Глава 15
Ночное черное небо за окном озарилось яркими желто-красными всполохами. В их отсветах заблестел полированный стол, которого поддержал стоящий на нем экран монитора. Эти блики стали раздражать сидящего за столом человека. Он несколько раз досадливо покрутил головой, затем резко ударил по кнопке. Огромное окно кабинета мгновенно стало черным – включился светофильтр.
«Сколько можно крутить во все небо столицы этот мультик про освобождение Эльдурея? Как будто мы его уже освободили. Что за бред выдало управление пропаганды! А если мы не вернем Эльдурей? Да над нами тогда все будут смеяться! Впрочем, и без этого мультика над нами все будут смеяться. И смеясь, выберут в президенты этого Харка. А уж как он повеселится над нами, придя к власти», – бригадный генерал О’Локки Сарб поморщился.
Поморщился не от этой мысли, а оттого, что вспомнил сегодняшнее совещание у Президента Норка. Такой выволочки он и Верховный адмирал Свил давно не получали. Норк орал на них так, как капрал не орет на новобранца в учебном центре, делая из него настоящего десантника. Норка понять было можно. До выборов остается чуть больше трех месяцев, а его рейтинг почти в два раза меньше рейтинга Харка. Президент орал, а они краснели и кусали губы. В конце совещания, наоравшись и устав от этого, Норк уже более спокойным голосом приказал им явиться через два дня и окончательно принять решение, атаковать Эльдурей или нет. А если нет, то что делать. При этом он выразительно посмотрел на него, Сарба, красноречиво давая понять, что, наверное, пришло время вплотную заняться вторым вариантом операции «Справедливость».
Над этим директор Государственной безопасности сейчас и думал. Что лучше: все же атаковать Эльдурей или задействовать второй вариант операции «Справедливость»? Отбить Эльдурей, несомненно, более предпочтительно. Эта победа упала бы на чашу хрупких весов политических судеб словно тяжеленная гиря вместо нескольких почти эфемерных процентов рейтинга. На чашу весов, естественно, Норка. И Харк бы сразу улетел в политическое небытие. Но…. Но Эльдурей надо отбить. Отбить не у каких-то там фролов, а у челов – сильного, ничем не уступающего крокам противника. А если отбить не удастся? Тогда в политическое небытие улетит Норк вместе со своими помощниками, включая Сарба. А ему, бригадному генералу Сарбу, ох как не хотелось улетать. Ему, потомку древнего аристократического рода, оказаться задвинутым в никуда? Лишиться возможности принимать важнейшие, ключевые для развития государства решения? Причем лишиться навсегда! Он отлично понимал, что с клеймом неудачника, бездаря, человека, отдавшего и не сумевшего вернуть Эльдурей, ему уже никогда не подняться. Нет, это для Сарба, правнука знаменитого Верховного адмирала А’Красса Сарба, победителя битвы при Хантеи, было категорически неприемлемо. Никогда Сарбы не выпадут из обоймы самых влиятельных людей цивилизации кроков.
«Отбить Эльдурей… А Верховный адмирал у нас Свил, – директор управления Государственной безопасности мысленно представил перед собой невысокого полного мужчину с вечно каким-то неуверенным взглядом. – Нет, так мы точно Эльдурей не вернем. Значит, второй вариант?»
Второй вариант – это дискредитация Харка. Шумный, с кавалькадой машин у его особняка, арест известного политика. Суд над ним, с трансляцией на все планеты кроков. И показ видеофильма, того, где он, Сарб, и глава оппозиции, смотря в видеокамеру, произносят: «Я, О’Санни Харк, председатель партии „Справедливость и порядок“, и бригадный генерал О’Локки Сарб, директор Службы Государственной безопасности, с помощью чела Андрея Кедрова передаем план операции по освобождению Эльдурея командованию челов. В этом плане содержится исчерпывающая информация о дате начала операции, силах, привлеченных для ее выполнения, направлениях удара и маневрах каждого боевого звездолета».
