Ошибки Богов
И сразу понял, что ничего в этом страшном месте не смогу обдумать. Не предназначено это место для нахождения в нём человека. Пройти по нему из мира в мир – ещё как-то у меня получалось, хотя и было очень не легко, я просто задыхался от охватывавшей меня чёрной тоски. А находиться здесь, чтобы о чём-то поразмыслить, было просто вообще невозможно.
Надо было куда-то выходить, куда-то, где могли жить люди.
Но я не мог даже заставить себя сообразить, куда именно могу выйти. Меня захлестнуло такое отчаяние, такой страх, что я не мог думать вообще ни о чём. Я первый раз вышел в Космос, не решив предварительно, куда направляюсь. А теперь решать уже было поздно.
И я просто рванулся туда, куда, как говорится, глядели глаза. Хотя вообще-то глаз у меня в этой Пустоте не было. Рванувшись наугад, я вывалился в мир Киева, в Максимкину квартиру.
Маринки со Светкой, к счастью, не было дома. Меня встретила Лапка. Сначала она от неожиданности и страха зашипела, выгнула спину, вздыбила шерсть, но тут же узнала меня, бросилась обниматься и, громко плача, рассказывать, как им, трём девушкам, одиноко и тоскливо живётся без их любимого Максимушки, как это невозможно, чтобы он немедленно не вернулся домой.
Лапушка действительно рассказывала, взахлёб, давясь мяуканьем и слезами, она действительно плакала и просила у меня помощи.
Я взял кошку на руки и принялся гладить, пытаясь утешить.
— Лапка, Лапушка, Лапушечка, Лаперуза, ну не надо, не надо плакать, девочка ты моя! Жив твой Максимка! Даст Бог, вернётся скоро домой. Правда, Лапушка, можешь у Маринки, у Светланы Лаперузовны спросить. Что, уже спрашивала? Ну и что они ответили? То же самое? Ну, вот видишь! Всё хорошо, а будет – ещё лучше! Давай, я тебя покормлю? Давай?
Немного успокоившаяся кошка замяукала с новой силой, вспомнив, что голодная.
— Так, что тут у нас для Лапки лежит в холодильнике. “Мяу”. Будешь “Мяу”?
— Мяу!
— Будешь? Ну, хорошо.
— Мяу!
— Что? Скорее? Ну потерпи немного, сейчас дам. Что? Не можешь терпеть? Ты самая голодная кошка? Самая голодная в мире?
— Мяу!
— Опять никогда ничего не ела? Совсем никогда?
— Мяу!
— Бедная Лапушка… Ну, на кушай. Кушай, говорю тебе, а не жри! Ты же – девушка! А девушки – именно кушают. Даже когда им хочется жрать…
Но Лапушка, проглотив не жуя несколько кусочков “Мяу”, тут же потеряла интерес к миске, видимо, голод у неё был нервный. Опять запрыгнув ко мне на колени, принялась урчать и “бодать” мои ладони головой, требуя, чтобы её гладили. При этом её трясло, как в ознобе, она продолжала горевать по Максиму, льнула ко мне, пыталась обнять покрепче. Видимо, чувствовала, что я тоже вскоре исчезну. И категорически была с этим не согласна.
— Пушечка, ну что ты, перестань! Я ещё приду, обязательно. И Максимка придёт. Давай, лучше, ещё поразговариваем. Как вы с Максимом разговаривали. Давай?
— Мяу!
— Ты самая лучшая в мире кошка? Самая красивая?
— Мяу!
— Конечно, самая красивая! Ты самая пушистая, самая хвостатая девушка?
— Мяу!
— У тебя самые красивые ухи и усы? Самый острый маникюр и педикюр?
— Мяу!
— Ты ведь не будешь больше плакать?
— Мяу!
— Будешь? Ну что ты, не надо! Ты же самая лучшая в мире девушка. Ты сможешь потерпеть, дождаться Макса. Он скоро придёт домой.
— Мяу?
— Обязательно! Я тебе говорю! Ты же мне веришь?
— Мяу!
Опомнился я, только когда услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ.
Надо уходить. Срочно! Мне нельзя сейчас показываться на глаза Маринке. Не в том даже дело, что трудно будет объяснить своё появление в её запертой квартире. Просто разговор с ней неминуемо затянется, а я не могу сейчас позволить себе тратить время даже на Маринку.
