Глава 11

Наше прибытие в имение генерала Осташева прошло вполне буднично: приехали, разместились, после быстрого перекуса расползлись отсыпаться. По молчаливой договоренности, тема будущих действий, пока не поднимались. Так как Кривошеев был еще слаб после ранения, к нему вечером вызвали местного доктора, у которого была вполне неплохая репутация. Но мне не спалось и через некоторое время не сговариваясь мы пересеклись с генералом в той знаменательной беседке на берегу пруда, где ему впервые было поведано о трагических событиях будущего. Он улыбнулся, как–то весело и задорно и проговорил:

— Ну что не спится, Александр Владимирович?

— Как–то сон не идет, Павел Никанорович. Только теперь для всех я Александр Павлович. Если вас не затруднит, то и в личном обиходе желательно употреблять это имя, иначе может получиться, что при чужих людях оговоритесь.

— Вполне разумно.

Мы помолчали для приличия: каждому было что сказать, и Осташев первым подал голос.

— Вы меня снова поразили, Александр Павлович…

Мое новое отчество он выговорил с некоторым трудом.

— Чем это?

— Намедни, мне отписался старый товарищ, как раз сосед графа Суркова, надеюсь, помните такого?

— Ну как же… И что пишет?

Этот разговор немного начал забавлять меня.

— Очень хвалит вас и ругает меня, что такого боевого сына определил в Корпус жандармов, а не в армию.

— А вы что думаете?

— Вы все правильно сделали. До нас дошли только отголоски той истории, может расскажете, что произошло в действительности и кто эти люди, которых вы привезли.

Я не стал выпендриваться, и достаточно подробно рассказал, как оно все было в реальности. Когда повествование дошло до масонов и их роли в этих событиях, генерал посуровел и заерзал в кресле.

— Значит, будут все равно искать?

— Однозначно. У них, то ли пророчество, то ли тайное знание, что на просторах дикой России найдут силу из грядущего, ну или что–то похожее, которое поможет установить в мире удобный только им порядок. В общем, на выходе та же помойка что и у нас в начале двадцать первого века, только на сто пятьдесят лет раньше.

— Вы их отпустили?

— Нет. Они все умерли…

Он угрюмо посмотрел на меня, как на палача.

— А что оставалось делать, у вас тут такое правосудие, что им бы братья масоны устроили бы побег и у нас бы начались действительно огромные проблемы?

— Вас могут обвинить и арестовать.

— Не думаю, что медики смогут так однозначно диагностировать воздушную эмболию…

Слова умные, и генерал сделал вид, что все понял. А у самого перед глазами встала картина того вечера, когда урядник и двое его людей держат англичанина, а я ему с помощью одноразового шприца накачиваю воздух в вену.

Генерал на некоторое время задумался, прокручиваю ситуацию в уме, резко встал, несколько раз прошелся по беседке, остановился, пронзительно глядя на пруд, и через силу проговорил.

— Возможно, вы правы, Александр Павлович.

О как, уже не ошибся и говорит имя–отчество без внутреннего напряжения.

— Наши противники ведут себя бесчестно, и их стараниями погибло и погибнет много русских людей, поэтому правила честной войны на них не распространяются.

— Я рад, что вы начали мыслить другими категориями. В наше время говорили: если джентльмен не может выиграть, джентльмен меняет правила игры. Это к тому, что силы, которым нам придется противостоять, не гнушаются ничем: ни отравлением, ни гнусными убийствами, ни шельмованием видных и талантливых сынов своего Отечества…

Он глубоко вздохнул.

— Хорошо. Вы сказали, что молодой человек и девушка такие же путешественники во времени как и вы…

— Не совсем так. Они сюда попали из 1941–го года из–под Белостока.

— Постойте, вы говорили, что в то время была страшная война с прусаками?

— Да. Часть армия коммунистической России была практически уничтожена, сотни тысяч погибших и миллионы попавших в плен. Страшное время. Но ведь собрались, переломили хребет захватчикам, победили.

— И как вы их предлагаете использовать в наших планах.

— Молодой человек, старший лейтенант артиллерии, ваш коллега. Думаю, он сможет больше рассказать про устройство полевых орудий середины следующего века. Тем более он практик, заканчивал артиллерийское училище, знаком не только с противотанковой сорокопяткой…

Он удивленно поднял голову.

— А что это?

Я усмехнулся.

— Он, вам сам неплохо расскажет, во всяком случае получше моего.

— А девушка?

— А девушка санинструктор и обучена оказывать первую медицинскую помощь раненным на поле боя, проводить первичную сортировку по степени срочности оказания медицинской помощи ну и тому подобное. Во всяком случае, тоже знает много полезного, что пока не получило распространения в войсках и сильно влияет на количество выживших раненных.

