Глава 8
Мы не успели подтянуть на Дальний Восток все необходимые для наступления войска Советской армии, как с японской стороны поступило предложение о переговорах на высшем уровне. Причем не на уровне премьеров или министров иностранных дел, а именно руководителей государств. Кажется, японцы поняли бесперспективность войны.
Ты уверен, что они не решатся на захват или уничтожение? – Лаврентий Павлович явно нервничал.
Никогда! Никогда они не пойдут на такое. – Вот как мне ему объяснить? В конце концов, наша агентура точно подтвердила, что Микадо сам вышел в море на этом корабле. Было у Синельникова достаточно китайцев и корейцев, работавших на СГБ не за деньги, а за идею. Да и информация Рихарда Зорге, нашего основного резидента в Токио, соответствовала остальным разведданным из Японии. То есть стандартная перекрестная проверка подтвердила отсутствие дезинформации.
Авианосец императорского флота «Сёкаку» (Парящий журавль). Самый большой в мире авианесущий корабль специальной постройки на текущий момент, только этим летом вступивший в строй. Водоизмещение – почти тридцать тысяч тонн. Четыре паровых турбины суммарной мощностью сто пятьдесят три тысячи лошадиных сил могли достаточно быстро разогнать его до тридцати четырех узлов. Но сейчас корабль неподвижно стоял почти по центру Японского моря в гордом одиночестве. Только высоко в небе кружили два советских разведчика, когда на дистанции пяти кабельтовых с разных сторон неожиданно всплыли сразу три подводных крейсера типа «Мурманчанка». Так здесь называют корабли, построенные по проекту-636 того мира. Всплыли, постояли десять минут и опять ушли под воду, немедленно исчезнув для японских моряков полностью. Слишком тихий у них был ход, чтобы акустическая аппаратура противника могла засечь эти подводные лодки даже на перископной глубине. Еще через пятнадцать минут показались шесть спарок – учебно-боевых двухместных истребителей Як-3. Первая пара с ходу уступом зашла на посадку, так как широкая палуба авианосца вполне позволяла советским истребителям садиться попарно. С громким ревом реверсируемой силовой установки (Реверс на винтомоторных самолетах осуществляется поворотом лопастей винта на зафлюгерный угол) они затормозили, не докатившись около сорока метров до конца стальной взлетно-посадочной полосы, затем уже подрулили к самой ее оконечности и развернулись. Через несколько минут уже вся маленькая группа «Яков» стояла с заглушёнными моторами на палубе авианосца. Четверо пилотов в теплых меховых комбинезонах направились к островной надстройке, мягко ступая унтами по металлу. У двоих в руках были большие баулы.
Переодевшись в маленькой каюте, мы в сопровождении выделенного японского офицера проследовали в небольшую кают-компанию, или как у них еще называется это помещение. Н-да, а ведь по японским понятиям то, что я прибыл на их территорию, означает мое подчиненное, то бишь вассальное, положение. А вот фиг вам! Это еще вопрос, кому принадлежит этот авианосец. Вокруг – мои подлодки, а в небе вне пределов прямой видимости самолеты с крылатыми противокорабельными ракетами. Утопить эту посудину – дело нескольких минут. Впрочем, их Микадо прекрасно понимает положение. Иначе не согласился бы на встречу тет-а-тет (Один на один) на борту авианосца.
Сто двадцать четвертый император Японии Сёва, что означает «Просвещенный мир». Мы были несколько похожи фигурами. Оба невысокие и стройные. Только я был в парадной форме, а он в традиционном императорском сумаховом кимоно. Лицо абсолютно непроницаемое. Специалисты ПГУ СГБ (Первое главное управление Службы 1осударственной Безопасности – внешняя разведка) строго-настрого предупредили, что просто давить на Микадо нельзя ни в коем случае. Надо бить на логику и взаимное уважение. Этот их чертов самурайский кодекс. «Восток – дело тонкое», – вспомнилась мне знаменитая фраза Сухова из «Белого солнца пустыни». И чего здесь тонкого? Империя Восходящего солнца полностью отрезана от материка. Надвигается голод, ведь без продуктов с континента прокормить свое население острова не способны. Военный флот, за редким исключением, уничтожен. Войска на материке, оторванные от островных заводов, производящих боеприпасы, долго не продержатся. На континенте все военные производства мы разбомбили. Основные запасы миллионной Квантунской армии тоже уничтожены советской авиацией. Часть штабов наши летчики разнесли в пыль. Перспективы дальнейшей войны – только на самоуничтожение. Да и японцы не являются дураками, чтобы не понимать этого, раз сами предложили переговоры.
Мы будем говорить по-английски, как следствие, я решил обращаться к императору но званию, присвоенному британцами еще в тридцатом году. Соответственно, его величество вынужден будет называть меня полковником. А это значительно ниже его ранга. Попробую так изъявить уважение к царствующей особе. Мне-то самому звание – до лампочки.
Здравствуйте, господин фельдмаршал.
Здравствуйте, господин полковник.
На его лице не проскользнуло даже намека на хоть какое-то дружелюбие. Оно оставалось все таким же холодным и бесстрастным. Он вежливо указал на кресло и, дождавшись, когда я сяду, сел сам.
Чай, кофе, сок, крепкие напитки?
Всегда хотел попробовать ваше знаменитое саке, но у нас сейчас временные затруднения с доставкой. Вот о них-то я и хотел с вами поговорить.
Он наконец-то еле заметно улыбнулся. Нет, заметить это мог только я с моими обостренными чувствами. Ага, значит, ничто человеческое ему не чуждо. В конце концов, Микадо немало поездил по миру, будучи принцем, и, вероятно, сам прекрасно понимает ситуацию.
Холодное или подогреть?
О! Я всегда считал, что саке пьют только горячим.
А что вы порекомендуете для первого раза, господин фельдмаршал?
Император не ответил, но распорядился, и нам тут же принесли и разлили в маленькие чашечки без ручек заказанное. Это оказался слабенький – градусов пятнадцать – прозрачный сладковатый напиток. Холодный – вполне даже ничего. И почему у нас саке называют рисовой водкой? Скорее – рисовый ликер. Пока происходила дегустация, Сёва молчал, но после того, как я промокнул губы салфеткой, спросил:
Итак, ваши предложения?
Практически безоговорочная капитуляция, но без последующего изменения внутриполитического устройства Японии. Временный запрет на полноценные вооруженные силы и военный флот. Минимум пять лет – контроль внутренней политики. Уничтожение «Отряда семьсот тридцать один» и ему подобных без суда и следствия.
При моих последних словах его глаза еще больше сузились. Вероятно, это была последняя надежда отомстить американцам. Впрочем, остальные мои рассуждения о сложившейся ситуации он воспринял почти благосклонно. Я свалил всю вину на японскую военщину и показал, что другого выхода нет. Это ведь не лично его вина, а милитаристского правительства, развязавшего войну. И теперь необходимо сделать все, чтобы спасти как можно больше народа, так как перспектив эта война не имеет. Да, конечно, теперь придется Стране восходящего солнца рассчитываться за ошибки кабинета министров, в том числе территориями. А ведь это значительно меньшие потери, чем миллионы человеческих жизней и затем все те же уступки земель. Но наверняка в значительно больших размерах.
И каковы будут территориальные потери? – спросил император, когда я сделал паузу.