Заметавшись по квартире в поисках места, куда можно деть панически вцепившуюся в меня и горестно орущую Лапушку, я лихорадочно соображал, куда можно уйти. Это надо было решить заранее, а то опять вывалюсь от отчаяния куда-нибудь туда, где появляться мне совсем бы и не следовало. Так куда? Домой? Боже упаси! К “святым отцам”? Ещё лучше! Тогда меня уже не Небесным Посланником будут считать, а мальчиком на побегушках, пусть даже и у самого Святого Максима, и относиться соответственно. Так куда?
В дверь уже входила что-то щебечущая Маринке Светка. И я, так и не успев принять взвешенное решение, оторвал от себя Лапку, закинул её на кухню, а сам рванулся в замок. В герцогский, Максимкин замок, в комнату, где в это время находился Леардо.
Это тоже был далеко не самый лучший вариант, но времени на обдумывание у меня не было. К тому же от накопившейся усталости мысли ворочались в голове медленно и натужно, ничего лучшего всё равно быстро придумать я бы тогда не смог…
А Леардо, мгновенно почувствовав моё появление у себя за спиной, не оборачиваясь, взглянул на меня.
С перепугу взглянул он своим особым, парализующим взглядом. И только после этого узнал меня и бросился ловить моё падающее на пол враз омертвевшее тело.
Он успел подхватить меня, хотя и не смог удержать. Худенький и невысокий пацан, который выглядел намного младше своих четырнадцати лет, упал сам и сумел лишь смягчить падение тяжёлого мужика, не дать мне расшибиться.
А потом он стал пытаться приводить меня в чувство.
Оказалось, что сделать это невозможно. Даже для Леардо. От неожиданности он швырнул в меня очень большой заряд парализующей энергии. И сейчас он был напуган, панически напуган. Потому что я не только не мог двигаться, я не мог даже дышать. И уже начал чувствовать надвигающееся мучительное удушье.
Мальчишка, плача, бестолково суетился вокруг меня, тормошил, пытался поднять на ноги, а я не мог даже подсказать ему, чтобы он попробовал сделать искусственное дыхание.
Не знаю, чем бы это всё закончилось, если бы не Максим.
Он, как всегда в таких случаях, почувствовал, что мне вот–вот наступит конец. И, естественно, явился спасать.
Придти сюда сам он, разумеется, не мог. Но он всеми своими мыслями, всей своей волшебной силой рванулся в канал связи между нами, мгновенно понял, что произошло, и дал мне чёткие указания, как я должен действовать.
Я должен был заставить себя дышать, сделать для этого сверхусилие. И, самое главное, поверить, что это мне удастся. И он яростно крикнул, что это мне действительно удастся! Потому что они с Лео мне помогут!
Не знаю как, но ему удалось установить сейчас канал связи и с Леардо. И вдвоём они изо всех своих ещё детских силёнок принялись, надрываясь, вытягивать меня из кроваво–чёрной Бездны, из пропасти, в которую я уже вовсю падал.
Собрав всё своё самолюбие и гордость, я рванулся из пропасти и сам. Так, что в глазах от натуги потемнело. А из горла вырвался сдавленный хрип…
Хрип? Да, это был хрип! Я начал дышать! Я смогу! Вернее, мы сможем!
Мальчишки чуть не падали замертво от напряжения. Но не бросали меня. Я знал, что они ни за что не бросят, не дадут умереть, будут тянуть до тех пор, пока не вытянут. Или пока сами не умрут.
Я почувствовал, что это вот–вот действительно может случиться, их силы от неимоверно натуги таяли с каждой секундой. И, почувствовав уже настоящий страх, страх от того, что могу погубить этих детей, надсаживаясь, я опять рванулся из пропасти…
В этот раз у меня не просто потемнело в глазах, на мгновение я вообще “отключился”. Но зато когда очнулся, сразу понял, что опасность миновала.
Я по–прежнему не мог двигаться, но уже не оттого, что был парализован, а от страшной усталости. Такой усталости, какой не испытывал ещё ни разу в жизни.
Я не мог пошевелить даже пальцем. Но я дышал. Медленно и слабо, но дышал.
Леардо лежал на полу неподалеку от меня и чувствовал примерно то же самое. Максим, который находился чёрт знает в какой немыслимой дали от нас, вообще был на грани обморока от потери сил, без остатка отданных для моего спасения.
Максим был в гораздо худшем состоянии, чем мы с Лео. Его надо теперь спасать самого, спасать срочно, даже секунда промедления могла оказаться роковой. И я понял, что отсюда, из Фатамии, просто по телепатическому каналу связи помочь ему ничем не смогу. Слабо. И Лео – тоже не сможет.