«Конечно, подымется дикий вой. Оппозиция с трибуны парламента, на своих телеканалах и в газетах будет орать, что это провокация. Пусть орут. Создадим комиссию по проверке подлинности видеозаписи. Туда пригласим ведущих экспертов, обязательно, и тех, кого предложит оппозиция. Бояться нечего. Видеозапись-то подлинная! И это неоспоримый факт. А все остальное – это разговоры. Почему он, бригадный генерал Сарб, также присутствует в этом фильме и вместе с Харком произносит страшные слова государственной измены? А потому, что должность у него такая – оберегать безопасность государства и разоблачать его врагов. А чтобы их разоблачать, очень часто приходится втираться к ним в доверие. Узнав о готовящейся операции по освобождению Эльдурея (свидетели найдутся!), Харк понял, что в случае ее успеха его шансы выиграть предстоящие президентские выборы минимальны, вернее, нулевые. И чтобы обезопасить себя, он решился на предательство.
«В настоящее время рейтинг Норка невысок, но в случае освобождения Эльдурея он повысится, и этот человек останется Президентом страны еще на семь лет, ввергая страну в пучину экономического спада и военных поражений. Именно поэтому мы, О’Санни Харк и О’Локки Сарб, решаемся на этот поступок», – это твои слова, Харк. Здесь ты вольно или невольно объясняешь свой поступок – боязнь, что в случае освобождения Эльдурея Норк снова станет Президентом. А все это: «…Ввергая страну в пучину экономического спада и военных поражений» – просто красивые слова. Даже в глазах врагов человек не хочет выглядеть предателем своей страны.
Но подробной информацией о предстоящей операции Харк не располагал. Чтобы ее достать, он вышел на связь со мной, бригадным генералом Сарбом, пообещав в обмен на мое предательство должность Верховного адмирала Объединенного флота. Чтобы до конца разоблачить высокопоставленного предателя, я дал согласие, – Сарб удовлетворенно хмыкнул и откинулся на спинку кресла. – А ведь совсем неплохо я все придумал. Если я такую речь произнесу на суде в качестве свидетеля, то она будет весьма и весьма убедительна. И не только для судей, но и для всего сообщества кроков. А предательства в пользу челов наш народ не простит никому. Особенно если его патриотические чувства подогрели таким фильмом во все небо. Это все равно, что забрать у ребенка конфету. Нет, Управление пропаганды сделало все правильно с этим фильмом «Освобождение Эльдурея», – Сарб снова нажал кнопку на столе, выключая светофильтр.
В кабинет тотчас же ворвался яркий свет – построившись в боевую цепочку, кроковские звездолеты осуществляли последнюю победоносную атаку на Эльдурей.
«А почему Харк обратился к вам, директору службы Государственной безопасности? Он что, ненормальный? – Сарб задал себе один из вероятных вопросов оппозиции к нему. – Ммм… потому, что на то я и директор Службы Государственной безопасности – так строить свою работу, чтобы на меня, как на приманку, слеталась всякая государственная нечисть. Как я этого добился? Господа, вы уже пытаетесь узнать методы работы службы Государственной безопасности, а это есть государственная тайна, не подлежащая огласке в суде», – хозяин кабинета порывисто вскочил из-за стола и зашагал по кабинету. – «Теперь самое главное. У Харка есть запись, где мы вместе с ним произносим совсем иные слова: «…Я совместно с бригадным генералом Сарбом разработал операцию, одобренную господином Президентом Норком, по дезинформации нашего противника относительно наших планов по освобождению планеты Эльдурей».
На этой записи как гаранте своей безопасности настоял глава оппозиции. И пока такой видеофайл у Харка есть, он неуязвим. Оппозиционные телеканалы тут же прокрутят его в эфире, и тогда несладко придется уже Сарбу, а вместе с ним и Президенту Норку. Что ж, пора Блестящей доиграть свою партию», – директор службы Государственной безопасности вновь сел за свой стол и нажал кнопку вызова адъютанта.
