Глава 38

Вечером следующего дня мы с синьором Соргоно (Геракл лететь не захотел: не забыл еще воздушный бой) погрузились в катер и перелетели на посадочную площадку в центре Палермо. Здесь к нам должны были присоединиться Лариса и синьора Арциньяно. Синьор Соргоно никого из охранников с собой не взял — надо полагать, решил продемонстрировать им, как надо охранять Энрика. Уже сейчас немного раздувается от гордости — тем приятнее будет посадить его в лужу.

Когда дамы присоединились к нам, Лариса заговорщицки мне подмигнула, и мы с ней устроились рядом с синьорой Арциньяно посмотреть эскизы, которые та хотела мне показать. Ее наброски не были плагиатом — это оказалась очень милая стилизация. Изящная и элегантная.

Лететь нам всего два часа. И по большей части, в зоне контролируемой нашими ВВС, так что к бою можно не готовиться. Что-то я стал нервный — летал я уже девять раз, а бой был только один.

На Эльбу мы прибыли поздним вечером и едва успели договориться о встрече с утра пораньше.

На следующий день я приветствовал Ларису уже навязшим в зубах вопросом. Нет, она не передумала, и если я еще раз об этом спрошу, она уйдет в лес одна и заблудится там по-настоящему.

— О тебе же забочусь. Мало ли что, — слегка обиделся я.

— Когда мы пойдем?

— Можно завтра с утра. Погоду в ближайшие три дня обещают хорошую. Снаряжение прибыло, надо только его забрать так, чтобы никто не заметил.

— Хорошо. Пусть будет завтра, — сказала Лариса не совсем уверенным голосом.

В чем дело? Не похоже, что она испугалась.

— Что-нибудь случилось? Можно ведь и подождать пару дней.

— Нет, только мама будет волноваться.

— А тебя не отпустят просто так, в поход?

— Нет, ни за что.

— Понятно, тогда можно сделать так: мы уходим тайком на рассвете, но оставляем записку, что ушли, хорошо подготовившись, и обещаем вернуться завтра к вечеру.

— А нас не поймают?

— Если вынем батарейки из коммов — то нет.

— Но тебе же влетит!

— А тебе?

— Ну-у, меня просто посадят на недельку под домашний арест. Я это переживу.

— Я тоже переживу.

— У нас в классе некоторые ребята очень боятся…

— А знаешь, от чего это зависит?

— От чего?

— Держу пари, это те же самые, что хуже всех дерутся.

— Угадал. А почему?

— Знаешь, что такое боккэн?

— Знаю. Тренировочный деревянный меч.

— А знаешь, что на тренировках удары, кроме самых опасных, наносятся в полную силу? Ты серьезно думаешь, что меня можно чем-нибудь напугать?

— Нет, не серьезно… — Лариса посмотрела на меня так, словно опасалась увидеть следы многочисленных переломов. — Все равно, я не хочу тебя подводить.

— Ты меня и не подводишь. Я все всегда решаю для себя сам. И профессору я бы в любом случае сказал правду. И знаешь, что? Давай больше никогда не будем говорить на эту тему, ладно?

— Ладно, не будем.

После завтрака мы отправились подыскивать тайник для нашего снаряжения. А как только стемнело, тайком сходили за нашими вещами. У Ларисы глаза так и горели: для нее это уже приключение.

Я уложил оба рюкзака, попутно объясняя Ларисе, почему я все делаю именно так, а не иначе. Потом вырезал два посоха. Свой я постарался сделать максимально похожим на боккэн. Получилось неплохо, только у сосен слишком легкая древесина.

Условившись встретиться на рассвете, собратья по заговору отправились ужинать.

После ужина мы разошлись писать свои записки. Я просил синьора Соргоно передать Ларисиной маме мое обещание привести ее дочь обратно целой и невредимой. Что обещала Лариса, я не знаю.