Я обрисовал все точно так же, как в том мире сделал отец, то есть все Курилы и Сахалин, добавив полную принадлежность Охотского моря Советскому Союзу, за исключением двенадцатимильной зоны у северо-восточного побережья острова Хоккайдо. И, конечно, Японии полностью придется уйти с материка. Это не обсуждается.
Альтернатива? – он был очень краток.
Ох уж эта мне восточная сдержанность!… Я, можно сказать, соловьем разливаюсь, а он еще выпендривается.
Прекращение существования единого государства как такового. Каждый остров – своя республика. Причем на многие десятилетия, если не навсегда, без права существования военного флота, – я не стал вслух говорить о вероятном заключении его самого в тюрьму на долгие годы. Удержать Микадо от суицида в этом случае будет невозможно. Правительство правительством, но определенная доля вины самого императора в сложившейся ситуации есть. Но кому от этого станет лучше? Ведь должен же он думать о своем народе, а не только о своей личной чести.
И, что будет, вероятно, неизбежным в данном случае, полный контроль японской промышленности с нашей стороны. То есть вашей стране уже никогда не стать полноценным торговым партнером на международных рынках.
Последнее предложение ему явно не понравилось. Я еще долго распространялся на эту тему, делая упор на возможное возрождение Японии как великой державы. Но не военной, а научно-технической. Процветание будет опираться на мир. Советский Союз в этом случае обязуется поставлять Японии продовольствие и сырье в обмен на промышленные товары. Не знаю, на какой струнке мне удалось сыграть, но решение он принял. Император понял, что желания у нас обоих, в общем-то, одинаковые. Не мериться силой духа и оружия, а закончить войну с меньшими потерями для обеих держав.
И почему специалисты-политологи утверждали, что у Микадо мало реальной власти? Во всяком случае, головы в Стране восходящего солнца полетели. И не только в переносном смысле, а в прямом тоже. Так как в ритуальной церемонии сэппуку после вспарывания живота близкий друг самоубийцы отрубал ему мечом голову.
Фумимаро Коноэ, премьер-министр Японии, подписал капитуляцию через двое суток после прокатившейся по стране волны самоубийств. И сам озвучил ее перед теле- и кинокамерами. После чего совершил ритуальное харакири, взрезав себе живот кинжалом, но уже без свидетелей. Островная империя сдалась практически сразу. Нет, Квантунская армия на континенте еще недельку пыталась сопротивляться, но массированные бомбардировки с применением ОДАБ и напалма (в первую очередь – по расположениям складов и штабов) быстро заставили японских генералов одуматься и поверить в приказы верховного командования Японии.
Неужели война закончилась? Победа!!!
* * *
Парад победы… Черт, даже не знаю, как выразить свои чувства. Я назначил его на субботу, двадцать первое. Вот так взял и связал с днем рождения отца. Маленькая война. Маленькая по времени боевых действий, но никак не по итогам. Это, наверное, даже хорошо, что никто не знает в этом мире, какая она могла тут быть. Там суммарные потери оцениваются около семидесяти миллионов человек, из которых две трети – мирные жители. Здесь – меньше полутора миллионов. Причем большинство – именно солдаты. У нас, в Советском Союзе, практически одни только воины. Девяносто три тысячи жизней молодых парней. Они погибли за правое дело. Погибли, но мы их никогда не забудем. Назовем их именами улицы и города, корабли и маленькие планеты, которые наши астрономы еще откроют. Я прикажу создать специальную комиссию, которая будет следить за названиями всего нового, пока каждый погибший воин не будет увековечен.
Мы же… Даже если мы ничего больше не сделаем, можно считать проект «Зверь» на сто, нет, на тысячу процентов успешным. Двадцать шесть миллионов жизней советских людей (Именно в это число оцениваются потери Советского Союза во Второй мировой войне) – это много. Это очень много. А сейчас… Заперлись в кабинете Синельникова на Лубянке и пили. За окном расцветали пышные султаны фейерверков праздничного салюта. Тысяча артиллерийских орудий (9 мая 1946 года, вечером в Москве был дан Салют Победы, самый масштабный в истории СССР: из тысячи орудий было дано тридцать залпов.) ПВО стреляли специальными снарядами в небо Москвы. Разноцветные отсветы играли на наших лицах, бутылках и граненых стаканах. А мы с Егором пили. Он, наверное, взял пример с Викентьева. Огромный холодильник стоял за шторкой в углу кабинета. Мы пили холодную водку стаканами и не могли опьянеть. Пили, вспоминали, как все это было, и снова пили. За гениев Димку и Кольку, за Юрку Викентьева, который мгновенно сообразил, что из дикого эксперимента молодых ученых может получиться, и возглавил проект, за Ольгу Шлоссер, которая продолжила дело отца и как при этом здорово справилась. За Катеньку Зосницкую- Викентьеву, умницу, столько сделавшую для нас всех. За сотни инженеров, работавших в «Звере». И тысячи, которые работали на проект, не зная этого. Это они модернизировали послевоенную технику того мира методами двадцать первого века. Модернизировали так, что она стала лучше, надежней и проще в изготовлении. Дешевле, в конце концов. Даже за руководство ФСБ и Российской Федерации выпили. Ведь, пусть они для себя усердствовали, но организовали проект и дали нам возможность нормально работать. Ну, за себя тоже немного приняли. Все-таки мы немало поработали. Для Егора это было больше трех лет непрерывной работы не за страх, а за совесть. Да и я более-менее постарался. За наших девчонок выпили. Ну куда же мы без них?! Когда в дверь стучались, мы немного, но достаточно громко ругались, и с той стороны сразу же успокаивались. Впрочем, за наших ребят здесь мы тоже выпили. И даже спели. А уж за Лаврентия Павловича приняли прилично! Кажется, мы впервые в этом мире сумели надраться. Совсем ненадолго. Главное – это качественно закусывать…
* * *
– В принципе, все, что ты собрался делать, я уже понял, – Берия, как всегда, был строг, деловит и собран. – Не скажу, что со всем согласен, но, вероятно, тебе видней. Сейчас меня интересует только одно: как конкретно ты собираешься поступить с членами партии?
Какой партии – он пояснять не стал.
А никак, – я достал сигареты и закурил, – все будет зависеть от позиции каждого отдельного коммуниста. Точнее, не от позиции, а от действий. Если не будут мешать нам строить светлое будущее, – усмешка, надеюсь, достаточно точно объясняла мое отношение к этому термину, – пусть думают, о чем хотят. А вот если будут мешать на словах или, хуже того, саботировать, тогда это уже ваша забота, Лаврентий Павлович, – лучшего министра внутренних дел мне не найти, это точно, – и Синельникова. В общем-то, разобраться, кто с нами, а кто не очень, будет достаточно просто. Кто примет Присягу Гражданина – тот наш.
Что за присягу?
Надо будет подобрать такой текст, чтобы годился и для армии, и для мирной жизни. Не принявший присягу – не гражданин, а только подданный Страны Советов. Следовательно, не имеет избирательных прав и права на ношение оружия. Не может работать в государственных организациях на самой маленькой руководящей должности. Мы просто закрепим права и обязанности граждан. Что-то типа кодекса строителя коммунизма.
