6.

Вокруг Севастополя появилась глубоко эшелонированная оборона к концу октября. Со множеством наспех сложеных из плит ДОТов, блок-постов на дорогах. Линии траншей, как струпья на теле севастопольской земли, перечерчивали территории опорных пунктов. На танкоопасных участках поставили пирамидообразные надолбы из железобетона и сваренные из старых рельсов ежи.Основные, запасные и ложные окопы для танков и БМП были укрыты маскировочными сетками, а также асбестовым полотном для теплоизоляции. Капитан 1 ранга Кравцов, начальник морской инженерной службы штаба КЧФ, был грамотным и много знающим офицером. Благодаря его энергии и настойчивости в рекордные сроки была возведена оборона под непрерывными ударами вражеской авиции. Она состояла из четырех УРов: Качинский, Мекензивский, Чернореченский и Балаклавский. Которые представляли из себя сеть опорных пунктов.

Решением Верховной Рады Украины город Севастополь с 30 октября переведен на осадное положение и все жители, что остались в нем будут приравнены к участникам боевых действий. А все структуры и органы власти подчинялись теперь Командующему СОРа – вице-адмиралу Масорину, командующему Черноморским флотом. Но это ничего существенно не изменило ни в плане снабжения, ни в настроении войск и оставшихся жителей. Все готовились к встрече с врагом.

К концу октября мы уже поставили все мобресурсы в войска и уже занимались только призывом тех, кто достиг 18-летнего возраста. Хотя таковых уже почти не осталось – либо в эвакуации, либо уже были «под ружьем». Обязанности райвоенкома исполнял подполковник Петров. Мы все жили на своих рабочих местах.

Я сидел в своем «отдельном» углу. При свете керосинки, доставая из ящика по – одной учетные карточки на военнообязанных, которые были призваны по мобилизации, заносил их данные в алфавитную книгу. Восемь с половиной тысяч человек, шутка ли? Работа была монотонная и часто ловил себя на том, что засыпаю. Иногда в книге даже были мои “диаграммы сна”. Тут же стоял топчан, на котором спал, потому что в общагу идти далеко, да и не имело смысла – она была разрушена при последней бомбежке. Наконец надоело работать и, накинув на плечи свой бушлат песочного цвета, вышел на улицу покурить. И курево сейчас стало таким же дифицитом, как и жратва. Хорошо хоть успел в свое время «на тихой козе» с нашими солдатами наведаться в «зенитку» – магазинчик недалеко от военкомата. Чураков Паша – здоровенный тридцатилетний сержант-связист, одним махом прикладом автомата сбил замок с двери. Когда вошли в помещение – сработала сигнализация и пискляво завыл ревун. Еще один удар и пластиковая коробка централи сигнализации уже валялась никому ненужным хламом. На удивление магазин до нашего визита остался нетронутым. Быстро набивая захваченные с собой вещмешки куревом, банками консервов и бутылками спиртного, двое человек уже бежали к пролому в стене ЗПУ. Чтобы освободить нашу тару для очередной ходки. После десятой «смены караула» неожиданно появились человек десять мужиков в штатском, двое из них были вооружены автоматами. Началась перебранка, так как эти товарищи заявили свои права на содержимое этого магазина ибо он находится на их территории. Не найдя компромисса мародеры начали бить из автоматов, которых оказалось больше, чем мы увидели. На звуки перестрелки подскочили к нам на выручку еще десять человек наших сослуживцев со стволами. Бандюки потеряли троих и поспешили ретироваться. После этого здание военкомата несколько раз по ночам обстреливали из автоматического оружия. Пришлось своими силами выставлять засаду в доме через дорогу. Солдаты оборудовали в угловой квартире лежку и посменно там дежурили. Через двое суток бойцы выследили базу мародеров. Совместно с ментами их накрыли, что называется «тепленькими». Там был весь «бомонд» проспекта Победы – нарики, бывшие зэки. Милиция долго с ними не чикалась – когда бандюки оказали сопротивление, тупо закидали гранатами, а оставшихся в живых поставили к стенке.

