Мысли молодого полковника, путались и не хотели приходить в порядок, рука дрожала и не желала писать каждодневные заметки в дневник. Привычка записывать события, прошедшие за день появилась у витязя с тех пор, как наследник Петра приказал ему подавать отсчет о работе и состоянию дел каждый день. Незаметно для себя Прохор «втянулся» в эту рутину и только спустя пару месяцев заметил, что все эти записи помогают «раскладывать по полочкам» мысли и идеи витязя. Попутно давая ему возможность зрительно видеть результат проделанной работы в форме отсчета самому себе.

Уже прошел почти месяц с тех пор как командующий витязей, вместе с тремя полками выдвинулся маршем в сторону Смоленска, где их ожидали еще несколько полков.

Весенние, слякотные дороги с приближением к южным дорогам Руси оставались позади, уступая место пыли и духоте. Единственным плюсом южной части России была, конечно, сама природа. Где уже вовсю цвели деревья и радостно щебетали птахи, разливаясь бальзамом на сердца воинов, давно не видящих такой красоты.

Но даже красота мира не могла до конца развеять смутное беспокойство командира батальона витязей, чуть-чуть не дотянувшего до полка. Хотя ранение Артура и оказалось не смертельным, благодаря девушке Алексея, Прохор все равно понимал, что оно просто так не останется незамеченным и обязательно виновные найдутся. Хотя ведь когда на царевича было совершенно нападение, виновные не были пойманы…

«Чтоб их всех черти в ад утащили!– зло сплюнул Прохор Митюха, убирая письменные принадлежности в небольшой тубус».

Писать заметки полковник в таком состоянии просто не способен. Злость на самого себя почему-то не проходила, а только усиливалась, будто бы именно от него зависело само нападение на друзей. Правда, Алексей, до поры до времени ехавший с бригадой вместе развеял часть сомнений своего друга и «младшего брата». Но все же обидно чувствовать себя неспособным изменить такую, казалось бы, не значительную вещь как секунда времени…

-Господин полковник! Вас вызывает его милость господин бригадир!– зашел в шатер командира витязей молодой адъютант бригадира Третьяка, следом за которым вошел один их лейбшицев полковника.

«Боже, ну что за наказание? Отдохнуть и то не дадут!– подумал про себя Прохор, закрывая кожаный тубус».

-Хорошо, я сейчас буду,– ответил витязь, поправляя портупею на форме.

Получив ответ, адъютант тут же умчался исполнять свои обязанности, оставляя полковника наедине с лейбшицем.

-Иди Игорь, видишь же что ничего серьезного,– наконец сказал Прохор охраннику.

-Есть, брат-полковник!– ответил витязь и вышел из шатра.

Прохор вышел следом за младшим братом, возле выхода из шатра стояли два лейбшица (телохранителя) постоянно находящиеся рядом со своим командиром, только во время совещаний и личных просьб-приказов брата-командира они были вынуждены временно прекращать опеку, правда, не надолго.

-Оставайтесь здесь,– бросил через плечо лейбшицам Прохор.

-Есть,– отозвались два высоких, жилистых витязя.

До шатра командующего было не так уж и далеко, всего где-то полверсты, не больше, но вот погодные условия делали это расстояние как минимум тянущим на пару верст. Слишком уж много грязи было развезено сапогами солдат и подковами лошадей. Проходя стоянку своего полка, находящегося в паре сотен локтей от его шатра Прохор услышал знакомые слова песни, когда-то в юношестве, еще проходя учебу в корпусе полученные от своего брата и командира цесаревича Алексея.

Улыбнувшись, Прохор пошел дальше, напевая себе под нос мотив песни.

Перед шатром командующего бригадой стояли все командиры полков, в том числе и прибывший совсем недавно Бернер, а так же члены штаба боярина. Прохор поздоровался со всеми, благо после прошлогодней компании у него появилось много друзей среди других полков, в том числе и среди командования этих полков, что поделать, война сближает людей, особенно когда один из них спасает жизнь другому.

Но среди знакомых лиц частенько попадались и те, кого молодой витязь видел впервые.

-Обер-фискал генеральства генерал-фельдмаршало Шереметьева Петухов,– представился молодой мужчина, первым подойдя к Прохору, сразу же после того как майор закончил здороваться со своими старыми товарищами, протягивая свою руку для приветствия.

На вид ему можно было бы дать лет тридцати с хвостиком. На его лице аккуратно застыли над губами маленькие аккуратненькие усики, забавно шевелящиеся во время разговора, словно у таракана. В целом же ничем примечательным внешность обер-фискала ничем не отличалась от большинства людей, разве что едва видимая полоска шрама на правом виске выделяла его на общем фоне.

