Часть шестая
Книга откровения
Глава 1
И почти сразу же после этих слов я услышал слабый певучий звук двух флотеров, приближавшихся с разных сторон. Через несколько секунд они стали видимы, а еще через несколько секунд проплыли над нами и опустились в парке.
Это были спортивные флотеры: один ярко-оранжевый, а другой вишневый. Их обтекаемые формы напомнили мне боевые вертолеты времен моей юности — «кобры», — да они и были похожи на кобр.
Фонари кабин скользнули назад, и из машин выбрались мужчина и женщина. Они тоже были слишком крупными, как и наш приятель, и флотеры покачнулись — казалось, с благодарностью, — освободившись от тяжести своих пассажиров.
Оба, и мужчина, и женщина, увидев нас, моментально уменьшились в размерах. Но все равно они оставляли слишком глубокие следы в траве. Я спросил себя, почему они не прибыли просто в обличье флотеров. Может быть, эти машины были слишком массивными?
Женщина была чернокожая и коренастая, а мужчина был белый и настолько невзрачный, что его лицу было бы очень трудно дать описание. Своего рода защитная окраска, предположил я. Они были закутаны в тоги из естественной необесцвеченной ткани.
Не было произнесено никаких слов приветствия. Трое Омни около минуты молча беседовали между собой, глядя друг на друга.
Потом женщина заговорила:
— Скоро сюда прибудут еще некоторые из нас. Мы тоже умираем насильственной смертью, так же, как умерла ваша подруга.
— Неназванные? — спросил я.
— Что вы можете знать о неназванных? — отозвался мужчина. — Хотя я думаю, что это они, потому что происходящее противоречит физическим законам.
— Они могут управлять физикой?
— Похоже на то, — сказал наш «священник». — Взрывающиеся люди, испаряющееся антивещество… Десять миллиардов существ, перенесенных, как вы выразились, в какую-то космическую колонию нудистов. Или братскую могилу.
— Боюсь, что это все же могила, — заметила женщина, — И мы вскоре присоединимся к ним.
Все трое уставились на меня. Первым заговорил безликий человек:
— Это сделали вы. Вы попытались покинуть галактику. Убежать из пределов, отведенных неназванными для нас.
— Это же смешно, — возразил я. — Я уже не раз покидал галактику прежде. Кампания Сад-138 проходила в Большем Магеллановом Облаке. Другие кампании были в Малом Облаке и возле звезды-карлика в созвездии Стрельца.
— Коллапсарный скачок — это не то, что полет в пространстве, — сказала женщина. — Червоточины. Это почти то же самое, что изменение квантового состояния, а затем возвращение к прежнему.
— Все равно, что прыжок с дерева с привязанной к ногам лианой, — вставил наш любитель старины.
— А вы на своем космическом корабле, — продолжала женщина, — убегали по-настоящему. Вы вошли на территорию неназванных.
— Это они вам сказали? — резко спросила Мэригей. — Вы общаетесь с неназванными?
— Нет, — ответил мужчина. — Это лишь умозаключение.
— Вы могли бы назвать это Бритвой Оккама, — добавила женщина. — Это наименее сложное из возможных объяснений.
— Значит, мы вызвали гнев бога, — подытожил я.
— Если хотите, можно сказать и так, — ответил безликий. — А вот мы сейчас пытаемся сообразить, как привлечь к себе внимание бога.
Мне хотелось закричать, но Сара смогла выразить обуревавшие меня мысли более спокойно.
— Если они такие всемогущие и вездесущие… то, похоже, они продолжают следить за нами. И даже слишком пристально.
«Священник» покачал головой.
— Нет. Это спорадическое явление. Неназванные оставляют нас одних то на несколько недель, то на несколько лет. Затем они вводят какую-то новую переменную, словно ученый или, может быть, любопытный ребенок, и смотрят, как мы на это будем реагировать.
— Убрать всех?.. — задумчиво произнесла Мэригей. — Вот это переменная!
— Нет, — сказала черная женщина. — Я думаю, что это означает завершение эксперимента. Неназванные чистят клетку.
— И что нам следует делать… — начал было безликий человек и вдруг умолк. — Моя очередь, — сказал он спустя пару секунд и тут же взорвался, но не брызгами крови, кишок и обломками костей. На его месте возник вихрь белых частиц, маленький снежный буран. Частицы попадали на землю и бесследно исчезли.