– Пошлите сообщение Блестящей: «Статью необходимо откорректировать». Подпись – редактор.
– Слушаюсь, господин генерал.
«А все же, как жаль, что этот чел Андрей Кедров так нелепо погиб. Освободить Эльдурей было бы намного приятней, чем просто втоптать в грязь своего врага», – потомок знаменитого победителя при Хантеи сожалеющее вздохнул и вновь, встав из-за стола, подошел к окну.
В черном небе столицы государства кроков плыла нарисованная лазерами планета Эльдурей. На ее буровато-желтом диске отчетливо был виден флаг Содружества Свободных Планет кроков.
«Эх, если бы это было на самом деле, если бы осуществился первый вариант операции „Справедливость“. Я бы тогда стал так же знаменит, как и мой прадед, Верховный адмирал А’Красс Сарб. Жаль, что этот Кедров не долетел к своим челам. Жаль. Мне почему-то казалось, что этот парень сможет выпутаться из любых передряг. А так Эльдурей наш только в этом мультике. Не всему тому, что видишь глазами, можно верить», – бригадный генерал Сарб еще долго смотрел в ночное небо. На миг ему показалось, что что-то важное в предстоящей операции он упустил. И это что-то важное связано с его последней мыслью. Но это ощущение быстро растаяло, вытесненное красочной картинкой – буро-желтая планета на черном фоне, а сверху яростное, энергичное: «Даешь Эльдурей!»
Входная дверь из редчайшего аркура бесшумно и легко открылась. Но эта кажущая легкость была обманчива. Под дорогущим аристократическим деревом скрывалась стальная плита, способная выдержать лазерный луч, выпущенный с флагманского крейсера, или таранный удар тяжелого десантного танка. Массивную пятитонную дверь открывали и закрывали мощные электромоторы, искусно спрятанные в косяке двери.
Тяжело ступая, Харк зашел в обширный холл собственного дома. Два вышколенных охранника остались снаружи. Едва входная дверь все так же бесшумно захлопнулась, холл наполнился мелодией любимой симфонии хозяина дома. С первыми аккордами музыки на втором этаже отворилась дверь, и в проеме показалась женщина. Розовое полупрозрачное платье не скрывало ее роскошного тела. Большая грудь с крупными коричневыми сосками волнующе шевелила легчайшую ткань, по которой сверху струились густые черные волосы. Длинные стройные ноги вздымались вверх, плавно переходя в соблазнительные бедра, которые, делая плавный изгиб, образовывали тонкую талию.
Мужской взгляд жадно устремился по просвету между женскими ножками вверх и огорченно замер в районе бедер. Чуть сгустившаяся в этом месте ткань позволяла лишь угадывать скрывающуюся за ней прекрасную сущность.
– Весса… – выдохнул Харк.
Улыбаясь, женщина стала неспешно спускаться по лестнице. Розовая дымка платья образовывала причудливые тени, которые, то появляясь, то исчезая, каждый раз как-то по-новому показывали прятавшуюся за ними красоту.
Не выдержав, хозяин дома махом одолел лестничный пролет, отделявший его от вожделенной добычи. Мужские руки смяли тончайшую ткань платья, и, словно от этого сильного движения, розовый эфемерный туман рассеялся и проступила телесная явь. Тихо, жалобно затрещала материя.
– Весса, Весса, – шептал мужчина, словно задыхаясь.
Героическое крещендо, достигнув своего апогея, разлилось по холлу энергичным аллегро.
Сильным, почти грубым движением, глава партии «Справедливость и порядок» развернул женщину и животом вперед толкнул ее на перила. Дерево жалобно скрипнуло и тут же мелко завибрировало, сдерживая напор двух человеческих тел.
Симфоническая мелодия рокотала в доме, причудливо и довольно гармонично перебиваясь все более и более громкими и протяжными женскими вскриками. И, наконец, долгое и громкое человеческое си закончило энергичный темп музыки. Он стал замедляться, переходя в спокойное анданте и далее успокаиваясь до адажио.
