Может, на сорок седьмом году жизни и не следует слишком спешить, когда чувствуешь, что тебе еще есть что сказать или написать, но все-таки в этом возрасте уже стоит оглянуться, чтобы хоть на данном этапе подытожить сделанное.

Я начал с современного романа (“Неутраченное время”) и фантастических произведений, в которых зачастую пытался показать земные проблемы в инопланетном одеянии (“Астронавты”, “Эдем”); я пробовал также зашифровать эти проблемы в форме игровой (“Звездные дневники”) или сказочной (“Кибериада”); или, наконец, исследовать в микроэксперименте, какие сказки могли бы сочинять роботы для роботов (“Сказки роботов”). Написал я еще книгу, которую ценю, хотя сам не вполне ее понимаю (“Соларис”), и еще другую, в жанре романа “предостережения” (“Возвращение со звезд”), которая получилась не во всем такой, какой мне хотелось бы ее видеть. Вплетал я также в свои рассказы различные идеи и мотивы, относящиеся не столько к проблемам культуры или социологии, сколько к философии; и этот философский бес искушал меня с каждым годом все сильнее, так что в конце концов я откупился от него четырьмя небеллетристическими книгами (“Диалоги”, “Сумма технологии”, “Философия случайности” и “Фантастика и футурология”). Поскольку каждый человек из духа противоречия больше всего интересуется тем, что ему труднее всего удается, я не раз сожалел, что вслед за моей беллетристикой, которая вышла уже за границы Польши, не пошли и эти книги, предназначенные для более узкого круга”, но, возможно, положение улучшится, ибо вот уже “Сумма технологии” появилась в русском переводе.

Беспокоило меня слегка и то, что можно назвать “раздвоением” моей писательской личности между художественной литературой и произведениями, посвященными философским раздумьям о путях развития цивилизации (сейчас это называют футурологией, но в 1955 году, когда я писал “Диалоги”, ее еще не существовало).

“Голос Неба” - это попытка наложить заплату на образовавшийся душевный разрыв - по крайней мере, в том смысле, что слишком много в этой вещи всяких раздумий и отступлений от темы, чтобы можно было назвать ее попросту научно-фантастической повестью, и опять-таки слишком мало философствования (или псевдофилософствования), чтобы она сошла за эпистемологический трактат. Во всяком случае, книга эта как результат сознательного эксперимента является гибридом или же помесью, - а о том, присущи ли ей достоинства биологических гибридов, пускай уж судит читатель.