В умеренных широтах наступала весна. Он шатался по извилистым улочкам старинных европейских городов, сохраненных в качестве музейных экспонатов, дышал ветром, напоенным запахами оттаивающей жизни и практически не замечал климат-контроля, фильтрующего заморозки. Лазил по горам, парил на дельтаплане, напивался в пабах и реконструированных трактирах. Катался на велосипеде, рубил озерные воды лопастями катамарана. Его первое земное увольнение…

Потом он встретил ее.

И мир перевернулся.

Накануне затяжной, пожирающей века, зимы.

Ее звали Верой, она была двадцатилетней девушкой из будущего. Из неосуществимого будущего. Запакованного в горькое прошлое. Она пришла с Земли, кружащей по галактике за год до Чарторского Конфликта. Она назвала год, месяц и день. Там, у них, начали экспериментировать со временем, построили машину, действующую по принципу маятника – запускающего человека в ту или иную эпоху (на краткий срок) и выдергивающего затем обратно. Вера исследовала эпоху Второй Империи, период правления Манкура. Писала научные статьи и доклады. Шану спросил ее о сроке, и она ответила, что исчезнет через трое суток. Ее выдернут из настоящего щупальца причинно-следственных связей. Вернется ли она? Возможно. Тема открыта.

Теперь они странствовали вместе.

Отправились на индонезийские острова, чуть позже перебрались в утопический рай Карфагена. Провели там незабываемую ночь, любили, бросали монеты в фонтаны… Шану прежде не видел железных денег, только бумажные и кредитки. Он сказал об этом Вере. Та засмеялась и пояснила, что это мода, монеты не имеют реальной цены и продаются исключительно в курортных зонах – для того, чтобы оседать на дне искусственных водоемов.

Она ушла вечером, как и предсказывала.

Шану сел в самолет и покинул Карфаген. Вера, казалось, унесла частицу его души.

И снова – комфортабельные казармы Личной Гвардии, дежурства во дворце и окрестностях, пересдача нормативов по стрельбе и рукопашному бою, досмотры инопланетных делегаций, отвратительные зачистки оппозиционных ячеек, тайно собиравшихся на орбитальных хабитатах и спутниках Юпитера.

Как и любой тиран, Манкур имел врагов. Пятая колонна, он их так любил называть. Оппозицию император безжалостно уничтожал. Люди и чужие пропадали, сведения о них стирались. Суды не занимались политикой. Этим дерьмом заведовали элитные убийцы. Вроде Шану. К тому времени он дослужился до чина старшего лейтенанта и неоднократно выполнял конфиденциальные поручения владыки. Убирал неугодных субъектов, договаривался с конклавами чужих в приграничных секторах, шпионил, руководил промышленными диверсиями за пределами человеческого космоса, способствовал урегулированию придворных склок… И очень редко отдыхал.

Манкур неуклонно расширял границы. Все его действия подчинялись единственной цели – тотальному господству Земли на просторах Галактики. Он говорил о величии расы. Шану читал про фашизм, но император вызывал у него симпатию. Манкур не преследовал иномирян, он их подчинял и интегрировал в структуру своей системы. Ксеноцид не приветствовался, но и не исключался. Во главе угла – рационализм, жесткая логика метрополии и колониальных территорий. Самоуправление каралось, в состав подчиненных правительств вводились доверенные фигуры – как правило, земляне. Часто Шану командировали в такие миры – для подтверждения лояльности. Он жил там неделями, общался с гражданами, устраивал дознания с применением сывороток правды и разнообразных детекторов, собирал информацию в сетях и выносил вердикт.

Специалист широкого профиля.

Когорта «серых кардиналов», так они шутили, говоря о себе – избранных манипуляторах тирана. Звания ни о чем не говорили. Шану знал сержанта, негласно командовавшего эскадрой вторжения.

Почему так получилось?

Каким образом Шану занял эту нишу? Он прокручивал в памяти события последних десяти лет, задания, повышения, аудиенции… И не мог выделить поворотный момент. Просто был путь, и он шел этим путем.

Манкур пригласил его в четверг.

Шану запомнил дождь, барабанящий в стекла дворца. Мокрая снежинка… Дед императора родился зимой, на побережье Финского залива. И пронес любовь к декабрю через всю жизнь. Именно он, Вениамин Донато, спроектировал резиденцию. Манкур лишь внес незначительные поправки – вроде гипердвигателя.

Дождь рисовал дорожки.

Стены представлялись зыбкими, иллюзорными, как сама действительность. Император смотрел на статуи предков, слушал, как скрипят деревья в парке. Он всегда снимал внешнюю звукоизоляцию.

Император горбился.

Он был стар.

– Мне не хватает ветра, – процитировал Манкур. Его голос стал надтреснутым. – Ветра в водосточных трубах моего детства.

– Октавио Пас?

– Нет. Эмиль Эльве. Он прилетел на Атлантику в первом ковчеге. Так и не смог повидать родину.

Шану промолчал.

– Ты не рассказал мне о Вере, дружище. Ты ведь знаешь, я обожаю все необычное.

Шану почти не удивился. Об осведомленности императора ходили легенды.