С удовлетворенным стоном Харк отпустил женские бедра и оперся на противоположные перила. Весса повернулась к нему лицом и, улыбаясь, кивнула на разорванное, валяющееся на полу затоптанное платье:
– Это уже третье за двадцать дней.
– Зато доволен хозяин бутика, где ты их покупаешь.
– И я тоже, – Весса посмотрела прямо мужчине в глаза.
Тот рывком вновь притянул ее к себе.
– Потом, потом, – женщина игриво отталкивала Харка от себя. – Сначала ты должен попробовать, что я приготовила, – и она потянула мужчину вверх по лестнице.
– С удовольствием! Готовишь ты великолепно, особенно десерт!
– Десерт? Я никогда не…
Хозяин дома, видя недоуменное лицо своей подруги, расхохотался. Взглянув на хохочущего Харка, Весса поняла о каком «десерте» идет речь и тоже прыснула.
На втором этаже, в гостиной, лидера оппозиции ждал великолепно сервированный стол. На его середине стояло огромное серебряное блюдо, в котором, словно собираясь взлететь, раскрыв свои мощные крылья, сидел жаренный варран. В тени его крыльев разместились вазы с фруктами. Чуть дальше, на специальных подставках стояли, наклонившись к птице, словно нацеленные на нее ружья, несколько бутылок с красочными этикетками на боках. Несколько великолепных букетов цветов довершали эту красочную картину.
– Внутри варрана твоя любимая каша с портасами.
– Дорогая! – Харк притянул к себе женщину и поцеловал в губы.
– Ты даже не представляешь, каких трудов мне стоило найти такой экземпляр варрана.
Политик усмехнулся:
– Представляю, особенно если учесть, что он занесен в реестр редких животных, охота на которых категорически запрещена.
– А мы и не охотимся! – Весса быстро надела на себя легкий халатик.
– Конечно. Мы употребляем!
Смеясь, О’Санни Харк и его подруга А’Весса Лам сели за стол.
Наполнив бокалы, хозяин дома взглянул на Вессу:
– За что пьем?
– Я думаю, что пока у нас может быть один тост, – женщина лукаво взглянула на мужчину, – за будущего Президента Содружества Свободных Планет О’Санни Харка.
– С удовольствием!
Мелодичный звон хрусталя разлился по гостиной. Сделав несколько глотков, женщина привстала и, едва касаясь птицы, провела ножом вдоль ее туловища. Сработала магнитная защелка, и умелые руки легко сняли белоснежную шкуру с перьями, открывая доступ к жареному мясу.
– У, вкуснотища какая! – Харк от удовольствия даже потер руки.
Через час, под тосты, шутки, анекдоты и остальной ничего незначащий треп редкая птица по частям перелетела в желудки людей.
Размякший политик откинулся на спинку кресла.
– Фу, надо себя сдерживать в пище, а то разнесет, и перестану нравиться избирателям.
– А что для тебя важнее, нравиться избирателям или мне?
– Весса, и ты еще спрашиваешь? – мужчина потянулся к женщине. – Я жду десерта.
– Будет тебе десерт, будет. Не волнуйся, мой Ландик. Но давай не будем спешить. У меня есть кое-что еще для нашей культурной сегодняшней программы.
– Да? И что же?