— Черт возьми! — воскликнул «священник». — Он мне очень нравился.
— Что нам следует делать, — продолжила женщина, как будто ничего не произошло, — это попытаться привлечь внимание неназванных и убедить их оставить нас в покое.
— А вы двое, — сказал «священник», указав на меня и Мэригей, — с очевидной вероятностью являетесь ключом. Это вы спровоцировали их.
Макс, все это время стоявший рядом с нами, исчез и вскоре вернулся, облаченный в боевой костюм.
— Макс, — окликнул я его, — подходи к вещам реально. Мы не можем бороться с ними таким образом.
— Мы не знаем, — глухо ответил он. — Мы не знаем ничего.
— Мы все еще не знаем, правду ли вы говорите, — вновь вмешалась Сара. — Есть неименуемые или нет, это еще на воде писано. Вы сделали это — вы уничтожили всех и каждого, а теперь играете с нами. Вы не можете доказать обратного, не так ли?
— Один из нас только что умер, — возразил «священник».
— Нет, он изменил свое состояние и исчез, — сказал я в ответ.
«Священник» улыбнулся.
— Именно так. Разве не это происходит с вами, когда вы умираете?
— Бросьте, — сказала Мэригей. — Если это дело Омни, если это они устроили такую ужасную шутку, то мы обречены независимо от того, что будем делать. Так что мы можем принять их слова за чистую монету. — Сара открыла было рот, чтобы заговорить, постояла так с секунду и закрыла его.
— Вот дерьмо, — вдруг проговорил Макс. Боекостюм покачнулся и вновь стал неподвижно.
— Ну вот, опять, — ровным голосом сказал «священник».
— Макс! — во все горло заорал я. — Ты здесь? — Молчание.
Мэригей подошла к костюму сзади: там находилась рукоять экстренного открывания.
— Я сделаю?..
— Рано или поздно придется, — ответил я. — Сара…
— Я смогу выдержать, — отозвалась она. — Я видела Аниту. — Ее и без того бледное лицо стало белым как мел.
Мэригей открыла костюм, и все оказалось именно так плохо, как я себе это представлял заранее. Там не осталось ничего, что можно было бы счесть за останки Макса. На землю, хлюпая, вытекло несколько галлонов крови и других жидкостей. Нижняя часть костюма была полна клочьями мяса и обломками костей.
Сара согнулась вдвое: ее вырвало. Я чуть не последовал ее примеру, но сохранившийся, как оказалось, старый боевой рефлекс заставил меня стиснуть зубы, сделать три очень глубоких вдоха и проглотить то, что подступало к горлу.
Макс был из тех людей, которых любишь, несмотря на то, кем он является и что делает. И они вот так запросто разделались с ним, словно смахнули с доски вышедшую из игры пешку.
— Неужели мы можем быть причастны к этому? — прокричал я. — Можем ли мы хоть что-нибудь объяснить? — Мой голос сорвался.
Звуки двух взрывов донеслись из гостиницы, и сразу же раздался истерический крик.
Мэригей застонала, ее ноги подогнулись, она потеряла сознание и растянулась на тротуаре. Сара, я думаю, даже ничего не заметила. Она стояла на коленях, захлебываясь рыданиями, обхватив себя руками, в то время как ее тело содрогалось в конвульсиях, пытаясь освободить и так совершенно пустой желудок.
Антарес-906 посмотрел на меня.
— Я готов, — медленно сказал он по-английски. — Я не хочу больше оставаться здесь. Пусть неназванные заберут меня.
Я кивнул, с трудом согнув шею, и подошел к Мэригей. Опустился на колени, приподнял ее голову и попытался платком вытереть ее лицо. Она частично очнулась и, не открывая глаз, обхватила меня рукой за талию. Ее трясло, но она молчала, лишь дышала с трудом.
Это была та близость, какую могут иметь немногие люди. Наподобие той, которую мы чувствовали иногда во время сражения или непосредственно перед боем: мы должны умереть, но мы умрем вместе.
— Забудь о неназванных, — сказал я. — Мы пользовались взятым взаймы временем с самого дня зачатия… И мы…
— Украденным временем, — поправила она все так же, не открывая глаз. — И сделали из него хорошую жизнь.
— Я люблю тебя. — Это мы произнесли одновременно.
Послышался громкий удар: боевой костюм упал. Легкий бриз, до сих пор веявший с недалекого океана, полностью переменился, превратился в сильный ветер и принялся порывами налетать на костюм. Что-то ужалило меня сзади в шею — кость или осколок кости — еще раз ужалило и со стуком упало в костюм.
