Прощание (эпилог)
Прощай, прощай,
Случайная моя Печаль,
Прости, что не успел я клетку
Для тебя найти.
Давай, бывай.
Сплетутся ли еще пути?
Обмолвимся ль мы хоть словечком,
Рискнем ли снова через речку
На чей-то берег перейти?
На реке мосты, у мостов кресты.
Пора,
Помолимся – и в путь…
Тетушка Судьба каждого раба
Прижмет к себе когда-нибудь…
У одной версты длинные хвосты
Дорог.
А сколько в жизни верст?
На каком краю соловьи поют,
А где кричит подбитый дрозд?
Дили–дили–дон, белой вере сон – добрый.
Дили–дили–дон, черной вере сон – злой.
Дили–дили–дон, вере сердца стон – пробный.
А я прошу “на бис” поцелуй — как свист кобры…
Прощай, прощай,
Красивая Беда моя…
Спасибо за огрызок счастья,
Сладкий мой вампир…
Давай, мой рай
Размоет наш прощальный пир.
И брызнем, как ручьи в ненастье,
В разброд, подальше от напастей,
Прощай, мой временный кумир
Дили–дили–дон, белой вере сон – добрый.
Дили–дили–дон, черной вере сон – злой.
Дили–дили–дон, вере сердца стон – пробный.
А я прошу “на бис” поцелуй — как свист кобры…
Максим Сотников
Осторожно попытавшись пошевелиться, я опять изо всех сил сцепляю зубы, пытаясь удержать крик от нестерпимой боли. Голова опять закружилась, в глазах сгустился кровавый туман. Опять затаиваю дыхание, пытаясь переждать боль, осторожно заговорить её, отдалить от себя.
Рана не такая уж и тяжёлая, но вместе с пулей в рану попала какая-то специальная дрянь, из-за которой всё моё тело превратилось в один сгусток боли. Любая попытка пошевелиться, даже попытка сосредоточиться и о чём-то подумать, всё это вызывает новый беспощадный приступ.
На это они и рассчитывали. Что я, обезумев от боли, не смогу опять уйти в Космос. Но я ушёл. Сам не понимаю, как это мне удалось. Но всё-таки я смог уйти.
Даже в Пустоте боль не отступила, стала только какой-то другой. Я мог её терпеть, но чувствовал, что это продлится очень недолго.
Что же делать? Должен же быть какой-нибудь выход?
Опять попробовал уйти в Фатамию, и опять, как всегда, ничего не вышло. Только зря силы, которых и так почти не осталось, потратил.
Пришлось возвращаться на Землю. Я вышел из Космоса в Крыму, на Тарханкуте, в Бухте. На “перекрёстке семи миров”, как говорил Олег. В той самой Бухте, в которой в “прошлой жизни” бывал с Олегом и ребятами, где впервые услышал Барда. Которую рисовал Любе…
Сейчас здесь зима, с неба сыпется водяная пыль вперемешку с мокрым снегом, с моря дует пронизывающий до костей ветер. Я лежу на мокрых камнях и чувствую, что коченею. Но не могу не только встать, даже пошевелиться.
Спокойно умереть мне не дадут. Они тоже скоро будут здесь. Удивительно ещё, что сейчас никого рядом нет. Они пронюхали про все места, в которых мне доводилось когда-то побывать, и во всех этих местах расставили засаду. Странно, что про Бухту забыли. Может, подумали, что я, раненый, захочу попасть куда-нибудь под крышу, в тепло, но никак не под промозглый морской ветер.
Но теперь они уже наверняка знают, где я, и мчатся сюда. Когда они будут здесь? Может быть – с минуты на минуту. Максимум – через полчаса. Они – ребята, как говорил Олег, очень даже серьёзные.
Вскоре после гибели Олега за нами, вернее, за мной, началась охота. Участвуют в ней неимоверные силы. Какие именно, мне, естественно, не докладывали. Но и так ясно, что это – вовсе не бандиты типа “есаульцев”, а забугорные, скорее всего – заморские спецслужбы.
Олег успел объяснить мне, что делать, если это когда-нибудь начнётся. И когда я узнал о его гибели, стал действовать сразу. Голова была пустая, мыслей не было, во мне как будто тоже что-то умерло, я совершенно не был тогда способен принимать самостоятельные решения. Но помнил инструкции Олега и действовал согласно им. Только поэтому мои родители, сестра, братья, Илона сейчас недоступны им. Я успел переправить их в Фатамию.
