76 – 78 сутки.
Над человеческим лагерем в джунглях.
Группа Свинтуса состояла почти из восьми десятков мужчин и женщин.
— Нам отказали, — просто, хотя и немного ожесточенно поделился он с остальными. — Но мы не сдадимся.
Однако воодушевления это заявление не вызвало. Среди ученых начались ссоры и взаимные обвинения, которые продолжались в течение нескольких часов. Из их разговоров я поняла, что раньше прокормиться удавалось легко, но после появления троллей и объединения людей в большую группу пищи стало катастрофически не хватать. К счастью, пока не до такой степени, чтобы люди ослабли от голода, но в достаточной, чтобы постоянно хотелось есть. Конкуренция за удовлетворение этой потребности вынуждала людей объединяться, но она же и разрушала все связи. После крупного скандала от Свинтуса ушла, чтобы присоединиться к Сергею, почти половина группы, еще десяток покинул лагерь ночью, не прощаясь. Под утро, популярно объяснив, что принципы принципами, а голодать ради них никто не собирается, ушло еще четырнадцать. Я испытывала к сбегающим двоякие чувства. С одной стороны, их уход являлся ничем иным как предательством, причем предавали они не своего лидера и свою группу, а, прежде всего, науку. Ту науку, ради которой страдали и умирали великие люди. Но, с другой стороны, попробовав прикинуть, что бы я сделала на их месте, я поняла, что не могу гарантировать, что мое решение в той же ситуации оказалось бы отличным от их решения. Скорее наоборот. Через несколько часов Свинтуса покинула еще одна девушка. Она была последней из ушедших, и теперь в группе осталось всего двенадцать человек, причем, как ни странно, поровну мужчин и женщин. Что-то негромко обсудив, группа разделилась: большая часть покинула стоянку, видимо отправившись на поиски пропитания, а меньшая осталась сторожить вещи.
— Да, нам приходится заниматься неподобающим делом, — сказал кудрявый черноволосый мужчина. — Но в любой ситуации мы, прежде всего, останемся учеными и при первой же возможности вернемся к своему истинному призванию.
— Да-да, и никто никогда не собьет нас с этого пути, — ехидно и пафосно добавил улыбающийся рыжий.
Я продолжила наблюдать за ними. В целом, их лагерь произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Пара низких столиков из веток, с валиками мха вместо сидений, удобно расположенное кострище, небольшой настил у воды в разрыве прибрежных зарослей полуводных растений. Кстати, вещей у них не так мало, хотя в основном и далеких от простого бытового применения: микроскоп, градусник, колбы, пробирки, еще какие-то измерительные приборы… А ни одежды, ни котелка, ни лопаты, ни топора я у них не видела. Даже ножа всего два, на дюжину человек. Куда это годится?
Общество в группу собралось неплохое. Через некоторое время я пришла к выводу, что мне не нравятся двое. Первый — это Свинтус, манеры и поведение которого с каждым часом казались мне все искусственней, как будто он играет свою роль, а не живет ею. Меня никогда не привлекали такие люди. И второй, единственный среди группы ученых, с зеленой кожей. Люди с такой расцветкой вообще встречались нечасто, хотя я и видела нескольких. Он не понравился мне с первого взгляда, было в нем что-то хищное, звериное, нечеловеческое. Предчувствие меня не обмануло: характер у него тоже оказался не сахар. Ехидный эгоистичный монстр — таково мое мнение.
Сбор пищи для ученых действительно представлял трудности: все ближайшие съедобные растения уже объедены, удаляться далеко они опасались, причем похоже обоснованно, поскольку ходили слухи, что недалеко орудует большая стая в несколько десятков троллей. Залазить в реку тоже опасно — в отличие от меня они не обладали естественным репеллентом, а орудий лова я никаких не видела. Нормальных продуктов достать им не удавалось, поэтому чаще всего приходилось собирать жесткие деревянистые стебли папоротников, долго варить до размягчения, а потом поглощать малоаппетитную слизистую массу. К вечеру второго дня, то есть через пять Земных, они иногда бродили между чужих костров, подбирая очистки и выброшенные кусочки.
Вскоре после этого их посетил Сергей.
— Может, хватит доказывать свою силу воли, или упрямство, в просторечии? Почти все ваши уже с нами и еще ни разу не ложились спать голодными. Давайте и вы, не стоит играть из себя героев. Подбирание объедков, на мой взгляд, гораздо унизительнее, чем смирить гордыню и пойти работать. В конце концов, голод все равно победит остальное. В том числе и лень.
— Нет, не унизительнее, — возразил черноволосый мужчина. — Мы ни у кого не просим милостыни, а чем сейчас питаемся — это только наше дело. И мы не лентяи, как изволит полагать уважаемый царь-батюшка. Те, что ушли — они ушли. Мы — остались. И мы не собираемся предавать своих.
— Хотя, — погромче заявил зеленокожий и обернулся к остальным. — Если кто-то захочет покинуть группу, я думаю, его или ее никто не станет задерживать.
— Ну что, есть среди вас умные люди? — ничуть не смутившись, спросил Сергей. Ученые промолчали, в большинстве демонстративно его игнорируя. — Ничего, у меня много терпения. Не думаю, что вы выдержите долго! — неизвестно почему разозлился Сергей. — Тоже мне, принципиальные нашлись. Дурью маетесь, — и резко вскочив, он ушел быстрым шагом.
— Сам ей маешься, — обиженно бросила яркая брюнетка, когда Сергей окончательно покинул их территорию.
— На дураков не обижаются, — ободрил ее Свинтус и задумчиво пожевал губу.
— Но в чем-то он прав — есть действительно хочется все сильнее. Говорят, в войну опилки варили и ели, — как-то без особого воодушевления припомнил невысокий шатен. — Можно попробовать мох варить, он на кольце не ядовитый, — он глубоко вздохнул и палочкой помешал кипящую воду со стеблями папоротников. Народ замолчал. Буквально через мгновение после этого из кустов сбоку вышел высокий золотоволосый и желтокожий мужчина с десятком крупных пираний, нанизанных через жабры на кожаный шнурок. Все взгляды как магнитом притянула рыба, кто-то сглотнул выделившуюся слюну.
— Люблю упрямых, — улыбаясь, заявил пришелец. — Вот, ешьте, — он бросил связку на импровизированный столик из хвороста и направился обратно.
— Подожди, Ясон, — окликнул его черноволосый, и мужчина, остановившись, обернулся, показывая в улыбке весь набор белых зубов. — Это ведь много рыбы. Нам нечего дать тебе взамен, — Ясон рассмеялся и небрежно махнул рукой, одним движением отметая все возражения.
— Люблю упрямых. Ешьте, чтобы упрямство никуда не сбежало.
— А сам? У тебя ведь жена, — напомнил рыжий. Ясон заулыбался еще шире, я и не думала, что такое возможно.
— У меня есть золотые руки. Я — золотой мальчик. Я еще поймаю. Ешьте.
— Спасибо, — склонил голову Свинтус.
— Мы вернем долг, как только сможем. Слово ученого, — добавил черноволосый.
— А я дарю. У меня золотое сердце, — похвастался Ясон. — Люблю упрямых, — чуть тише добавил он и радостно закончил свою речь. — Я и сам упрямый.
Как только золотой мальчик скрылся, сразу несколько человек склонились над рыбой, звучно столкнувшись головами.
— Надо сварить и поделить хотя бы на два раза, лучше — больше, — скомандовал зеленокожий, потирая ушибленный лоб.