Прошел мимо выгородки дежурного по военкомату. Там, при свете керосиновой лампы, сидя за столом, спала Ямпринцева. Не стал ее будить, скинул бушлат и укрыл. Намаялась девчонка за день. Хоть и стерва изрядная, но я вообще-то не злопамятный, просто злой и память хорошая. Поднялся по ступенькам, откинул оббитую жестью дверь и очутился во дворе.

Достал очередную сигарету “L amp;M”, как мы эту марку в шутку называли – «Леонид Макарович», от инициалов первого президента Незалежной Украины Л.М. Кравчука. Подкурил от сорокакопеешной зажигалки, с наслаждением затянулся, выпустил дым и посмотрел на то место, где была воронка от той бомбы, что собственноручно взрывал. Яму, которую твердо можно назвать котлованом, засыпали землей. Уже был вечер и довольно холодно. Возле того, что раньше называлось воротами, в шинели стоял солдат из аппарата усиления с автоматом. С севера и северо-востока доносилась канонада боев, что велись в пятидесяти километрах от Качинского и Мекензиевского УРов.

– Черт! – подумал я, – Уже четыре раза писал рапорт о переводе в действующую армию. А Петров и Гриценко (горвоенком) их рвут или не подписывают. Ну, ничего! Скоро мы сами будем действующей армией.

Тут увидел, что к солдату подошла фигура в бушлате и зимней шапке, но не обратил особого внимания. Стоял, продолжая курить. Сзади раздались шаги. Женский голос окликнул меня:

– – Извините, а где я могу увидеть прапорщика Свешникова? – спросила фигура в бушлате.

– – Ну, я прапорщик Свешников. А что случилось?

– – Вова, это ты? Ну, наконец-то! – закричала фигура и бросилась мне на шею, начиная целовать в щеки.

– – Стоп-стоп-стоп! Отставить! Девушка вы кто такая? – спросил я доставая из кармана фонарик. – Светка? Ты? Какими судьбами? Ну, что ж мы тут стоим, проходи.

Ну, а теперь я сгреб ее в объятья и кружил на руках. Это ведь та самая Света, у которой в подвале прятался при первой бомбежке. Мы зашли в подвал, от звука шагов Ямпринцева подняла голову, посмотрела на нас и опять положила голову на стол, поправив мой бушлат. Сейчас большинство наших уже спало. Взял ее за руку и повел к лестнице на первый этаж, чтобы никому не мешать. После случая с подрывом бомбы основной вход через крыльцо был разрушен и завален. Мы поднялись ко мне в кабинет, а точнее в то, что от него осталось. В туалете на первом этаже взял металлическую бочку, в которой хранился аварийный запас воды и на случай пожара, но сейчас она была уже пустой. Принес ее в кабинет. Перевернул ее верх дном, ножом вверху проделал дыру для дыма, а также прорезал дырку для подкладки дров и вторую в качестве поддувала. Уже было темно. И в целях светомаскировки огонь было запрещено разводить, но Света немного продрогла. Да и ужин нужно было подогреть. Снова спустился в подвал взял флягу со спиртом, который удалось раздобыть у медиков. Две кружки, заварку, чай, хлеб, пластиковую бутылку с водой, две шинели, плащ-накидку и три консервы с тушенкой. Я-то вообще-то не пью, но тут такое дело.

Светлана немного согрелась, сидя на мешках с песком, что валялись здесь в избытке, возле печки. Топил обломками мебели. Открыв ножом консервы, поставил их на нашу импровизированную печку, чтобы подогреть. А сам тем временем налил по чуть-чуть спирта в кружки и разбавил его пополам с водой.

– – Ну, как живешь, Света? Почему не уехала? Где живешь?

– – Когда ты меня отвел на эвакопункт, там был сплошной бардак. И тут зашел какой-то военный в камуфлированной форме. Он объявил, что женщинам – медсестрам и военнообязанным выйти на улицу и построиться. Ну, я взяла и пошла с ними. Нас привели на Матроса Кошки, в тридцатьдевятку. Начали проверять документы и индивидуально с каждым беседовать. Когда дошла очередь до меня, спросили сначала документы, – сказала, что они сгорели вместе с домом, а возраст – наврала на год. Живу сейчас в казарме. Кормят. Вот, одели. Учусь сейчас на радиста. Хорошо еще попалась соседка, что подтвердила мою личность. Первого декабря выпуск и в войска. А я пыталась тебя найти, но до присяги никуда не выпускали.