Подожди, – Берия был явно удивлен, здесь этот кодекс еще даже не придумали, но текст его был маршалу известен из того документа, – ты хочешь, с одной стороны, запретить компартию, а с другой – возложить нравственную ответственность за лучшее будущее на весь народ?
Ну, во-первых, не только КПСС, а потом… Лаврентий Павлович, ну не сможем мы вдвоем, ладно, втроем – Синельников ведь с нами – построить это лучшее будущее. Работать должны над этим все. Принимать важные решения – тоже все. Следовательно, и отвечать за содеянное будем вместе. Каждый на своем уровне. Соответственно образованию, таланту и своей работе.
А вот сам аппарат КПСС, – после некоторой паузы продолжил я, – старую гвардию придется убрать на всех уровнях. Причем основную чистку сделаем именно на уровне низовых партийных организаций и в среднем звене. Нет, – остановил я порывавшегося что-то сказать Берию, – нет, не физически убирать, а вычистить их из аппарата. Достойные пойдут в государственные органы власти. Те, кто не очень… Ну, без работы не останется никто. У нас достаточно приличный недостаток грамотных специалистов на всех уровнях народного хозяйства.
Маршал задумался. Я курил и уже понимал, что все получилось. Что Берия все понял и смирился с грядущим роспуском партии. Лучшее от нее мы и так возьмем, а плохое уйдет вместе с ней.
По сути, ты собрался весь народ в одну партию загнать?
Ни в коем случае! Более того, мы должны не только заявить в Конституции, но и подтвердить делом, что закон будет защищать все население Советского Союза одинаково, вне зависимости от того, гражданин он или только подданный. А вот ответственность за нарушение закона будет разная. Для гражданина – более серьезная. Нам ведь еще предстоит тяжелейшая борьба с коррупцией. А в предлагаемом устройстве власти взяточниками могут быть только граждане. Ну и… В конце концов все будут начинать именно с подданства, ведь присягу сможет давать только совершеннолетний.
Берия задумался, а затем неожиданно улыбнулся:
Давать присягу? Не принимать?
Именно! – я ответил своему старшему другу такой же открытой улыбкой.
* * *
Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужеством полны.
В строю стоят советские танкисты -
Своей великой Родины сыны.
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведет.
Т-55, свежеокрашенные, но с выщербинами на броне, шли и шли стройными рядами по Красной площади. Стабилизаторы пушек были включены, и стволы были направлены строго вперед, несмотря на покачивания грозных машин. Не знаю, кто режиссировал Парад Победы, но было задумано все очень здорово. Ничуть не хуже, чем на Первое мая здесь же с жутко устаревшей техникой. Отличные танки к параду специально не готовили. На торжественное прохождение пришли только участвовавшие в боевых действиях машины. Нет, знамена поверженных врагов к подножию Мавзолея, на трибуне которого я стоял, никто не бросал. Не было у нас больше врагов. Поочередно шла техника и стройные ряды воинов в парадной форме. Я держал ладонь у виска, отдавая честь героям Великой Освободительной войны, а они… Они отдавали честь не мне, а отцу. Каждое подразделение останавливалось строго напротив могилы Иосифа Виссарионовича Сталина и замирало ровно на шестьдесят секунд, склонив свое знамя к мраморной плите. Только после этой минуты памяти и почтения войска двигались дальше.
Дивизион реактивной артиллерии БМ-21 «Град». «Уралы» тоже были несколько обшарпанные. Некоторые с вмятинами на кабинах. Но вот воины в них были бравые. Все автомобили как один замерли и опустили поднятые до того пакеты направляющих. Через минуту все в том же ровном строю машины двинулись к выходу с площади. А на смену им появилась колонна пограничников в фуражках с зелеными околышами. Это они на некоторых участках фронта сдержали первый, самый тяжелый удар противника. Затем… Пара тяжелых ударных вертолетов Ми-4 с подвешенными на пилонах контейнерами смертоносных НУРСов, расшвыривая несущими винтами потоки воздуха вместе с редким снегом во все стороны, сели в центре Красной площади. Из них выскочили несколько десантников, пригибаясь под ураганным ветром, отбежали на пару десятков метров и, развернув красное полотнище, четко печатая шаг, подошли к могильной плите. Знамя ВДВ к могиле моего отца склонил Герой Советского Союза генерал-лейтенант Василий Маргелов. Он лично высаживался со своими доблестными воинами в Иране. Под его непосредственным руководством брали Оттаву и Тегеран. Вертолеты взлетели, а по площади ровными рядами маршировала в лихо заломленных кубанках с красным верхом, положив руки на АК-104, элита Советской армии – воздушно-десантные войска. Строй остановился, дождался, когда во главе встанут знаменосцы, и двинулся дальше. А на площадь уже въезжали, гремя гусеницами, знаменитые «Шилки». Боевые машины ПВО, застыв строго напротив могильной плиты, синхронно опустили свои счетверенные двадцатитрехмиллиметровые скорострельные пушки. Ровно через минуту лязг гусениц возобновился.
По Красной площади шли, сменяя друг друга, сводные полки фронтов и боевая техника. Мобильные радиолокаторы на Кразах и самоходные артиллерийские системы. От относительно легких плавающих 2С1 «Гвоздик» со стадвадцатидвухмиллиметровыми стволами до мощных 2СЗ «Акаций» и дальнобойных 2С5 «Гиацинтов-С». Вслед за БМП и БТР мотострелков проплыли тяжелые пусковые установки с «Термитами» береговых противокорабельных ракетных комплексов 4К51 «Рубеж». Прошли моряки в своих черных бушлатах и летчики в синих шинелях. А затем… Низко, казалось, сейчас заденут рубиновые звезды на башнях Кремля, промчались своими горбатыми силуэтами штурмовики Ил-10. Гул самолетных винтов прокатился по главной площади страны и исчез. Также неожиданно эти бронированные машины поля боя наносили свои стремительные удары по противнику и улетали, не имея собственных потерь. Истребителей противника в небе они не боялись, защищенные своими пушками впереди и крупнокалиберными пулеметами сзади. Впрочем, без прикрытия «Яков» на фронте они не работали. А лучшего истребителя, чем Як-3, на сегодня в мире не было. Сейчас эти маленькие, но грозные пушечные самолеты пролетели над Москвой тремя колоннами. Все жители нашей столицы наверняка смотрели в этот момент в холодное декабрьское небо и любовались на пролет лучших асов планеты. В воздухе были только Герои Советского Союза. Впереди центральной колонны летела пара Рычагов – Покрышкин. Конечно, самих пилотов не было видно, но Левитан объявил своим знаменитым на весь мир голосом, кто возглавляет истребительный строй. Многочисленные кино- и телекамеры снимали все это грандиозное действо.
Я стоял, задрав голову, на трибуне Мавзолея между маршалом Берией и генералом армии Синельниковым. Егор возвышался надо мной, как пожарная каланча. В груди было очень горячее чувство. Мы победили! Годы работы не прошли даром. Вся страна, каждый советский человек вложили свой труд, а многие – саму жизнь в эту победу! За истребителями в московском небе пролетели двухмоторные Ту-10. Универсальная боевая машина. Высотный разведчик и пикирующий бомбардировщик, машина радиоэлектронной борьбы, глушащая любой вражеский диапазон. А выше в небе уже проплывали огромные четырехмоторные Ту-4. Стратегический бомбардировщик и носитель ядерного оружия. Впрочем, об этом говорить пока еще рано.
