Глава 3

Будь оно все проклято! До чего же я ненавижу неожиданные вызовы от начальства, особенно ранним утром и когда точно уверен, что ничего мало-мальски приличного ожидать не приходится. Мало того, внутреннее чутье подсказывает — полковник решил собрать всех из нашей группы. Очередная вспышка начальственного гнева? Возможно, но столь быстрая реакция не совсем характерна для Алферьева со свойственной ему медлительностью и основательностью.

Тогда что получается? Получается самое неприятное — на него воздействовали сверху. Смысл? Гадать пока не хочется, хотя предположения уже имеются. Лучше подождем, а там будем действовать по ситуации. И все же терпеть не могу собираться второпях, особенно брить успевающую отрасти за сутки щетину… Предстать в небритом и помятом виде я категорически не способен, есть у меня такая слабость. Ну, или достоинство, каждый судит об этом в меру своих понятий и определений. А присланный за мной курьер подождет, не велик барин.

Откровенно говоря, не люблю все, так или иначе связанное с лошадьми, но зачастую приходится использовать сей вид передвижения по городу. Ну и в самом деле, не на паровозе же внутри города перемещаться? Хорошо хоть на сей раз обычная, в общем, поездка в экипаже, не вызывающая столь отрицательных реакций, как непосредственно скачка на существе с копытами. Ни тебе отдохнуть во время поездки, ни тебе поразмышлять на сколь-либо важные темы. Невозможно сосредоточиться, и все тут! Одно неплохо — экипажу всего десять минут езды от моего дома до здания, где уютно расположилось Третье Отделение, оно же просто «охранка» для подавляющего большинства людей.

Обычно я являлся туда в обычном виде, то есть без мундира и уж само собой без орденов, пожалованных за не столь долгую, но от этого не становящуюся менее усердной и результативной службу. Но сейчас пришлось влезть в довольно неудобный мундир, заменить трость на шпагу, да и пара орденов создавала необходимый для разговора эффект…

Как я и ожидал, у входа в кабинет полковника собралась и остальная троица: Клим, Ханна и даже Висельник, который как нельзя лучше соответствовал своему прозвищу. Неудивительно, рана хоть и пустяковая, но улучшению состояния не способствует, особенно если еще и отдохнуть как следует не дали, подняв с постели ну очень ранним утром. Да уж, я все-таки думал об Алферьеве несколько лучше, чем он того заслуживал! Очевидно, часть испытываемых мной эмоций все же отразилась на лице, потому как Клим поспешил несколько прояснить ситуацию:

— Стилет, не нервничай ты так, тут все намного сложнее… Нас сюда вызвали вовсе не из-за того, что полковнику взбрело в голову отчитать всех присутствующих за особо жестокие методы работы. Сам знаешь, он хоть и не одобряет наши методы, но знает, что его карьера очень сильно зависит от того, чем занимаемся мы и только мы.

— Да большая часть просто не сможет переступить через заложенные в них с детства устои вроде «не стреляй в спину», «не по правилам чести убивать сдающегося» и прочее, и прочее… — оскалился Ханна, еще более мрачный, нежели обычно. — Не все способны выполнять грязную, но так необходимую работу. Делаемое нами за версту пахнет грязью и кровью, но кто-то должен убирать всю мразь, иначе она выползет наружу, и вот тогда начнется настоящий ужас…

— Не хотелось бы! А нужно всего ничего — разрешить таким, как мы, работать так, как считаем нужным, и не портить достижения, завоеванные кровью и страхом.

— Да кто тебе даст… — попытался улыбнуться бледный как мел Висельник, еще не успевший с ночи отойти от раны и существенной кровопотери. — Я и то сильно удивлен, что нас не разогнали по углам Империи за все те многочисленные трупы, среди которых были и детки высокопоставленных персон.

— Чур тебя! — огрызнулся Ханна. — Накличешь беду на наши головы. Пять лет держимся, и да поможет нам… Не знаю, что или кто, но помощь лишней не окажется.

Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Действительно, мы держимся вот уже не первый год, держимся вопреки всему и вся. А препятствий множество, поскольку наша деятельность встала поперек горла слишком многим из тех, кто обладает достаточным влиянием и прочными связями при дворе, да и в министерстве тоже. Сегодня же с утра нехорошо так сосет под ложечкой, словно предвещая если и не серьезные неприятности, то что-то новое, малопонятное и необъяснимое. Откуда, по какой причине?

Как следует задуматься над этой загадкой, попробовать найти путеводную нить к ее разрешению у меня не получилось. Дверь кабинета открылась, и на пороге предстал сам полковник Алферьев, багровый от избытка эмоций и с трудом сдерживающийся от гневных криков. Так и не сказав ни слова, он лишь махнул рукой, приглашая нас заходить. Интересно, что это он такой молчаливый сегодня? Вроде бы ничем не болеет, да и ампутацию языка ему никто произвести не успел… Загадка, право слово! Есть лишь один допустимый вариант — в кабинете кроме нашего «обожаемого» начальника находится еще кто-то, способный приказать тому сидеть и помалкивать, пока не спросят. Впрочем, правильность выдвинутой гипотезы я узнаю в самом скором времени, буквально через несколько секунд.

Правильное предположение! В кабинете действительно находился гость, но вид его был больно уж экстравагантен. Контуры фигуры сидящего в глубоком мягком кресле незнакомца скрадывал не то плащ, не то ряса, видны были лишь кисти рук да бритая наголо голова. И глаза… Глаза двумя стальными иглами ощупывали окружающий мир, словно оценивая степень исходящей оттуда угрозы. Рост… Наверное, выше среднего, но точно сказать я не мог — незнакомец то ли немного сутулился, то ли, словно сжатая пружина, находился в вечной готовности броситься на врага.

Опасен. Очень опасен! Так думал не только я, но и остальные трое из группы. Для этого не нужны были слова, достаточно было бросить мимолетный взгляд на самую малость изменившуюся позу, попытки рук сдвинуться ближе к оружию… Заметить подобное мог только очень внимательный и опытный человек, но сидящий в кресле незнакомец был из той самой породы хищников.

Оружие… Присутствовало как холодное, так и огнестрельное, но не выставлялось напоказ, а было скрыто от взглядов тех, кто был далек от тайных войн, постоянно ведущихся и в мирное вроде бы время. Оружие дальнего боя было представлено отнюдь не револьвером, а парой двуствольных пистолетов типа «Дерринджер», весьма неплохими для стрельбы на ближней дистанции, а кроме того могущими стать довольно неприятным сюрпризом для тех, кто не может отследить их присутствие. Холодное оружие… Его обнаружить значительно сложнее, особенно ножи, но кое что мне все же удалось. Трость черного дерева, довольно массивная. С виду обычное украшение, причуда человека или действительно необходимая вещь, а на самом деле в ней притаился от посторонних взглядов вполне приличный клинок, способный в умелых руках на многое.

И еще одна странная деталь сразу обращала на себя внимание. Четки, которые незнакомец держал в левой руке, то и дело перебрасывая очередное зерно. Щелк, и еще одна металлическая составляющая четок оказывается по другую сторону. Щелк… Забавная привычка, нечто подобное встречается не столь часто.

А полковник совсем в расстроенных чувствах! Буркнул что-то маловразумительное, приглашая нас присесть, и на сем ограничился. Прошел к своему любимому стулу с подлокотниками, да так и упал в его жестковатые объятья. Зато взгляд то и дело устремлялся в сторону гостя в черном одеянии, и хотя симпатий там не было вовсе, но присутствовало нечто более для меня интересное — признание этого человека стоящим над собой по положению и занимаемой должности. Вдвойне интересна стала личность незнакомца, раз на него такая реакция нашего непосредственного начальства.

Тем временем Алферьев сумел несколько прийти в себя и обратился ко мне тоном, далеким от дружелюбного:

— Ротмистр, вы что себе в последнее время позволяете?! Почему обо всех ваших делах я узнаю из письменных донесений, отправленных тогда, когда вы уже выполняете какие-то свои планы, даже не испросив позволения? Кто вам вообще дал право проявлять такую самостоятельность?!

