Когда сознание вернулось, рядом не оказалось ни господина Костромина, ни избушки. И храппового леса вокруг тоже не было. Осетр обнаружил себя на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба, похожего на залитую кровью простыню. А еще была тревога, переполнявшая душу смертным страхом.

Осетр некоторое время стоял, озираясь, но от этого не появились ни лес, ни избушка, ни Костромин-Муромец. Зато багровое небо вдруг полыхнуло алыми молниями, заволновалось, забурлило, в нем возникали десятки водоворотов. Точнее, небоворотов… Небовороты закручивались в воронки, неслись вниз, тянулись к Осетру, окутывая его багровым мраком, в котором не было ничего, кроме все той же беспросветной тревоги.

А когда мрак ушел, открылась обитаемая Вселенная. Осетр видел сотни планет одновременно, и на всех на них не было мира. Полыхали величественные здания, похожие на причудливые деревья. Они разлетались в пыль, рушились обломками на землю, медленно и неотвратимо – будто лепестки умирающих цветов облетали, будто осенние листья. Вот только листья через полгода распустятся, а для этих зданий весны уже не будет. Никогда!.. А потом с неба на землю начали падать странные каплеобразные создания, и среди них распускались не менее странные живые цветы. Если такой цветок касался каплеобразного создания, оно взрывалось и продолжало мчаться к земле пылающей кометой. Но цветов по сравнению с каплеобразными было мало, и львиная доля атакующих достигала поверхности, и тут у них вспарывались бока, распахиваясь наружу подобно десантным люкам, и на волю устремлялась толпа существ, в которых даже женщина признала бы солдат. Вооруженные неведомыми предметами, они неслись по улицам человеческих городов, сея смерть и разрушение, шестилапые, похожие на пауков с крокодильими головами, стремительные, как молния, и неуязвимые, как ураганный ветер, и там, где они вершили свою поступь, не оставалось ничего, кроме засыпанных пылью обломков и залитых кровью останков, ничего, кроме смерти… Осетр не выдержал такой картины и тоже умер…

А когда он ожил, вокруг опять не было ни пропавшего агента Муромца, ни лесной избушки. Но и странной багровой планеты не было. Над головой царил деревянный потолок, выкрашенный белилами. Похоже, был день. Искусственный свет вроде бы другой, не такой яркий…

Осетр закрыл глаза, снова открыл их и понял, что веки действуют. Потом он повернул влево-вправо голову, чуть-чуть, самую малость и обнаружил, что мышцы шеи тоже работоспособны. Дальше пошло быстрее – обнаружились руки и ноги. И тогда проверить, шевелится ли тело, оказалось проще некуда. Тело шевелилось.

Вот и прекрасно!

Осетр сел на койке и пощупал правой рукой затылок.

Чем это его так отоварили? Каблук, наверное, сволочь, подкрался сзади, морда бандитская. Шишки, правда, нет…

И тут же, вместе с именем Каблук, всплыло все остальное, добавилось к агенту Муромцу, избушке и лесу. Матвей Спицын-Чинганчгук, кабатчик Макарыч и дочка его Маруська, а за ними вышли из небытия пьяные рожи клиентов «Дристалища», и майор Мурашко, и господин Бабушкин, и погибший врач Герасимов… И Дед, и ВКВ, и Его императорское величество Владислав Второй…

И Осетр вспомнил наконец, кто он такой. И понял, что находится в лазарете, где уже был однажды, беседуя с медсестрой, которую тоже убили.

Откуда-то послышался женский голосок. Мягкий и добрый. Знакомый. Кажется, Маруськин…

– Маруся! – Осетр попытался встать, но тут же пошатнулся и снова сел на койку: ноги хоть и имелись, но держать не хотели. По крайней мере, пока…

За дверью протопали шаги, и на горизонте объявилась девушка, но это оказалась вовсе не Маруська.

– Ой, больной, зачем вы встали? Вам нельзя! Ни в коем случае!

– Почему это?

– Врач запретил.

– Как это врач? Его же убили.

– Ой! – Девушка смутилась. – Да, их тут убили обоих. Но когда вас привезли, врача вызвали из соседнего города. Администрация даже глайдер выделила. И меня временно сюда перевели. Я вообще-то в Етоеве работаю…

– Откуда меня привезли? – перебил Осетр.

– Из лесу. Вас же всех из лесу привозят. Правда, не всегда. Некоторые порой так там и остаются.

– Нас? – Осетр поднял правую руку и поскреб затылок. Рука слушалась хорошо. – Кого нас?

– Заключенных. Правда, обычно они окончательно с ума сходят, и тогда просто приводят приговор в исполнение. Но изредка бывает, что и выкарабкиваются. Правда, насколько мне известно, амнезии еще ни у кого не бывало.

– Я не заключенный, – сказал Осетр и снова попытался встать. На этот раз успешно. – Я вольный торговец, и мне надо идти.

– Никуда вы не пойдете! – Девушка цепко взяла его за плечи и усадила на койку. – Теперь понятно, почему и врача вызвали, и меня сюда перевели. За вами, наверное, стоят большие деньги. Или большие люди.

«А вот тут ты, голубушка, ошибаешься. Не стоят за мной ни большие деньги, ни большие люди, потому что я слишком маленький человек для этого. Но думай так и дальше. Для моей же пользы думай…»

– Сегодня вы никуда не пойдете, – повторила сестра. – Завтра опять прилетит врач, осмотрит вас. Тогда, возможно, и отпустит. Если посчитает здоровым.

«Ага, – подумал Осетр. – А за это время мне снова дадут по голове. И теперь уже так, чтобы больше не встал. Нет, надо срочно посылать донесение руководству. Черт с ней, с этой треклятой» суворовской купелью». Живы будем не помрем, пройдем «купель» и со второго раза».

– Как вас зовут, сестричка?

– Алина.

Он взял ее за руку и погладил теплые пальцы:

– Алиночка! Мне действительно надо выйти отсюда. Позарез надо! Сегодня надо! Меня, может, убьют до завтра.

– Но вы же еще очень слабы! – Сестра мягко высвободила руку, отодвинулась. – Подождите секунду!

Она двинулась к двери. Он попытался последовать за нею, его снова шатнуло, и он опять сел на койку. Потом прилег, но тут его замутило, и пришлось снова сесть, чтобы не запачкать белье и себя.

Пока он боролся с наваливающейся слабостью, Алина вернулась. Она принесла серую пилюлю на блюдечке и стакан воды.

– Вот, примите-ка это. Вам сразу станет лучше.

«Мне сразу станет лучше», – подумал Осетр.

Эти слова звучали в его мозгу музыкой. Свадебным маршем Мендельсона…

Ему станет лучше, и он возьмет да и удерет отсюда. Запросто. Не сможет же она его силой удержать!.. «Росомаху»! Гвардейца!

Он взял с блюдца пилюлю, проглотил и запил водой.

– Вот и хорошо! А теперь прилягте!

Ему же станет лучше…

У него поплыла голова, и подогнулись ноги.

– Прилягте, прилягте, прошу вас! – Сестра уложила его на койку. Без усилий – он почти упал.

Тошноты не было.

«Снотворное, – подумал он. – Вот же су…»

Додумать оскорбление он не успел. Уже спал.