Этот день, двадцать первое декабря, теперь станет главным праздником Страны Советов. День Победы и день рождения великого человека.
Прямо напротив Мавзолея на здании ЦУМа висел огромный портрет отца. Мы очень долго решали эту проблему. Решали на ГКО и в спорах дома. Даже Светлану Синельникову привлекли. Сестренка тоже имеет право голоса в этом вопросе. Все-таки мы нашли правильное решение. На этом самом большом в мире портрете Иосиф Виссарионович Сталин улыбался. Улыбался мне и всему нашему народу…
* * *
– Простота, изящество, и упаси боже – обвешиваться цацками. Поняла, как нужно влиять на Светку?
Галина, соглашаясь, кивнула головой. Она у меня умница. Понимает прекрасно, что ей я такого говорить никогда не буду. Но вот «на ус» обязательно намотает. Впрочем, вкус у моей жены и так есть. Не зря говорят, что человек редко бывает талантлив в чем-то одном. Платья на официальные приемы Галинка выбирает длинные. Цвета своей одежды – очень мягкие. Всегда спрашивает, если мы идем куда-то вместе, в чем я буду, чтобы гармонировало. И как-то умудряется выглядеть на первый взгляд скромно и в то же время по-королевски. Вот откуда это в простой советской девчонке? Откуда свое, частенько очень интересное мнение на многое, происходящее сейчас в стране и на всей планете? Похоже, по большей части то, что писалось в том мире в конце двадцатого и начале двадцать первого века о времени Второй мировой войны, мягко говоря, не соответствует действительности. Менталитет у народа совершенно другой. Очень резкое разграничение настроений. То ли наша пропаганда так хорошо работает, то ли существенный рост уровня жизни влияет, но патриотизм населения чувствуется приличный. Вот только славили бы меня поменьше, было бы совсем хорошо.
Вася… – Галинка явно хотела спросить что-то такое, на что раньше не решалась, – Васенька, а крестик под одеждой можно носить?
Вот те раз! Хоть стой, хоть падай! Комсомолка ведь! Или это на нее так повлияло мое решение венчать Светку с Егором? Тогда в Елоховском соборе у моей жены в маленьком декольте золотой крестик, накануне присланный Патриархом, смотрелся очень естественно.
Галина Викторовна, вам не стыдно? Хотя, с другой стороны, это место, – я нагло положил ладонь между грудей своей благоверной, – вы можете украшать как угодно.
Васька, перестань, – Галинка вцепилась в мою руку, но не отрывала ее от себя, а наоборот, прижимала, – успеем еще, – она спокойно, нет, со вполне заметным удовольствием наблюдала, как я тщательно исследую ее грудь, но потом все-таки отвела мою ладонь в сторону и спросила:
Вась, ну я серьезно. Так можно крестик открыто носить?
А я и не догадывался раньше, что моя жена – верующая. Впрочем, это совершенно не мешает ее любить. В принципе, десять божьих заповедей – это, с моей точки зрения, просто сконцентрированные этические нормы. Какая разница, как их довели до человека? Лишь бы придерживался.
Конечно, можно, родная. Только чтобы это не выглядело очень демонстративно. В церковь ты тоже будешь ходить?
Зачем? – удивилась Галина. – Общаться с ним можно в душе. А грехи отпустить… У меня для этого муж есть, – она загадочно улыбнулась. – Да и не так уж много я грешу. Вот разве что плотский грех…
В подтверждение последнего Галинка прижалась ко мне губами. Мы целуемся и не хотим отрываться друг от друга. Вроде уже полгода женат, а каждый раз – как впервые. Вот, за что мне это счастье?…
* * *
Даже спрашивать никого не будем. Так и назовем – Маньчжурская ССР со столицей в Харбине. Будет такая же республика, как и Монголия. В конце концов, сам Харбин построили русские. Это исторически наша территория, Желтороссия (Очень рекомендую посмотреть этот термин в интернете). Ляодунский полуостров? А разве Порт-Артур и Дальний не русские города?
Американцы хотят Окинаву, – сообщил Громыко, – собираются построить там большую военную базу.
Пусть строят, – ответил я, отмечая про себя все- таки явно существующую определенную корреляцию обоих миров, там Штаты тоже имеют базу на этом острове, – только вот надо проследить, чтобы все материалы везли из Америки, а не грабили японцев. Зря мы, что ли, всюду ставили свои комендатуры?
Будем защищать недавних врагов от своих союзников? – спросил молчавший до того маршал Берия. В последнее время он полностью передал мне руководство страной, закопавшись в свои дела по революционным техническим проектам. Хотя номинально оставался председателем ГКО. Даже в МВД руководил первый заместитель министра генерал армии Меркулов. УСИ давно подчинялось напрямую мне.
Обязательно, Лаврентий Павлович. Явная война кончилась, началась другая. Не менее сложная. Это просто здорово, что в ней не будет такого количества человеческих жертв. Но тем не менее, – это война. Причем в мирное время никогда не прекращающаяся. Экономическая. Мы примерно знаем, как пойдет развитие технологического прогресса на планете и просто обязаны использовать эти знания в финансовом противостоянии. Наш основной враг – частные финансовые группы во всем мире. Дело в том, что дойдя до определенного уровня, они начинают влиять не только на внутреннюю политику своих стран, но и на внешнюю. Исходя из этого, наш главный противник – финансисты нашего основного союзника, Штатов. Дальше. Используя геологические карты Земли, полученные из УСИ, мы должны уже сейчас начать скупать территории во всех странах планеты, где есть месторождения полезных ископаемых.
Обижаете, Василий Иосифович, – вклинился в паузу Зверев, – вы же сами продиктовали поправку к Конституции, по которой любой советский человек имеет право на имущество за рубежом. Вы даже не представляете, сколько уже у нас землевладельцев в Австралии, Южной Америке и Африке.
Н-да? – вот это для меня новость. Распоряжение я такое действительно давал. Более того, сам провел конституционную поправку в Верховном Совете, но то, что земли за границей активно скупаются, мне было неизвестно. – И кто же у нас нынче превратился в мультимиллионеров?
Никто, – усмехнулся министр финансов, – одновременно с приобретением коммерчески выгодной земли за рубежом наши граждане подписывают документ на передачу своей покупки УСИ. Ведь это Управление Стратегических Исследований предоставило деньги и указало, какие территории конкретно надо покупать. То есть наши граждане, выбранные по предоставленным СГБ спискам, де-факто являются управляющими имуществом УСИ. Делаем именно так, как вы, Василий Иосифович, советовали.
– В шестом управлении (Шестое управление СГБ – экономическая разведка и промышленная безопасность) уже давно создан спецотдел по проведению финансовых диверсий на Западе, – включился в разговор Синельников, – работаем строго по рекомендациям Андрея Андреевича, – очень вежливый и в то же время дружественный кивок Егора Громыко.
