– Вот ведь дьявол! – Майор Мурашко был зол, как непохмелившийся боцман со средневекового клипера. – Не могли они прислать хивэграмму чуть ранее?

Это был несомненно риторический вопрос, и Осетр не стал на него реагировать. Все равно рыжий майор в его ответе не нуждался. Просто приди приказ чуть ранее, когда еще не отвалил от «Дорадо» местный шаттл, и у майора было бы сейчас гораздо меньше хлопот…

А у него, Осетра, наоборот – больше.

– Ладно, сами виноваты. – Мурашко перестал метать молнии в пространство. – Не надо было опережать расписание… – Он повернулся к Осетру. – Что еще вам потребуется, кадет?

– Комплект номер два.

– В кладовой должны быть. – Майор схватился за говорильник, потыкал сенсоры. – Антон! Срочно нужен комплект номер два.

– Через двадцать минут будет готов.

Мурашко сверкнул глазами в сторону Осетра и выругался:

– Через десять минут, Антон Батькович. Не забыл еще, что ты сержант запаса?

В говорильнике недовольно проворчали:

– С вами забудешь, майор… Вы мертвому напомните!

– Ну так в колонну по одному! Через десять минут доставишь в отсек номер пятьдесят пять.

– Пятьдесят пять? – Голос неведомого Антона зазвучал металлом. – Будет сделано, майор… Кого-то сбрасываем?

– В колонну по одному, я сказал! И без вопросов! Много будешь знать, скоро состаришься! – Майор нажал кнопку отбоя.

Он определенно получал удовольствие от того, что отдавал приказы, и Осетр понимал его удовольствие. Оба они, по большому счету, были формально невоенными людьми (кадет-выпускник Приданников – еще; а майор Мурашко, судя по всему, уже), но у них была душа военного человека, и потому они с удовольствием отдавали или выполняли приказы…

– Будут ли другие пожелания? – спросил майор. Все-таки он давно привык общаться со штатскими.

Осетр пожал плечами, не зная ответа на заданный вопрос.

– Вещи ваши где находятся?

– Ах да, вещи, – вспомнил Осетр. – Я же в отпуск летел… В каюте остались. Не мог же я их с собой сюда взять!

Мурашко усмехнулся:

– Да, засада с палисада!.. Но все будет пучком. Прибудем на Дивноморье, сдадим в камеру хранения в центральном космопорту. Или лучше отправить назад?

– Нет, – сказал Осетр. – Пусть чемоданчик и в самом деле дожидается меня на Дивноморье. Будет повод отправиться туда снова. Я должен был поселиться в гостинице «Ласточкино гнездо». Вот там пусть меня и дожидается.

– Смотрю, вакуум ты не травишь, парень… Ну и правильно! Задания приходят и уходят, а отпуска вечны, как любовь. Правильно?

– Правильно, господин майор! – отчеканил Осетр, приложив все усилия, чтобы в голос не прорвалась в дрожь, потому что волнение в душе росло и росло.

– Ну что ж, парень, тогда в колонну по одному?

– Сначала я должен побывать возле универсального синтезатора.

Мурашко шлепнул себя по лбу:

– Ну конечно! Не в этой же форме на задание идти!

Да, штатская жизнь определенно забрала его в свои лапы – боевой офицер никогда бы не позволил себе таких жестов в присутствии младшего по званию. Честь мундира, как известно, выше чести его хозяина…

Осетра провели в помещение корабельного синтезатора, и он, использовав полученные от руководства спецкоды, обзавелся необходимым обмундированием: курткой, штанами, беретом, ботинками и комплектом соответствующего нижнего белья. Потом посомневался немного, не стоит ли обзавестись и главной принадлежностью большинства жителей планеты – ошейником, но решил, что не стоит. И, только напялив на себя все приобретенное, впервые подумал: «А не предстоит ли мне „суворовская купель“?»

Эта мысль его слегка ошарашила, но, поскольку переодевание происходило в присутствии рыжего майора, возможности для душевных терзаний не имелось: Мурашко все-таки был штатским, майорского в нем было – только погоны с одной звездой, да и звания у шпаков совсем иные. Это в просторечье он майор, а на самом деле какой-нибудь титулярный советник второй гильдии или еще какая-нибудь подобная бюрократическая дьявольщина…

Мурашко оценивающе оглядел Осетра с ног до головы:

– А что?.. Вполне прилично! Я бы даже сказал: не подкопаешься! Как говорится, патрон в обойме!

Вот и еще одно его отличие от боевого офицера: армейские перед чужими жаргонные словечки стараются не употреблять. А уж «росомахи» – и вообще никогда языка не развяжут! У «росомах» скрытность с молоком матери впиталась… Ну не с молоком, конечно, – это так только говорится, – просто воспитатели в школе вбили это свойство в подчиненных. Периодически, не реже раза в неделю, объявлялся тайный день, когда вся школа была обязана говорить исключительно на нейтральном языке, и упаси бог тебя воспользоваться жаргоном! Наказание следовало незамедлительно.