Ни слова не говоря, Весса вышла из-за стола. Высоко подняв руки вверх, она хлопнула в ладоши. И тотчас же гостиная погрузилась в темноту. Но вот в ее углах вспыхнули небольшие прожектора: красный, зеленый, синий, желтый. Их лучи скрестились на стоящей женщине. Еще один громкий хлопок, и легкий халатик скользнул вниз. Заиграла медленная, томная музыка. И известная телеведущая, журналистка, писательница, плавно выгнувшись назад, коснулась руками пола. Харк, как зачарованный не сводил с нее глаз. Толчок, и женские ноги взмыли вверх. Разноцветные блики света играли на вытянутом, как струна, женском теле. Роскошная копна волос черным потоком спадала с головы и растекалась по полу. Лидер оппозиции издал какой-то булькающий звук. Весса, стоя на руках, медленно повернулась к нему лицом и еще медленнее развела ноги. В темноте комнаты в пульсирующем свете четко выделялся Y-образный силуэт, который стал медленно вращаться вдоль своей оси. И вновь потрясенному Харку открылись прекрасные женские ягодицы, ровная спина с вздувшимися буграми мышц. Женские ноги медленно сомкнулись, быстрое движение, и Весса, кувырком через голову, оказалась у ног мужчины. Еще мгновение – и вновь упоительное раздвижение женских ножек в шпагат.
– Возьми меня, – выдохнула женская грудь…
Они долго лежали на ковре, отдыхая.
– Ты была великолепна, – мужчина потянулся и поцеловал женщину в ушко.
– Ты тоже был великолепен. Но я жду теперь твой номер для нашей культурной программы.
– Мой? – политик был явно озадачен.
– Никогда не поверю, что у моего Ландика нет в запасе какого-нибудь увлекательного зрелища. И я даже знаю, какого.
– Какого? – механически спросил Харк.
– Редкого, которого никто не видел, и если бы его показали по ТВ, то, я уверена, оно бы установило рейтинг просмотра на долгие годы вперед.
– Ты имеешь в виду… – политик смутно начал догадываться, о чем идет речь.
– Запись твоего с Сарбом обращения к нации, где Сарб признает, что этому дикому челу в голову всунули дезинформацию про операцию по освобождению Гамеда, – А’Весса Лам не стала заставлять известного политика, принявшего изрядно на грудь, напрягать свои извилины.
– Но… но у меня ее здесь нет! – Харк, похоже, даже обрадовался такому обстоятельству.
– Теперь я понимаю, на каком месте я у тебя, – женщина сделала движение, чтобы встать с ковра.
– Подожди, не злись, – мужчина не дал Весе подняться. – Я понимаю тебя, ты журналист, писательница, телеведущая, в конце концов. Для тебя информация – это воздух, без которого ты не можешь жить. Но пойми, эту информацию ни в коем случае нельзя обнародовать. По крайней мере, сейчас.
– Ты что, считаешь меня дурой? Естественно, я все это понимаю. Но посмотреть все равно очень хочется! Ну, Ландик, милый!
– Но она действительно не здесь. Ведь если это с челом все провокация и Сарб доберется до этой записи, мне конец. Она у надежного человека, который передаст ее на телевидение, если со мной что-нибудь случиться.
– А на часик у этого человека можно взять эту запись? – Весса просяще посмотрела на мужчину.
– Ну хорошо. Но только на один час!
– Ландик, я тебя люблю!
С трудом поднявшись с пола, шатаясь, Харк до-брался до телефона. Нажал кнопку связи с охраной.
– Кунни, сейчас поедешь в то место, куда мы ездили с тобой дней десять назад… Да, туда, и попросишь хозяина дать тебе сейф, который я ему оставил. Я ему сейчас перезвоню. Все, действуй, – мотнув головой, хозяин дома нажал еще несколько кнопок на телефоне. – Привет. Узнал? Сейчас к тебе приедет мой охранник, дашь ему ту штуку, что я у тебя оставил. Нет, через час я тебе ее верну. Так надо. Ничего не случилось. Просто мне она сейчас нужна. Через час я тебе ее верну. Все. Пока.
– Сейчас привезут, – хозяин дома повернулся к Вессе.
– Кстати, а что с тем челом?
– Не знаю. Я несколько дней назад, при случае, спросил у Сарба. Он дал понять, что все идет по плану, и чтобы я не волновался.
– Ну-ну.
Через сорок минут Харк уже вытащил черный квадратик карты памяти из миниатюрного сейфа, способного хранить свое содержимое в течение двух часов при внешнем воздействии в две тысячи градусов, и вставил в телевизор. Зажегся экран.
