ГЛАВА 43

Сегодня Мелоди с Исидором пошли на Уоллстрит навестить многочисленную родню Исидора — Крыжовников. Мне предложили как-то стать Крыжовником. И Вера Белка-5 Цаппа тоже была приглашена. Мы с ней отказались.

Ну, а я отправился на прогулку — к пирамиде младенца на перекрестке Бродвея с Сорок второй, потом на ту сторону Сорок третьей улицы к старому Клубу «Нарцисс», который раньше был Ассоциацией века, потом взял на восток через Сорок восьмую к городскому особняку, где размещалась штаб-квартира Веры Белка-5 Цаппы. Ее ферма размещалась в доме моих родителей.

Я столкнулся с самой Верой на ступеньках особняка. Все ее рабы ушли в бывший Парк Объединенных Наций, они сажали там арбузы, кукурузу и подсолнухи. Я слышал, как они поют «Миссисипи, река большая…» Они всегда были веселые, довольные. Они считали, что им счастье привалило — быть рабами.

Они все были Белки-5, и примерно две трети из них поначалу были Крыжовники. Всем, кто хотел попасть в рабы к Вере, приходилось менять вторые имена на Белка-5.

Хэй-хо.

Вера обычно трудилась наравне со своими рабами. Она любила поработать в полную силу. Но на этот раз я ее застал в праздности — она возилась с великолепным цейссовским микроскопом, который один из ее рабов накануне выкопал из развалин больницы. Все эти годы он прекрасно хранился в фабричной упаковке.

Вера не заметила, как я подошел. Она заглядывала в окуляр, по-детски старательно и неумело крутя винты настройки. Я сразу понял, что микроскопа она никогда не видала.

Я подкрался поближе к ней и сказал:

— Бууух!

Она отдернула голову от окуляра.

— Привет, — сказал я.

— Напугал до смерти, — сказала она.

— Прости, — сказал я и расхохотался.

Эти старинные игры никогда не надоедают. И это меня радует.

— Ничего не вижу, — сказала она. Это она жаловалась на микроскоп.

— Там только маленькие вертлявые твари, которые норовят убить нас и слопать, — сказал я. — Ты и вправду хочешь на них посмотреть?

— Я смотрела на опал, — сказала она и положила на предметный столик микроскопа браслет из бриллиантов с опалами. У нее была такая коллекция драгоценностей, что в прежние времена за нее дали бы миллионы долларов. Все приносили ей найденные драгоценности, так же как мне приносили подсвечники.

Драгоценности никому не нужны. Как, впрочем и подсвечники — в Манхэттене свечей давно уже нет. По вечерам все люди жгут тряпочные фитили, плавающие в мисках с животным жиром.

— Может, в опале затаилась Зеленая Смерть, — сказал я. — Зеленая Смерть может затаиться повсюду.

Спросите, почему мы сами не померли от Зеленой Смерти? А мы принимали профилактическое средство, которое совершенно случайно открыли родственники Исидора, Крыжовники.

Стоит нам только лишить этого средства бунтовщика — или целую армию бунтовщиков, если на то пошло, — и он со всей компанией без промедления окажется в загробном царстве, то есть на Индюшиной ферме.

Между прочим, ни одного великого ученого среди Крыжовников не было. Они наткнулись на чудодейственное средство по прихоти случая. Они жрали непотрошеную рыбу, а то вещество — может, как следствие прежних загрязнений окружающей среды — содержалось где-то во внутренностях этой самой рыбы.

— Вера, — сказал я, — если ты когда-нибудь научишься смотреть в этот микроскоп, твое сердце будет разбито.

— С чего это мое сердце будет разбито? — сказала она.

— Ты увидишь те существа, которые вызывают Зеленую Смерть, — сказал я.

— Почему я должна над ними рыдать? — спросила она.

— Потому что ты женщина совестливая, — сказал я. — Разве ты не понимаешь, что мы истребляем их триллионами — каждый раз как принимаем лекарство?

Я засмеялся. Она не смеялась.

— Я не смеюсь потому, что ты, нагрянув сюда без предупреждения, вконец испортил сюрприз, который мы готовили тебе ко дню рождения.

— То есть как? — сказал я. Она сказала:

— Донна, — она говорила об одной из своих рабынь, — собиралась преподнести его тебе. А теперь никакого сюрприза не будет.

— Уммм, — сказал я.

— Она думала, что это такой модерновый абстрактный подсвечник.

Она мне призналась, что несколько дней назад к ней заходили Мелоди с Исидором, и они снова ей говорили, что мечтают когда-нибудь стать ее рабами.

— Я попыталась им растолковать, что рабство — удел избранных, — сказала она.

— Ты вот что мне скажи, — продолжала она, — что станется со всеми моими рабами, когда я помру?

— «Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы». Аминь, — сказал я.