Тортуга встретила нас не ласково. Сначала пришлось немножко пострелять в порту, куда не хотели сажать корабль. Потом вправили мозги каким-то обормотам, пытавшимся задержать нас на трассе. И, на последок, крепкие ребята из работорговцев попытались доказать, что они тоже умеют умирать. Видимо, кто-то слишком много смотрел боевиков, мечтая о славе героя. Как результат, у меня добавилось работы по лечению раненных, а на развалины бывшего гладиаторского афитеатра приходили поглазеть зеваки, бурно обсуждая недавние события. Но по итогам рейда мы пополнили ряды бригады до четырех с лишним тысяч человек, наведавшись за неделю еще на несколько невольничьих рынков. После чего ни одного военного с рабским ошейником на Тортуге не осталось. А Кокрелл столкнулся с новой проблемой.

— Вот дерьмо! Фактически мы сколотили общий костяк из стариков и тех, кто успел прослужить больше десяти лет, прежде чем так или иначе попал в переплет, а затем в рабство. И сейчас я могу быть уверенным в двух тысячах бойцов, которые знакомы с дисциплиной, и готовы служить под моим командованием. Но еще половина — это неуправляемый шлак. Бывшие бандиты, молодежные беспредельщики, просто идиоты, попавшие под армейский набор. Толку от них — ноль. Ни желания служить, ни желания постигать азы военной науки. Плюс, сильная община наемников на краю города, которая мутит воду, не желая нашего усиления как конкурентов… И если мы в срочном порядке не решим эту проблему с пополнением, новые незванные лидеры поставят бригаду с ног на голову. Вот тогда и умоемся кровью по самое не балуй… Да еще эта идея с выборами…

Идея уже была озвучена и не однократно. Как ни странно, у наемников, продававших умение убивать, существовала масса разнообразных законов и обычаев. На которые зачастую плевали с высокой колокольни, но ими же трясли в воздухе, когда умным и шустрым парням нужно было сместить неудобное руководство. Или когда делили крупный куш после удачного дела. Или когда искали козлов отпущения после дела неудачного… В любом случае, крики о выборах командования бригадой раздавались уже неоднократно, а игнорировать половину личного состава, обвешанного оружием… Мда, Кокреллу не позавидуешь.

— Правила единоначалия никто не отменял! — чеканил подполковник на утреннем построении. — Но и считаться тупоголовым сатрапом в нашей сложной ситуации я не собираюсь. Поэтому, слушай приказ!.. Сегодня к восемандацати ноль-ноль инициативная группа представит мне список нового командования. И я буду разговаривать только с этими людьми, а не очередными балаболами-самовыдвиженцами… Под их руководством будет создана вторая мобильная бригада, куда уйдут все желающие, вместе с легким вооружением. И в составе наших войск больше не останется любителей горлопанить и ничего не делать. Кому не хочется носить погоны — имеют право покинуть расположение части, подав письменное заявление. Но предупреждаю сразу, что повторно шанс давать никто не будет. Дезертиры нам не нужны…

Все четыре с лишним тысячи человек поместились на мощеном плитами внутреннем дворе бывшего рабского анклава. И глядя на них с балкона, на взгляд можно было легко определить — кто есть кто. Бывшие профессиональные солдаты привычно держали строй, разбившись на утвержденные роты. А «демократическая вольница» медлено сгрудилась в кучу, превратившись в недовольную толпу на левом фланге. Оттуда доносились смешки, редкие пока выкрики, задние ряды уже смолили местные паршивые сигареты, окутавшись сизым дымом.

— Партизаны недобитые, — поморщился Тибур, не забывая поглядывать на пустынную улицу, отлично видную с обзорной вышки. Рядом в уголочке дремал Самсон, пристроив любимый пулемет между ног. Согласно штатного распорядка, парни несли караульную службу, а я приткнулся к ним, чтобы не попадать под ноги Кокреллу и его помощникам, злым как собаки.

— Думаешь, вся толпа пойдет в наемники?

— Никуда они не пойдут. Будут болтаться, пока на улицах не передавят. Здесь Тортуга, беспредельщиков не любят. А командир не любит, когда ему вместо армейского подразделения начинают мастерить публичный дом… Только идиоты не знают еще, что их судьбу решили. Кто действительно захочет тянуть лямку и в бригаде останется, тот станет настоящим солдатом… Это я про молодняк говорю… Кто хочет просто денег срубить и головы проламывать, пойдут к новым командирам. Получим чистых наемников, с которыми разойдемся мирно, без кровопролития. Может, кого из наших туда переманят, наобещав кучу всего. А оставшейся шобле придется определяться — с кем они. Либо — за ворота… Вон, сколько места свободного осталось после рейда. Займут пустующие бараки, будут корчить из себя анархическую вольницу. Потом — подомнет их какая-нибудь умная голова из местных, или просто в расход пустит. И все, отпрыгались…

— А если бунтовать вздумают, попытаются Кокрелла скинуть прямо сейчас? С чего им из бригады уходить, когда можно просто нового командира пропихнуть?