Хорошо орет полковник… Глотка луженая, фигура представительная, ну просто классический образец начальства в гневе, начальства великого и ужасного. Но ведь он прекрасно знает, что нам по большому счету абсолютно безразличны все крики и вопли. И чего, спрашивается, голосовые связки надрывает? Да и полнокровный слишком, вот возьмет и хватит его апоплексический удар… Нет, я слезы лить не буду по безвременно усопшему, он мне не друг, не брат и уж тем более не любимая девушка, вот только есть одно маленькое опасение. Какое? На его место может прийти другой, кто окажется гораздо хуже. Не такое уж нереальное предположение, видел я подобные ситуации, удовольствия от них ожидать явно не следует.

Человек с четками вдруг уколол пристальным взглядом меня, на миг перевел его на полковника, потом вновь на меня… Затем усмехнулся, и эта усмешка настолько соответствовала тому, что я совсем недавно подумал, что по спине пробежал легкий холодок. Редкое для меня ощущение, чрезвычайно редкое. В несколько более слабой степени я испытывал подобное тогда, когда пытался применить на практике описанные в древних мистических трактатах методы. Иногда, в самых удачных случаях… Ну и тогда еще, когда полученные оттуда знания применялись в реальных жизненных ситуациях.

— Достаточно, господин полковник, — не слишком приятным скрипучим голосом проговорил неизвестный. — Меня слабо интересуют ваши эмоциональные, слишком уж эмоциональные реакции. Переходите к делу, не стоит зря тратить вещь, которую вы не в состоянии купить ни за какие деньги. Время…

— Конечно, граф… — мигом потерял Алферьев значительную часть апломба, а заодно и уменьшил громкость голоса. — Может быть, вы сами скажете все, а я не буду мешать и вообще удалюсь на время.

— Нет уж. Сначала вы, любезный, выскажете ротмистру и другим господам офицерам все, что действительно хотели сказать, — не согласился оказавшийся графом незнакомец с четками. — Только скажете вы это тихо, спокойно, не срываясь на крик, который никак не украсит ваше положение, да и у меня вызовет не самую лучшую реакцию. Насколько я понимаю, вам чем-то не понравились действия ротмистра минувшей ночью. Чем же, позвольте полюбопытствовать? Или это не понравилось кому-то там, в высших сферах? Впрочем, я несколько тороплю события…

Серьезная фигура этот граф, раз полковник его в самом прямом смысле боится. Да, боится, уж почувствовать чужой страх я могу, причем безошибочно. Сложнее с причиной… Тут я практически бессилен, ибо не имею представления, на какой крючок поймали нашего начальника. Радует другое — человек в черном явно настроен ко мне самым благожелательным образом. По какой причине? Сейчас данный вопрос вовсе не главный, ведь перво-наперво необходимо избавиться от нежелательного внимания со стороны великосветских или близких к ним кругов. Раз уж они обратили на нас внимание (а такой вывод практически однозначно делается, исходя из собственных наблюдений и оброненных гостем в черном слов), то с целью доставить очень серьезные неприятности.

Но сперва лучше выслушать то, что имеет сказать полковник, там наверняка найдется интересное для нас…

— Ротмистр Градов, вы действительно зашли очень далеко, — теперь голос Алферьева был относительно спокоен. — Да, я помню все успехи вашей группы и лично вас, но методы… Методы просто ужасны! Одни трупы, это просто убийства без суда и следствия, несовместимые с честью офицера.

— То есть нас убивать эти мерзавцы могут, а мы с ними раскланиваться вежливо должны? — не выдержал Клим, побелевший от злобы. — Скоро посреди дня бомбы рвать будут. Уже рвут! Только не у нас, а в соседних губерниях, где правил придерживаются…

— Что… — Набравший было воздуха в грудь для очередного грозного рыка полковник поймал иронический взгляд человека с четками и стушевался. — Штабс-ротмистр Климов, извольте не перебивать старшего по званию. Вы все знаете, что я в меру своих сил не мешал вашим «методам», но сейчас вы затронули интересы очень влиятельных персон. Среди тех, кто вчера попался вам под горячую руку, был сын князя Мереяславского, а это очень значимая фигура в столице. Камергер двора его Императорского Величества, известный либерал и просто человек с очень большими связями.