Раздумывать было некогда, и я, как был в “разобранном” состоянии, так и шагнул в Космос, к Максу. А Леардо, чертёнок, успел в последний момент ухватить меня за руку и уйти в Космос вместе со мной.
Ну что ж, может, так и лучше. И мы вдвоём пошли сквозь чёрную холодную Бесконечность…
А когда эта Бесконечность неуловимо изменилась, приблизив к нам мир, в котором был Максим, я запоздало понял, что в палате у Максима, где находились сейчас другие больные, появляться нам нельзя.
Тогда я попробовал, не очень веря в успех, но всё-таки попробовал вытянуть в Космос и Макса. И это неожиданно получилось.
Теперь всё было хорошо. Можно было расслабиться и ни о чём не думать, ни о чём не беспокоиться. Теперь, когда я был в Космосе не один, меня совсем почему-то не угнетала его холодная и бесконечная Пустота. Рядом с этими мальчишками, только что спасшими меня почти что ценой собственной жизни, мне было хорошо даже в Космосе.
Вернее, это вовсе не было Космосом. Это было чем-то другим. Здесь, где мы были сейчас, не было ничего. Не было пространства. Не было времени. Не было даже нас самих. Только первобытный бесконечный хаос, в котором мы были растворены.
И всё равно это нас не угнетало. Нам было действительно хорошо. Не надо было никуда торопиться. Когда Макс вернётся на свою койку в психушке, его отсутствия там никто и не заметит, всем покажется, что он и не исчезал, ни на мгновение. Как только мы повисли в этой бесконечной Пустоте, время перестало существовать.
Усталости уже не было. Я знал, что когда шагну отсюда в Фатамию или в Киев, буду опять полон сил и неизвестно откуда взявшейся энергии. И Лео – тоже. И Максим.
Ребята о чём-то взахлёб, не умолкая, болтали между собой. Им было, что рассказать друг другу. Наконец-то они увиделись, как я это и обещал Леардо, хотя и не был тогда уверен в правдивости своего обещания. Они не пытались скрыть от меня свою болтовню, но я не стал прислушиваться. Пусть говорят.
А мне есть, над чем подумать. Неожиданно я получил возможность без помех поразмыслить над тем, что удалось узнать на “святой” исповеди от старых упырей.
Многое я узнал там такого, от чего не только у меня волосы поднялись бы дыбом. Но самое главное, что мне удалось узнать, это был секрет власти могущественной Церкви над не менее, казалось бы, могущественными “Чёрными Колдунами”.
Секрет состоял во взаимной угрозе. Церковь могла в любой момент уничтожить источник волшебного могущества Чёрных Колдунов. А те могли уничтожить саму “Святую Церковь”. Причём не только её одну, вместе с Церковью могли бы быть уничтожены и сами “Чёрные Колдуны”, этот шаг был бы самоубийственным и для них самих.
Чёрные Колдуны могли вызвать, поднять из океана Морского Дракона, который тогда уничтожил бы большинство и людей, и “Колдунов”, уничтожил бы фактически всю цивилизацию.
Какие-то космические силы установили такой странный порядок вещей. Возможно, попытались таким образом установить мир, мир, который бы держался на страхе взаимного уничтожения в случае войны. Также как на Земле третья мировая война не разразилась до сих пор только из-за понимания того, что окажется она гибельной для всех её участников. Ядерное оружие явилось сдерживающим фактором, инструментом установления мира. Мира, основанного на страхе. Но даже и такой мир – явно лучше тотальной войны.
А в здешнем мире этот принцип “ядерного равновесия”, “взаимного сдерживания” почему-то не сработал. Вернее, сработал не до конца, не так, как на Земле.
Колдуны действительно не воевали с Церковью. Но вовсе не из-за “равновесия”, никакого равновесия фактически не было и в помине. Был односторонний шантаж, полное подчинение за счёт угрозы одной стороны другой. Святая Церковь полностью подчинила себе Чёрных Колдунов.
Был элементарный просчёт этих недальновидных “высших” сил.
Чёрные Колдуны могли поднять Морского Дракона с помощью волшебной Морской Свирели. А у Святой Церкви была так называемая Небесная Свирель, с помощью которой можно было уничтожить Свирель Морскую. Уничтожить неожиданно, в любой момент. И после этого Чёрные Колдуны не смогли бы даже отомстить, даже самоубийственно для себя отомстить. С потерей Морской Свирели, они тут же и навсегда теряли возможность поднять из морской пучины это легендарное чудовище.