— На этот случай здесь я сижу, — неожиданно трезвым голосом отозвался Самсон. Надо же, я-то думал, он дрыхнет без задних ног. — Начнут бузить, мигом с трех стволов причешем. Потому что это уже не свободные выборы, а бунт. И штрафбата у нас нет, сразу ставим к стенке.

Вторя чернокожему гиганту, снизу донеслись слова командира бригады:

— Балласт мне не интересен. Балласт не интересен никому. Но давить разгильдяев, которым спас жизнь — я не собираюсь. Силой никто вас не держит. Оружие для выживание — у вас в руках. Двери открыты, можете быть свободны. Но кто останется, будет выполнять приказы и жить по законам железной дисциплины. А любого, вздумавшего устроить анархию в бригаде, судить будут по законам военного времени… Жду новых командиров в назначенное время… Вольно! Разойдись…

Через сутки наполовину «похудевшая» бригада передислоцировалась на новое место, заняв район старого нефтеналивного терминала. Соорудив укрепленные пулеметные гнезда на облюбованных позициях, мы получили неплохо защищенный лабиринт, в котором можно было куда как меньшими силами держать оборону. Плюс — разведанные подземные трубопроводы, способные вывести нас в любую точку Тортуги. Плюс — выход к реке, на которую у нас смотрел небольшой порт, прикрытый раздвижными навесными воротами. И пусть пока саперы заминировали этот район в несколько эшелонов, но минное поле — наше, и мы всегда сможем принимать баржи с продовольствием и товарами, а так же прорваться водой, если станет «жарко».

Сколоченная наспех мобильная группа наемников вобрала в себя полторы тысячи головорезов, гордо примеривших имя «Молодые волки». Обменяв развалины рабовладельческого анклава на деньги, новые «потрясатели Тортуги» прикупили автотранспорт и теперь торговались на местном рынке душегубов, обещая выполнить любую работу за смехотворные деньги. Демпингующих выскочек попытались приструнить, но «волки» ответили автоматным огнем, и старожилы предпочли не обострять отношения. Судя по всему, подобные истории в этом диком городе происходили уже не раз, и мудрые люди решили дать возможность новичкам свернуть шею без лишней стрельбы.

Смешнее всего получилось с толпой «партизан». Выбрав свободу, почти шесть сотен бывших гладиаторов-неудачников оккупировали часть старых бараков, где сначала пьянствовали, а потом объявили о воссоздании рабовладельческого анклава. Где все так же будут проводиться бои на выживание. Вот только теперь на окровавленный песок выйдут другие, а новые хозяева станут смотреть на гладиаторов сверху, надираясь спиртным на бронированных трибунах.

Вечером ко мне зашел Чаки. Я искренне удивился, не ожидая его увидеть.

— Что к «волкам» не подался? — задал вопрос, раскладывая инструменты по кюветам.

— Любители, — поморщился наемник, стягивая футболку. — Гонору много, мозгов мало… Да и медика приличного у них нет, так, лишь пара коновалов.

— Но здесь ведь служить придется, — поддел я громилу, начиная возиться с обожженной рукой. — Лямку тянуть, в наряды ходить, кроссы бегать.

— Побегаю, заодно форму восстановлю, — Чаки был не в настроении зубоскалить. — Похоже, я чуток промахнулся, когда списал подполковника. Мужик-то с двойным дном. Вон как дело повернул… Мы снова при деньгах, своя база, люди, оружие… Посмотрим, как повернется. Может, новую крутую группировку сколотим, и там получится в должности вырасти. Или позже снова новая группа отколется, но уже реально серьезных ребят… Но это все лучше, чем с молодыми идиотами пули зубами ловить.

— Считаешь, у молодняка шансов нет? С техникой, боеприпасами.

— Воюют не оружием, воюют головой. А с головой у них плохо. Двух недель не прошло, поцапались уже со всеми. Даже на Кокрелла попытались наехать, требовали еще себе минометную батарею и людей дополнительно… Любой крупный контракт, и их на нем закопают. Готов месячное довольствие на это поставить.

Я аккуратно закрепил повязку и усмехнулся:

— Не, ставки не принимаю. У меня удачи в азартных играх нет, даже лучше и не пытаться… Все, еще раз зайдешь, я со спиной закончу, и будешь как огурчик. Шрамы останутся, но рубцевание кожи я тебе убрал, мокнуть ничего больше не будет. Если будет время и желание, то и шрамы заполируем. На лице — хоть завтра.

Чаки собрался, с довольной рожей полюбовался на свое отражение в зеркале и хохотнул, распахивая дверь:

— А ты, док, еще спрашивал, чего я в город не подался. Мне тоже хочется, чтобы девушки любили… До завтра…

Рядом с любой войной живут люди, которые с нее кормятся. Продавцы награбленного, хозяева публичных домов и пивнушек. Стоит где-то осесть военному люду, как рядом по взмаху волшебной палочки материализуются ресторанчики, игорные заведения и прочие сомнительного рода подвалы, торгующие чем угодно и когда угодно. Не успели мы обжиться на занятой территории, как рядом в пригородах уже вовсю засияла неоновая реклама, и шустрые ребята выгнали толпы зазывал на улицы.