Молодцы у меня ребята. Всего-то один раз сказал, а все уже делается. А вот мне надо больше внимания уделять работе УСИ. Хотя, с другой стороны, надо признать, что экономику я совсем упустил, зарывшись во внутреннюю и внешнюю политику. Просто у нас сейчас, несмотря на многочисленные стройки, такой огромный профицит бюджета, что в самом розовом сне не приснится. А главное – прекрасный внешнеторговый баланс. Мы избавляемся от излишков нашего оружия и покупаем станки для заводов и мебель для населения. Никак не успевают паши частники заполнить эту рыночную нишу. Продаем высокооктановый бензин и строим новые нефтекомбинаты. Продали лицензии и технологические линии на цветное ламповое телевидение. Теперь Америка и Франция пытаются насытить наш рынок телевизионными приемниками. Но, боюсь, быстро не получится. Ведь они по условиям лицензионного договора обязаны поставлять всего только пятьдесят процентов продукции в Советский Союз по нашим невысоким внутренним ценам. Вся надежда на Федеративную Республику Германию. Зверев на прошлой неделе подписал с ними договор на чуть более жестких условиях. Да Андрей Громыко через пару дней в Токио вылетает с такими же предложениями японцам. Военные производства там все уже остановлены, а работать людям надо. Иначе как Япония будет оплачивать наши поставки продовольствия и сырья? Еще Алексей Косыгин меня вчера удивил. Оказывается, у нас резко возрос спрос на качественные ткани и готовые мужские костюмы. С нижним бельем справляемся. По производству женского, оказывается, в мировые лидеры вышли. А все – частные предприятия. Ныне Советский Союз – законодатель мод. Н-да, я и представить себе не мог, что те несколько журналов, переданных сюда Катенькой Викентьевой и Ольгой Шлоссер, произведут такую революцию в этой области. А вот с верхней мужской одеждой у нас проблемы. Британцев загрузить, что ли? Вроде бы они мастера по твиду?
* * *
– Внимание, товарищи, – Берия был предельно собран. Разговор на объединенном заседании Верховного Совета СССР и Политбюро ЦК КПСС по поводу окончания Великой Освободительной войны предстоял серьезный. – Вчера мне на стол положили подготовленный приказ о прекращении работы Государственного Комитета Обороны, председателем которого я являюсь. Так вот, я его не подписал.
В зале возник шум. Маршал поднял руку, призывая к тишине. Он не оглядывал присутствующих, проверяя, кто выказывает недовольство его решением. Зачем? Потом мы спокойно посмотрим записи с новейших видеомагнитофонов. Скрытые камеры ребята Синельникова установили в зале заседаний Верховного Совета еще неделю назад. Хотя уже на глаз видно, что недовольных меньшинство.
Тихо, товарищи, тихо, – продолжил Берия после того, как громкость динамиков была несколько увеличена, – извольте сначала выслушать причины моего решения, прежде чем начнется обсуждение.
Лаврентий Павлович выждал еще пару минут, пока последние шумевшие убедились, что маршал не будет говорить, пока его перебивают.
Война закончилась. Закончилась убедительной победой нашего народа. И немалую роль в этом сыграло руководство страны именно в виде ГКО. Комитет показал свою гибкость, быструю реакцию на все действия противников и отличное управление всей деятельностью народного хозяйства Советского Союза. Кто-нибудь будет отрицать правильность моей оценки работы ГКО? – Маршал замолчал на минуту, но никто не осмелился возразить ему. – Вот поэтому-то я и не подписал приказ о прекращении деятельности комитета. Просто преступно в условиях резко меняющейся обстановки, как внутренней, так и международной, отказываться от такого мощного инструмента управления державой. Я предлагаю преобразовать ГКО в постоянно действующий верховный орган руководства Союзом Советских Социалистических Республик. И закрепить такое положение в Конституции нашей державы. Я думаю, ни для кого из вас, товарищи, не является секретом, что высокое качество руководства Государственного Комитета Обороны объясняется в первую очередь тем, кто стоял на посту председателя. Первым был Иосиф Виссарионович Сталин. Сейчас я прошу вас всех почтить его память.
В зале был слышен только шум отодвигаемых стульев.
Садитесь, товарищи, – продолжил Берия через минуту тишины. Подождал, пока все сядут. Подождал, пока Жданов нальет себе из графина полный стакан воды и выпьет.
А вот то, что поняли, вероятно, не все. После Иосифа Виссарионовича комитет и всю нашу страну возглавлял не я, а Василий Иосифович Сталин. Все решения ГКО, начиная с конца июля этого года, я подчеркиваю – все, подготавливал и проводил товарищ Сталин. Я только подписывал необходимые документы. В связи с этим я сегодня подписал совершенно другой приказ – о сложении с себя полномочий председателя Государственного Комитета Обороны. Обсуждать мое решение не считаю необходимым. Предлагаю назначить новым председателем ГКО Василия Иосифовича. Другой кандидатуры на этот пост нет и быть не может. Вы все прекрасно помните достаточно острые прения по вопросу введения товарища Сталина в комитет летом. Как показало время, это было очень правильное решение. Начинать заново дебаты сейчас будет явной ошибкой. Поэтому будем сразу голосовать.
Н-да. Лаврентий Павлович в своем репертуаре. Он такой же максималист, как и я. Собственно говоря, сейчас, когда большинство нам обеспечено всеми предыдущими месяцами работы, так и надо действовать. Зачем терять время на пустопорожние разговоры?
* * *
Положение с нижним женским бельем я решил проверить в тот же вечер, как стал официальным председателем ГКО. Точнее, поздним вечером, так как после того заседания было еще много работы. Берия торопился вылететь в Рыбинск на строительство Волжской АЭС. Она войдет в строй несколько позже других, но зато будет самой мощной из первых двенадцати станций. Одновременно уже готовились проекты новых двух десятков атомных электростанций. В ближайшие три года мы должны полностью решить вопрос с производством энергии. Вот с ее доставкой… Высоковольтные линии электропередач – наша самая тяжелая головная боль. Даже большая, чем дороги. Трассы нам надо в первую очередь модернизировать, а линии приходится строить с нуля. Заказы на профили для опор частично размещаем за рубежом. Меди и алюминия для производства специальных высоковольтных проводов у нас у самих теперь достаточно. Катастрофически не хватает рабочих рук. Решение с условно-досрочным освобождением пленных оказалось вполне удачным. Но профессиональных строителей, дорожников и, главное, инженерного состава все равно недостаточно. Резко увеличилась иммиграция в Советский Союз населения с высшим образованием. Высокооплачиваемой работы хватает всем. Пришлось даже закон об иммиграции принимать. Подданство СССР теперь надо заслужить хорошей работой в течение пяти лет. Большинство освобожденных пленных тут же стали работать еще лучше. Вероятно, хотят остаться у нас навсегда. Ведь работа во время отбывания срока засчитывается для получения подданства. Да и освоить в необходимых пределах русский язык за это время не так уж и сложно. С жильем для населения вопрос решаем, но не так быстро, как хотелось бы. В первую очередь отдельные квартиры дают многодетным семьям. А вот что мы будем делать через девять месяцев, не представляю. Ведь сразу после окончания войны в Советской армии начались массовые отпуска. Демографический взрыв неминуем. У нас перед войной и даже во время нее был очень неплохой рост рождаемости. Сейчас же будет совсем хорошо, хотя налог на бездетность (Налог на бездетность существовал в СССР как «Налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан». С ноября 1941 года на основании Указов Президиума Верховного Совета СССР от 21 ноября 1941 1. бездетные мужчины от 20 до 50 лет и бездетные замужние женщины от 20 до 45 лет должны были отчислять 6 % зарплаты государству) мы вводить не собираемся. А молодой семье с ребенком вынь да положь отдельную квартиру. Маленков, ответственный за строительство жилья, кажется, нашел способ частично выкрутиться. Организовал крупную сеть небольших заводов по изготовлению деревянных сборочных комплектов для быстрой постройки одно- и двухэтажных коттеджей. Неплохой вариант для пригорода. Специальные пропитывающие составы Георгий Максимилианович заказал в ФРГ. У них там химическая промышленность частично простаивает. Наши химпроизводства заняты под завязку проектами, которыми руководит Лаврентий Павлович. А пропитка необходима, чтобы дерево не горело и не гнило. Там же, в Германии, Маленков заказал всю необходимую фурнитуру для коттеджей. Окна, двери, замки и петли. Медные и стальные трубы с пластиковым покрытием по советским технологиям. Сборку деревянных домов в основном производят бригады строителей из Турецкой ССР. На заранее подготовленный фундамент с заранее подтянутыми коммуникациями коттедж ставится со всеми необходимыми доделками за одну смену. Качество работы контролирует ведомство Мехлиса. Надо отметить, что министерство Госконтроля не только следит за строительством, но и помогает решать все возникающие проблемы. Лев Захарович организовал обеспечение рабочих теплой одеждой. Зима в этом году выдалась довольно холодная. Полушубки из Монгольской ССР идут нарасхват. А женское нижнее белье…
Галинка, слушай, а что ты в такой мороз носишь снизу? – спросил я после ужина. Моя благоверная предпочитала брюкам длинные юбки. При этом частенько с разрезом. Нет, я, конечно, собственник, но все-таки понимаю, что такие ноги прятать в брюки – большой грех.