Сам я в Фатамию, конечно, не попал. Мне удалось вызвать в Космос Лео, передать ему с рук на руки моих родных, и Лео уже сам вывел их в “мой” герцогский замок. Конечно, я очень беспокоился о них, Фатамия, не смотря на все усилия Олега, вовсе не превратилась в рай. Но всё-таки там, под покровительством Лео, которого теперь обожествляли почти как меня, мои родные были в относительной безопасности. Через канал связи с Лео я даже иногда мог разговаривать с мамой и Светулькой. С папой и с другими связь установить почему-то не удавалось даже с помощью Лео…
Я лежу, не двигаясь, уже почти не чувствуя окоченевшего тела, и вспоминаю последнюю встречу с Олегом. Мы тогда долго разговаривали, не хотелось расставаться, как будто оба предчувствовали, что больше уже не увидимся. Разговаривали о многом, в том числе и о Волкодаве, герое Марии Семёновой. На которого Олег всё-таки удивительно похож внутренней чистотой и самоотверженностью.
Мы цитировали стихи из “Волкодава”, которые оба знали почти все наизусть. И Олег вдруг процитировал строчки, которые меня резанули предчувствием близкой беды.
Теперь я понимаю, что сделал он это специально. Он предчувствовал свою смерть и хотел подготовить к ней меня.
… И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда,
Одно Поражение стёрло былые победы.
Ты думал: вот–вот полечу, только крылья оперил!
А крылья сломались, и мир не заметил потери.
Я строго сказал ему, чтобы он выкинул из головы эти мысли. Что потерю Олега мир уж точно не сможет не заметить. Он, как обычно в таких случаях, спорить не стал, просто рассмеялся и перевёл разговор на другое.
Погиб он на следующий день
Узнав о готовящемся теракте в Израиле, он приказал ликвидировать террориста–самоубийцу. Но в последний момент Олег отменил приказ, потому что выяснилось, что этому террористу – всего пятнадцать лет
Олег сам прибыл на место и принялся убеждать мальчишку, что взрывать мирных невинных людей – дело, которое не может одобрить Аллах. Накачанный наркотиками палестинский пацан явно принял появившегося перед ним прямо из воздуха Олега за посланника самого Магомета или даже Аллаха. Он и не подумал артачиться и сразу принялся снимать с себя “пояс шахида” со взрывчаткой. Казалось, что всё в порядке.
Но в этот момент рванул взрыв…
Видимо тот, кто готовил пацана и обвесил его взрывчаткой, сделал это так, что снять пояс без взрыва потом было уже невозможно. Не для того, дескать, надевается этот священный пояс, чтобы потом зачем-то снимать.
Олег, хоть и был всегда очень предусмотрительным и дальновидным, почему-то упустил из виду эту элементарную опасность.
Заряд был мощным, и пацана, и Олега разорвало взрывом в клочья…
Я узнал это только от Леардо, увидел это глазами Леардо. Со мной Олег категорически отказался держать связь, когда проводил свои операции. Явно по просьбе моих родителей. А у Лео родителей не было, запретить ему участвовать в войне Олега было некому…
Я торопливо оборвал свои мысли, поняв, что чуть было не позавидовал своему другу. Дурак, идиот! Нашёл, чему завидовать! Мама, папа, только бы с вами ничего не случилось там, думал я суеверно, только бы эту мелькнувшую в моём мозгу завистливую мысль не услышали какие-нибудь Космические силы…
После того, как я переправил своих родных в Фатамию, всё время занимался тем, что скрывался. Уходил от облавы.
Я мог выходить в Космос, а оттуда возвращаться на Землю в любое место, в котором был когда-то и которое хорошо помнил. Я мог также чувствовать, когда кто-то тайно следит за мной. Всё это пригодилось, даже очень, иначе я давно бы уже был в лапах спецслужб.
Олег предупреждал, что этого нельзя допустить ни в коем случае, да я и сам прекрасно это понимал. Живым я им не дамся. Ни за что. Хватит с меня психушки.
Я уходил, убегал, метался с места на место и чувствовал, как неумолимо сжимается кольцо вокруг меня. Уже несколько раз, выходя из Космоса в совершенно, как казалось мне, надёжном месте, я нарывался на засаду. А если никого из них рядом не было в момент моего выхода, они появлялись очень быстро, иногда – через несколько минут.