— Вот тебе, бабушка, и юрьев день… — скривился Ханна. — Не было печали, так извольте получить.

— Верно, поручик. Он уже получил по телеграфу известие о смерти своего единственного сына, теперь следует ждать визита сюда всяких… персон. И что мне делать прикажете?

Оригинальное переплетение нитей судьбы, что тут скажешь. Не о наших проблемах беспокоится начальство, а о своих… С кого спросят? С него, раз он числится начальником Третьего Отделения в губернии. Да, он может попытаться все свалить на нас, возможно, ему и поверят (во всем поверят), но карьера, которую он выстраивал на протяжении многих лет, рухнет одномоментно и безвозвратно.

Самым лучшим в его положении было бы не выражать эмоции по поводу и без, а здраво поразмыслить, каким образом можно нейтрализовать влияние высокопоставленного родителя, чей сынок, откровенно говоря, был совсем не безгрешным ангелочком. Бомбист, террорист и просто революционер, чьи ручки давно уже испачкались в крови. Но куда там! Месье Алферьев никогда не пойдет на подобное, он у нас полностью законопослушен и в принципе не представляет для себя возможности малость повернуть ситуацию другой гранью. Отсюда и полное непонимание относительно того, что ему сейчас делать и как выбираться из очень опасного положения.

Вопрос, тем не менее, прозвучал, на него нужно было давать ответ. Но кривить душой я не хочу, а высказывать свое действительное мнение по сему поводу значило еще более усугубить ситуацию. Дилемма! И все равно, я выбрал бы второй вариант, как и всегда в таких случаях. Однако помощь пришла с несколько неожиданной стороны, то есть от титулованного незнакомца:

— Вам, Алферьев, делать не надо ровным счетом ничего, только слушать мои указания и не болтать лишнего. — Рука с четками вытянулась в направлении полковника. — И не шалить, я тебя насквозь вижу. А сейчас погуляйте где-нибудь за пределами этого уютного кабинета, воздухом подышите. Оно для здоровья полезно, да и во многих знаниях многие печали, как говорилось в одной книге, где порой встречаются мудрые изречения.

— Да, несомненно, — невнятно пробормотал начальничек и резво засобирался. Через минуту его уже не было, лишь дверь хлопнула несколько громче, чем обычно.

— Нервы совсем плохие у него стали. — Одновременно со словами зерна четок продолжали свое вечное путешествие по нити. — На курорт пора, минеральные воды пить, за дамами в приятной обстановке ухаживать. Посмотрим… Теперь к вам. У меня есть предложение, от которого не отказываются.

Категорично выражается граф. А ведь он не из тех людей, слова которых так, пепел на ветру и не более того. Чувствуется полная уверенность в собственных силах и возможностях, внутренний стержень из дамасской стали, что так редко встречается среди окружающих нас в этом мире.

— Пусть он сначала скажет, чем собрался нас заинтересовать, а уж потом можно и обсуждать, — огрызнулся Висельник, раненая рука которого никак не способствовала смягчению и так довольно жесткого характера. — Туманно все это.

— Хорошо! — Неизвестный поднялся так резко, что его движения показались мне словно бы стертыми, размытыми во времени, словно картины импрессионистов. — Я всегда рад, когда в разговоре говорят именно то, что думают. Ни лести, ни замалчивания… Оставим это слабым, пусть они играют такими картами, заранее обреченными на проигрыш. Вы хотите знать истинное положение дел?

— Надеюсь, что вопрос риторический? — уточнил я. — С детства не выношу иллюзий, а особенно тех, что человек сам ставит пред собственными глазами.