— Женщина?

— А вы как думали. В Крымской войне они как раз впервые и появятся – сестры милосердия. Правда на поле боя их не будет, это уже в наше время додумаются молодых девчонок посылать под пули, но знания и опыт будущего в этом отношении весьма интересен. Кстати, у меня к вам будет огромная просьба…

— Я слушаю.

— Дело в том, что эти двое ребят сюда попали из серьезной мясорубки, побывали в руках у бывшего офицера гвардии, который просто грабил и убивал людей, к тому же в той стране, преемнице развалившейся Российской Империи, старательно культивировался отрицательный образ царских генералов.

— И что вы от меня хотите?

— Будьте с ними самим собой – нормальным, честным, справедливым человеком. Сначала с их стороны может быть некоторая агрессия и недоверие, но от того, как вы сможете с ними подружиться, да–да именно подружиться, будет зависеть эффективность нашей работы. У меня с ними контакт налажен – я для них офицер государственной тайной полиции, которую они привыкли бояться и уважать, и за последние несколько дней мне удалось преодолеть барьер недоверия, теперь дело за вами. С моей точки зрения – нормальные люди, без гнили, глянувшие смерти в лицо и не сломавшиеся, видевшие страшное поражение и реально получившие второй шанс все это изменить в прошлом. Постарайтесь, Павел Никанорович, пожалуйста, и мы получим еще двух молодых, неплохо информированных соратников не обремененными инертностью мышления, характерной для большинства людей вашего времени.

— Что ж, Александр Павлович, я еще раз рад, что судьба выбрала именно вас для этого дела. Я сделаю все возможное.

— Спасибо.

В последующие несколько дней я убедился, что в этом направлении все идет должным образом – генерал у меня на глазах буквально расцветал. В его жизни появилась цель, даже не цель, а ЦЕЛЬ, которой он готов был отдать всего себя. К молодым гостям из –41–го года он относился как добрый отец, и как мне казалось, это была не игра, а настоящая отеческая забота. Наташа расцвела и из затравленной, побитой жизнью девчонки превратилась в милую и обворожительную барышню. Слухи о молодой и привлекательной гостье генерала уже гуляли по соседним имениям, и уже было несколько попыток напроситься в гости.

Степка Кривошеев быстро нашел общий язык с гостеприимным хозяином на почве любви к артиллерии, и они часами обговаривали возможность воплощения чего–то в железе. Тут я помогал, копаясь в ноутбуках находя все новую и новую информацию, которая может быть полезна в нашем деле.

Пока генерал со старлеем строили наполеоновские планы по вооружению Императорской армией современными пушками и чесали репу по поводу технологии производства бездымного пороха и приличной взрывчатки, Наташа, к моему удивлению, быстро освоив компьютер, рылась в поисках знаний по медицине. Тут она оказалась весьма полезна – у девочки оказался талант химика, и она глотала учебники и справочники, что впоследствии помогло решить проблему и пороха и взрывчатки. Это конечно были суррогатные решения, реализуемые на местной технологической базе, но и на этом этапе истории это было реальное преимущество.

Поняв, что в этом направлении все идет установленным порядком, я занялся тем, чему меня натаскивали в военной контрразведке СБУ – стал организовывать систему безопасности нашей группы. Стал активно готовить ловушки непрошенным гостям, и прорабатывать легенды на случай экстренного перехода на нелегальное положение. Через две недели, не без помощи Тимохи, который стал при мне что–то вроде помощника для особых поручений, у которого оказалась куча знакомых в соседних селах, я плотно накрыл все близлежащие имения и населенные пункты сеткой своих информаторов. Проработанная система быстрой передачи информации и оповещения в случае возникновения опасности, стала моей гордостью. На всех постоялых дворах в сутках пути сидели мои информаторы, в задачу которых входило собирать информацию о любом интересе к усадьбе генерала Осташева и, особенно к его гостям и приемному сыну.

Моя романтическая соседка, княжна Тихвинская, барышня–крестьянка, стала незаменимой шпионкой в высшем свете и с присущей молодости энтузиазмом собирала все слухи, которые меня могли заинтересовать.

После возвращения я снова с ней встретился и в открытую вербанул, грубо, но надежно. Пришлось долго заливаться соловьем, что давно прекрасно знаю, кто она такая, но так как она славная девушка, а я честный офицер, который тайно борется с врагами государства, не могу пользоваться ее наивностью. На что она гордо тряхнула милой головкой и выразила готовность послужить своей родине. Для усиления эффекта, мне пришлось ей рассказать немного скорректированную версию недавних событий, в которых я поучаствовал, тем более слухи о том, что там реально отметился героический сын графа Осташева, оказавшийся боевым офицером, специально посланным из столицы наказать грабителей, не без моего участия, уже циркулировали в высшем свете.