– Она вернулась в свое время.

– Да, Время… Время, мой мальчик, судит без свидетелей.

Пауза.

Каждый думал о своем.

– У нас проблема, мальчик мой. Данлоки. Их наука развивается в геометрической прогрессии, и амбиции, замечу, не отстают. Пока мы с ними в мире. Но интересы уже пересекаются.

– Данлоки – сильная раса, – осторожно заметил Шану.

– Разумеется. Их пространство растет, нереальные темпы экспансии. В состав Империи входить отказываются.

– А им предлагали?

– Предлагали.

– Планируете войну, владыка?

– Война неизбежна. В галактике ограниченное число звезд, и лучше решить этот вопрос сейчас, чем разбиться о него спустя сотню-другую лет. Когда данлоки поднимутся на ступень выше.

– Меня поражает ваша дальновидность.

– Не льсти. Ты понимаешь ситуацию не хуже меня. С чего, по твоему мнению, нужно начать?

Шану ждал подобного вопроса.

– С Клинрана, владыка. Между людьми и данлоками – системы дэз-воинов Боевые действия непременно зацепят их. Мы приобретем бескомпромиссного врага, готового идти до конца. В альянсе с данлоками они раздавят нас.

– Чудно, – император просиял. Так учитель радуется успехам ученика. – Ты летишь на Клинран. Перетянешь дэзов на нашу сторону.

Шану покачал головой.

– У них свои принципы.

– Ты справишься.

Четыре прыжка. Ему предоставили яхту, на деле не уступающую скоростными характеристиками, защитой и вооружением легкому крейсеру пограничных сил. Вдобавок на борту установили целый арсенал устройств для промышленного шпионажа, диверсий и «экстренных вариантов». Манкур и члены правительства проработали помимо прочего сценарий с терактом, якобы организованным недружественной расой. Теракт был тщательно спланирован и в процессе расследования приводил дэзов к данлокам. Но это – в «крайнем случае».

На протяжении всей своей истории воинственные жители Клинрана делились на кланы и устраивали резню по малейшему поводу. Их цивилизация никогда бы не вылезла из феодальной ямы, не родись мифический Ке-чо-Фра, создатель кланового кодекса – свода законов, действующего уже полтора тысячелетия. Дэзы объединились, совершили культурный скачок, и вышли в космос.

Собственно, законы у клинранцев таковыми не являлись. Заповеди, ритуалы, регламентированные нормы поведения и понятия чести, но никак не законы. Кодекс постепенно обрел и религиозный смысл – с обрядами, служителями-законниками и поклонением Ке-чо-Фра, которого признали великим пророком и основателем расы. Ведь, как известно, в эпоху раздробленности клинранцы даже не имели термина, идентифицирующего их вид. Люди всегда были людьми, скринглы – скринглами. А дэзы понимали себя как частицу рода, клана. Не шире.

Шану рассматривал на обзорных экранах солнце дэз-воинов, как две капли воды похожее на земное.

Правящие кланы менялись по графику – раз в десятилетие. Если перевести в земные единицы – восемнадцать с четвертью лет. Планетой и колониями правил лидер, выдвигаемый кланом. Лидер обладал определенными душевными качествами и избирался после ряда испытаний. Если он не соответствовал занимаемой должности, его снимали – опять же члены клана. Управляя сорока шестью обитаемыми мирами (золотой век Клинрана), лидер не был властен над личным имуществом других кланов. А некоторые из них владели астропортами, заводами, городами и даже транснациональными корпорациями. Не говоря уже о боевых кораблях, станциях и армейских подразделениях. Исключение – война. Тогда лидер приобретал полномочия, достаточные, чтобы крутить шестеренки в общем направлении.

Поэтому политические отношения с Клинраном – вещь недолговечная и непростая.

За время полета Шану выучил кодекс наизусть.

Яхту перехватили за орбитой Пура, седьмой планеты системы. Узнав о посольской миссии, эскортировали до Клинрана. Задержали на пересадочной станции – до выяснения обстоятельств. Экипаж корабля подвергли досмотру. Шану боялся, что таможенники обнаружат левые навороты, но страхи оказались напрасными – технологии чужих от имперских пока отставали.

Наконец, Шану получил разрешение сесть в столичном астропорту с труднопроизносимым названием. Впрочем, он загнал себе в память язык дэзов, и для него не составило проблемы выговорить – Ватороа-тенна-зе-то-ксхо. Место, где опускаются гости.

Поселились в отеле, выстроенном специально для иномирян. В земном крыле. Жилища клинранцев были слишком аскетичны, если не сказать большего. Открытые террасы, защищенные от непогоды полимерными куполами. Прозрачными. Лишь ночью включалось затемнение. Отсутствие мебели. За последующие века быт клинранцев мало изменился – разве что полимерные пленки уступили силовым.

Шестиконечный Зал, помещение, где собирались представители правящего клана, был именно залом. Огромным, вместительным, но без претензий. Никаких административных корпусов, коридоров власти, кабинетов и приемных. Регламент упрощен до предела. Бюрократия на Клинране не приветствовалась, законники вели дела при помощи портативных компьютеров, объединенных в подобие сети.