-Командир полка «Русских витязей», полковник Митюха,– не растерялся Прохор, отвечая на приветствие обер-фискала.

-Как вам марш до Смоленска, господин полковник?– спросил с улыбкой фискал.

-Довольно мило, если бы не весенняя грязь и холодные ночи,– ответил Прохор, не понимающий, чего от него потребовалось военной полиции.

-Ха, а вы оказывается шутник,– тепло улыбнулся фискал.

-Почему же?– спокойно поинтересовался Прохор.

-Ну, природа частенько балует нас, без нашего на то ведома, а уж, чтобы преподнести сюрприз так это вообще за ради Бога, поэтому я и удивляюсь вашему терпению. Ведь все же марш по весне то еще «приятное» занятие,– пояснил мне фискал Петухов.

-Тогда понятно.

-Что ж приятно было с вами познакомиться, господин полковник. Если вы не против то я хотел бы продолжить наше знакомство,– сказал Прохору фискал, намереваясь уйти по делам.

-Взаимно, господин обер-фискал. Я тоже хотел бы продолжить нашу беседу,– ответил витязь, провожая взглядом фискала.

-Что от тебя хотел этот сын барсука и лисицы, полковник?– спросил у Прохора кто-то за спиной.

Повернувшись, витязь увидел за спиной одного из тех людей, с которыми его свела судьба в его первый поход – полковника Шестакова, сорокалетнего мужчину в полном рассвете сил.

-Ничего, просто про природу рассказывал,– улыбнулся Прохор.

-Да?– недоверчиво хмыкнул полковник, смотря на витязя.

-Да, именно о ней родимой,– ответил Прохор.

Но не успел полковник спросить что-то еще, как из шатра командующего вышел адъютант и пригласил всех вовнутрь.

-Добрый день, господа офицеры,– первым делом поприветствовал вошедших боярин.

-Добрый день, господин бригадир,– ответили вошедшие командиры.

-Не буду вас долго задерживать. Скажу только то, что действительно важно и нужно. Может кто-то из вас не знает, но эти летом наш государь, да хранит его Бог, предполагает преподать урок шведам. И для этого уже собираются войска, к сожалению, они не могут быстро подойти к нам, в силу непредвиденных обстоятельств. Именно поэтому, царь-батюшка приказал нашей бригаде выдвигаться как можно скорее и сдержать Карла на границе, не допуская его в глубь наших территорий.

-Нас посылают на убой,– грустно сказал Олег Владимирович Шестаков, улыбаясь.

-Не буду ничего скрывать от вас. Да нам предстоит тяжелое испытание,– ответил на реплику командующий.– И возможно, что вернуться предстоит не всем…

-Господин бригадир, разрешите вопрос?– спросил барон Бернер.

-Конечно, господин полковник.

-А как скоро подойдут основные силы?

-К середине июня,– ответил боярин барону, вызвав вздох облегчения.

-Что ж, я думаю, мы вполне осилим продержаться месяц, сдерживая шведа, в какой-нибудь крепости,– улыбнулся барон Бернер.

-Не в какой-то крепости, барон. Государь приказывает выдвигаться нам на встречу Карлу, к Полтаве,– сказал граф Троицкий.

-Все равно, я думаю, что мы сможем продержаться нужное время,– ответил барон.

-Конечно, продержимся!– поддержали полковника его соратники.

-Тогда попрошу вас господа полковники идти к своим войскам и готовить их к маршу на Полтаву. Завтра с утра мы должны уже выдвинуться,– отпустил командиров командующий бригадой.

-Есть!– ответили полковники и развернулись к выходу из шатра.

-А вас господин полковник я попросил бы ненадолго задержаться,– в последний момент сказал уходящему Прохору бригадир.

Все командиры вышли из шатра командующего, косясь на молодого полковника «Русских витязей». Прохор подошел к столу, пододвинул стоящий возле стены шатра стул, присел на него. После чего вопросительно посмотрел на боярина Третьяка.

Бригадир же, не замечая взгляда Прохора, встал со своего места и достал из небольшого сундука, мирно стоящего в углу, небольшую стеклянную бутылку. Не спрашивая о желании витязя, командующий достал из стола пару бокалов и наполнил их на треть.

-За здоровье нашего государя, Петра Алексеевича!– поднял свой бокал боярин, и, продлевая момент, немного отпил из него, наблюдая за реакцией витязя, так же как и он немного отпившего из бокала.