Со звуком, похожим на стук пересыпаемых сухих палок, в раскрытой раковине боекостюма поднимался неполный скелет. Предплечье, локтевая кость и лучевая кости прицепились к правому локтю; на запястье выросли ладонные кости, а от них в неполную секунду отросли пальцевые фаланги.
Затем поверх таза возник комок перепутанных кишок, желудок, мочевой пузырь, все происходило быстрее и быстрее: появлялись печень, легкие, сердце, нервы и мускулы. Череп наклонился вперед на позвонках под тяжестью мозга, а потом медленно поднялся и посмотрел на меня голубыми глазами Макса. Какое-то мгновение лицо оставалось двухцветным — красным и белым, — словно медицинский препарат, с которого содрали кожу. А потом оно покрылось кожей, на голове появились волосы, сразу же кожей покрылось и все тело, а затем в нужных местах не выросли, а просто возникли волосы.
Он осторожно шагнул из костюма, и на нем появилась одежда, свободная хламида. На его лице было напряженное суровое выражение. И подошел к нам. Он или оно.
Мэригей уже сидела.
— Что происходит? — спросила она сдавленным голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила обычно.
Человек (или существо) уселся перед нами, скрестив ноги.
— Вы ученый.
— Макс?
— У меня нет имени. Вы ученый.
— Вы неназванный?
Он отмахнулся от вопроса.
— Уильям Манделла. Вы ученый-естествоиспытатель.
— Меня этому учили. Сейчас я преподаватель естественных наук.
— Но вы понимаете природу исследования. Вы понимаете, что такое эксперимент?
— Конечно.
Омни подошел к нам и остановился поблизости. Он кивнул чернокожей женщине.
— Выходит, она была очень недалека от истины?
— Эксперимент окончен? — вопросительно произнесла она. — И вы приступили к забою подопытных животных?
«Макс» медленно покачал головой.
— А что я могу поделать? Сначала подопытные мыши удирают из клетки. Затем они начинают соображать, что с ними происходит. А потом требуют переговоров с экспериментатором.
— Если бы эксперимент проводил я, — сказал я, — то поговорил бы с мышами.
— Да, именно так и поступил бы человек. — Он осмотрелся с выражением непонятного раздражения.
— Так поговорите, — бросила Мэригей. Он несколько секунд смотрел на нее.
— Вы, когда были маленькой девочкой, мочились в постель. И ваши родители не соглашались отпустить вас в лагерь, пока вы не перестали это делать.
— Я забыла об этом.
— Я ничего не забываю. — Он повернулся ко мне. — Почему вы не любите фасоль?
Я не мог сообразить, к чему он клонит.
— У нас на Среднем Пальце не растет фасоль. Я даже не помню, какова она на вкус.
— Когда вам было три земных года от роду, вы засунули сухую фасолину себе в нос. И, пытаясь вытащить, пропихивали все дальше и дальше. Ваша мать наконец сообразила, почему ребенок так сильно плачет, но от ее лечения дело пошло еще хуже. Фасолина от влажности стала разбухать. Она отвела вас к знахарю, жившему в коммуне, и тот еще сильнее все испортил. Когда они в конце концов доставили вас в больницу, врачам пришлось дать вам наркоз, чтобы извлечь фасолину, а у вас довольно долго были проблемы с носовыми пазухами.
— Это вы сделали?
— Я наблюдал за этим. Я подготовил исходные параметры задолго до вашего рождения, так что, можно сказать, что да, это сделал я. Я слышу звуки взмахов крылышек каждого воробья, и ни один звук никогда не оказывается для меня неожиданным.
— Воробья?
— Не берите в голову. — Он встряхнул плечами, как будто сбрасывал ношу с плеч. — Эксперимент окончен. Я ухожу.
— Уходите? Он встал.
— Из этой галактики.
Земля неподалеку вдруг взорвалась, и пара ботинок, которые мы захоронили под пальмами, прилетели обратно, на то место, где в момент гибели стояла Анита. Над ними сконцентрировалось месиво из частиц плоти и костей, к ужасным останкам откуда-то стянулось алое облачко, и тело начало восстанавливаться.
— Думаю, что не стоит изменять условия и возобновлять эксперимент с того момента, когда его ход нарушился, — сказал он. — Я просто оставлю вас на произвол судьбы. А где-нибудь через миллион лет взгляну, что получилось.