К своему удивлению, я увидел, что княжна мне нравится, и каждый раз при встрече с трудом сдерживал хватательные рефлексы и по ее глазам видел, что она тоже вроде как не против. Но все время останавливал себя и твердил, что другой век, другие моральные принципы и традиции. Хотя, природа есть природа, но время покажет и посмотрим, во что это все выльется. К тому же и Наташа Станкевич исподволь стала оказывать знаки внимания, поэтому я не старался форсировать какие–либо отношения с женщинами.

Когда Степка, так я называл Кривошеева, стал себя лучше чувствовать, я его и Наташу стал готовить к отражению возможного нападения. На чердаке уже давно дожидался своего часа дегтярь с снаряженными дисками. У Наташи под рукой всегда был наган, а на случай серьезного боестолкновения АКС–74У, лежащий в ее спальне.

Генерал, все знавший о масонах, вполне одобрял мои действия, хотя методы вызывали у него стойкую антипатию. Ну как он мог отнестись к тому, что в трактире сын дворецкого одного из соседей случайно увидев у пьяного соседа золотую безделушку, не устоял и вытащил ее, дал деру прямо в руки Митяя и еще двух крепких парней из имения генерала, отданных в мое распоряжение для всяких темных дел. Его долго и с чувством трамбовали, не оставляя при этом следов на лице и заставили собственноручно подписать бумагу–признание в краже и в качестве альтернативы каторге, он дал письменное согласие на добровольное сотрудничество с органами государственной безопасности Российской Империи в моем лице конечно. Тут я развернулся вовсю, ну прямо непаханое поле для специалистов: подкупы, подставы, шантаж, угрозы, без зазрения совести с изобретательностью выходца нашего пропахшего подлостью времени применял весь арсенал методов принуждения людей к работе. Но благодаря всему этому я за сутки знал, что ко мне в гости после ранения направляется ротмистр Стеблов. И хвост за ним я тоже срисовал и когда он уже за обедом в усадьбе генерала Осташева передавал приветы от его боевых друзей их Санкт–Петербурга и недоумевал почему за столом нет его спасителя, сына генерала, Александра Павловича Осташева, я в лесу в экстренном темпе потрошил двух субъектов, которые следовали за ротмистром. Очень кстати помогло травматическое оружие. Тут пригодился Кривошеев, частенько из юношеского максимализма и лихости участвовавший в моих операциях.

Все оказалось просто и одновременно не просто. Это была не слежка, а охрана ротмистра, приставленная лично по указанию генерала Дубельта. Да и по виду, ребятишки были не простыми, натуральные боевики–силовики с широкими полномочиями, поэтому связав их, мы отправились на вечеринку, которую генерал по моей просьбе устраивал дорогому гостю, пока я разбирался с хвостом.

Стеблов был по–настоящему рад видеть меня, не смотря на измазанное тактической краской лицо и уже знакомый ему камуфляж.

Он намекнул, что хочет поговорить наедине, но я мягко его перебил:

— Генерал Осташев посвящен во все и у меня от него секретов нет. Так что, Игорь Генрихович, давайте не будем оскорблять гостеприимного хозяина и верного сына отечества недоверием.

Граф никак не отреагировал на мою тираду, вот только в его глазах я прочитал одобрение умудренного жизнью старика. Стеблов продолжил.

— Хорошо.

Он помолчал собираясь с мыслями.

— Александр Павлович, прежде всего, я хотел поблагодарить вас, за все что вы для меня сделали: спасли жизнь, карьеру и позволили приобщиться к тайне, которая видимо поможет России стать величайшим государством в мире.

Но вместо встречных уверений в добрых чувствах, которые готовы были сорваться с уст генерала, я скептически скривился и спросил:

— Сами рассказали или вас раскололи? Кто еще в курсе?

Стеблов виновато опустил голову, вызвав недоуменный взгляд генерала. Он тихо сказал.

— Они знали.

— Кто?

— Генерал Дубельт и… Государь Император.

— Какие вы от них получили указания, господин ротмистр?

Тут он хитро улыбнулся.

— Вашими стараниями – майор, Александр Павлович.

Я не выдержал и засмеялся, и Стеблов мне вторил. Напряженность как–то сама собой ушла.