Командир бригады не стал закручивать гайки, лишь встретился с хозяевами увеселительных точек и предупредил, что за любого убитого или пропавшего солдата будет расстреливать каждого десятого, не утруждая себя поисками настоящих виновных. И пустил вечерами патруль, который подбирал перебравших лишку. Но в целом мы сосуществовали мирно и без эксцессов: парни спускали пар после вечерней поверки, а местные бойко торговали неплохим пивом и тянули деньги по мелочи на различных игровых лохотронах. Я даже успел облюбовать крошечный ресторанчик, в котором подавали неплохо приготовленную рыбу, куда и заглядывал пару раз на неделе.

В этот раз мне не удалось дожевать свой кусок в одиночестве, как за столик без спроса подсел широкоплечий крепыш, с вычурными татуировками на щеках.

— Не кашлять, док.

— И тебе, Ганс. Как колено?

— Прыгаю твоими стараниями, спасибо… Ребята просили передать предложение. Перебирайся к нам, док. Ты — головастый мужик, что тебе в этом болоте чахнуть? Мы же — удвоенную ставку даем сразу, без дураков.

Я отхлебнул сок из высокого стакана и усмехнулся:

— Ганс, хороший ты парень, просто чудо, почему до сих пор живой и здоровый. Спасибо за предложение, но ты уже пятый, кто подкатывает. И каждому я вынужден повторять: своих не меняю. Пусть у нас болото, пусть мы заплесневевшие динозавры, упустившие свое время… Но я с моей бригадой подыхал столько раз, что слился в одно целое. Увы, мне ходу нет. Стар я для таких шуток.

— То есть деньгами тебя не заинтересовать… А если госпиталь под тебя сварганим? Думаю, местные с радостью вложатся. Представляешь — свой госпиталь. Сестрички на выбор, любая техника. Большим человеком станешь на Тортуге.

— Мне целый авианосец предлагали. Тоже — с девочками, грудой подчиненных и зарплатой до небес. Нет, Ганс, я лучше старлеем остаток доживу, сколько отпущено.

— Жаль… Но если вдруг надумаешь, или подшабашить захочешь — знаешь, где нас искать… Только мы на базу через две недели вернемся, не раньше.

— Хапнули горящий контракт? Удачи тогда вам. Просто так подобные подарки не раздают.

— Прорвемся, док! — засмеялся довольный жизнью и собой молодой парень и косолапым медвежонком выкатился из-за столика.

Действительно, неплохой парень. На гладиаторской тренировке ему разбили колено. И когда наши парни вломились в анклав, рабовладельцы как раз думали, что делать с инвалидом — оставить убирать трупы с арены, или пристрелить. Я собрал Гансу сустав заново. Хромота осталась, и стометровку пробежать быстрее чемпиона парню не светило. Но бегать марш-броски и штурмовать стены он уже мог без проблем. Вопрос лишь в том, не найдут ли они эти проблемы в своем спешном выезде на экстренный контракт. Надо будет заканчивать ужин и заглянуть к командиру. Может, что разузнаю. Или, наоборот, поделюсь свежей информацией…

В два часа ночи бригаду построили по тревоге. Хмурый подполковник кратко обрисовал ситуацию:

— Все знают, что половина бывших рабов организовала отряд наемников «Молодые волки». И все знают, как они вели себя последние дни. Вчера утром попытались вломиться на наши арт-склады. Дело чуть не дошло до стрельбы… Я получил информацию, что их новый контракт — подстава. Парней специально отправили сопровождать караван в рыбные поселки, чтобы по дороге пришлепнуть… Я довел информацию до командования «волков», но в ответ услышал лишь матерщину и кучу дерьма в наш адрес. Похоже, мы окончательно разошлись по разные стороны… Поэтому, я объявляю приказ по бригаде: мы остаемся в расположении базы в течение ближайших двух суток. Никакой помощи «волкам» оказываться не будет. Любые заказы на спасение этой группы бригада принимать не будет… Вопросы есть?

Вопросов не было.

А утром наши радисты поймали на чужих частотах крики о помощи. И мы молча слушали, как горят заживо в своих легко бронированных машинах молодые ребята, возмечтавшие одним ударом обогатиться на Тортуге, в городе, пожравшем тысячи и тысячи им подобных.

Вечером, после официального подтверждения о разгроме группы, мы приспустили флаги и помянули погибших. Тех, кто променял дорогу домой на легкие деньги. Кто заплатил жизнями за чужие амбиции. Кто стал еще одним напоминанием нам — нельзя бросать начатое. Надо любой ценой прорываться на Родину. Всей сводной бригаде спецназа. Домой…