новизной, с упакованными в них одеждой, формой и автоматом Андрея.
— Все взяли? — спросил я у Али, осматриваясь в приютивших нас на ночь комнатах.
— Все-все. Ты гроссбух взял?
— Нет. Зачем? Вон он в камине догорает вместе с блокнотом, улики же.
— Да нет, все правильно, — ответила Аля, изучая местную газету.
— Ну что, пора отправляться в твой родной город. Это ведь ты у нас ленинградка?
— Да, мне самой охота посмотреть, каков он был в это время… — начала было Аля, как нас прервал стук в дверь. Пришли Андрей с профессором, который что-то дожевывал на ходу.
Сделав надменный и холодный вид, я сказал профессору:
— Карл Фридрихович, вы же дворянин. Как вы себя ведете? Это недопустимо — есть на ходу. Для этого существует стол, покушали, вытерли губы и встали. Вы позорите честь дворянина, — добавил я пафосно.
Глядя на Андрея и Карла Фридриховича, застывших в дверях, я старательно подавлял улыбку, продолжая смотреть строго. Все испортила Аля, прыснувшая в кулачок.
Поняв, что их разыграли, Андрей сказал:
— Даже как-то не по себе было, прям настоящий дворянчик, как в фильмах показывают.
— Ничего, отрепетирую взгляд, вот тогда и увидите, как должна вести себя голубая кровь.
— Пролетка подъехала, — сообщил профессор, услышав под окнами шум колес по брусчатке.
— А, такси, тогда на выход! — тут же скомандовал я, подхватывая кофры. Свой и Алин.
Еще через полчаса мы были на той же пристани, где стоял под парами пакетбот. Самый настоящий, с паровым двигателем.
— Пятнадцать часов прошло, как мы из усадьбы уехали, а они все еще не чешутся, — крутя в руках раскрытый зонтик, тихо сказала Аля, разглядывая полицейский патруль на пристани.
— Общение со мной не пошло тебе на пользу. Ты слова-то выбирай, дама все-таки, привыкай говорить как дворянка, — хмыкнул я. Кстати, недавно я стал замечать, что в разговорах моих спутников звучат слова, которых в сороковых просто не могло быть. Осталось только найти, от кого они всего этого набрались…
— А вам не кажется, что полицейских на пирсе уж больно много? — внимательно оглядываясь, так же тихо спросил Андрей.
Осмотревшись, мы были вынуждены признать его правоту. Спустя пару минут после того как мы вошли на пристань вслед за носильщиком, отовсюду полезли полицейские, оцепляя пирс.
— Интересно, а кого они ищут? — с любопытством спросил я тоном Карлсона.
— Наверное, нас, — с испугом тихо пробормотал профессор.
— Ага, и карету раззолоченную подогнали именно нам. Похоже, кто-то важный приехал, раз такие почести, — ответил я, с интересом разглядывая карету. Честное слово, никогда такой красоты не видал.
Остальные после моих слов ощутимо расслабились, поняв, что погибать рановато. Сдаваться явно никто не собирался.
— Ты куда? — вцепилась мне в сюртук Аля.
— Да ты что, такая красотища рядом, а я не сфотографировал, — возмутился я, пытаясь осторожно отодрать пальчики девушки от своей одежды.
— Чем ты фотографировать будешь?
— Телефоном. Он у меня выключен. Включу, сделаю десятка три снимков и вырублю. Зарядка почти полная, так что еще не раз фоткать буду, — успокоил я ее.
— Я с тобой, — сказала Аля, взглядом показав Андрею на профессора и сумки, чтобы охранял. Так подхватив девушку под локоток, я и направился к карете, из который вылез напомаженный тип в полувоенном с золотым шитьем сюртуке.
Да, ходить так было не очень удобно. Колокол платья терся о мои сапоги, из-за чего Аля постоянно шипела, и мне приходилось отстраняться. Одет я был в дорожный костюм, девушка тоже была в самом простом из платьев, да еще и в накидке поверх (вот зачем дамы платья укрывают — асфальта еще нет, пыль летит по-страшному), так что мы особо не привлекали внимание.
Полицейские действительно отгородили часть пристани, чтобы этот высокопоставленный чиновник, а другое определение ему просто никак не подходило, в сопровождении свиты из десятка человек проследовал по создавшемуся коридору в пакетбот, на котором мы должны были отплыть. Причем, судя по всему, они заняли лучшие каюты.
— А я думал, что подобным людям отдельные суда подают. Ну в смысле пакетботы.
— Не знаю. Я вообще тут в первый раз, — ответила Аля, внимательно сканируя окружающих нас людей.
