Я никогда не боялся вида крови. С детства мог не только самому себе обработать и перевязать любую рану, но и другому человеку. Никогда не впадал в ступор и не падал в куртуазный обморок. Правда, и особенной жестокой дурости, как любители поохотиться, я не испытывал. Считаю, что те, для кого открыты круглосуточные универмаги с абсолютным выбором товаров, достойны сами прочувствовать на своей шкуре судьбу убитого на охоте животного, если они при таких условиях выходят на охоту. Желающие повысить авторитет перед супругой имиджем добытчика и завалить на стол бездыханную тушу оленя. Или утоляющую на охоте жажду крови и убийства. Или скучающие бизнесмены, что, выйдя из нескольких поколений крестьян, толком не умеют читать, хотят приобщиться к барской забаве. Все равно. Каждый одинаково виновен.

У меня нет брезгливости и страха от вида крови, но и нет хирургического запала потрошить.

Однако даже я, почувствовав густой запах свежей крови, что сильно мешался с вонью сгоревшего дерева и пластика, счел нужным дышать через платок. Даже закрыл на некоторое время глаза.

На небольшом свободном пятачке бетона, у самого конца «улицы», царила сатанинская бойня. Я вдоволь насмотрелся вживую и, после, в кошмарах на трупы людей, заживо вмерзших в лед под порывами безжалостной «метели», погибших от рук каннибалов и тварей. Сам убил человека. Дважды. Когда приходилось расплачиваться с людоедами в метро. Но такого мне видеть не доводилось…

Пятеро хантеров, что прикрывали отход товарищей с раненым человеком, превратились в кровавую кашу. Залитый кровью, в которой отражалось пламя пожара, бетонный пол, с кусками и частями тел, казался живым. То ли от отблесков пламени и игры теней, то ли от кошмарности картины. Растерзанные пулями «обезьяны», как мысленно окрестил тварей я, лежали вперемешку с людьми. Очевидно, здесь была бойня еще до того, как погибли эти пятеро. Но страшнее всего мне показались не вываленные на бетон внутренности, не страшные мертвые твари. Почему-то самообладание изменило мне при виде длинных женских волос, слипшихся от крови, на стене Гарнизона. Будто их обладательницу били головой о стену до тех пор, пока не размозжили череп…

Я не выдержал. Рванулся в сторону, чувствуя, как обезумевшее сознание сходит с ума. Меня дважды вырвало. Потом еще раз. И рвало до тех пор, пока не перестало хватать воздуха, а в желудке не осталось и капельки влаги.

— Выпей. И умойся. Легче станет, — прозвучал над ухом голос Джексона. — Глубоко дыши, размеренно. Можешь спеть песенку про Мэри… или какая у вас в ходу?..

Перед глазами возникла фляга, подставленная заботливой рукой коммандос. Но предложение спеть песенку показалось для меня настолько абсурдным занятием в данной ситуации, что я даже на секунду задумался, вспоминая что-нибудь легкое. Потом мозг осознал бредовость занятия, и я зло перехватил флягу. Щедро плеснул на затылок, остужая голову. Потом, не касаясь горлышка губами, опрокинул флягу и сделал большой глоток. Хотелось добротно приложиться, но я себя пересилил. После выпитого и всего увиденного не хотелось второго приступа дурноты.

Вернув флягу, я мысленно досчитал до десяти и обернулся. В глазах по-прежнему стояла туманная муть, но разум был ясным. Хуже приходилось от запаха свежего мяса. Тот настолько пропитал воздух, что казалось, отчетливо пробуется на вкус.

Дэйсон, совершенно не обращая внимания на трупы, сидел в самом центре огромной лужи крови. Ковырялся десантным ножом в трупе «обезьяны», словно выискивая слабые места. Хотя, может, оно так и было. Все-таки его учили убивать, и часто — любой ценой. Вот и сейчас машина убийства не видит мертвых тел, а копается всего лишь в цели. Патологоанатом хренов!

Увидев, что я пришел в себя, Джеймс с мрачным выражением молча указал на труп существа.