Совет собирался на будущей неделе. Шану любезно предоставили право свободного перемещения по миру.

Следующей ночью с ним связалась станция.

Есть ошибочное мнение, что Пункты – атрибуты Конфликта, и что чартора забрали их, уходя из нашего измерения. Пункты установили вовсе не чартора, они принадлежат Мегиону – грядущей сверхцивилизации, покинувшей рамки своего пространства-времени. Чартора – исконный враг Мегиона. Данность. Христиане верят, что есть бог и дьявол, они противостоят друг другу. Они антагоничны. То же и здесь. А реальность Империи/Федерации – один из полигонов для игр, недоступных разумению смертного. Все, что понял Шану – чартора уничтожают человеческие Земли. Мегион же, наоборот, стирает миры, принадлежащие чартора. Змея, пожирающая собственный хвост… Пункт, как ему растолковали, – хроностанция, находящаяся одновременно во всех временах.

С ним контактировали во сне. В бессвязный сюжетный хаос внедрилась симпатичная старушка и наделила Шану знанием. Кастрированным, адаптированным знанием о Мегионе, его целях и возможностях, пути, ведущем к станции. Предложила сотрудничество.

Шану проснулся на рассвете.

Выкатил из подземного гаража мобиль и поехал прочь из города по смутно знакомой трассе. Ему не препятствовали.

С трассы Шану свернул на двухрядное шоссе, затем – на аналог проселочной дороги, правда, мощенный булыжником. Потом машина заглохла. Остаток пути Шану преодолел пешком. Накрылись часы, не функционировал пистолет, вырубились боевые импланты.

Он увидел Землю.

Мангровый лес, утробно рыкающих, но не нападающих зверей, пробивающееся сквозь широкую листву и переплетение лиан Солнце. Что-то подсказывало – это не одна из многочисленных, перестроенных глобальными инженерами колоний. Земля, вживленная в Клинран.

На очищенном от растительности пятачке парила станция – ржавая цистерна, снятая с межзвездного танкера и украшенная варварским орнаментом.

Внезапно Шану перенесся внутрь.

Мгновенный переход. Вот он здесь, в парилке джунглей – и вот он там, в уютной гостиной, застланной коврами, с креслами, кубическим столиком и панорамным окном, демонстрирующим живописные окрестности.

Старушка пила чай.

И покачивалась в плетеном кресле.

Так могла бы сейчас выглядеть его мать, живущая в степях гребаного Бритпойнта.

– Ты согласился, – констатировала старушка. Знание любезно подсказало, что перед ним – проекция станционного ИскИна.

– Пока нет, – уверенности в голосе Шану не наблюдалось.

– Иначе не пришел бы, – любезно заметила старушка. И, после паузы, добавила: – Отныне ты работаешь с Мегионом. Это не отразится на твоем основном занятии. Существенно.

– Что взамен?

– Вечная жизнь. Твое ДНК уже преобразуется.

Шану переварил услышанное.

– Почему я должен верить?

Старушка закашлялась. Или засмеялась.

– Мы найдем тебя через сто восемьдесят лет. Дадим поручение. Пока отдыхай.

Шану покинул Пункт.

Бессмертным.

Переговоры в Шестиконечном Зале затянулись на три дня. Экипаж яхты слонялся по промзоне и верфям, вынюхивая, высматривая, сканируя. Шану практически исчерпал аргументы, убеждая Совет заключить с Империей хотя бы военный союз. Помогли варварские племена чеммиуков, окраинных кочевников, неожиданно атаковавших дэзский флот у Звезды Нхе. Известие об оккупации Нхе-7, мира, где дэзы добывали уран, пришло утром третьего дня. А к полудню поступили примерные данные о численности вторгшейся армады. Клинранцы не обладали гипердвигателем, и возмездие отодвигалось на полгода субъективного времени, а если вспомнить теорию относительности… «Земля поможет, – сказал Шану лидеру клана. – Но вы пойдете с нами против данлоков». Лидер склонил голову в знак согласия. Совет не возражал. Шану распрощался с союзниками и вечером стартовал с Клинрана. Прыжок к военной базе в системе Черчилля занял пять с четвертью часов. На свой страх и риск Шану принял командование эскадрой и перебросил ее к Нхе. В течение стандартных суток пятерка линкоров, десяток тяжелых крейсеров и дюжина ударных эсминцев чистили систему. За это время успел вернуться посланный к императору курьер. Манкур одобрил действия Шану и представил его к повышению…

Спустя месяц владыка умер.

Не оставив после себя наследника.

Новость застала Шану в окрестностях астропорта Индиго, заштатного мирка, где ему назначил встречу агент контрразведки дэзов. Шану отменил рандеву и полетел на Землю.

Здание рушилось.

Правительство назначило исполняющего обязанности, сенатора, не представляющего, за что он взялся. Оппозиционные фракции сплотились и на каждом углу призывали к мятежу.

Шану позвонила Вера.

– Привет, милый. Я в Бомбее.

Он бросил все.

Сел на трансконтинентальный челнок и помчался к ней.