Плюс к этому – очень бережное отношение Чёрных Колдунов к жизням своих сородичей и совершенно наплевательское отношение Святой Церкви к жизням людей. Святая Церковь могла шантажировать Чёрных Колдунов, а те – нет. Угрожать Святой Церкви Морским Драконом не имело особого смысла, в ответ на такую угрозу те могли бы, к примеру, тут же уничтожить Морскую Свирель. Или – вообще ничего не делать, чья-то жизнь не представляла для “Его Великой Святомудрости” и других “святых отцов” очень уж большой ценности.
Таким образом, вместо равновесия между двумя самыми могущественными “мафиозными” структурами в этом мире произошло их фактическое слияние, полное подчинение одной структуры другой. С появлением уже ничем не ограниченных возможностей хозяйничать в оказавшемся совершенно беззащитным мире. Чем “Святая Церковь” и пользовалась в полной мере.
А Максимка, даже не понимая, что наделал, неожиданно разрушил эту ихнюю монополию на власть. И, испугавшись этого ставшего невероятно популярным в народе пацана, “Святая Церковь” и “Чёрные Колдуны” взялись за него всерьёз. Они вообще впервые начали действовать всерьёз, во всю силу, впервые с тех канувших в глубокую древность времён, когда каким-то образом Морской Дракон вышел всё-таки на сушу…
Я думал, изо всех сил напрягал свои извилины, пытаясь понять, нет ли какого-то изъяна в созданной мной “геополитической модели” этого мира. Неужели эти высшие силы, без которых явно не обошлось при появлении Морской и Небесной Свирелей, неужели они оказались настолько недальновидными и наивными, что смогли так элементарно лохануться?
Но получалось именно так.
Я стал размышлять и о том, кто вообще создал этот абсурдный мир. И по всему получалось, что Создатель этого мира – Максим. Этот мальчишка, считающийся неизлечимым психическим больным. По крайней мере, при создании этого мира без участия Макса явно не обошлось.
Я ещё раз вспомнил его рассказ о появлении в Фатамии. Получалось, что какие-то Космические силы, просканировав подсознание Максима, со всеми его детскими мечтами, фантазиями и страхами, создали это чудовищное нагромождение нелепостей. Со своей историей, со своим прошлым. Мир, который стал развиваться уже сам. И оказавшийся в нём его же Создатель стал беспомощной игрушкой в руках капризной и изощрённо жестокой Судьбы.
Ожившие страхи и иллюзии превратились в чудовищную реальность, живущую по своим абсурдным законам. Максим сразу возненавидел тот мир, вырванный из тайников его собственного воображения.
Кто он теперь для мира Фатамии? Создатель? Бог? Дьявол?
Максим ничего не смог изменить в этом мире к лучшему. Все его действия приводили к ещё большему ухудшению ситуации. Законы существования этого мира, которые и являются первопричиной какой-то просто запредельной жестокости, в которой этот мир давно уже тонет, изменить эти законы Максу оказалось просто не по зубам. Да он особенно и не пытался это делать. Он даже и понять эти законы совершенно не смог, а потом перестал даже и пробовать хоть что-нибудь понять в этом нагромождении абсурда.
Может быть, и наш мир тоже создан воображением какого-нибудь глупого мальчишки? Который тоже сейчас или когда-то раньше попал сюда в плен и, пытаясь выбраться, превратил этот и без того очень жестокий мир абсурда в сплошной ад? Ведь в нашем мире нелепостей, если вдуматься, не намного меньше, чем в Максимкиной Фатамии. Чудовищных нелепостей, которые приводят к чудовищным последствиям.
Откуда взялось вообще это название королевства, в которое вывалился Макс и вокруг которого крутятся все здешние события? Фатамия. Явно – не спроста это название. От какого знакомого Максу слова произошло оно? От слова фатум, то есть – судьба, рок? От слова фата? Ведь Макс в первые же часы своего пребывания там фактически обзавёлся невестой. Бесконечно преданной ему невестой, не то, что эта идиотка Люба… А может, от слова “фантом”, мираж, иллюзия? Или “Фантомас”? Ведь Максим – почти ещё ребёнок… А может от слова “там”?