– Я, О’Санни Харк, председатель партии «Справедливость и порядок», и я, бригадный генерал О’Локки Сарб, директор службы Государственной безопасности, понимая всю значимость для Содружества планеты Эльдурей, совместно разработали операцию, одобренную господином Президентом Норком, по дезинформации нашего противника относительно наших планов по освобождению этой планеты, – раздалось в темноте гостиной.
«Совместно разработали… Сарб предложил, а я… согласился… – звуки из телевизора становились все тише и тише, глаза слипались. – …А в благодарность за это я должен его назначить Верховным адмиралом нашего Объединенного флота и Вице-президентом страны, – еле слышно донеслось до Харка с экрана телевизора. – Шиш тебе, а не Верховный адмирал… – мужчина громко захрапел.
– Ландик, милый, тебе плохо? – как-то сразу отчетливо донесся до Харка встревоженный голос Вессы, выдергивая его из сна.
– По-моему. Я заснул…
– Еще как заснул! Такого богатырского храпа я еще никогда не слышала.
Мужчина посмотрел на выключенный телевизор.
– А запись, что, закончилась? Ну и как, понравилась?
– Еще бы! Обязательно вставлю сходную ситуацию в свой новый роман.
– Ну-ну, – Харк поискал глазами пульт управления телевизором.
«Нет, надо прекращать такие культурные программы с Вессой. Так и спиться недолго».
– А где пульт?
– Ты хочешь еще раз посмотреть? – Весса, улыбаясь, протянула хозяину дома небольшой черный прямоугольник.
Не говоря ни слова, мужчина включил телевизор. И вновь лидер оппозиции при помощи Сарба с экрана телевизора убеждал кроков, что ради благоденствия Отчизны он готов поступиться президентским креслом. Харк и сам не знал, что заставило его вновь посмотреть на запись. Вессе он доверял полностью, и у него даже мысли не было, что с записью может что-то случиться. Это был чисто инстинктивный импульс, сродни врожденному инстинкту самосохранения. Уж слишком многое для Харка эта запись значила.
Облегченно вздохнув, хозяин дома вытащил карту памяти из телевизора, и, вновь спрятав в сейф, вызвал охранника.
– Кунни, теперь отвези это назад.
Едва за тем закрылась дверь, как Харк ощутил на своей шее сочные женские губы.
– Я хочу отблагодарить тебя за доставленное удовольствие.
«Нет, от культурной программы отказываться не стоит, разве что сократить спиртное, – мелькнуло в голове лидера оппозиции, прежде чем мягкие влажные женские губки, медленно опускающиеся по его телу, окунули его в омут чувственных наслаждений, – чуть-чуть сократить…»
Глава партии «Справедливость и порядок», очевидно, мгновенно вынырнул бы из этого сладкого омута, если бы ему кто-то сказал, что запись, которую он только что смотрел с Вессой, использовать для еще одного показа не получится. Отключенный на каких-то десять минут легким снотворным, Харк не видел, как его любимая женщина, вытащив карту памяти из телевизора, на несколько секунд положила ее в небольшое красное устройство, внешне похожее на коробочку для драгоценностей. Нет, она этим не уничтожила запись. Просто «умная» коробочка подсадила на карту памяти еще более «умную» программу, которая удаляла запись после первого же ее просмотра. Бригадный генерал Сарб здраво рассудил – перед показом на телевидении запись обязательно раз, да просмотрят. Блестящая со своим заданием справилась, как всегда, блестяще.