Не сразу я понял, на что именно указывает коммандос. В мешанине истерзанных останков, частей тел и обломков домов все выглядело излишне гротескным вариантом финальной сцены «Гамлета» — куча трупов и нереально много крови. Потом глаза, избегая вида вываленных сизых внутренностей и замерших в болезненной гримасе лиц, выхватили странный предмет.

Вокруг мощной талии твари, казалось, полностью состоящей только из бугристых мышц, повязан пояс. Повязан банально, без застежек, наподобие ритуального пояса для кимоно. Но шок от этого не исчез даже наполовину. Наоборот, показалось, что мир пошел по кругу в причудливом хороводе.

— Что это? — подошел Джексон. Потом всмотрелся, обескуражено ахнул: — Они разумны?!

Джеймс не ответил, лишь пожал плечами. Поднялся, вытер нож о шерсть «обезьяны» и вышел из кровавого озера.

— Если это не повязанная случайным образом тряпочка или чья-то метка, то да. Но я не верю в это. Вряд ли где-то найдутся смельчаки, что таким образом будут помечать миграцию этих фреддикрюгеров как обычных ласточек… Обычные твари, хоть и незнакомые. И ведут себя как твари.

Джексон умолк, сообразив, что ляпнул глупость. Но странное ощущение от близости пугающей тайны осталось.

«Если только у этих „смельчаков“ не найдется дротиков с парализаторами и прочего оборудования, чтобы помечать тварей», — обожгла холодом пугающая и в то же время бодрящая мысль.

— Хантер, ты очухался? — довольно бесцеремонно заглянул в глаза Джеймс.

Я проглотил язвительный ответ, решив удовольствоваться простым кивком.

— Отлично, — ободряюще улыбнулся американец. — Потому что у нас нет времени, чтобы долго приходить в себя. А тебе, хантер, нужна броня, если, конечно, не передумал в Кремль идти…

Желудок отозвался болезненным спазмом в ответ на страшную догадку, но коммандос был абсолютно прав.

Пока мы обшаривали дома в поисках живых или раненых, Хранительницы испуганно выбрались из бараков. Причем одна из них — совсем еще юная девушка, лет семнадцати, с лицом стойкого зеленого цвета. Хрупкие дамские пальчики немилосердно дрожали, попеременно терзая мокрый носовой платок и вытирая губы. Очевидно, в спешке ворвалась в барак, чьи хозяева и не подумали уходить по тревоге. Что ж, зато хоть жива осталась, а испуг сейчас никого не волнует. Нет теперь психологов, некому лечить травмы. Или умирай от страха, или живи в борьбе.

Никого, ни живых, ни раненных не оказалось. Только коммандос, я и две Хранительницы, которые, кстати, довольно странно посматривали в мою сторону. Косились, что-то тихо обсуждали между собой. Один раз подошли ближе, расспросив Дэйсона насчет места эвакуации. Попросили воды. Но я все время чувствовал на себе испытывающий взгляд амазонок.

Но, не особо отвлекаясь на такие мелочи, мы втроем обшарили тела хантеров, предварительно стащив всех в один барак. Девицы помогать нам отказались, как и надевать окровавленную броню. Только презрительно и брезгливо поджали губы. Ну и пусть. Им же хуже. Зато Хранительницы помогли разгрести несколько бараков, что вплотную примыкали к горящим строениям. Наравне с нами стучали тряпками по огню, поливали мутной ржавой водой, тушили. До тех пор пока от пожара не осталась только тлеющая груда обугленного хлама. Только после этого девушки отошли в сторону, о чем-то тихо шушукаясь и вытирая покрытые копотью лица.

Перебирая комбинезоны, мы выбрали наиболее чистые и с максимальным зарядом батареи. Доспехи «умной брони» на удивление оказались почти у всех одинаково целы. «Обезьяны» метко целили когтями в мягкие, гофрированные электропроводные ткани в местах сгиба суставов. Самое слабое место, хотя и они при включенном питании брони становятся непробиваемыми для пули или ножа. Как оказалось, только у коммандос комбинезоны включены и полностью закрыты. Сказалась поспешность атаки, в которой часто забывают мелочи. И такие мелочи часто стоят жизни.