Я зачем-то упорно ломал себе голову над загадкой происхождения названия королевства, в котором Макса обожествили. А ведь он для этого мира и в самом деле является чуть ли ни Богом! Нелепым и беспомощным, трагически смешным в своей беспомощности карикатурным подобием Бога…
А кто такой настоящий Бог? Создатель всего сущего? Всезнающий и всемогущий добряк? Что-то непохоже… Или всемогущее жестокое чудовище, изощрённый садист? Нет, тоже не стыкуется, в этом мире, и в Максимкином, и в нашем, несмотря на огромное количество страданий, есть всё-таки столько доброго и прекрасного, что в Бога–садиста тоже никак не верится… А может Бог – просто глупый мальчишка, волшебник–недоучка, создавший что-то такое, в чём сам совершенно не разбирается? Мальчишка, который, может быть, тоже стал жертвой созданного по его Слову мироздания? Как Максим?
В своё время я, крепко озадаченный мучившими меня вопросами о Боге, о смысле жизни и прочих подобных вещах, вопросами, ответа на которые, как потом я для себя убедился, просто вообще не существует, обращался с этими вопросами к священникам. Земным, естественно. И к православным, и к католикам. Довелось и с раввином поговорить.
И везде мне отвечали. Очень умно, доходчиво и уверенно.
Чем в конце концов полностью отбили охоту спрашивать у кого бы то ни было о таких вещах.
Не верю я в искренность людей, когда они уверенно, якобы со знанием дела говорят о Боге. А как-то иначе религиозные деятели о Боге вообще не говорят, кроме как уверенно и “со знанием дела”. Хотя при этом сами же добавляют, что сущность Бога совершенно непостижима для человека… Верь, дескать, вот и всё, что от тебя требуется. Верь в Его Любовь, Доброту, Мудрость, Непогрешимость и Всемогущество. Не смотря на существование вокруг Зла, смерти, страданий, нелепостей… Во всём этом люди, дескать, сами виноваты, а добрый и всемогущий Бог и не при чём совсем…
Не то здесь что-то. Не знаю, что именно, но что-то явно не то…
Ещё я попробовал, как и собирался, поразмыслить над тем, почему всё-таки я могу шастать туда–сюда между Фатамией и Киевом, а Макс не может. Не может – и всё. И никогда не сможет попасть в Фатамию, я почему-то чувствовал это, а вернее — твёрдо знал. И Максим, кстати — тоже.
Так почему всё-таки? Может быть потому, что я – более крутой мен, чем Макс?
Нет, не то. На самом деле — куда уж там мне до этого мальчишки, фактического Создателя этого огромного мира.
А может дело как раз в этом? В том, что Макс – именно создатель? Ведь Фатамия возникла сначала именно как плод его болезненной фантазии, может быть действительно – галлюциногенного бреда. И, возможно, она для него так и осталась всего лишь фантазией, и попасть в эту свою фантазию он не может. Или – превратилась в фантазию, когда он выбрал, что для него лучше – остаться в Фатамии могущественным герцогом или оказаться в Киеве в качестве пациента дурдома. Он выбрал тогда Киев, Землю, и именно этот мир и стал единственно реальным для него…
А для меня и всех остальных, кто живёт в Фатамии, Фатамия – реальность. Жестокая, чудовищно жестокая, нелепая и порой трагически смешная в своей нелепой жестокости, но реальность. Может, поэтому я и могу попадать в мир, который для меня реален? И возвращаться из него. И приносить из этого реального для меня и несуществующего для Макса мира всякие штучки. Ведь стилет, которым я вполне реально переколол санитаров, я принёс именно из Фатамии. Макс не мог оттуда ничего принести, даже Лунный Меч, даже вполне земной плеер, а мне удалось.
Это хорошо, это очень хорошо. Это нам, возможно, ещё очень даже пригодится. Если удастся остановить реки льющейся крови в Фатамии, можно будет с помощью ихних всяких сказочных штучек взяться и за Землю. За Киев хотя бы для начала, в котором всякой сволоты тоже вполне хватает.
Но это потом. Сейчас – Фатамия. За которую я уже крепко взялся и, как понял сейчас, уже не хочу бросать. Даже если бы была такая возможность. Бросить на неизбежную гибель многие тысячи, а может – и десятки, сотни тысяч людей, зная при этом, что вполне мог бы их спасти, по крайней мере попытаться спасти – это не для меня.
А Максим… Максим – не может. Не может спасти, не может даже вообще попасть в созданный по его Слову, силой его “Божественной” созидающей мысли, сказочный мир.