— Только мы? — сказала Мэригей. — Вы убили десять миллиардов людей и тельциан и теперь вручаете нам пять пустых планет?
— Шесть, — поправило существо в белом, — и они не пусты. Люди и тельциане не мертвы. Просто убраны.
— Убраны, — тупо повторил я. — И куда же вы их убрали?
Существо улыбнулось мне, как будто подготовило напоследок какой-то приятный сюрприз.
— Как вы думаете, сколько места, вернее, какой объем потребуется для того, чтобы сложить десять миллиардов человек?
— Помилуй бог, я не знаю. Большой остров?
— Одна и одна треть кубической мили. Они все сложены в Карлсбадских пещерах. А теперь они проснулись, голые, холодные и голодные. — Похожее на Макса существо (пожалуй, все-таки «он») взглянуло на часы. — Ну, положим, я могу подбросить им немного еды.
— Средний Палец? — сказал я. — Они тоже живы?
— В большом элеваторе в Вендлере, — ответило существо. — Вот им по-настоящему холодно. Я кое-что сделаю для них. Готово.
— Вы можете совершать действия быстрее, чем со скоростью света?
— Естественно. Скорость света — это лишь одно из ограничений, которые я поставил для эксперимента. — Он (оно?) поскреб пальцами подбородок. — Пожалуй, я его оставлю. Иначе вы станете совать нос во все дырки вселенной.
— Луна и Марс? Небеса и Кисос? Он кивнул.
— В основном холодные и голодные. А те, кто на Небесах, горячие и голодные. Но они все, вероятно, смогут найти какую-нибудь еду прежде, чем примутся поедать друг друга.
Он смерил взглядом Мэригей и меня.
— У вас двоих особое положение, так как никто, кроме вас, не помнит столь давних времен. Я изрядно позабавился, конструируя вашу ситуацию. Ну а для меня время все равно что пол или, скажем, стол; я могу прогуляться назад, к Большому Взрыву, или вперед, к тепловой смерти вселенной. Жизнь и смерть — обратимые состояния. С моей точки зрения, тривиальные. Как вы могли видеть здесь.
Мне, наверно, не следовало это говорить, но я все же сказал:
— Значит, теперь вас забавляет то, что вы позволяете нам жить?
— Это один из способов разрешения ситуации. Или же, как вы могли бы сказать, я даю эксперименту возможность идти своим собственным путем, без корректировки. А я пройдусь на миллион лет вперед и посмотрю, что произойдет.
— Но ведь вы уже знаете будущее, — сказала Мэригей. Существо в теле Макса закатило глаза.
— Будущее — это не линия. Это стол. Существует множество видов будущего. В противном случае, зачем было бы экспериментировать?
— Не уходите! — вдруг заговорила Сара. Он нетерпеливо взглянул на нее. — Мы видим события подобными линиям, линиям причин и следствий. Но вы же видите миллионы линий на своем столе.
— Бесконечное количество линий.
— Пусть так. Есть ли во вселенной еще что-нибудь, кроме вашего стола? — Он улыбнулся. — Имеются ли другие столы? Существует ли комната, где они находятся?
— Другие столы имеются. Ну а если они находятся в комнате, то я ни разу не видел стен.
Затем он заговорил почти точно в унисон с Сарой:
— Значит, есть кто-то еще, надзирающий за всем происходящим. — Женский голос прозвучал вопросительно, а мужской утвердительно. А закончила одна Сара: — Надзирающий за вами и вашими столами?
— Сара, — ответил Макс, — на некоторых из этих бесчисленных линий ты решишь остаться живой через миллион лет, когда я вернусь. Тогда ты сможешь спросить меня. А может быть, решишь не делать этого.
— Но если нет больше никого, если вы бог…
— Что? — удивленно сказал Макс, ощупывая белую ткань. — Что здесь, черт возьми, происходит? — Он взглянул на боекостюм. — Я вдруг почувствовал ужасную боль во всем теле.
— Я тоже, — подхватила Анита. Она голышом сидела по-турецки на том самом месте, где умерла, держа одну руку на коленях, а другую прижимала к груди. — А затем я внезапно снова очутилась здесь. Но ты оказался одетым. — Она взглянула на нас, подняв брови. — Что здесь, черт возьми, происходит?
— Бог знает, — ответил я.