Видимо, они сумели подцепить к моей одежде или даже имплантировать в моё тело что-то вроде радиопеленгатора, по которому тут же обнаруживали, где я нахожусь.
Дважды им удалось схватить меня и один раз даже надеть наручники, но я всё равно ушёл в Космос прямо из их рук. Ушёл, разумеется, без наручников.
А сейчас, только что, в меня стрельнули этой гадостью. Мгновенно вызвавшей дикую боль. Которая, парализуя волю, должна была не дать мне сосредоточиться и уйти.
Но я всё-таки ушёл. И теперь лежу на холодных мокрых камнях и боюсь даже вздохнуть, боюсь даже попытаться сосредоточиться, лежу и не знаю, что делать.
Скоро они будут здесь.
Может быть, насилуя себя, мне опять удастся уйти от них в Космос. А что дальше? И зачем всё это, зачем, какой смысл в этих беспомощных трепыханиях?
Не лучше ли, заставив себя забыть про боль, сделать последнее усилие? После которого меня уже никогда не поймают они, после которого мне уже никогда не будет больно?
Я смогу сделать такое усилие. Но почему-то никак не решусь на него. Не смотря ни на что. В слове “никогда” – такая жуть, такая безнадёжность, что я оттягиваю до последнего принятие решения об этом усилии.
Но всё-таки решаться надо. Сейчас. Впереди нет ничего, нет никакой надежды. Нет Олега, единственного человека, который ещё, может быть, смог бы как-нибудь помочь мне.
Но Олега нет.
Я неожиданно понял, что уже решился.
Я не буду ждать, когда здесь появятся они, и опять, как заяц от гончих, убегать до следующего укрытия. Я уйду прямо сейчас. Уйду навсегда.
Попытаюсь всё-таки прорваться в Фатамию, к маме и папе. Но попытаюсь уже по–настоящему. И если всё-таки это не получится, назад всё равно не вернусь.
Всё!
Беру обратный отсчёт, как Серёжка Каховский. Ну же, “мальчик с мечом”! Вперёд!
Пять!…
Четыре…
Три…
На счёт два резко, рывком, чтобы сразу почувствовать всю боль и больше уже не бояться её, напрягаю всё тело. Боль взрывается в голове кровавой молнией, обрывает дыхание, но сознания я не теряю. Я уже не пытаюсь отстраниться, отделить себя от боли, наоборот, ещё больше усиливаю её в себе, пытаюсь сделать совсем уж запредельной, “пережечь” её, заставить уничтожить саму себя. Глубоко последний раз вздыхаю, собирая силы для иай учи…
Один!..
Выпуская из лёгких последнюю порцию земного воздуха, издаю “ки–ай”, крик, в котором концентрируются, соединяются воедино все силы тела и души.
Крик взвивается в серое крымское небо и уходит ещё выше. В Космос. Я вижу Его теперь весь, насквозь. Вижу Луну, чувствую, что могу взять в руки Меч…
Нет, только не это! Начав рубить их Лунным Мечом, я вместе со своими врагами уничтожу и саму Землю. Я не хочу этого, я вообще не хочу больше никого убивать! Я хочу просто уйти…
Вибрации крика соединились, вошли в резонанс с могучими колебаниями чего-то невообразимо громадного, и я чувствую, что вновь могу управлять этими Божественными, способными к Созиданию силами. Вслепую, конечно, управлять. Как обезьяна, оказавшаяся в пилотской кабине летящего Боинга, которая может давить на любые педали и как угодно вертеть штурвалом. Стоит ли только брать на себя такое управление?
У меня уже кончается в лёгких последний воздух, думать некогда, и я всё-таки решаюсь. Всё равно другого выхода у меня нет. Будем надеяться, что в управлении “Боингом” есть “защита от дурака”, что я больше не принесу Зла своим обезьяньим “управлением”.
Я взял Силу, над которой получил секундную власть, и заставил Её швырнуть себя в Фатамию. Вернее, попытался заставить швырнуть.
Но меня действительно подхватило и понесло. И швырнуло. Так, что я всё-таки потерял наконец сознание.
Когда я очнулся, сразу понял, что нахожусь уже не на Земле.
Но это была и не Фатамия.
Это была какая-то совсем другая планета…