— Кровь… Живая кровь, текущая в жилах, а вовсе не жидкая водичка бледно-розового цвета, — непонятно к чему сделал замечание граф. — Это правильно. Будет вам «истинное положение вещей», клянусь честью. Да вы присаживайтесь, господа офицеры, не стоит передо мной политес разводить. Особенно к вам обращась, рука наверняка еще болит, да и крови потеряли порядочно.

Что ж, присесть мы можем, тем более оно гораздо приятнее, чем стоять. Висельнику же это просто необходимо… А граф этот явно не чужд боевого опыта, успел пороху понюхать. И все равно странная персона, есть в нем что-то иное, не похожее на остальных людей, пусть и привыкших убивать.

— Четверо. Четверо офицеров «охранки», сумевших поставить себя не то чтобы выше законов и правил, а оказаться в другой плоскости, в стороне от догм и шаблонов, — после небольшой паузы заговорил граф, медленно прохаживающийся взад и вперед по кабинету. — Ротмистр, штабс-ротмистр и двое поручиков. Не в великих чинах, ордена хоть и есть, но не самых высоких степеней, полное отсутствие покровителей и связей в свете, а тем более при императорском дворе. Люди, почти забывшие свои настоящие имена и предпочитающие прозвища… Стилет, Клим, Висельник и Ханна. Я не ошибся?

— Нет, вы точны, — подтвердил я точность сказанного им. — Очень точны, что, бесспорно, свидетельствует об очень хорошей осведомленности. Полковник Алферьев рассказать сподобился?

— Он лишь подтвердил узнанное несколько раньше. Министерство внутренних дел, полицейский департамент в столице Империи, «большая картотека» на всех, кто прямо или косвенно имеет отношение к полиции, а тем более тайной. Да, не стоит удивляться, я имею доступ ко всем этим тайнам.

— Кто вы?

— Пока это не важно, — отмахнулся граф от вопроса Клима. — Впоследствии узнаете. Сейчас достаточно того, что я имею полное право приказывать Алферьеву, а через него и вам. Поверите на слово или предпочтете услышать подтверждение из уст непосредственного вашего начальства?

— Верю, достаточно было увидеть его реакцию на вашу пока что незнакомую нам персону. Если бы полковник просто был зависим от вас в силу тех или иных причин, то поведение было бы хоть и похожим, но все-таки чуточку другим.

— И в чем именно?

— Алферьев — человек военный, с младых лет в армии, ну а потом — переход в тайную полицию. Вся жизнь в офицерском мундире, отсюда и некоторые неистребимые привычки и мельчайшие особенности поведения. Вы ведь отдали ему приказ покинуть кабинет, пусть и малость зафлерированный. Он же чуть было не прищелкнул каблуками… Таким образом поступают лишь перед старшим по должности и имеющим самое прямое отношение к департаменту полиции.

— Грамотный ход мыслей. Вы, Стилет, способны подмечать незначительные детали и на их основе делать выводы. Верные выводы.

Граф, хаотичным образом перемещаясь по кабинету, оказался весьма близко от меня, и я увидел еще одну интересную деталь. Четки, которые он постоянно перебирал, состояли из довольно оригинальных зерен — маленьких серебряных черепов. Колоритная игрушка, никогда раньше ничего подобного не видел.

— Нравится? — усмехнулся тот. — Зато как она не нравится очень и очень многим. Тем более приятно иметь подобную вещицу. Но довольно лирики, перейдем к более прозаическим темам, то есть к вопросу о ваших неприятностях, что надвигаются со скоростью экстренного поезда.

— Экстренного?

— Да. Князь Мереяславский, будучи откровенно взбешен, не пожалел ни денег, ни усилий, чтобы добиться подобной помощи в скорейшем разрешении своей проблемы, — нехорошо усмехнулся любитель экстравагантных четок, отвечая на вопрос Клима. — И поверьте, Клим, ирония тут неуместна, хотя и без нее обойтись сложно… Он едет сюда не один, а в сопровождении нескольких людей, встречаться с которыми опасно любому человеку, даже таким, как вы и ваши друзья. Пока что князь может только строить догадки об истинных причинах произошедшего, но сразу по прибытии некоторые заинтересованные люди назовут конкретные имена. Ваши имена!