Пока коммандос суетливо застегивали многочисленные ремни на броне, подгоняемые и понукаемые мои комментариями, незаметно подошли Хранительницы. Одна из них, та самая молоденькая девчонка, приятным голосом, чуть испорченным официальной интонацией, хмуро проговорила:

— Хантер Керенский, как вы оказались на свободе?

Дэйсон недоуменно обернулся. Под его взглядом девчонка смутилась, уши запылали, но она только враждебнее выдвинула подбородок.

— Вы не должны ни по какому поводу покидать карцер, — упрямо повторила она.

Дэйсон, не отвлекаясь от брони, честно спросил:

— Девушка, вам что, больше нечем заняться?

Девчонка оскорбилась. А зря, стоило бы послушать старших. Уже более суровым тоном на грани с визгливой нотой выкрикнула:

— По какому праву вы помогаете преступнику?!

Джексон вполне дружелюбно, но с затаенной угрозой бросил простое:

— Отвали.

Хранительница оторопела. По молодости девочка совершила сразу две ошибки: попыталась прикрыться чужим авторитетом, что и так еще не утвержден; и начала нарываться на неприятности в заведомо проигрышной позиции. Мне ее даже жалко стало. Симпатичная девчонка. Только бы ей ума поднабраться, да не лезть в чужие игры.

Американцы между тем закрыли последние замки, питание подалось в костюм. Щиток шлема на мгновение утратил прозрачность. По экрану поползли ряды цифр и непонятных аббревиатур. Когда забрало вновь явило мне окружающий мир, в лицо смотрел успевший обрыднуть ствол станнера.

— Не двигаться, Керенский! — пьянея от адреналина, выкрикнула девушка. Симпатичное лицо, с милыми веснушками, перекосилось в гримасе.

— Вот ведь, шальная, — спокойно проговорил я, не желая вступать в конфликт. — Ты чего разошлась, дуреха? Мы сейчас все в одной лодке, понимаешь? Наша задача — защитить Гарнизон. Иначе ни твоих Хранителей, ни хантеров…

— Молчать! — тонко рявкнула девчонка. — А ну — в карцер! Быстро!

Коммандос дружно вздохнули, повернулись к девушке. Та, верно сориентировавшись, нажала на курок.

На экране щитка послушно всплыло сообщение, что комбез атакован парализующим лучом и благополучно сдержал излучение. А в следующую секунду девчонка тихо ойкнула и обвисла у Дэйсона на руках.

Джексон повернулся к баракам. Вторая Хранительница, незаметная, чуть полноватая женщина лет тридцати, вскинула безоружные руки.

— Он прав. Сейчас все нужны для защиты. Но Ленка меня не послушала, — торопливо выдала та. Потом умоляюще добавила: — Не трогайте меня, пожалуйста.

— В карцер, — коротко бросил американец.

Женщина безоговорочно подчинилась и едва ли не бегом двинулась в указанном направлении. Джексон отвел женщину вниз, помогая Джеймсу нести бесчувственную девчонку. Быстро вернулся и на мой вопросительный взгляд смущенно ответил:

— Нас учили никогда не оставлять спину врагу. Пусть даже женщине. Пусть даже безоружной. А больше, кроме как карцер, вести их некуда. Там хоть безопасно. Пусть посидят, расслабятся.

Пришлось признать некоторую логику в словах коммандос.

— Итак, господа, времени не осталось, — подошел Джеймс, деловито отбросил щиток, закурил. — Давайте обсудим дальнейшие действия…

Я тоже достал из кармана сигариллы, одну подкурил, а пачку спрятал в карманы брони. Пристегнул к поясу фляжку Хранителей. С наркоманским наслаждением выдохнул дым и кротко спросил:

— Говорите, у вас наверняка есть план?

— Может, — вдруг вклинился Джексон, — подождем пока верхние выйдут? Очистят этаж…

— Нет уж, — покачал головой я. — Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Джексон озадаченно посмотрел на меня, явно не зная таких русских слов, потом медленно спросил:

— За что взялся?.. Это что поговорка про онанизм? Шутка?

Видя такой же болезненно заинтересованный взгляд со стороны Дэйсона, я искренне посетовал:

— Нет, все-таки вы и вправду все там, в Америке, генитально-озабоченные. Проехали. Давай, Джеймс, излагай, что вы там придумали?