— А я в какой?! — тихо возмутился я, подходя к карете.
Близко не получалось, ее тоже охраняли, хотя чиновник уже вышел. Но мне и не надо было близко, десяти метров вполне хватало. Покрутившись рядом с ней под подозрительным взглядом офицера, я пару раз щелкнул и Алю на фоне кареты. Что ни говори, а они действительно были настоящим произведением искусства.
— Доволен?
— Ага, — согласился я, убирая выключенный телефон в карман.
— Куда прешь? — услышал я и почти сразу получил такой удар в плечо, от которого отлетел назад, чуть не уронив Алю.
Вскочив, я заискивающе улыбнулся огромному мужчине в довольно приличной одежде, с дворянским перстнем на одном из пальцев, с обрюзгшим и неприятным лицом. Запричитав, стал поглаживать и обхлопывать его, убирая складки:
— Извините, я такой неловкий, совсем не смотрю, куда иду…
— Скажи спасибо, что я тороплюсь, а то поговорили бы, — буркнул мужик и спокойно пошел прямо на меня к выходу с речного вокзала, отчего мне пришлось отскочить в сторону.
— И что это было? — приподняв брови, поинтересовалась Аля, когда боров удалился.
— Потом, — ответил я рассеянно.
— Пора, все уже места занимают, — сказал Андрей, кивнув на пакетбот.
— Ну тогда поторопимся, — согласился я.
Подозвав пару носильщиков, которые ошивались неподалеку, показал им на свой багаж. Подхватив кофры, они последовали за нами к трапу, где стоял третий помощник капитана с двумя матросами и проверял билеты. Кстати, вельможа, который подкатил с таким шиком, занял самую лучшую каюту. Мне, честно говоря, было по фиг, нас уведомил об этом стюард, но раз ему так было нужно нам рассказать, то мы внимательно послушали. Вельможа ни много ни мало был замом губернатора Польши, или как их там называют. Наместника, короче.
— Осторожно, — сказал профессор, показывая носильщику, на какие полки укладывать кофры в каюте, которую делил с Андреем.
Закрыв дверь такой же двухместной каюты, я плюхнулся на сиденье и под шум тронувшегося с места пакетбота стал доставать из карманов и рукавов вещи и складывать их на столик.
— Что это? — спросил зашедший к нам Андрей, вслед за ним протиснулся профессор. Аля молчала, сразу поняла, что я достаю из карманов.
— Компенсация, — коротко ответил я.
В карманах «борова», не считая мелочи, были: маленький женский двуствольный пистолет, кожаный сверток, перевязанный шнурком, толстый бумажник, золотые часы на цепочке, монокль, носовой платок. Кроме того, я стащил с пальцев два перстня. Тот, что с дворянским гербом, я не тронул, просто он не слезал с пальца, хотя я его и маслицем полил, да и проблемы с ним могут быть.
— Ты смотри-ка!!! — сказал Андрей, который, пока я сортировал содержимое карманов «борова», осматривал тот странный сверток, похожий на чехол для инструментов.
На его руке перекатывалась парочка стекляшек.
— Что это? — с интересом спросил я его.
— Похоже, необработанные алмазы. Смотри-ка… — На стекле иллюминатора осталась белая полоса.
— Да? А что, умно. Дворянин-курьер. Попробуй останови, тем более такого.
— Думаю, проблем с камнями не будет. Вряд ли он работает на легальной основе. Если только со стороны криминала, — задумчиво сказала Аля, любуясь игрой света одного из алмазов.
— Интересно, откуда он их вез. Насколько я знаю, месторождения алмазов в России еще неизвестны… Из Африки, что ли? — с интересом спросил профессор, тоже полюбовавшись игрой света самого крупного, на мой взгляд, алмаза.
— Да кто его знает? — пожал я плечами.
— Не помню, в каком году, но Польша считалась довольно сильной по части огранки алмазов. Дети Израилевы держали более восьмидесяти процентов рынка, так что я не удивляюсь неограненным алмазам. Но лучше бы, Александр, вы взяли уже ограненные. Меньше проблем, — невозмутимо продолжил профессор.
— Вот спасибо, мне что, там всех обхлопывать нужно было?! — возмутился я.
— Думаю, тот, кому они принадлежат, не оставит это просто так. Нас будут искать. Хотя я сомневаюсь, что найдут, — тихо сказал Андрей, считая «стекляшки».
— Пусть ищут.
— Триста восемь, — закончил подсчет Андрей, после чего стал убирать их обратно.
— Тут и на имение хватит. А то и не на одно, — хмыкнул профессор.