-Превосходный вкус!– восхищенно сказал Прохор, ни капельки не преувеличивая. Чему-чему, а умению ценить качество витязь у своих друзей научился.

-Я рад, что вам понравилось это вино, господин полковник, оно и мне очень нравиться, так сильно, что, порой переплачиваю за него чуть ли не тройную цену, лишь бы бутылочка другая всегда была в моем погребе,– признался командующий, поднося бокал к губам.

-Но ведь, вы не для этого меня оставили?– тихо спросил Прохор боярина, продолжающего наслаждаться чудесным ароматом и вкусом вина.

-Не для этого,– с сожалением сказал тот, ставя бокал на стол.– У меня к вам разговор немного на другую тему.

-Наш государь-батюшка, очень внимательно наблюдает за нашим общим другом, господин майор,– без какого-либо вступления начал говорить боярин.

-И зачем вы мне все это говорите?– нахмурился Прохор, не до конца понимая подоплеку «скользкой» темы разговора.

-Я знаю, что вы находитесь в прекрасных отношениях с наследником, и скажу даже больше, вы преданны ему как никто другой. Не спрашивайте, откуда я это знаю, и не говорите, что это ни так, просто имейте в виду. Да и если честно я сам сильно привязался к цесаревичу, хотя виделся с ним совсем мало времени.

-Да это он умеет,– сказал Прохор.– Я про то, что он завлекает, заколдовывает своим отношением к человеку. С ним легко и просто, и скажу вам даже больше, я и вправду готов для него на все.

-Я так и думал, господин полковник, поэтому слушайте меня внимательно,– посерьезнел Третьяк, глядя в глаза витязю.– Многие в окружении царя считают, что цесаревич готовит переворот, или делают вид что считают, а все действия наследника, которые он совершают, рассматривают только как задабривание государя, закрываясь ими словно ширмой, скрывающей его истинные намерения…

-Цесаревич ни чего такого никогда не хотел, и даже наоборот!– воскликнул Прохор, возмущенный до глубины души подлым наветом.

-Наш государь-батюшка, слишком долго не видит цесаревича Алексея Петровича, а слух царя, увы, часто наполняют отнюдь не сладостные речи о лояльности сына. Есть много людей, которые не хотели бы возвышения Его Высочества. Светлейший князь, к примеру, не горит желанием видеть рядом с собой молодого цесаревича,– добавил боярин.

-Как же так получается? Не может же государь спокойно слушать наветы на сына своего!– продолжал недоумевать майор.

-Вы еще молоды, Прохор Николаевич, и много еще не понимаете, хотя может быть это и к лучшему. Ваш мир делится на два лагеря: свои и чужие, а в мире, к сожалению, уже почти не осталось таких стран, которых можно было легко записать в стан одного из лагерей. Да и вспомните, хотя, что это я, в самом деле, заставляю вас вспоминать то, о чем вы и знать не знаете,– покачал головой бригадир, садясь в кресло.– Еще каких-то, два года назад царевич был не таким как сейчас, многие его действия огорчали царя, сильно огорчали. Государь не может забыть прошлое так быстро, он по не воле вынужден прислушиваться к тем словам, которые вырываются из уст его советников и соратников, большинство из которых возвышенно из самого низа…

-Зачем вы рассказываете мне обо всем этом? Чтобы я скорее написал царевичу о том, что вы такой хороший, и рьяно спешите помогать ему?– неожиданно спросил Прохор.

-Хм, вынужден немного изменить мое отношение к вам, господин полковник,– наконец сказал боярин.– Признаюсь честно, была у меня такая мысль, но ее я почти сразу же отбросил. Я думаю, нет нужды мне начинать наше сотрудничество со лжи и недоговоренностей. Поэтому я, конечно, не буду вам говорить всего, слегка лишь приоткрою завесу тех сведений, о которых царевичу следовало бы знать…

Спустя полчаса Прохор шел по лагерю и пребывал в некоторой прострации от услышанного. Да, многое, из этого оказалось для него новостью, но еще большее смятение вызвало то, что это только лишь малая часть тех нужных сведений, которые для царевича просто необходимы!

Последнее время многое для Прохора стало новым, приобрело новый цвет. Он, конечно, знал, что за стенами корпуса совершенно другая жизнь, да и прошлое забывается не легко, если конечно вообще забывается, тем более, если радости там не было совершенно.