Может, так же и с настоящим Богом, с Создателем нашего мира? Он придумал весь этот наш мир, создал его силой своей мысли, своей мечты о прекрасном и добром, но получилось у него немного не то, а попасть в него Бог уже не может, не может ничего исправить, не может хоть как-то повлиять на него? Может, вообще Бог – примерно такой же, как Макс, пациент какой-нибудь психлечебницы? Этим бы очень многое объяснялось, например, существование в нашем мире одновременно и прекрасного, и уродливого, и страданий, и счастья…
Ладно, оставим пока эти рассуждения, оставим попытки познать непознаваемое в принципе. Богово — Богу. А нам к нашим баранам всё-таки возвращаться надо. Тем более, что эйфория, охватившая было нас поначалу, когда мы втроём оказались в полной безопасности в этой первобытной Пустоте, вне времени и пространства, уже стала проходить. Не предназначена эта Пустота для людей, нельзя в ней долго находиться, даже вместе с самыми дорогими для тебя людьми нельзя.
Так ни до чего толком я и не додумался. Поэтому придётся принять то решение, которое возникло у меня в голове в самом начале, как только я узнал про Небесную Свирель. Всё, хватит думать, “трясти” надо…
Я подключился к Максиму и начал было инструктировать его, как держаться на допросах. Но моментально убедился, что Макс готов. Готов к любому варианту развития событий. Полностью готов, и “теоретически”, и психологически. Оказалось, что пока я думал о вечном, пацаны успели поведать друг другу, что с ними произошло после разлуки. И Леардо, который, в отличие от Максима, был очень практичен в житейских делах и знал толк в умении обманывать, успел подготовить своего старшего друга к предстоящим ему испытаниям. Очень хорошо подготовить, у меня так и близко бы не получилось.
Так что, учитывая экстрасенсорные способности Максима, его удивительное умение читать чужие мысли, его совсем не детскую силу воли, сломать его на допросах, “расколоть” ментам не удастся. Даже если будут всё знать про него и “колоть” по настоящему.
Мы попрощались с Максом. Коротко и без того душевного надрыва, который был при прошлом расставании. Мы все были уверены, что ещё сможем встретиться, хотя бы вот так, как сейчас, вне обитаемых миров.
Когда Макс уже опять был в своей больничной палате, во вполне нормальном уже состоянии, вовсе не умирающий от слабости, а наоборот — заряженный бодростью, силой и оптимизмом, после этого мы с Лео, держась за руки (хотя рук у нас вообще-то не было), отправились в Фатамию.
Оставив мальчишку в Максовом замке, я, не задерживаясь, направился в логово Его Великой Святомудрости, опять прямиком в ту комнату, где оставил “исповедовавшихся” передо мной “святых отцов”. Судя по их лицам, отсутствовал я совсем недолго.
Сразу, чтобы не пропала решимость, я потребовал, чтобы мне немедленно принесли эту самую Небесную Свирель. Я решился с её помощью немедленно уничтожить Морскую Свирель, этот источник дьявольской силы Чёрных Колдунов.
Не сразу я решился на это, очень велико было искушение продолжать шантажировать этих самых “колдунов”, использовать их злую, Чёрную силу в своих целях.
Что ни говори, страшным оружием они обладали, и это оружие, казалось, само просилось в руки. Но я всё-таки решил уничтожить это оружие, чтобы им вообще больше никто и никогда не смог воспользоваться.
Так спокойнее.
Я, может быть, и не стал бы заставлять Чёрных Колдунов делать что-то плохое. Но я не вечен. Человек смертен, причём, как точно заметил Булгаковский Воланд, внезапно смертен. Случись что со мной (а это на ихней планетке могло произойти запросто и в любой момент), и страшное оружие опять окажется неизвестно в чьих руках, и неизвестно как будет использовано.
Когда мне принесли эту самую Небесную Свирель, я тут же схватил её и торопливо, чтобы не дать себе возможности передумать, чтобы ничто в последний момент не помешало мне совершить задуманное, поднёс к губам и очень сильно дунул в неё…
И почувствовал, как сразу отозвались, завибрировали связанные с этой штуковиной волшебные, непредставимо огромные силы.
Звук, сильный, глубокий, наполненный тоской и торжеством, болью и радостью, вознёсся в высь, в Космическую высь. Я содрогнулся от захлестнувших меня чувств, никогда ранее мной не испытанных, но продолжал трубить в эту свирель.
И секунд через пять почувствовал, понял, что мне удалось задуманное.
Небесная Свирель, выполнив то, ради чего она была создана, рассыпалась у меня в руках, превратилась в труху, в пыль, которая тоже вскоре растаяла.
Но это уже не имело никакого значения.
Я всё-таки уничтожил проклятую Морскую Свирель.
И совершил этим трагическую ошибку…