— Хорошо, Игорь Генрихович, рассказывайте…

Все происходило примерно так, как я и предполагал. Когда выяснилось, что банду накрыли и уничтожили и в деле был замешан офицер Тульского отделении Корпуса жандармов, на место в сопровождении охраны прибыло высокопоставленное чудо в перьях, и начала всем объяснять, как дело было в реальности. Оказывается поручик Кулькин, старая империалистическая сволочь белорусского разлива, был героем и погиб, сражаясь с преступниками. Англичане вообще ни причем, невинные жертвы, а слово масон вообще было запрещено к употреблению. В общем, на Стеблова, ослабленного ранением, началось основательное давление чинами, связями и авторитетами. Пока он был в постели, в столицу полетели одна за другой бравурные реляции, в которых Стеблов был отодвинут на задний план и вставлен в негативном виде. Все бы это прокатило, если б из Питера экстренно не прибыла представительная следственная комиссия и не поставила всех действующих и примазавшихся лиц в позу удивленного тушканчика и начла дотошную и кропотливую проверку. Вот тут как раз и всплыло мое имя. Глава комиссии генерал граф Мирзоев, личный друг генерала Дубельта, вызвав на откровенный разговор Стеблова, добился от него только одного – ротмистр готов все рассказать, но только лично управляющему 3–м отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии. На любые попытки давления и угрозы, он упорно твердил: 'Расскажу лично генералу Дубельту или Государю Императору'.

Его взяли под стражу, и когда он был в состоянии, отправили в столицу. Потом был разговор с Дубельтом, которому была рассказан правда о 'сыне' генерала Осташева, о странных пленных, которых держали в лесу бандиты, об необычном и эффективном оружии, о масонах, которые уничтожили мастеров–оружейников и хотели захватить знакомых Осташева, о его службе в военной контрразведке неизвестной страны и книжечке из будущего, которую ротмистр Стеблов с большой осторожностью продемонстрировал начальнику.

Лично генерал Дубельт его долго расспрашивал, уточнял детали и, в конце концов, получив всю картину, оставил ротмистра в покое. Потом были долгие дни ожидания в заключении. Но неожиданно все закончилось: сначала его посетил цирюльник, побрил и привел в порядок прическу, и уже в новенькой форме, его долго куда–то везли в закрытой карете.

Затем был памятный разговор с Государем Императором Николаем I. То же самое он уже последовательно и тщательно пересказал, ответил на вопросы, удостоился высочайшей благодарности и отпущен домой с указанием никуда не отлучаться и ждать вызова.

…Когда за ротмистром Стебловым закрылась дверь, Николай I повернулся к генералу Дубельту, стоящему в стороне и выражающему абсолютное почтение.

— Ну что скажете, Леонтий Васильевич? Как вам такой конфуз? Каковы наглецы франкмасоны?

Отвечать не нужно было, и Дубельт промолчал, давая Государю продолжить свою мысль.

— Скажите, вы верите во все это? В посланцев грядущего?

— Эта книжечка, не доказательство, но большое количество мелких фактов дают возможность однозначно не отвергать это предположение. Новое оружие, непонятный человек, самобеглая карета. И главное, руководители английской ложи в это верят, а это заслуживает самого пристального внимания.

— Хорошо. Ваш ход рассуждений мне понятен…

Он сел за рабочий стол и забарабанил пальцами по столу.

— Что будем делать, Леонтий Васильевич? Вызвать этого 'сына' Осташева?

— Не думаю, что это будет хорошим решением. Если он тот за кого себя выдает, то в его интересах не показываться в столице и не привлекать особого внимания. В провинции проще ловить преступников и легко можно увидеть новых людей, наверно поэтому он возвратился в имение генерала Осташева. Тем более дворецкий генерала долго пробыл в Туле, выясняя цены и возможности выполнения на оружейных мануфактурах неких заказов.

— Вы думаете, они хотят делать то необычное оружие?

— Уверен. Если бы не личность генерала Осташева, известного своим чувством долга и человека чести, то можно было бы усмотреть преступный умысел.

— Призвать ко двору генерала?

— Не стоит, только привлечет внимание. Мне кажется, новоявленный сын генерала, специально оставил ротмистру Стеблову эту подсказку и предусмотрел такое развитие ситуации и поэтому просто не желает соваться в столицу. Он хочет, чтобы ротмистр стал связным.

— Даже так? Хм. Хитро.

— Я тоже так подумал, ваше Императорское Величество. Поэтому я хочу отправить Стеблова в гости к нашей Кассандре и попросить дополнительных доказательств. И самое главное узнать, чего они хотят и кто они вообще такие.

— Его могут перехватить.

