И начались будни частных детективов: найти сбежавшую жену торговца; разобраться, с кем сорокалетней владелице парикмахерской изменяет охладевший в последнее время тридцатилетний любовник; понять, почему невеста сына хозяина мастерской по ремонту водородников стала без уважения относиться к будущей свекрови… И так далее, и тому подобное.

Дела, которыми занималось детективное агентство «Пушкаревы», особым разнообразием не отличались. Измены, недовольство поведением, ненормальные личные отношения…

Была, правда, попытка привлечь Осетра к расследованию бытового убийства (владелицу одной из кондитерских нашли у подножия лестницы, ведущей на второй этаж дома, с переломанной шеей, а полиция, по мнению мужа погибшей, вела расследование не слишком активно), но стоило частному детективу сунуться в это дело, как с ним встретился один из государственных детективов и настоятельно посоветовал и дальше заниматься супружескими адюльтерами.

С убийствами мы и сами разберемся, господин Пушкарев, и это вовсе не мой совет, как вы сами понимаете, полиции совсем ни к чему, чтобы у нее путались под ногами, так что извините, но, сами понимаете…

– А чей это совет? – спросил Осетр без уважения в тоне.

И собеседник сразу забыл о вежливости.

– Это совет подполковника Проскурякова, щенок, и я настоятельно… повторяю, настоятельно рекомендую тебе воспользоваться его советом. Тебе же лучше будет! Да и про сучку свою мокрохвостую не забудь! Это наш город, и мы в нем хозяева, заруби себе на носу!

Щенок зарубил себе на носу. И отказал мужу кондитерши. Даже небольшую неустойку заплатил.

Наверное, испуг перед фараоном был разыгран профессионально, ибо больше господа полицейские «задушевных» бесед с частным детективом не вели.

Однако слежка за ним продолжалась – чувство тревоги говорило о ней однозначно.

За ним следили не только, когда он приклеивался к очередной прелюбодейке, но и когда Осетр с Катериной шли прогуляться по городскому парку.

Пару раз Осетр попытался связаться с Найдёном Барбышевым, однако эвакуатор не отзывался, хотя Осетр оставлял ему на автоответчике сообщение с кодовой фразой, означавшей, что у супругов Пушкаревых возникли серьезные проблемы.

Похоже, высокопоставленные друзья оставили кандидата в императоры со своими жизненными трудностями один на один.

Впрочем, обстановка не осложнялась, не было ни анонимных угроз, ни покушений. Да и скуке детективных дел Осетр нашел оправдание.

В конце концов, он уже неплохо узнал одну из сторон жизни, которую ведет росский народ. Изнаночная сторона оказалась совсем не такой романтичной, какую он себе представлял. Любовь и вправду занимала большое место в жизни этих людей, вот только почему-то любовь эта была непременно грешной. Измена на измене сидит и изменой погоняет… Похоже, обычный городок обычной планеты населяли сплошные прелюбодеи, а значит, и страна в целом была такой. И то, что он любил Татьяну Чернятинскую, а жил с Екатериной многофамильной, было вполне обычным делом. И то, что его биологический отец Владислав Второй так поступил со своей любовницей, похоже, также было обычным делом. И удивляться было нечему, и мстить было не за что – просто таким вот образом для новорожденного ублюдка сложилась жизнь.

Однако жажда мести по-прежнему в нем жила, пусть и притухшая, копошилась где-то на задворках души, не позволяя забыть обиду и не давая сказать самому себе: «Я живу исключительно ради блага своего Отечества»…

И опять были неверные жены и мужья, ветреные любовники и любовницы, обиженные изменой вторые половины.

Своего первого клиента Осетр больше ни разу не встречал. Однако покушений на жизнь подполковника Проскурякова замечено не было. Во всяком случае, немногочисленные местные средства массовой информации об этом не упоминали.

Однажды в районе четырех пополудни Осетр снова оказался на улице Ткачей (случайно, исключительно случайно – его завела сюда слежка за очередной апологеткой супружеской неверности) и увидел, как возле дома пятьдесят шесть опустился знакомый полицейский глайдер, и знакомая подтянутая фигура с подполковничьими погонами на плечах нырнула в знакомые двери…

Что ж, господин Проскуряков был, по крайней мере, постоянен в любви, и уже это отчасти оправдывало его…

Так прошло несколько месяцев.

Жизнь супругов Пушкаревых тянулась, как воловья жила, серая, заполненная работой, раскрашиваемая только супружеской постелью и только потому, что жить без этого молодые тела не способны. Так, по крайней мере, было для Осетра, а как было для Катерины, он понятия не имел: свое наслаждение она могла и разыгрывать – ведь ее готовили в шпионки, и она вполне могла уметь имитировать оргазм.

Жизнь не просто тянулась – у Осетра складывалось впечатление, что она натягивалась, будто гитарная струна, все сильнее и сильнее, но кто был тот гитарист, что настраивал свой музыкальный инструмент, было совершенно непонятно. Зато было понятно, что бесконечно так продолжаться не может, что рано или поздно струна не выдержит и лопнет.

И когда она лопнула, Осетр даже не удивился.

Однако струна лопнула не сама по себе и вовсе не по вине неведомого гитариста. Изначальной причиной стала его, Осетрова, догадка.