– – А сейчас?

– – Дали увольнительную до утра. Сказала, что иду к мужу. – сказала она, засмеявшись и подсаживаясь поближе ко мне.

– – Ну, ты и придумщица как я погляжу. Это я-то муж? Эх, Светка, ремня бы тебе дать. За то, что командование в заблуждение вводишь.

– – Я так долго тебя искала. А еще после того, как у вас ракета взорвалась в подвале, я места себе найти не могла. Вовка, я так волновалась. – сказала она подсаживаясь вплотную ко мне. – Ой, фр-р. Что-то холодно! Согреешь меня?

– – Ну, иди сюда, – хотя я сам сидел в шинели, но что-то тоже знобило. Обнял ее за плечи и прижал к себе.

Так мы просидели молча минуты три, наслаждаясь друг другом и неподвижностью. Такое ощущение, что и не было никакой войны. Что мы как какие-нибудь любители экстрима сидим на стройке. И любуемся ночным Севастополем.

Света прижалась ко мне и уткнулась лицом в грудь, словно ища утешения и защиты. Невольно погладил ее по щеке, но почувствовал на ладони ее губы и что она целует мою ладонь. Рука девушки робко протянулась и погладила мою небритую щеку. А потом запустила руку в волосы и начала их ласково ерошить. Она вдруг выпрямилась, внимательно посмотрела в мои глаза. В этом взгляде утонуть просто можно. И она пересела ко мне на колени, а я запахнул полы шинели.

– – Так будет теплее, – прошептала она.

Она расстегнула на себе бушлат и прижалась ко мне, положа голову мне на плечо. Почувствовал, как ко мне прижалась ее упругая грудь. От нее исходил запах казармы и какого-то очень сладкого шампуня. Думал, что сойду с ума, но держал себя в рамках. Тут с нее упала шапка-ушанка, хотел, было ее поднять, но она взяла меня ласково за щеки и отрицательно легко качнула головой. Света смотрит в мои глаза и взглядом меня гипнотизирует. Наши лица все ближе и ближе друг другу. Вот наконец-то ее губы слились с моими.

– – Вовка, я люблю тебя, и никому тебя не отдам! Ты мой и только мой! – горячо зашептала она, – Я поняла, что люблю тебя, когда узнала, что у вас в подвале ракета взорвалась и ты был там. Я не могла себе найти места и уже думала в самоволку бежать. Хочу быть только с тобой. Знаю, что ты уже писал заявления о переходе в действующую армию. Не смей! Слышишь! Не смей! А обо мне ты подумал? Ты знаешь, сколько вас мужиков после боя остается живыми? Да. Может, я дура. Сама тебе навязываюсь. Но война все спишет!

Я сидел и не знал даже, что и сказать. Она опять меня поцеловала. Обычно, когда целуюсь с девушками, глаза держу открытыми. Но тут у меня закружилась голова, и закрыл глаза. Начал гладить ее лицо, которое почему-то сразу стало любимым и дорогим для меня, чего и сам не подозревал. И потихоньку начал опускаться ниже…

Утром отпросился у Петрова и пошел провожать Светку. На КПП девушка повисла у меня на шее, прижалась всем телом и не хотела отпускать. Пока сам легонько не отстранил ее.

– – Надо идти, Света. Теперь я знаю, где тебя найти, а ты – меня.

– – Я не хочу тебя искать, хочу быть просто с тобой. Обещай мне, что не пойдешь в войска! Обещай что, останешься живой!

– – Обещать не могу, но постараюсь. А то, что мы с тобой еще будем вместе, – это я обещаю.