— Я пошлю за ним охрану, самых лучших людей. А в Тулу направлю своего личного посланца присмотреть за обстановкой – вдруг снова объявятся островитяне.

После ухода Дубельта, Николай I долго вертел в руках комсомольский билет старшего лейтенанта Кривошеева и с интересом рассматривал гильзу и пулю, принесенные как доказательство применения нового оружия.

Он встал из–за стола, подошел к окну и некоторое время молча наблюдал за сменой гвардейского караула, охраняющего его резиденцию в Царском Селе.

— Что же вы такое принесли вестники грядущего? Душа терзается в ожидании тяжких испытаний…

… — И вот мне присвоили звание майора и попросили отправиться к вам, своему знакомому, которому обязан жизнью.

— Понятно. Высшее руководство империи хочет доказательств нашего происхождения. Хорошо, такой вариант я предусмотрел.

Выйдя на пару минут я вернулся и передал новоявленному майору конверт, где рукой генерала Осташева были расписаны основные вехи будущей Крымской войны, результаты, причины, анализ последствий.

— Надеюсь, для начала и этого хватит.

— Что там?

— Анализ будущей войны, которая начнется в следующем году и будет с треском проиграна Россией.

Взгляд Стеблова посуровел.

— Это правда?

— Да.

Этого ему хватило. Тут он замялся, как бы собираясь спросить что–то неприличное.

— Скажите, Александр Павлович, а что такое 'Всесоюзный Ленинский Коммунистический союз молодежи'?

Я не выдержал и заржал, и со стороны это выглядело несколько некультурно и оскорбительно, но тут собрались серьезные люди и они промолчали.

— Не обижайтесь, Игорь Генрихович, это так нервное. Просто я ожидал от вас несколько иных вопросов. Ну ладно, объясню.

И уже другим тоном, более жестким продолжил.

— В 1917–м году Российская Империя ослабленная войной развалилась, Император, Николай II отрекся от престола. В стране произошла революция и началась гражданская война, закончившаяся победой тех самых коммунистов–ленинцев и гибелью не меньше двенадцати миллионов людей. Дворянство, духовенство, купечество, офицерский корпус были практически уничтожены. В 18–м отрекшийся император вместе с семьей был зверски убит. На замену православию были выдвинуты другие идеологические конструкции. Вот как раз 'Всесоюзный Ленинский Коммунистический союз молодежи' это молодежная организация.

Стеблов был поражен и раздавлен. На него было грустно смотреть. Он поднял глаза и попытался найти у меня на лице хоть мельчайшие признаки розыгрыша, но глянув на спокойного генерала, он понял, что это все правда. Тут он наконец–то понял, чем я смог убедить генерала сделать себя его приемным сыном.

— Так вот про какой груз вы говорили…

— Да нет, это еще не все.

Он опять затравлено глянул на меня.

— Что еще?

— Давайте я не буду вас перегружать ненужной информацией. Я понимаю, что для вас это тяжело слышать, но для меня это далекая история.

Он удивленно поднял брови. Тут наконец–то он задал вопрос которого я ждал.

— А из какого вы года?

— 2011–й. Так что сами поймите, для меня это было практически сто лет назад.

— А ваши спутники?

— Мои спутники… Они из 1941–го года. Тогда как раз началась вторая Отечественная война и напали теперь не французы а прусаки. Вот они оттуда и пришли. Молодой человек, старший лейтенант артиллерии Кривошеев, а девушка санинструктор Станкевич.

— А что такое санинструктор?…

И тут я вспомнил анекдот, когда Петька спросил Василия Ивановича, что такого демагогия. И легендарный военоначальник революции ответил 'Видишь ли Петр…'.

В общем Стеблов тем вечером меня немного подзадолбал и я ему это сказал почти открытым текстом. Но он не обиделся. Судя по рассказу Еремея, майор так и не лег спать и всю ночь что–то писал.

Утром за завтраком он коротко проговорил:

— Господин генерал, Александр Павлович, вы вчера сообщили слишком много важного, и я должен немедля это все донести до Государя Императора…

— Согласен, только чуть подождите. Сейчас привезут ваших сопровождающих.

Стеблов удивленно поднял брови, а я чуть усмехнувшись, прокомментировал.

— Генерал Дубельт приставил к вам охрану, а я грешным делом подумал, что масоны за вами слежку пустили. Сейчас освободим, накормим, вернем лошадей.

Мужики оказались понятливыми, не сильно обижались на такой наезд, но во взглядах, кидаемых на нас, благодарности не было. Они промолчали, быстро перекусили и отправились вслед за Стебловым, который рвался быстро доставить полученные сведения в столицу.