Желтая луна с каждым днем склонялась все ниже к горизонту, уже уступив часть дневного освещения солнцу. Постепенно местность менялась: остатки знакомой по джунглям растительности исчезали, а их место заняли представители засушливых местообитаний. Зато снова начали встречаться деревья: высокие узколистные красавцы с раскидистыми кронами, с ветвями, снабженными длинными колючками, и с вкусными плодами, по виду напоминающими сморщенные вяленые помидоры, а по вкусу — что-то среднее между финиками и фигами. Люди быстро научились добывать эти, как выяснилось, малопортящиеся продукты, стряхивая их с доступных веток длинными шестами из бамбука или, реже, просто сбивая камнями. На другом виде более низкорослых деревьев зрели оранжевые колючие костянки размером с абрикос приятного терпкого вкуса, на третьем — кислые, как лимон, красные огурцы с единственным длинным семечком внутри, четвертое снабжало всех желающих горьковатыми маслянистыми орехами, пятое — сладковатой подкоркой. К моему удивлению, лазить по колючим деревьям оказалось не так сложно, как ожидалось, хотя постоянно приходилось следить, чтобы не пораниться. Зеленая полоса травы в пару десятков метров на побережье сменялась отдельными колючими островками дальше от реки. У самой воды росли пышные кустарнички с пятипалыми листьями, на нижней стороне которых изредка удавалось отыскать подсохшие, но очень вкусные фиолетовые ягоды.

По берегам часто встречались животные разнообразных размеров: от муравья до слона. Одни походили на козлов и оленей, другие — на грызунов, третьи напоминали динозавров. Как и в джунглях, здесь встречались как четырех-, так и шести-конечные животные, покрытые перьями, шерстью, чешуей, панцирем или голой кожей. Разглядывая крылатое создание с двумя крыльями, четырьмя лапами и покрытое чешуей, я вновь задумалась, а точно ли виденные когда-то в небе далекие крылатые силуэты — простой плод моего воображения. Некоторые животные, в основном хищники, ходили в одиночку, большинство же держались группами — от четырех до нескольких десятков особей. Несмотря на то, что часто встречались стада или одиночки размером с овцу, лошадь или еще крупнее, люди все равно предпочитали охотиться на мелкую живность, размерами редко превышающую кролика и никогда — крупного гуся.

После того, как пираньи перестали встречаться, для того чтобы перебраться с плота на плот многие перестали использовать подсобные средства, предпочитая просто переплыть разделяющее их расстояние. В связи с этим народ в первую неделю зачастил друг к другу в гости, но вскоре активность схлынула и основное общение между пассажирами разных плотов переместилось обратно на берег.

Каждый день мы совершали утреннюю двухчасовую и вечернюю трехчасовую остановку, но теперь во время вечерней люди часто собирались группами, пели, разговаривали, играли. Жизнь становилась все комфортабельнее и уютнее, благодаря меньшей влажности и редким дождям продукты стало легко запасти впрок, чем многие пользовались, чтобы не ходить на добычу каждую остановку.

Мы с Лилей почти одновременно заметили изменившееся поведение полукровок. Теперь примерно за пару минут перед тем, как избавиться от отходов жизнедеятельности, они начинали хныкать. Если удавалось успеть вытащить ребенка и отнести к краю плота, люльку мыть почти не приходилось. Еще через неделю дети привыкли к такому режиму и, если их не слышали сразу, постепенно повышали голос, так что вместо хныканья звучал предостерегающий крик. Хотя они по-прежнему оставались не слишком подвижными, зато теперь стали очень разговорчивыми: стоило к ним подойти, начинали гукать и лопотать, просясь на руки. Мальчики полюбили крутить или просто держать что-нибудь в руках, но, ко всеобщему удивлению, в рот схваченное не тянули. Мы давали им вырезанные из коры игрушки, крупные ракушки с тупыми краями и другие безопасные предметы.

Рысь буквально через несколько дней начала ползать и даже лазать, так что оставлять ее без присмотра теперь было возможно разве что в закрытой корзинке. Но, с проснувшейся активностью, дочь стала гораздо более шумной: если она не спала и была ограничена в движениях, то поднимала громкий крик и не успокаивалась до тех пор, пока не оказывалась на свободе и в компании. К моему облегчению, общество ее устраивало любое: и мое, и остальных. С каждым днем за Рысью становилось все труднее уследить: она уже успела и по лестнице на пол-этажа взобраться, и от ведра обжечься, и чуть в реку не свалиться. А уж под ноги лезла и мешала заниматься своими делами прямо-таки профессионально. Стоило на пару минут потерять из виду спокойно спящую Рысь, как она оказывалась у самой воды, успевала перевернуть мусорную корзину или разбросать чью-нибудь постель. Вскоре, отчаявшись уследить за непоседливой дочерью, я соорудила ей шлейку, чтобы она хотя бы сбежать незаметно не могла. Почти в это же время у Рыси начали резаться зубы, может, еще из-за этого она стала такой беспокойной и раздражительной. В отличие от полукровок, дочь не пыталась брать предметы руками, а если случайно хватала, то сразу же выпускала. Вместо этого, Рысь пробовала на вкус почти все, что попадалось ей на глаза, и жестами, и повадками напоминая мне щенка или котенка. Играя, она крепко вцеплялась руками в человека и начинала брыкаться, этой чертой тоже скорее напоминая детеныша животных, чем человеческого ребенка.