Смерть родителей молодого командира витязей была не героическая, а обыденная, так умирают сотни тысяч людей. В один из годов был неурожай, и деревня не могла выплатить оброк, за что и наказали каждую десятую семью поркой, после которой только каждый третий смог поправиться. Родители Прохора не смогли перенести избиение, точнее мать не выдержала и скончалась прямо под ударами, отец же увидев это, бросился на слугу помещика Ярина, приводившего приговор в исполнение, но не сумел до него добраться, как упал с рассеченной головой. Стоящие рядом с конем слуги помещика Федора Ярина не дали убитому горем мужику совершить возмездие, наотмашь ударив Николая Митюху саблей по голове…

Самому же помещику было наплевать на своих крепостных крестьян, руководствуясь тем житейским правилом, в котором говорилось о том, что крепостные плодятся как крысы и заботиться о них совершенно ни к чему. Прохору тогда только исполнилось семь лет, поэтому от избиения его освободили, но вот смотреть на экзекуцию заставили. Никто не скажет, чего хотел этим добиться помещик Ярин, но в детском сознании навсегда остался неизгладимый след холопского наказания, навсегда изменившего его судьбу. Вместо смирения в маленьком Прохоре проснулось незнакомое чувство, такого, словно кто-то с каждой минутой вливал в него горькую желчь обиды и боли, которая с каждым часом становилась все сильней и сильней…

В четырнадцать лет Прохор, оставшийся в родной деревни у двоюродного брата отца, попытался убить помещика, но уже занесенная рука с топором не смогла опуститься на голову лежащего, на земле человека, по приказу которого умерли его родители. За свое малодушие каждый человек расплачивается по-разному, одни просыпаются каждую ночь в холодном поту, Прохору же «посчастливилось» выжить под палками холопов, почти насмерть забивших молодого парня. Старушка, живущая на окраине деревни, выходила полумертвого юношу и взяла с него обещание уйти из деревни и помещичьих земель сразу же, как только он встанет на ноги.

…Прошло больше пяти лет с того памятного дня, как еще неоперившийся соколик ступил на дорогу своей судьбы. Около двух лет блуждал Прохор по дорогам Руси, зарабатывая себе на хлеб любой работой. Пока однажды его не приметил один из полицейских, собирающих молодых парней для создания какого-то корпуса…. Так мальчик Прохор оказался в стенах казармы «Русских витязей», ставшей для него родным домом.

Не раз он думал о своей судьбе, о том, как бы она повернулась, если бы не встреча с тем полицейским, дядей Петей, но никогда Прохор не жалел, что оказался в корпусе. Пусть там жизнь была немного суровой и жесткой, но именно в таких условиях, замкнутый в себе мальчик сумел превратиться в того кто он есть сейчас.

Из задумчивости Прохора вывел звук горна, оповещающий полк о времени приема пищи, это нововведение ввел цесаревич Алексей, запретивший во время сборов на полигоне и походах готовить солдатам по отдельности. У каждой сотни полка была своя собственная полевая кухня, готовившая на всю сотню сразу.

Время приема пищи испокон веков считалось, чуть ли не священным, поэтому во время обеда никаких разговор о делах почти никто не вел, после – пожалуйста. Так что собрать своих орлов Прохор смог только через час, после того как вышел из шатра бригадира, но он не был зол из-за этого, потому что еще в бытность кадетом, что голодному человеку труднее думать о работе, будь то учеба или выполнение поставленной задачи, нежели сытому и довольному. Правда главное не переборщить с сытостью и покоем. Солдат должен оставаться солдатом при любых условиях, будь то просторы Рязанщины или же столичные казармы гвардейцев.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, поэтому наслаждаться простой и сытной солдатской пищей витязям пришлось недолго, как впрочем, и всегда, не на светском рауте же, в самом деле!

-Поднимайте витязей,– приказал сотникам Прохор.

Тут же капитаны передали приказ своим помощникам и те сразу же довели его до младшего комсостава. Сержанты же получив команду, взялись за дело с энтузиазмом и в течение пары минут выстроили молчаливые шеренги перед взором Прохора, внимательно оглядывающего каждого воина.

-Друзья, завтра мы выступаем к Полтаве, поэтому я хочу, чтобы уже сегодня до отбоя все витязи были готовы к походу. На этом все. Разойдись!

Молодые воины отправились к месту своего расположения, где их уже ожидали капитаны стоящие рядом с хмурым вагенмейстером.

«Теперь до вечера им только у обозника выбивать все нужное придется,– уныло подумал Прохор, смотря, как вагенмейстер убирает в тубус свои бумаги, в которых записывал все распределение провианта и хозяйственных принадлежностей».