ГЛАВА 11

– И? – с интересом переспросил Пашка. Он смотрел на Беркутова во все глаза, как на невероятный, никогда прежде не виданный феномен.

– И уехал, – просто ответил лесник.

– Сюда?

– Сюда.

– И больше в Ленин… простите, в Питер – не возвращались?

– Никогда.

Эти слова произвели должный эффект. Сергей Аристархович обвел взглядом лица парией – и не выдержал, рассмеялся.

– Что ж, – смеясь, молвил он, – бывает и так! Хотите, верьте, хотите, нет – а придется все ж поверить.

– А квартира как же питерская?

Беркутов пожал плечами.

– Ключи у меня лежат, целехоньки. Но вряд ли за столько лет…

Он не договорил то, что все, конечно, и так поняли.

– Хорошая, поди, квартира, – не унимался Пашка.

– Да, на Васильевском, – спокойно уточнил Беркутов. – Третья линия.

– Послушайте… – с любопытством спросил Аркадий. – Меня вот интересует, как вы, горожанин, здесь освоились? Нелегко ведь это было?..

– Ну, знаете, нерешаемых проблем не бывает. Все сбережения мои в реформу накрылись медным тазом – были деньги, стала труха. Но. в конце концов, Робинзон на необитаемом острове научился жить, а здесь все-таки…

– Здесь все-таки остров обитаемый, – закончил фразу Егор.

– Да еще какой!

И все невесело рассмеялись.

Этим смехом как-то и завершилась первая часть разговора. Интонация Егора сменилась, стала деловой, когда он заговорил:

– Сергей Аристархович! У вас, как я понимаю, сложились определенные выводы…

– Пожалуйста, слушайте. – Беркутов давно готов был поделиться. – Сразу предупреждаю, что это моя доморощенная гипотеза, на истину в последней инстанции не претендую…

Согласно гипотезе, представители инопланетных цивилизаций обхаживали нашу планету уже давно, но долгое время шансов у них не было. Почему? Вот это очень существенно – почему.

Дело в том, что инопланетяне проникают на Землю, а точнее, в биосферу – не физически, а ментально. Очевидно, они – чтоб их поносом пронесло! – обладают некими телепатическими способностями; вернее сказать, они освоили эти способности, научились более или менее владеть ими – и попытались внедриться в сознание или там подсознание землян, освоить, так сказать, их тела.

Трудно сказать, когда впервые они попытались сделать это. Но, во всяком случае, есть основания предполагать, что первоначально попытки были неудачными. И именно потому, что образ мышления землян, их психические архетипы – при всей их разности в разных краях планеты – тем не менее служили одинаковым иммунитетом, создавали мощный блок против какого бы то ни было проникновения. Иначе говоря, всякая попытка пролезть в сознание средневекового европейца или, скажем, невозмутимого китайца-конфуцианца наталкивалась на безмятежный и совершенно нерушимый цельный монолит души, в коем не было места никакой гнилинке, никаким интеллигентским переборам, рефлексии, самокопанию, пустым надеждам и заоблачным мечтаниям. Белое там было белым, черное черным – рай, ад, добро и зло, Господь Бог, Земля в центре мира, сфера неподвижных звезд вокруг. Все! Какая там ментальная агрессия!.. Даже и думать нечего – против такой-то крепости.

Но инопланетяне были терпеливы, хитры и настойчивы; вряд ли они слыхали земную формулу «не мытьем, так катаньем», но действовали именно так. Они решили ждать, когда крепость сама начнет подтачиваться и разваливаться изнутри. И дождались!

Самое занятное, что внешне это выглядело как невиданное прежде торжество человечества. Его и назвали-то так высокопарно – Новым временем. Да собственно, тут все верно, оно и вправду было новым; и вправду человечество увидело перед собой неведомые прежде просторы. И бесконечный мир, вдруг явившийся старой доброй Европе, – с океанскими волнами, сказочными землями, сокровищами, рассыпанными по долинам, прериям, скалистыми ослепительно снежными вершинами гор – о, этот новый дивный мир!..