Директору службы Государственной безопасности О’Локки Сарбу не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы завербовать А’Вессу Лам. Пять лет назад уже довольно известная журналистка сама предложила его ведомству свои услуги. Бригадный генерал, естественно, согласился. Особых условий А’Весса не ставила. Умная, расчетливая женщина отлично понимала – чтобы приносить максимальную пользу службе Государственной безопасности, она должна быть весьма популярной личностью. Это открывало бы для нее двери в кабинеты к любым известным и влиятельным людям. И под видом журналистского расследования позволяло бы узнавать многие весьма интересные для государственной безопасности факты. А наиболее быстрый путь к популярности – это телевидение. Понимал это и Сарб. Поэтому неудивительно, что за эти пять лет А’Весса Лам сделала феерическую карьеру – стала ведущей очень популярной телевизионной программы, за свои блестящие статьи, посвященные войне между кроками и челами, стала лауреатом нескольких престижных премий, а журнал «Мир и мы», который она основала, стал самым популярным изданием такого рода. Природный талант, помноженный на возможности и поддержку службы Государственной безопасности – еще удивительно, как Весса не сама возглавила оппозиционное движение.
Сарб Вессу не напрягал и конкретных заданий не давал. Пару интересных сведений об известных людях в месяц, и достаточно. И роль любовницы главы крупнейшей оппозиционной партии О’Санни Харка она у Сарба выпросила сама. Сама же и разработала довольно рискованную операцию по знакомству с ним. Весса била по сердцу известного политика, что называется, дуплетом. Красивая, известная женщина, да еще его спасшая – никакой бронежилет от такого выстрела не защитил бы. И неудивительно, что опытный, прожженный политик влюбился в молодую женщину по уши.
Целый месяц на специально оборудованном полигоне известная журналистка под руководством опытных инструкторов отрабатывала рискованный маневр – торможение миниатюрной «Кареной» несущегося ей в лоб тяжелого «Ланда». Правда, миниатюрным автомобильчик журналистки казался только внешне. Специалисты из ведомства Сарба значительно утяжелили его, под капот всунули движок раз в пять мощнее предыдущего. Так что, когда «Ланд» и «Карена» сошлись лоб в лоб, радиатор в радиатор, это был бой равных соперников.
Чтобы вывести Харка на А’Вессу Лам, люди Сарба поработали и над автомобилем известного политика – в нужный момент у «Ланда» отказали тормоза. Самое сложное было заставить стадо гарнов заманить Харка на нужный спуск к реке. Пришлось пятнадцати животным – почти трети стада – вживлять в мозг специальные чипы, позволяющие в нужный момент управлять их волей. А опытный оператор просто талантливо сыграл белогрудым самцом-гарном (кстати, белое пятно на груди животного также нарисовали люди Сарба), дразня Харка и ловко уклоняясь от его выстрелов.
Все было разыграно как по нотам, и вскоре Сарб мог со знанием дела обсуждать не только мысли известного политика, но и самые интимные моменты его поведения. Харк перед Сарбом предстал, что называется, не только без штанов, но и остального белья под ними.
На следующее утро, когда Харк отсыпался после культурной программы, адъютант доложил Сарбу:
– Блестящая передала, что статья откорректирована.
– Спасибо.
– И все же, я настаиваю на рейде на Гамед. В случае его успеха, мы сами, наконец, сможем производить гиперпространственные двигатели, а значит и звездолеты. И тогда пропадет необходимость атаковать хорошо защищенные космопорты кроков, теряя людей и те же звездолеты, – произнеся эти слова, Главный командор фролов Матрул ДарВул промокнул лоб платком, затем, чуть подавшись вперед, оперся кулаками об стол, скомкав в один из них платок.
В зале заседаний Верховного Совета Достойных на миг повисла тишина. Уж слишком страстной была речь ДарВула. Глава Верховного Совета Варзарул СакТардол, чтобы не встречаться взглядом с Главным командором, склонил голову и рассматривал свои пальцы.
Тишину прервало тихое покашливание. Все посмотрели на Главного судью Руфи СакВока. Откашлявшись, он неспеша спрятал белоснежный носовой платок во внутренний карман желто-зеленого хитона – официальной одежды членов Верховного Совета Достойных.