И она пошла в часть. Свидетелем этой сцены был дневальный, молоденький матрос. Который посмотрел на меня с нескрываемой завистью…

На следующий день уже даже в городе была слышна канонада. Пришло известие о том, что натовцы перерезали дорогу на Симферополь. Балаклаву бомбили нещадно. Авиация противника «работала» круглосуточно. На Пятом километре проходил четвертый эшелон обороны. Туда уже направлялись войска. 1-го декабря 2004 года началась третья оборона Севастополя. Войска НАТО вошли в столкновение с нашими передовыми частями в первом эшелоне Качинского УРа. А 1-го был выпуск у Светы. Прийти так и не удалось. Куда ее отправили не известно, но через 2 недели мне пришло извещение, что девушка пропала без вести. Я неделю был в прострации. Но потом работа заняла меня всего и постепенно воспоминания о ней стали менее болезненными. В последствии удалось узнать, что она была изнасилована и повешена «доблестными» бойцами отряда «Меджлиса», когда пробивалась вместе с остальными из окружения.

В Омеге, на базе вертолетного завода КЧФ, базировались вертолетчики из Северо-Кавказского ВО. «Черные акулы» дрались с той остервенелостью, что отличала наших солдат во все времена. Ударные вертолеты КА-50 были еще малочисленны.

Авиация противника господствовала в воздухе. Наши ракетчики не успевали даже реагировать на нападения. Не хватало боеприпасов. А подвоз был затруднен из-за налетов. Из глубины России перебрасывали части ПВО и ВВС. Но пока «сбросить» противника с неба не получается.

Объединенное командование Крымского направления на военном совете приняли решение об отводе основных сухопутных сил к Севастополю и Керчи, а основные соединения кораблей вывести в море и отправить в крейсерство для нарушения морских коммуникаций противника, а в Севастополе оставить только соединения ОВРа. Мекензиевы горы были изрыты окопами вдоль и поперек. Солдаты до сих пор находили ржавые каски, гильзы и оружие со времен Великой Отечественной войны. С Малахова кургана было видно, как над Качей и прилегающей территорией взлетали и падали осветительные ракеты. Ветер доносил дым с поля боя. Тяжко давался каждый метр крымской земли американцам. Поселок Угловое три раза переходил из рук в руки. Отчаянные морские пехотинцы даже при команде отходить не оставляли своих позиций. Американцы, если не могли сходу взять населенный пункт, сразу отходили и вызывали авиацию. А уж эти боеприпасов не жалели. В госпиталях было много людей с ожогами от напалма. Американцы знали, что наши в плен никого не берут, – они в этом не раз убеждались. Поэтому старались людьми поменьше рисковать.

В городе не было места панике, потому что благодаря грамотным действиям руководства милиции, других спецподразделений МВД и бойцам внутренних войск все, кто не эвакуировался были привлечены к работам. Кто сопротивлялся, быстро судился и расстреливался. Мародеры расстреливались на месте без суда и следствия. И это явление сошло на нет.

В горах тоже было неспокойно – татарские вооруженные банды необычайно активизировались. Они стремились создать свое государство Кырым. Они устраивали резню всего нетатарского населения. «Отряды Меджлиса» – так они себя называли. Их бойцы врывались в дома и выгоняли всех на улицу. Потом производилась сортировка. Женщин и девушек насиловали прямо на улицах, а некоторых выбрасывали из окон и крыш. Мужчин, которые оказывали сопротивление, расстреливали на месте без разговоров. А тем, кто не оказывал сопротивление, – отрезали головы и гениталии. Они называли это «очищением родной земли». После таких событий в Саках и Судаке население уходило вместе с нашими войсками.

После выступления Бен Ладена татары разделились на два лагеря: на «Отряды Меджлиса», которые финансировались турками и они воевали с нашими; и на провахабитские группы, которые готовились в пакистанских лагерях и финансировались Аль-Каидой. «Отряды» сохраняли прозападные настроения и стремились к сепаратизму. Вахабиты наоборот начали помогать нашим войскам. Там воевали и арабские наемники. Правительства Украины и России знали об этом, конечно, отрицали существование этих групп, но закрывали на это глаза и войска славян-союзников вовсю пользовались их разведданными, помогали им продовольствием, боеприпасами, медикаментами, а они в свою очередь выводили наших бойцов из окружения. На захваченных территориях участились терракты в расположениях частей натовцев. В Крыму уничтожены целые километры железнодорожного полотна, что привело к полной остановке железнодорожного движения.