А что вы, господа кадеты, хотите! Иначе и быть не может! «Росомаха» это «росомаха», он живет обычной жизнью только в казарме, а это бывает далеко не каждый день. Чаще же всего он – либо коммивояжер, либо альфонс-ловелас, либо инженер-системщик какой-нибудь … Короче, как легенда потребует. А порой и вовсе настороженный убийца среди врагов, безо всякой легенды. Так-то! Кстати, жаргон коммивояжеров, альфонсов-ловеласов либо инженеров-системщиков каких-нибудь, когда потребуется, вы выучите. Но сначала научитесь контролировать свой язык. Так что в тайный день гаси светило, никакого жаргона!.. Забыть и береты с отвинченными ушами, и непрочищенные дюзы, и патроны в обойме, и все остальное-прочее! В том числе, и «Гаси светило». Мы – гвардейцы, и этим все сказано.

Капитан Дьяконов – это капитан Дьяконов, говорит, будто подошвы в плац впечатывает…

– Номер моей каюты – двести восемьдесят пять, – сказал Осетр.

Майор Мурашко кивнул.

– Чемоданчик с вещами прямо на полу в каюте, возле релаксатора. Я не думал, что надолго уйду.

Майор снова кивнул:

– Все сделаем, за вещи не беспокойтесь, кадет… Идемте?

Теперь кивнул Осетр:

– Идемте. – И не удержался. – В колонну по одному!

Через несколько минут они были в нужном отсеке. Здесь Мурашко уже ждал немолодой мужчина с дорожной серой сумкой в руках. Судя по всему, это был сержант запаса по имени Антон, потому что сумка представляла собой ничто иное как комплект номер два, без которого «росомаха» и не «росомаха» вовсе, а так, кусок дерьма… Впрочем, неправда, «росомаха» остается «росомахой» и с голыми руками. Руки эти многое умеют, а к ним еще и голова полагается, весьма неглупая и немало знающая…

Отпустив Антона, Мурашко вручил Осетру комплект, самого Осетра передал специалистам-техникам, пожал кадету руку и отошел в сторону.

Транспортное средство модели «стрекоза», в просторечии называемое «шайбой», представляло собой цилиндр трех метров радиусом и в полтора метра длиной. Бригада техников заканчивала предстартовую подготовку. «Стрекоза» не то была спасательной шлюпкой малой вместимости, не то ее специально разработали для случаев, когда экстренно требуется высадить или поднять одного-двух человек, и гонять на околопланетную орбиту шаттл попросту накладно.

– Сход и посадка производятся в автоматическом режиме, – сказал один из техников. – Назовите координаты точки приземления.

Осетр продиктовал полученные от Деда координаты. Техник споро понажимал сенсоры на висящем в воздухе пульте. Верхняя плоскость «шайбы» заколебалась и исчезла. Открылись внутренности транспортного средства. Впрочем, внутренностями это назвать было сложно, поскольку под крышкой была всего одна полость, имеющая форму человеческого тела, а все остальное было заполнено материалом серого цвета. Техник повернулся к Осетру:

– Прошу вещи!

Осетр отдал ему комплект номер два, тут же перекочевавший под крышку багажника.

– Прошу укладываться!

Осетр шагнул к шайбе.

– Поскольку на планете отсутствуют технические средства, способные обнаружить «шайбу», необходимости в быстром прохождении атмосферы нет. Спуск будет осуществляться в обычном режиме, без баллистики, со скоростью двести километров в час и займет около сорока минут. Придется поскучать. – Техник виновато развел руками, будто извиняясь за проектировщиков, создавших транспортное средство, неспособное развлечь пассажира.

Да не парься ты! – сказал бы ему Осетр, если бы мог позволить себе такие разговоры. – В сурдокамере и побольше сидеть приходилось…

К тому же, при спуске «мозгогруз» работать будет, а значит, скучать пассажиру не придется.

Он глянул на часы – браслет остался в чемоданчике, ибо на Угловке, как и на борту космических судов, эта система связи не применялась – и улегся в полость. Снизу и с боков шевельнулось – «шайба» подстраивалась под индивидуальную форму тела.

– Тем не менее, нейтралин… нейтрализатор инерции будет работать в течение всего спуска, – продолжал техник.

Я знаю, – сказал бы Осетр… и, разумеется, лишь молча кивнул.

– Мягкой посадки! – прощальная фраза была традиционной, хотя никаких других посадок, кроме мягких, давным-давно уже не существовало. Впрочем, пусть и мизерная – не больше чем падение метеорита на голову, – но вероятность отказа техники всегда существует, поэтому пожелание никогда не лишне.

Воздух перед глазами кадета замутнел – материализовывалась крышка «шайбы», – а потом наступила темнота.

Нейтралины работали с самого начала, потому что Осетр не почувствовал, как транспортное средство установили в выталкивающую катапульту, а потом отправили за пределы транссистемника.