Васька, – жена немного зарделась, – с чего вдруг это тебя заинтересовало? Побыстрее сегодня раздеть меня хочешь?
Ну, это само собой разумеется, – я пересел на диван к своей благоверной, отобрал учебник и ласково провел рукой по большому уже животу, – но не только. Мне тут Леша Косыгин недавно заявил, что наша страна – законодатель мод. А по женскому белью мы вообще впереди планеты всей, – я аккуратно потянул длинную юбку вверх. За что немедленно получил звонкий шлепок по руке.
– Перестань! Или хотя бы дверь на защелку закрой. Вдруг войдет кто-нибудь.
Без стука зайти в жилые комнаты на Ближней даче? На такое могла решиться только моя сестренка. А она сейчас в городе у себя дома. Хотя бывает у нас довольно часто. Но не буду же я спорить с женщиной из-за такой ерунды? Закрыв дверь, возвращаюсь на диван и сначала обнимаю и целую свою ну очень крепко любимую жену. Затем Галина обстоятельно объясняет, что мой Председатель Совета министров абсолютно прав в этом вопросе. В ее глазах появляется заметный блеск, и мне кажется, что они становятся какими-то по- кошачьи озорными. Лекция происходит с демонстрацией многочисленных кружев. Юбку с жены я все-таки стянул. Она, оказывается, расстегивается сбоку пластмассовой молнией. Нет. Для меня это все слишком сложно! И как прекрасная половина человечества все это носит? Все эти чулочки-подвязочки? Или как там они еще называются? С другой стороны, выяснилось, что шелк очень легко соскальзывает с бархатистой кожи. Это все-таки очень приятно – снимать с любимой женщины нечто узенькое и ажурное! Сверху тоже возникли некоторые проблемы. Всякие замочки-крючочки. Но я с честью справился и, завернув свою любимую женушку в махровый банный халат, понес в ванную. Она у меня – как в том анекдоте про чукчу, женатого на француженке – грязнуля. Галинке по пять раз на дню душ подавай. А вот уже в ванной комнате, стоя под струями теплой воды, мы…
* * *
Что будем делать? – Синельников был зол. Да я и сам был возмущен действиями американцев ничуть не меньше.
Потребовать компенсацию? – Громыко был угрюм. Довольных в моем кабинете сейчас не было.
Толку. Жизни наших парней этим не вернешь. В конце концов, они были на государственной службе. Разве у нас в законодательстве ничего не предусмотрено, чтобы их семьи обеспечить?
С этим как раз все в порядке, Василий Иосифович, – откликнулся Косыгин, – вот как сделать, чтобы такое никогда не повторилось?
Самый правильный вопрос, Алексей Николаевич, – кивнул я своему премьеру.
Да уж. Как в той старой песне. Или здесь она новая?
В Кейптаунском порту с пробоиной в борту
«Жаннетта» оправляла такелаж.
Но прежде чем уйти в далекие пути,
На берег был отпущен экипаж
Идут, сутулятся, вливаясь в улицы,
И клеши новые ласкает бриз.
Они идут туда, где можно без труда
Достать себе и женщин и вина,
Где пиво пенится, где пить не ленятся.
Где юбки новые трещат по швам!
Банальная драка. Выпили моряки немного вечером после трудного рейса в одном из портовых кабаков Нью-Йорка. Имели законное право после нескольких недель в штормовом океане. Вот только кабак оказался – для черных. Это же Америка…
Я немедленно вспомнил свой разговор с Рузвельтом после похорон отца. После того, как я обрисовал президенту Штатов вариант развития человечества по достаточно неприглядной схеме моего прошлого мира, он надолго задумался и только потом продолжил разговор:
Я понимаю, что вы никогда не откроете всех технологических секретов, доставшихся вашей стране. Вероятно, окажись я на вашем месте, я поступил бы точно так же. Но объясните мне, каким вы, мистер Сталин, видите развитие нашего мира?
Н-да, он хочет всего и сразу. Нет, информацию мы будем выдавать строго дозированно и точно в необходимое время.
Сейчас, мистер президент, говорить об этом рано. Сначала надо победить фашизм и разрушить колониальную систему. Будущее… Рано об этом говорить. Вашей стране еще предстоит решить собственные внутренние проблемы. В том мире это обошлось в очень большую кровь.
Блефовать так блефовать! До героя Челентано в известной комедии мне далеко, но чем черт не шутит, пока Бог спит?
О чем вы? – на лице Рузвельта было непонимание. Он уже смирился, что Америка будет второй державой мира, никак не первой. Но внутренние проблемы Штатов?
Расовая сегрегация. Бунты, погромы, ку-клуксклан, рвущийся к власти. Понимаете, мистер президент, стремительное развитие средств связи и массовой информации перевернет представление человечества о самом себе. Этот процесс уже начался, и его не остановить. Единственно, что могу посоветовать, это решить вопрос хотя бы де-юре. Де-факто это все равно растянется на многие годы. Устоявшееся общественное мнение и менталитет каждого отдельного человека быстро не переломить. Во всяком случае, крови будет несколько меньше.
Непонимание на его лице сменилось удивлением. Он совершенно не считал вопрос цветных проблемой. Но вот противопоставить моим предсказаниям Рузвельту было нечего.