Остальные дети по поведению почти не отличались от своих Земных ровесников, только во время купания норовили перебраться матери за спину и крепко вцепиться в волосы, поднимая возмущенный крик, если их пытались оторвать.

Немало времени мы уделяли своим интересам, во всем их многообразии. Маркусу удалось соорудить еще две емкости, на каждой из которых, измерив с помощью мерных колб, он торжественно выцарапал вместимость в литрах (разумеется, примерную, округляя в меньшую сторону). Объединившись, мужчины захватили в свое пользование все три трубы, чем не преминули воспользоваться, размяв зрелые сочные, начавшие слегка подбраживать кисло-сладкие фрукты и залив получившуюся массу водой. Два дня смесь бродила, а потом физик не выдержал и, заявив, что ни холодильника, ни погреба у нас все равно нет, а вино, скорее всего, пока сделать не удастся, выставил одну из труб к ужину «на пробу». Напиток получился не крепче кваса, приятный на вкус, так что распробовали мы его знатно — за один вечер опустошили всю одиннадцатилитровую трубу, даже остатки фруктов подъели. Кстати, судя по показаниям кольца, алкоголя в напитке получилось действительно совсем не много, по крайней мере, анализатор считал его вполне съедобным, не ниже зеленого по расширенной шкале. Воодушевившись, Маркус ежедневно ставил новую трубу фруктового кваса взамен выпитого. К сожалению, пару раз напиток пришлось вылить, из-за того, что он не сбраживался, а просто портился, но физик не унывал, считая, что все приходит с опытом.

— Ничего, вот научимся бочки делать, начнем вино готовить, — делился своими мечтами он.

А еще Маркус тщательно исследовал основную почвообразующую породу, Вера собирала коллекцию минералов, периодически радостно делясь с нами открытиями еще какого-то камня. Не слишком в этом разбираясь, я поняла только, что найти нормальный песок все-таки шанс есть — по крайней мере, единичные кварцевые камушки зеленоватого и розоватого цвета геологу попадались. А однажды на привале Вера вернулась без добычи, зато с мелким осколком кремния.

Надя искала лекарственное сырье, по нескольку дней кряду скармливая всем в малых количествах «желтые» и даже «оранжевые» продукты и тщательно фиксируя результаты. Чаще, из-за малых доз, никакого эффекта не наблюдалось, что искренне расстраивало терапевта, не решающуюся увеличить дозировку из страха отравить. Но один раз ей сопутствовал успех: все население нашего плота расслабило. Довольная результатом, Надя насушила столько слабительной травки, что хватило бы на пару месяцев приема всеми посвященными, и продолжила бы собирать, если бы не дружные протесты остальных.

— Может ниже по течению эта трава уже не встречается, — пыталась оправдаться терапевт. — А так хоть какой-то запас будет.

— Хоть какой-то? Да ты уже больше чем надо засушила, учитывая, что мы в ней пока не нуждаемся, — возражал Дет.

— Когда понадобится, может быть уже поздно искать.

Росс притащил двух вопящих копытных травоядных с мелкую кошку размером, прозванных народом за внешность свинокрысами.

— Я на них тренироваться буду. Глядишь, и удастся смоделировать ситуацию, из-за которой погиб Кесарь, — заявил он. После долгого разговора нам удалось убедить зеленокожего отложить свои жестокие эксперименты, хотя бы до тех пор, пока не будет найдено простейшее обезболивающее или снотворное. Неохотно согласившись, он начал пичкать несчастных животных разными ядовитыми продуктами с целью побыстрее найти необходимое. В результате одна из свинокрыс погибла, а другая — умудрилась сбежать, прогрызя дырку в корзине, где ее держал Росс.

Вероника экспериментов пока не ставила, зато занималась активным сбором семян со всех приглянувшихся в пищевом плане растений.

— Сейчас они не нужны, а вот когда приплывем — пригодятся, — рассуждала агроном.

Я пока ограничивалась натуралистическими наблюдениями. Может показаться, что это очень просто, но на самом деле, как и любая другая исследовательская работа, наблюдение требует немало времени, внимания и сил. Стараясь не ограничиваться голой констатацией факта, я каждому явлению пыталась найти объяснение, а выдвинув гипотезу — при первой же возможности стремилась ее подтвердить.