И началось. Прогресс! Прежние ценности вдруг сделались смешными, старенькими и провинциальными, хотя и милыми, как бабушкин сундук. Их в общем-то, не выбрасывали, жалели даже. Но что ж делать, они отжили свое, а впереди ждала теряющаяся где-то в волнующей и нежной дымке дорога к счастью – и всего-то навсего надо было ступить на эту дорогу, и самому, своим трудом и разумом пройти ее. И вот она, волшебная страна, серебряная речка у лазурных гор – счастье твое, человек, ты его заслужил, так бери его!

Что же, действительно казалось, будто так тому и быть. Еще чуть-чуть – и дойдем до серебряной реки. Чуть-чуть, чуть-чуть! Правда, «чуть-чуть» все не кончалось, но в радостной горячке не слишком на это обращали внимание: чудесный мираж кружил головы, манил, трезвых делал шальными, глаза бессмысленно округлялись и пьянели.

Горячка не дала заметить странного: что в бескрайней новой Вселенной человеческое мировоззрение, ранее прочное, стало потихоньку расползаться по швам. В самом деле: цель жизни, когда-то привычная и уверенная, теперь вдруг поплыла, задрожала, незаметно превращаясь в обманную пустышку. Счастье без Бога, своими руками, в прекрасном будущем – оно почудилось таким близким, таким ясным и доступным, что многие, очень многие откликнулись на его зов, как на сладкое пение сирены, побежали, поехали, поплыли за ним… а оно так все и осталось пением.

Дорога к светлым берегам непостижимо вытягивалась. Волшебное марево отступало вместе с горизонтом – мир терял четкость, цельность свою. И вместе с этим трескалось и сыпалось сознание, постепенно путаясь в ползучей паутине сомнений, полутеней, видений и восторгов, разочарований и стареющих надежд.

Вот тут-то и настал праздник на инопланетной улице. С таким потрескавшимся мировоззрением уже вполне можно было работать. И работа пошла-поехала! Человечество не заметило, что кто-то начал думать за него. Оно, может быть, поначалу несколько удивлялось возникшим у него нелепым желаниям, а потом привыкало к ним, сживалось с ними и, в конце концов, находило нечто в них приятное – в жадности, в сексуальных извращениях, в патологической лживости. Человек, в сущности, становился агентом влияния пришельцев, уже не столько землянином, сколько проводником их стремлений, заражая ими своих близких, детей, даже внуков.

Тот пустяковый юноша, переполошивший уездный городок, наверное, и не подозревал, кем направлялась его легкомысленная болтовня – да и не он один, не он один, что говорить!.. Мягкие, невидимые щупальца незваных гостей расползались все въедливее по умам и подсознанию – отчего мир для людей делался все страннее, тревожнее и все труднее было сказать, что же будет с ним дальше.

Да, тревога разливалась в мире, его лихорадило, как паровоз с опасно перегретым котлом, мчащийся вразнос, – и кое-кто начал смутно догадываться, что дела-то, собственно говоря, катятся в какую-то не ту сторону. Но большинство людей того еще не замечало! А механизм человечества действительно расшатывался всё сильнее – и вот уже можно было попытаться приступить к физическому внедрению на планету.

Очевидно, одной из первых попыток приближения и был странный случай помутнения сознания на Амазонке. Индейцы, души примитивные, но цельные, почувствовали опасность издалека, почему и отказались идти дальше. Фрица же Вагнера, наивно верящего в нечто на полпути из ниоткуда в никуда, посторонней силе не составило труда подловить. С Куртом Эйсмаром оказалось потруднее: он натура прочная, и его только слегка повело, сместило расстояние и время, – но он вернулся, а те силы отступили, чтобы потом вновь явиться сюда.

Вполне резонно предположить, что обнаруженные случаи (в том числе и с голландскими моряками) не единственные. Многое так и осталось не зафиксированным. А вместе с тем раздрай в мире нарастал, растерялись и сами правители, те, кто по долгу своему держал его в порядке. Этот мир перестал слушаться их, он заметался, подобно обезумевшему тигру… и случилось то, что должно было случиться: грянул июль тысяча девятьсот четырнадцатого года. Война!

Война оказалась для человечества диким ударом. Оно ополоумело, как боксер, скошенный страшным апперкотом, – в горячке вскакивает на ноги, грозит, показывает, что готов к бою… а сам уже не понимает, на каком свете находится: ноги у него разъезжаются и подкашиваются, глаза отдельно от ума, а все вокруг весело кружится вспыхивающим и искрящимся колесом, и где верх, где низ – понять невозможно.

Вот и цивилизованный мир после Первой мировой мотало, словно после нокдауна: большевики в России, фашисты в Италии, нацисты в Германии, плаксивый, тошнотный экзистенциализм во Франции… вся эта дурь полезла из человечества, как пена из припадочного рта. Совершенно понятно, что шизофренические двадцать лет не могли закончиться ничем иным, кроме обратного кровавого побоища – Второй мировой.

И перед самой войной, в последние годы, когда предчувствие безысходного ужаса начало окутывать разум людей, физическое проникновение из космоса резко интенсифицировалось. Опять-таки, обо всем можно лишь гадать – на нашем с вами уровне, сами понимаете… И Миловскому знать это было не по чину. Вероятнее всего, так: подобных точек, «зон», на земном шаре появилось несколько. Немного, единицы – четыре, пять, не более. Ну, вот одна из них – сами изволите видеть…

Возникает естественный вопрос: кто таков Пацюк? Был ли он один из посвященных, посланный сюда обеспечить встречу, или сам, неизвестным образом догадываясь о чем-то, прибыл сюда с загадочными целями?.. Ответов на эти вопросы нет; да и не столь уж важно отвечать на них. Важно иное: попытка приземлиться здесь, в пойме Кара-су, оказалась неудачной.

С определенной уверенностью можно утверждать, что неудачными или малоудачными оказались и остальные предвоенные попытки. Почему? О том чуть позже, а пока по хронологии. Итак, разразилась Вторая мировая война, чего и ожидали галактические гости, – и стали готовить массовое вторжение.

Но тут и человечество малость опамятовалось. Еще во время войны руководители союзных держав начали прозревать, а случай в Розуэлле окончательно убедил их в том, что пора объединять усилия, дабы вместе противостоять врагу. Легко сказать, но как сделать? Как вернуть прежнюю крепость мировоззрения?.. Отцы-руководители вынуждены были признать, что сделать это чрезвычайно трудно, практически невозможно. Слишком уж привыкли люди в цивилизованных странах к комфорту, сытости да сладкой жизни – что пришло на смену возвышенным стремлениям ранних лет Нового времени. Эту укоренившуюся тягу выкорчевать сейчас не получится – решили вершители судеб. Тогда попробуем ее нейтрализовать! Чем? Да страхом, чем же еще. Вернее, напряжением. Надо держать народец в вожжах, попугивать его возможной катастрофой, теперь аж ядерной – тогда житуха не будет таким уж медом казаться.

Это показалось не столь уж трудным, тем паче что от соперничества никто не собирался отказываться. Так что единство единством, а «холодная война» сама собой… Средство, используемое не от хорошей жизни, оказалось тем не менее достаточно эффективным, и сорок лет худо-бедно держало оборону.

Но бесконечно так продолжаться не могло.

Страх перед будущим одновременно и цементировал сознание, и разъедал его. Ресурс был исчерпан. Необходимо стало менять воспитательные методы.

Сейчас, понятно, легче легкого критиковать тогдашних советских лидеров, решивших закончить «холодную войну», после чего планировалось объединить эти блоки, а заодно и сознания человеческие новыми позитивными ценностями… Легче легкого, повторимся, – ибо очень просто умничать задним умом. Да, план не удался; возможно, переоценили свои силы, возможно, проявили неоправданное легкомыслие, а западники, увидав такое дело, решили обмануть партнёров – а обманули сами себя. Словом, рухнул план, и вместо положительно нацеленного объединения вышел новый раскол.

Моментально зашевелился и «третий мир», внося свою лепту в нарастающий хаос. Ну а приостановленные было звездные визитеры очутились тут как тут – и натиск продолжился, в первую очередь, в знакомых уже реперных точках, пусть и не очень успешно когда-то освоенных. Ну вот, стало быть, и здесь тоже…

– Вот так, – завершил рассказ Сергей Аристархович и развел немного руками: – Таков мой взгляд на проблему.

При этих словах заинтересованные лица Забелина и Кауфмана повернулись к Егору – что тот скажет.

– Он у нас философ, – пояснил Павел. – Кандидат наук!

– Будущий, – поправил Егор. – Пока аспирант.

– Ну, неважно. – Забелин отмахнулся нетерпеливо. – Так что ты скажешь?

Княженцев тоже улыбнулся вежливо.

– Что я скажу. Гипотеза как гипотеза. Достаточно, на мой взгляд, интересная.

Он пожал плечами.

Остальные продолжали выжидающе смотреть на него, но не дождались других слов.

– Все? – спросил Пашка. В голосе его прозвучало разочарование. – Немного!

– Дальше жизнь покажет… – непонятно отозвался Егор.

– Ну, ладно, – сказал Забелин. – Тогда у меня ряд вопросов, – он взглянул на лесника.

Тот молча кивнул.

Кивнул и Забелин. И начал:

– Значит, здешние аномалии есть результат катастрофы корабля пришельцев?

Беркутов кашлянул, пожевал губами, тщательно формулируя ответ.

– Видите ли… вряд ли движение этих пришельцев было чисто физическим. Я полагаю, оно носило более сложный характер. Скажем, в каком-то районе Земли начиналось сильное возмущение электромагнитного поля, происходили некие психические феномены… Процесс сложный, и в нашем случае, я думаю, он как-то оборвался на полпути, а эпицентром является как раз озеро Зираткуль.

Пашка сделал умное лицо.

– Так значит, возмущение поля и сказывается во всяком таком: смещении расстояний…

– …Глушении мобильных телефонов, радио– и телеприемников, – подхватил Сергей Аристархович, – и компасы здесь, бывает, с катушек сходят…

– Хм! – Забелин вывернул нижнюю губу, со скепсисом. – А эти призраки сволочные, они откуда берутся? Туман! Панцирные волки, провались они?!

Беркутов признался, что об этом он может лишь догадываться: вероятно, призраки вообще суть промежуточное состояние между физическим полем и веществом, ну а поскольку для окрестностей Зираткуля такое диковинное состояние является нормой, то и понятно, что где же им, призракам, еще водиться, как не здесь. И они, конечно, служат инструментом воздействия на людей… Реакция на это разная. У кого-то механизм душевной защиты срабатывает более или менее надежно: человек приобретает некоторые неожиданные качества, умеет с ними совладать и даже подчинить их себе…

– Например! – воскликнул Егор, ткнув пальцем в сторону рассказчика.

– Отчасти так, – вежливо согласился Беркутов.

Он действительно, вернувшись сюда, стал замечать в себе обостренное восприятие происходящего. Он предугадывал перемены погоды. Он мог почувствовать чье-нибудь настроение, почти заглянуть в чье-нибудь духовное нутро – узнать, что за страсти бурлят, кипят там. Мог вдруг ни с того ни с сего угадать, что случилось в тайге, скажем, километров за двадцать отсюда… Наверное, он стал даже более чутким, нежели коренные жители, ибо стремился быть таким. Он мог почувствовать страх и отчаяние человека, заплутавшего в тайге, – и спешил на помощь. На его счету было уже с десяток таких спасенных им горе-охотников или туристов… Призраки в тайге? Мелькало что-то смутное, но до прямых конфликтов или нападений дело не доходило. Так что с волчьим туманом он и сам столкнулся впервые. Но оказался к нему готов.

И только таинственный Зираткуль так и не дался – черная клякса на открытой Сергеем Беркутовым странице познания.

– Смею думать, – Сергей усмехнулся, – что я не совсем уж скверный тип. И потому не впал в зависимость от точки. Скорее даже наоборот, кое-что могу выправить. Хотя немногое.

– И Клавдия Макаровна, – сказал Егор полуутвердительно.

– И она тоже.

– И она… – протянул Забелин. Он что-то прикинул мысленно, и это соображение повернуло его к Аркадию. – Ну, товарищ младший ефрейтор, теперь-то ваша очередь пришла? Что скажете?

– Кое-что скажу, – согласился Аркадий.

И не стал гнуться-ломаться да жеманничать, а просто рассказал то, что с ним здесь происходило и чего он до конца не понимал, а потому и помалкивал… О разговоре у костра он поминать не стал, а Княженцев решил, что это правильно, – чего пустословить зря.

И вот этот рассказ.

Когда они вчетвером – еще с Виталием, но уже без Семена – оттолкнулись от берега и поплыли навстречу деревне Метеля, о которой ровным счетом ничего не знали, уже тогда, лишь колыхнулись волны под резиновыми днищами, Аркадий с невероятной остротой, почти болью ощутил, что не столько к Метеле, сколько навстречу странному, тайному чему-то понесла их эта странная река.

То не был просто этакий душевный всплеск. Нет, все куда серьезнее.

– Ну, собственно, это можно, пожалуй, назвать ясновидением, – сказал Аркадий.

Что не значит, конечно, – мол, он стал все будущее знать насквозь. Нет, это было б слишком. Но восприятие обострилось: словно раздвинулся мир для Аркадия Кауфмана, вдруг показал ему свою неведомую прочим глубину…

– У вас похожее что-нибудь было?

Павел с Егором переглянулись.

– Нет, наверное, – подал за обоих голос Княженцев. – По крайней мере… Нет. Так явно – нет.

– А ты у нас, значит, выходит экстрасенс. – Пашка сказал это без зависти, без иронии, вообще безо всяких колыханий в голосе. Отметил факт. Но Аркадий почему-то разволновался.

– Нет! Не так.

Он вскочил. За столом ему стало тесно. Он мотнулся туда-сюда по избе.

– Ч-черт… – с досадой вырвалось у него. – Трудно объяснить! Это не то, не совсем то, что обычно понимают… Я… ну, как бы…

– Попал в резонанс с точкой, – подсказал Егор.

Аркадий остановился, посмотрел серьезно.

– Да, наверное, – сказал он. – Этим тоже все не выразишь, но, наверное, так ближе всего. Как-то она задела меня, что ли… Я этого Юру когда там на пристани увидел, меня хорошо так тюкнуло, ощутил… Но не успел, удрал он. Вы Юру знаете?

– Дурачка? Конечно, – спокойно сказал Сергей Аристархович. – Что-то в нем есть, правда. Но вот что?.. Не знаю.

– А Пыжов? – мгновенно спросил Аркадий. – Вы его разгадали?

– А вы? – Беркутов улыбнулся.

– Я испугался, – честно сказал Кауфман. – Как бы он сам меня не раскусил. Стоял в сторонке тихо, смирно. Глаз не поднимал.

Пашка едва не поперхнулся.

– А-а, вон оно что! А я-то думаю, что это ты такой тихий!.. А ты…

– Ты его глаза видел? – перебил Аркадий.

– А что? – опупел Павел.

– Да то, что пустые они. Понимаешь? Пустые, как у зомби! Бездна!

Вот так. Интуиция Аркадия вздрогнула от пыжовских глаз – и не ошиблась. А Беркутов – тот понял давно.

Точка по-разному влияет на разных людей. Теперь уж бог весть, каким человеком был служащий МВД Пыжов, присланный участковым в эти края. Был ли он мужчинка с гнильцой, с вонючкой в душе?.. Не знаем. О покойниках – либо хорошо, либо никак.

– Покойниках?.. – с сомнением переспросил Егор…

Да. Именно так. Понятно, что участкового никто официально не предупредил о «Седьмом небе» – чином не вышел. Но, будучи, видимо, неплохим опером – на свою голову! – он сам быстро сообразил, что к чему, и решил сыграть в свою игру.

Опять же мы не знаем – отправился он к Зираткулю, начал какие-то иные действия… Тайна. А результат налицо: чужая сила поймала в сети не в меру любопытного старлея. И поглотила его душу. Может быть, сразу. Может, по частям. Но как бы ни было – та сила влилась в физическую оболочку бывшего Пыжова и заполонила ее всю.

– Глаза! – твердил Аркадий. – Вы заметили какие они? Жора?

– Ну какие, – неуверенно произнес Княженцев. – Какие-то… серые такие, бесцветно-серые.

– Да, да, верно. Но не в этом дело! Неподвижные они. Стеклянные. Как у мертвеца! Ходит, говорит, улыбается – все как человек. А глаза – не человеческие. Никакие!

Павел хмыкнул.

– Глаза – зеркало души, – аккуратно напомнил Егор.

– Да! – подхватил Аркадий. – Да в том-то и дело! Если глаза такие, что же там с душой?!

– Что? – глупо спросил Пашка.

– А ничего. В буквальном смысле. Ни-че-го! Нет в этом теле никакой души. Ни бессмертной, ни хоть бы смертной. Мрак!

Крепко сказано. Все примолкли.

– Весело, – наконец, молвил Княженцев. – А я-то… Хм! Но тогда…

Тут он почувствовал, что заплутал в собственных мыслях. Заглох. Мыслить, однако, продолжал напряженно, аж ушам жарко стало.

Павел хмыкнул.

– А чего ж сразу не сказал нам? Чего молчал, ежова голова?

Кауфман улыбнулся:

– Я, каюсь, соврал тогда – когда сказал, что бабку хочу раскрутить на откровенность. Хотя и это тоже; только она не очень-то повелась, это правда. Но мне хотелось сначала самому в себе разобраться.

– Ну и? – сказал на это Павел. – Успешно?

– Не знаю. – Аркадий не пожелал заметить иронии, даже если она в этой реплике и была. – Я ощущал тревогу, но смутно так, неконкретно. А если так, то чего ж зря пургу подымать… Но при том точно знал, что завтра все решится. То есть теперь уже сегодня.

– Сбылось… – пробормотал Егор. Он все был занят своими мыслями.

– Боком вышло, – косо усмехнулся Аркадий.

– Раком… – вновь пробормотал Егор.

Пашка поморщился.

– Ну, блин, что за гнилой базар!..

– Нет, – сказал Княженцев уже твердо. Раздумье кончилось. – Нет, – повторил он.

Егор поднял глаза и увидал, что все смотрят на него. Он кивнул.

– Да, – как бы отвечая на немой вопрос. – Я думал. И… ну, вот давайте, я буду рассуждать вслух, а вы меня поправляйте, если сомнения возникнут. Согласны?

Согласились. Егор начал:

– Итак…

Итак, исходная посылка: начиная примерно с середины девятнадцатого века отмечается проникновение на Землю неопределенной чуждой силы (как философ, Княженцев в определениях был осторожен). Эта сила, создав несколько плацдармов в разных местах, всяческими способами пытается утвердиться на планете. Да можно сказать, уже утвердилась – по крайней мере, здесь, в образе зловещего озера Зираткуль. С этим тоже согласны?..

– Допустим, – сказал не менее осторожный со словами Кауфман.

Допустим. Что дальше? А дальше – имеем то, что имеем. Зираткульская аномалия ведет себя довольно уверенно. Сугубых успехов она не добилась, однако – мало-помалу движется, расширяет ареал, проникает в людские души. Не во все, тут спору нет; но кое в какие влезла. Словом, постепенно, осторожно, без лишнего шума обживается эта чужая сила на Земле. И уже не позволяет никому к себе приблизиться. Все попытки сделать это – и спонтанные и целенаправленные, жестко блокируются. Хотя она не против того, чтобы люди жили близ нее. Почему? Да несложно догадаться. Потому что как раз через них, через их подсознание она и продолжает медленно, но верно расползаться по земному миру.

Так что ж, выходит – это все? Ни черта с этой силой не поделать, и мы, земляне, по собственной глупости проиграли нашу Землю?..

Здесь Княженцев обвел взором всю честную компанию. Лица ему понравились. В них был интерес и не было вялости. Люди с такими лицами могли делать дело.

– Нет! – грянул он. – Совсем нет!

Нет. Долой грусть-тоску и всякую прочую печаль! Вот вам живой пример: Сергей Аристархович Беркутов. Он сколько лет живет здесь, и что? Ничего ему никакая точка сделать не смогла!

– Вот скажите, – с напором говорил философ, – этот… Пыжов! Пытался он как-то к вам подъехать, даже, может, надавить? Я уверен, такое было!

– Было, – подтвердил лесник. – Да сплыло. Он… то есть оно – да, оно меня сторонилось. Не надо было быть зорким соколом, чтоб увидеть*.

– Догадалось, значит, – понял Пашка.

– Думаю, да.

– А поделать ничего не могло! – с торжеством объявил Егор.

– Ну, правда, и я с ним ничего не мог, – Беркутов усмехнулся. – Паритет.

– Вот! – Егор будто того и ждал. – Вот! – Он рассмеялся.

Вот она – ключевая мысль, которую докладчик и хотел донести до всех. Есть люди, успешно противостоящие этой незримой силе. Один из них – перед вами… А теперь, коллеги-интеллектуалы, слушайте условие задачи: пятеро туристов отправляются к аномальной зоне, понятия не имея, что она – аномальная. И зона вдруг начинает проявлять активность на грани истерики! Она изо всех сил тормозит этих людей, мешает им идти. Она пытается морочить их еще в поезде. Она приходит в ярость на реке. Она пытается задержать их мертвоглазым оборотнем. Её выкормыш кружит ночью вокруг дома Клавдии Макаровны. Она похищает двоих, самых слабых из них… Вопрос: зачем?!

И Егор вновь оглядел публику. Все поняли так, что он ждет ответа.

– Ты… хочешь сказать… – начал Аркадий неуверенно, как бы ощупью.

Павел перебил:

– Кого смогла, того и одолела? Так, что ли?

– Да! – вскричал Княженцев, сияя. – Именно!

Условие, вопрос. И вот ответ: потусторонняя сила почуяла, что дело плохо. Что к ней приближается человек, который сумеет надеть на нее намордник, а то и вовсе загнать в дырку – откуда она когда-то прорвалась в наш мир!..

Егор заговорил пылко и образно – от вдохновения, пробило его на велеречивость. От нервов, наверное.

Что же до пресловутого человека – то не надо, наверное, повторять, что это Аркадий Кауфман, мужчина необычных дарований, которые в обычной жизни были просто не востребованы. А здесь… похоже, что Зираткуль сам себя загнал в тупик: чем яростнее он давит на Аркадия, тем более растут и обостряются экстрасенсорные способности Кауфмана! Следовательно…

– Стоп, стоп, – Кауфман засмеялся негромко. – Польщен таким выводом, однако, неправда ваша. Насчет способностей – не отрицаю; да, что-то такое в самом деле… Но чтобы так уж распирало? Не знаю. Ведь в лесу нас Сергей Аристархович спас, никто другой! Если б не он… Не знаю, не знаю.

– И нечисть вся тут же смылась… – вполголоса напомнил Павел. Теперь как будто впал в раздумье он.

– Все верно. Что на это скажешь, теоретик?..

Егор нахмурился – и сразу озарился.

– Еще гипотеза! – провозгласил он.

Может быть, дело в том, что способности людей суммируются?! Пока Беркутов был тут один… ну, не совсем один, тут же оговорился Княженцев: конечно, были и другие, та же Клавдия Макаровна, еще люди… Это противостояло пришельцам, но все-таки было не то. А вот Беркутов плюс Кауфман, ну и прочие понемногу – и критическая масса пройдена, паритет нарушен! Потому зона так и осатанела и пошла сдуру молотить по площадям. Семен с Виталием пали жертвой этой войны; они действительно оказались послабее, их сила смогла поглотить…

(Между прочим, дополнил Егор, между прочим, симптомом этой человеческой стойкости, очевидно, является моложавость субъекта – недаром Аркадий и Сергей выглядят намного моложе своих лет, а вот бедолага Семен смотрелся куда старше… но это так, к слову.)

Так вот. Какой отсюда вывод? Самый твердый: видно, все сложилось так, что нам надо это дело довести до конца.

– То есть, – перевел Аркадий, – наконец-то дойти до Зираткуля.

– Да! Как вы, Сергей Аристархович?

– Не знаю, право. Мысль интересная, хотя…

– Хотя все те, кто не дошел, были нисколько не глупее, не слабее и не хуже нас. Понимаю. Но если мы упустим шанс!.. Смотрите, ведь на самом деле все сходится! Ну почему эта чертова зона так взбесилась?! Да она боится нас! Вот так, тупо боится, да и все тут. До обморока, до смерти! Неужто мы упустим это?! Не добьем ее, сволочь! Глупые, умные… Видно, это неважно. Какая-то иная совокупность качеств. Вот она сложилась! Может, это чудо, кто знает!..

– Чудеса случаться должны, – улыбнулся Беркутов. – Потому что сами жизнь и время – чудо. Это я вам точно говорю. Ответственно.

– Ну вот… – подхватил свое Егор, но тут в забелинских думах что-то вдруг замкнуло, и он резко вскинул голову.

– Э, князь, что-то ты раскипятился. Остынь.

– Есть возражения по существу?

– Есть.

– А! Тогда внимательно слушаю.

– Слушай… Все сложилось, говоришь ты. Гранпасьянс! Возможно. Чудеса бывают, сам знаю. Но почему тогда с теми, с разведгруппой никаких чудес не случалось? А ведь, по идее, должно было: орава здоровых мужиков, все в здравом уме, в твердой памяти… И что, наверху не соображали, что к чему? Уж наверняка в группы включали таких вот экстрасенсов – помните, «эксперты» те хотя бы?.. Поди, не хуже нашего Аркана! И что? Где результат?..

Вопрос повис в воздухе. Егор остановившимися глазами смотрел на Павла, причем остановился его взор не теперь, а уже несколько секунд назад, на словах «…в здравом уме, в твердой памяти…».

Забелин заметил это, удивился:

– Ты чего, князь? Кол проглотил?

Княженцев сглотнул и произнес задушевно:

– Слушай, Пашка… А ты знаешь, что ты гений?!

Все так и обмерли. Павел шутливо приосанился:

– Ну, бывает, ощущал… А что такое?

– Нет, – сказал Егор. – Не знаешь. Потому что даже не понял, что сказал!..

И разъяснил.

Да, всякий раз, все эти годы к таинственному озеру стремились серьезные, суровые, строгие люди. Нормальные. Нормальные люди в ненормальной ситуации! И кто знает, может быть, этой самой ненормальности – совсем чуть-чуть! – и не хватало им тогда?! А? Кто знает! Может, она бы и была последним золотым ключиком, открывающим дверь?..

– Юра?! – ахнул Аркадий.

– Бред!.. – вскричал Павел.

Совет взорвался. Загомонили вперебой, руками замахали, кто-то вгорячах смахнул со стола кружку, та со звоном покатилась по полу. Беркутов и Кауфман поддержали Егора – не то чтобы его идея вызвала такой уж восторг, но показалась продуктивной. Втроем они насели на Забелина; тот кривился, матерился, не очень верил… но в конце концов сдался.

– Ладно, умники, – энтузиазма в голосе не было, – я, конечно, не знаю… однако спорить одному с тремя – не есть корошо!

Правда, надо вернуться за Юрой, а там их может караулить лютая вражина в образе Пыжова…

– Я схожу, – сказал лесник. – Меня оно не тронет. Побоится. И сюда не сунется. А я заодно и хозяйку вашу успокою, скажу, что с вами все в порядке.

– А он… то есть оно, – поправил себя Кауфман, – на бабушку не нападет, случаем?

– Не должен. – Сергей пожал плечами. – Зачем она ему? А вот насчет Юры… Ну, словом, пойду. Ждите! Я быстро.

– А туман? Ну тот, волчий? – озаботился осторожный Княженцев.

– Ну, волков бояться – в лес не ходить. – Беркутов набросил на плечо карабин. – А мы уже в лесу! Бояться поздно… Ну все, ждите. С поляны – никуда!

– Да уж понятно, – проворчал Забелин, когда за хозяином захлопнулась дверь.