Всего через месяц в Североамериканских Соединенных Штатах был принят «Закон о гражданских правах». И вот теперь наши же моряки нарвались на первые результаты противодействия этому закону. Они-то зашли в первый попавшийся кабак. Выпили ребята прилично, но норму свою знали. К ним пристали местные грузчики, соответственно – черные, тоже не очень трезвые. Оскорбили. Наши парни, конечно, ответили. Ну, там пошло и поехало. Масштаб беспорядков резко возрос. Драка выплеснулась на улицу. Какого-то негра порезали. Полиция нагрянула достаточно быстро. Всех загребли в полицейский участок. Обвинили в убийстве чернокожего наших моряков. Так как была уже поздняя ночь, то всех в разной степени опьянения раскидали по камерам. Хотя это и было нарушением всех положенных процедур при задержании иностранных моряков. Четверых наших той же ночью задушили в общей камере. Как потом достаточно быстро выяснилось, прирезали негра его же соперники по местной банде. Они же и попытались спихнуть вину на советских. Американские следователи, надо признать, работали достаточно быстро. Наших невиновных моряков выпустили с извинениями. Толку от этих извинений – жизни погибших было уже не вернуть. А ведь это наверняка провокация! Там хватает тех, кому очень не нравится стремительный взлет Советского Союза. И, пусть даже пока в основном только внешняя, дружба наших народов. Во всяком случае, я другого вывода из докладов МИДа и СГБ, положенных сегодня утром мне на стол, сделать не мог. Как предотвратить подобные ситуации в будущем? В принципе, неплохой вариант существует. В Штатах ведь прецедентное право? (Прецедентное или общее право (англ common law) – единая система прецедентов, общая для всей Великобритании, одна из составных частей англо-саксонской правовой системы Сложилось в XIII-XIV веках на основе местных обычаев и практики королевских судов Главным источником права в системе общего права признается судебный прецедент.) Ну, так заполучите, сволочи! Надо только правильно все организовать.
– Вот что, товарищи. Немедленно подать на полицейских в нью-йоркский суд. Ни в коем случае не требовать какого-либо наказания. Необходимо только признание незаконным задержания советских граждан. Далее, Егор, – я повернулся к генералу Государственной Безопасности, – так как это наверняка спланированная акция недружественных нам американских кругов, то поступим так. Сначала организуй парочку тонких провокаций с опять-таки незаконным задержанием наших подданных американскими полицейскими. В этих делах ты у нас мастер. И так сделай, чтобы эта их чертова американская Фемида ни к чему подкопаться не смогла. Соответственно, с необходимыми нам судебными решениями. Сразу после этого – раздуть эти скандалы в американских СМИ. Теперь вы, Константин Петрович, – я обратился к тридцатитрехлетнему министру юстиции СССР Горшенину, которого на этот пост поставил еще мой отец в тридцать седьмом году, – надо подготовить и провести через наш Верховный Суд решение о неподсудности подданных Советского Союза судам других государств. Даже в случае совершения ими противоправных действий на чужой территории. Совершили преступление за рубежом нашей страны – сами осудим. Наш суд не только самый гуманный, но и самый жесткий по отношению к преступникам.
В общем-то, мои слова о гуманности и жесткости более-менее соответствовали действительности. Еще в тридцать восьмом были существенно ужесточены наказания за любые преступления. Они стали значительно серьезней, чем в других странах. Рецидивистов в основном просто отстреляли. Но, с другой стороны, были предприняты определенные и вполне качественные меры для недопущения наказания невиновных. Презумпция невиновности перестала в Советском Союзе быть пустым звуком. Прилично поднялась ответственность как за преднамеренную дачу ложных показаний, так и следственных органов за некачественную работу. Не знаю, то ли все эти действия, то ли резкий рост уровня жизни, то ли хорошая пропаганда здорового образа жизни, а, скорее всего, все в комплексе, но преступность у нас резко пошла на спад.
– Более того, Константин Петрович, не только о неподсудности, а, как только пройдут суды в Америке с необходимыми нам решениями, о невозможности задержания наших подданных в других странах. Практически у всех будет дипломатическая неприкосновенность. Надо там будет – пусть вызывают наших специалистов из советских органов.
Шум везде за рубежом поднимется, – отреагировал Громыко.
Плевать. Ты, Андрей Андреич, подготовься и заткни им рот низким уровнем преступности в Советском Союзе. Сами не умеют – пусть учатся у нас.
И последнее, – я опять обратился к Егору, – разобраться. Я понимаю, что там все должно быть достаточно хорошо прикрыто. Но не верю в профессионализм исполнителей. Слишком грязно все сработано. Шито белыми нитками. Да и нет еще у американцев необходимого уровня. Устранить заказчиков и исполнителей. Причем заказчиков – громко, с шумом. Пуля, нож, яд – до лампочки! Всех до одного и желательно одновременно. Пусть поднимают там любой шум в средствах массовой информации. Нам это только на руку. Главное – чтобы поняли, что за советских людей всегда придется отвечать собственной шкурой. Доказательств, что это сделали мы, у них ведь не будет?
Сделаем, Василий Иосифович! Комар носа не подточит, – на лице генерала Государственной Безопасности Синельникова впервые за сегодняшний день появилась улыбка. Но какая! Такого хищного выражения я у него никогда еще не видел.
В кабинете наступила тишина. Некоторые из присутствующих не поднимали глаз. Неужели не понимают, что без жесткости тут не обойтись?
А не слишком ли круто? – спросил молчавший до того маршал Берия.
Нет, Лаврентий Павлович, в самый раз. Этим мы заставим задуматься каждого, кто только попробует решить силой любой вопрос с нашими подданными.
Нет, сколько бы ни писали в том мире, что руки Берии по локоть в крови, он достаточно мягкий человек…
Скандал в американской прессе через три недели разразился нешуточный. Еще бы, после расстрела итальянскими мафиози группы дельцов с Уолл-Стрит, кто-то прислал письмо в «Нью-Йорк Тайме» с недвусмысленными намеками на реальные причины акции. Впрочем, как разразился, так и затих. Никаких доказательств не было, а заинтересованных в хороших отношениях с Советским Союзом в американском истеблишменте оказалось вполне достаточно. Более того, общественное мнение Штатов оказалось на стороне СССР. Ведь корабль, с которого были советские моряки, привез большую партию советских лекарств. И плюс к лекарствам оборудование для производства хладона. Качественные холодильники и кондиционеры за океаном должны были скоро ощутимо подешеветь.
* * *
Устроившись в кабине, я тщательно осмотрелся и застегнул ремни. Вроде точно такая же усиленная машина, как и предыдущий мой «Як».
Проверка, запуск, ожиданье,
Добро, рулежка, полоса,
Разбег, отрыв – без опозданья
Нас принимают небеса.
Уходит вниз земля без шума,
И купол неба чист и свеж,
А за спиной в объеме трюма
Полсотни тонн чужих надежд.