— Но все равно нужно быть осторожными. Так, на всякий случай, — сказал я, продолжая осматривать вещи на столе.
К куче уже осмотренных прибавился паспорт «борова», где было написано, что хозяин вещей является Михаилом Михайловичем Оболенским, дворянином из-под Москвы, и дорожная иконка.
— Смотри-ка, и в это время с талисманами ездят, — сказал я, выкидывая вслед за остальными ненужными вещами иконку в иллюминатор. Никто ничего не сказал, фанатиков среди нас не было.
— Кто останется с вещами, пока мы идем в ресторан? — спросил я через полчаса, как только мы закончили убирать более или менее ценные вещи в нашу ручную кладь. Часы я отдал профессору, он с ними смотрелся представительнее. И пока он развлекался, изучая их, мы выбирали, кто останется. Желающих не было, поэтому решили бросить монетку. Я предложил. И я же остался. Не повезло.
После некоторого раздумья Аля осталась со мной, так что пока Андрей с профессором ходили обедать, мы занялись более интересными делами.
После возвращения отобедавших мы оставили их и, убедившись, что они заперлись в каютах, направились в ресторан.
— Красиво тут, — тихо сказала Аля, с интересом разглядывая небольшой ресторан.
— Да, просто прелесть. Займем вон тот столик у окна, — предложил я, повел девушку к небольшому столику и стал помогать ей присесть на стул, что с ее платьем было довольно трудной задачей.
Сделав заказ и ожидая его, мы поели пока холодных закусок.
— Знаешь, мне пришла в голову одна мысль… Ты не помнишь, сколько стоял пакетбот до того, как мы приехали на вокзал? — спросил я у Али.
Задумчиво ковыряясь в салатике, она припомнила:
— Часа два, кажется.
— Вот и я о чем. Не мог тот «боров» просто так нам встретиться.
— Ты хочешь сказать, что он не приплыл на этом корабле?
— Именно. Я так думаю, он не просто курьер, а может быть даже компаньон, что более вероятно. Видимо, он встретился с настоящим курьером и забрал у него сверток.
— Да?.. Возможно, ты прав. Да, скорее всего, ты прав, но кто он тогда?
— Да кто его знает? Любой на судне. Член экипажа, пассажир, капитан в конце концов.
Тихо обсуждая пришедшую мне мысль, мы поели принесенный официантом обед и после десерта, попивая чай с воздушным печеньем, стали обсуждать дальнейшие планы, когда в ресторан вошли трое мужчин представительного вида.
Мельком бросив на них взгляд, я, не меняя выражения лица, с той же интонацией сказал:
— Трое у входа. Очень похоже — по мою душу.
— Думаешь? — спросила Аля, откусывая печенье.
— Уверен. Один из них «боров». О, увидел. Сюда идут.
Мужчины в самом деле решительно направились к нам. Что было странно, сам «боров» семенил за двумя, явно пребывая в положении подчиненного. Командира я выделил моментально. Это был молодой мужчина с тонкими аристократическими чертами лица и тонкой щеточкой усов под красивым прямым носом.
— Добрый день. Не помешаю? — вежливо спросил он, небольшим наклоном головы приветствуя нас.
— В обще-то да. Помешаете. Странно, что вы подошли к нам, свободных столиков достаточно, — спокойно ответил я, ставя стакан с чаем на зеркальный поднос, где было блюдце.
Мои слова парень воспринял с легкой улыбкой. Чуть наклонившись, он сказал:
— Видите ли, тут недавно произошел неприятный инцидент с участием нашего человека. — Он легким кивком головы указал на «борова».
— Как интересно, а я-то здесь при чем? — спросил я с легкой заинтересованностью, пробуя на вкус малиновый джем. Третий молчаливый спутник принес свободный стул и поставил его к нашему столику. Говорливый без приглашения сел, слегка подтянув для удобства брюки на коленях.
— Именно это и хотелось бы выяснить. Наш человек Олег Викторович утверждает, что к этому причастны вы.
Мельком посмотрев на него, я спросил, вложив в голос долю сарказма:
— Да что вы говорите? Мало того что вы присоединились к нам за трапезой без приглашения, так еще и делаете нелицеприятные выводы. Да, я столкнулся с этим грубияном. Он чуть не уронил меня и мою супругу, так еще и не соблаговолил извиниться. Я это хорошо помню. Так меня еще в чем-то подозревают?!
Джем мне не понравился, и я с недовольной гримасой отодвинул его в сторону.
«Боров», вытирая платком пот, струившийся по его лицу, судорожно сказал: