4.
Кольца огней горели пламенными коронами вокруг вершин холмов — казалось, что костры танцуют в такт музыке. Праздник Урожая тянулся уже заполночь во всем его языческом размахе, со всеми неформальным весельем и полной отдачей, на какие способны только провинции, живущие сельским хозяйством — тут этот праздник в самом деле имел статус значимого события, а не просто декорации.
Возле костров, где на рашперах жарились целые свиные туши, стояли здоровенные котлы со свежим пивом и деревянные ритуальные блюда с хлебом. Было уже прохладно, Игорь знал — черная в темноте листва почти целиком превратилась уже в золото и медь. Утро почти всегда приходило холодное и ясное (не верилось, что зима будет слякотной, как утверждали местные) и, хотя днем опять становилось тепло, было понятно — осень пришла, а скоро за нею навестит землю и зима.
Подперев голову рукой, Игорь лежал у огня на принесенном кем-то пледе. В другой руке он держал буковую чашу с пивом, которого выпил уже немало, но меньше попал под его действие, чем остальные, у которых блестели глаза, а смех сделался излишне громким и взрывчатым, как петарда.
Вокруг костра сидела исключительно молодежь — большущим кругом. Разговор вертелся в основном вокруг того, что на днях в школу и это — факт. Германцы, впрочем, выражали твердую уверенность в том, что иррузайцы предоставят им немалое количество свободных от учебы дней. Еще кто-то сказал, что, если граница «двинется», то Фельишер Ланд окажется в тылу — тогда и не повеселишься, останется только записываться в Алые Драгуны, благо у них заботами генерал-губернатора развлечений хватает.
Игорь отпил большой глоток и, плеснув пива в огонь, поднял чашу со словами:
— За богатство этого года! Смерть вашим врагам, жизнь — вашему урожаю!
Он говорил по-немецки — вокруг одобрительно загудели. Зигфрид, сидевший точно напротив Игоря, поднял над головой губную гармошку и перебросил ее какой-то девчонке, которая немедленно извлекла из нее пронзительную дрожащую ноту, заставившую всех умолкнуть — а сам Зигфрид грубоватым мальчишеским голосом запел:
— Все выше флаг над нашею землею —
Идут вперед бессмертные бойцы.
Шагают маршем с нами павшие герои,
И наши прадеды, и деды, и отцы…
Губная гармошка засвистела грозно и высоко; сидящие германцы, пристукивая чашами по колену или по земле, подхватывали песню:
— По городам шагают батальоны,
Уже не раз бывавшие в бою!
Сегодня тысячи, а завтра — миллионы
Встают на бой за Родину свою!
Когда сигнал к атаке нас разбудит —
Сомкнут ряды Германии сыны,
И наше знамя гордо виться будет
На страх врагам! На славу для страны!
Игорь незаметно поднялся, отошел в темноту, а потом — прочь от костра, оставив возле него чашу. Ему стало вдруг грустно, захотелось уйти подальше от людей, шума, веселья… Ноги сами вынесли его на опушку рощи, за которой начинались пустые, скошенные луга, серебряные от света звезд, красноватые от зарева Адаманта.
Мальчишка ощутил чье-то приближение, плавно повернулся и увидел двух человек — держась за руки, они шли по кромке лугов. Света было достаточно, чтобы, даже не вглядываясь, сообразить — Степка и Клотти.
Игорь снова бесшумно ретировался, подумав вдруг: "Мне, кажется, нигде нет места! Что со мной такое?!"
Он вернулся в вертолет — и почти тут же включился экран связи — словно ожил, ожидая.
Это оказался генерал-губернатор — точнее, Сережка, веселый, с растрепанными волосами. У него тоже была ночь — наверное, на его латифундии.
— С праздником! — махнул он рукой. — Я звал тебя к себе, но ты предпочел исконно русскому радушию гостеприимство германцев — ихь бин оскорблен! Но сейчас я хочу сделать еще два предложения, и ты не сможешь отказаться ни от второго, ни от первого?
— Я весь внимание, — улыбнулся Игорь. — Только я немного выпил, а у них очень крепкое пиво.
— Я приглашаю тебя на осенний турнир и на бал во дворце сразу после него. Бал официальный, так что будь при полном параде.
— Буду и там и там, — пообещал Игорь. — С праздником, Сергей!
* * *
Пальцами Уигши-Уого погасил свечу и немигающим взглядом уставился на синеватый ромбический проем окна.
— Есть новости? — тихо спросил он. Ставший невидимым в темноте гонец, офицер с границы, молчавший в ожидании, когда глава Крылатого Совета заговорит первым, ответил:
— Со стороны врагов — никакой активности. Во всех их селениях горят костры, шумно. Они что-то празднуют.
— Ты свободен, — Уигши-Уого прикрыл глаза. — Позови секретаря.
Офицер вышел. На смену ему почти тут же бесшумно появился секретарь, тут же осмелившийся негромко кашлянуть:
— Слушаю, отец мой.
— Повысит награды за наших врагов вдвое, — отрывисто приказал Уигши-Уого.
— На всех? — почтительно спросил секретарь.
— На всех, — отрезал глава Совета. Но тут же поправился: — Подожди. На всех — вдвое. На Муромцева — ВЧЕТВЕРО.