Бликует солнце на капоте
Закрылки, шасси, эшелон…
Взлет произвел, готов к работе,
И видимость – на миллион
Земля укрылась под костюмом
Из белых облачных одежд…
Летят со мной в объеме трюма
Полсотни тонн чужих надежд
Нет трюма на моем «Яке». Взлетная масса самолета всего в пределах двух с половиной тонн. Но в остальном… Очень точно эти стихи, прочитанные однажды на одном литературном форуме того мира, отображают мои ощущения здесь и сейчас. Хорошо-то как! Да, на высоте шесть тысяч метров, несмотря на яркое солнце, довольно прохладно. За бортом – минус шестьдесят восемь. Но в теплом меховом комбинезоне – нормально. Несколько энергичных фигур высшего пилотажа, плавно переходящих одна в другую. Николай, мой привычиый ведомый, как привязанный держится чуть сзади и слева. Молодец! Мы понимаем друг друга почти без слов. Слетанность у нас отличная. Иногда можно даже импровизировать, и он не оторвется. Быть ведомым в паре, вообще, сложнее, чем ведущим. А уж в бою… Но мы летим в мирном небе, и как же это здорово! Вот только…
Пожар на борту самолета. Самое страшное, что может быть в воздухе. Мгновенно пропала радиосвязь. И эго на совершенно новой машине! Бросить ее? Жалко ласточку. Огонь в самом хвосте. Кислотный аккумулятор потек, не выдержав перегрузок? Взгляд на приборы, индицирующие электрику. Точно! Напряжение падает, а ток, отбираемый от генератора, растет. Что-то там, в хвосте, коротнуло от пролившегося электролита. Но ведь я же знаю эту машину как свои пять пальцев. Силовой кабель проходит справа в фюзеляже. Быстро – на счету каждая секунда – беру курс на аэродром, тщательно триммирую (Триммер – маленькая рулевая аэродинамическая плоскость, расположенная на всех основных рулях самолета. Служит для снятия нагрузок с органов управления при прямолинейном полете. Правильнее – для балансировки самолета. Обычно триммеры управляются электродистанционно) машину. Теперь можно бросить управление и заняться внутренней обшивкой. Черт, никакого инструмента под рукой. Да и тесновато здесь. Сдергиваю перчатки и пальцами пробиваю и рву жесткий, насквозь промерзший картон внутренней обшивки кабины. Вот они, кабель и проходной клеммник. Резкий рывок, и медь выдирается из заделки наконечника. Так, ток генератора мгновенно упал, а напряжение восстановилось. Тут же появляется пропавшая связь.
«Липучка», – вызываю диспетчера Кубинки, – я – «Зверь ноль один». Я – «Зверь ноль один». На борту пожар. Похоже на короткое замыкание вследствие протечки аккумулятора.
«Зверь ноль один», «Зверь ноль один», – тут же отзывается руководитель полетов, – приказываю немедленно покинуть самолет! Приказываю немедленно покинуть самолет!
Но я не слушаю. Пытаюсь скольжениями сбить пламя. Не помогает. Сливать бензин нельзя – мгновенно вспыхнет, и машина превратится в факел. Вопрос: что произойдет раньше – я сяду или перегорят тяги управления? Оставить беременную Галку вдовой? Никогда! Тут думать нечего! Срываю фонарь назад и покидаю самолет, как мне было приказано. Динамический удар при раскрытии купола парашюта ощутимо встряхивает. Н-да, перчатки сейчас не помешали бы. Голыми руками с содранной кожей не очень-то приятно подтягивать стропы. Хуже, что кровь не останавливается. Колька кружится вокруг меня как сумасшедший. Да все со мной в порядке. Ну руки немного ободрал. Это мелочи. Помахал ему и указал в сторону аэродрома. Нет, не оставит меня. Так и будет крутиться вокруг, пока спасатели не появятся. А мой оттриммированный «Як» так и летит, полого снижаясь и оставляя за собой еле заметную полоску дыма. Если бы чадил, это говорило бы об отсутствии открытого огня. А так… Ну что ж, будем знать еще одно слабое место этого истребителя. Неделю на разработку нового усиленного аккумулятора. Столько же или чуть больше – на запуск в производство, и в частях заменят негодный элемент. А пока надо запретить полеты на «Яках». Вылет только по боевой тревоге. Мягко приземляюсь в большой сугроб. Гашу купол и отстегиваю подвесную систему парашюта. Отрезаю ножом из маленького комплекта выживания несколько шелковых полос и забинтовываю ободранные пальцы правой руки. Мерзнут. А это плохо. Можно отморозить. Н-да, если до этого ножа можно было бы быстро добраться в кабине самолета, то и кожу не содрал бы. Так, проваливаясь в снег, я далеко все равно не уйду. Значит, будем тут куковать, пока спасатели не появятся. Можно пока шоколад из НЗ слопать.
А в голове крутится давний пожар на самолетной стоянке в том мире. На брошенную непогашенную сигарету пролили авиационный керосин. Чудовищное нарушение всех мыслимых и немыслимых правил противопожарной безопасности. А я только что пристегнулся в кабине Су-27, и электромоторы уже опустили фонарь. Двигатели в объятом пламенем самолете я запустить никак не успеваю, чтобы вырулить из этого моря огня. А жар уже чувствуется! На какую-то долю секунды показалось, что все, жизнь кончилась. Сейчас сгорю. Эх, не лететь мне больше в голубом небе… Но взял себя в руки, стал думать. Я же сижу в катапультируемом кресле К-36ДМ! Оно спасает при любых условиях. Хоть на сверхзвуковой скорости, хоть на стоящей на земле машине. Зафиксировался, вжал голову в плечи и рванул красный рычаг. Довольно чувствительный удар выкидывает меня из самолета прямо через проломленное оголовником кресла остекление фонаря кабины. Для откидывания фонаря, замки которого уже отстрелены пироболтами, набегающим потоком воздуха требуется хоть какая-то скорость. Очень хороший такой удар, как кувалдой по верхней части нижних конечностей! Весьма специфические ощущения! За какую-то секунду ракетный двигатель выносит меня в кресле на высоту, достаточную для применения спасательного парашюта. Раскрытие купола происходит автоматически, впрочем, как и отсоединение ремней от кресла. А ведь такое катапультное кресло сейчас воссоздается в одном из наших конструкторских бюро здесь. «Сухарь» так и не смогли спасти. Несколько тонн авиационного керосина – не шуточки. С тех пор я всегда тщательно гашу окурки, хотя вина тогда была не моя. Около самолета вообще нельзя курить! Хотя сейчас сигарета мне явно не помешала бы, пока жду спасателей.
О, вот и они. Легки на помине. Наверное, подняли вертолет сразу, как только Николай сообщил о моем прыжке. Ух, как от несущего винта дует!
Да сам я дойду, зачем носилки?
Положено так, Василий Иосифович, – отвечает врач и все-таки укладывает меня в салоне «Ми четвертого».
До медицинской части на аэродроме я дошел своими ногами, несмотря на очень нелицеприятные высказывания медика. Раны на руках обработали достаточно быстро. Интереснее другое. Мой самолет воткнулся в снег по касательной, не долетев несколько километров до аэродрома. Без поддува набегающим потоком воздуха пожар погас сам. Доклад аварийной комиссии, положенный мне на стол на следующий день, полностью подтвердил мои предположения по поводу аккумулятора и констатировал перегоревшие тяги управления. Посадить машину я бы не смог. Но вот в тот день дома… Знатный скандал и слезы от жены я получал весь вечер. И чего реветь? Вот он я. Практически целый. Руки – это мелочи. Заживет как на собаке. Вот есть хочу зверски. Это надо было видеть, с каким удовольствием Галина отрезала и подкладывала мне в тарелку куски утки, запеченной с яблоками. Самому перебинтованной рукой работать ножом было не очень удобно. Но вот бокал с божественным «Ахтамаром» вполне в состоянии удержать. Н-да, это что, я один почти всю эту водоплавающую птицу умял? Хорошо, но мало. Впрочем, у нас сегодня еще пирог с малиной к чаю есть…