– Тут уважаемый ДарВул произнес хорошие, точные слова: «Хорошо защищенные космопорты кроков». Но ведь Гамед защищен еще лучше! Не хуже, чем Вальта, где кроки собирают свои звездолеты. Так почему Главному командору не предложить рейд на Вальту? В случае успеха у нас будут новенькие звездолеты, а тут надо сначала сделать гиперпространственный двигатель, потом звездолет. И не факт, что наши ученые и инженеры с этим справятся.
– Вальту еще надо захватить. А это даже не космопорт, – не поднимая головы, произнес глава Совета.
– Вот именно! Это же касается и Гамеда, – воодушевленный поддержкой СакТардола, продолжал Главный судья, – мы просто потеряем людей и звездолеты, которых у нас и так не очень много. Неужели это не понятно уважаемому Главному командору? Или эту операцию следует рассматривать в контексте предстоящих перевыборов Главного командора? – маленькие серые глазки Главного судьи насмешливо смотрели на Матрула ДарВула.
«Что ж, за все надо платить. А за наслаждение зрелищем валяющегося у ног моей дочери сына главного своего политического противника нужно платить вдвойне. Оно того стоит! Ты же, Матрул, во время проведения Праздника Любви все для себя решил, чего же ты жмешься и подбираешь слова?» – и Главный командор, еще раз вспомнив гордо поднятые вверх руки дочери, а у ее ног, под помостом, валяющегося сынка СакВока, широко и открыто улыбнулся.
И, продолжая улыбаться прямо в эти насмешливые серые глазки, он громко, уверенно заговорил:
– Неужели не понятно Главному судье, что рейд на Вальту и рейд на Гамед – это две большие разницы. Для успеха на Вальте нам необходимо точно знать, когда будут завершены ходовые испытания какого-нибудь звездолета. В противном случае мы будем там слишком рано, и звездолет будет просто не готов, или в него еще не загрузят топливо, либо будет слишком поздно, когда он просто улетит с Вальты. А узнать точно этот день не представляется возможным. Близко к этой планете кроки не подпускают, поэтому детальная техническая разведка исключена, а агентурной у нас нет. А про Гамед мы твердо знаем – раз в десять дней оттуда уходит звездолет в сторону Вальты. Нетрудно догадаться, что у него на борту. Но не это главное, – ДарВул еще шире улыбнулся. – В случае успеха нас ожидает всего один лишь звездолет, пускай и новый. А после рейда на Гамед мы можем построить десять звездолетов! И звездолетов, которые нам нужны, а не которые мы захватим. Звездолетов, учитывающих специфику наших боевых действий. Для уважаемого Главного судьи я уточню, в чем она состоит, – Матрул ДарВул вдруг почувствовал давно не испытываемый им азарт, азарт командора крейсера, бросающего свой корабль в атаку и распарывающего ненавистного крока своими лазерными пушками главного калибра. – Наши крейсеры должны быть симбиозом крейсера и транспортного корабля, чтобы в него свободно, со всем вооружением вмещался полновесный дистрикс, все пятьсот человек. А не так, как сейчас, когда в жилом отсеке люди сидят друг у друга на головах, а часть людей находится в коридорах. И это при гиперпространственном переходе! Неудивительно, что три процента людей мы калечим при этом. Кроме того, необходимо обеспечить скоростной спуск корабля с орбиты и подъем на нее. А для этого необходима более мощная тепловая защита. В отличие от кроковских звездолетов, наши должны иметь…
– Достаточно, уважаемый ДарВул, – прервал Главного командора глава Совета СакТардол. – Все присутствующие уже поняли, что в перспективе наши звездолеты должны отличаться от кроковских. Но речь сейчас идет о другом – совершать рейд на Гамед или нет.
– Разрешите еще раз мне, уважаемый глава Верховного Совета Достойных, – Руфи СакВок, казалось, с трудом оторвал взгляд от ДарВула, чтобы почтительно посмотреть на СакТардола.
– Конечно, уважаемый Главный судья.
СакВок вновь перевел взгляд на своего оппонента. Теперь его глаза были отнюдь не насмешливы. Теперь на Главного командора смотрел холодный, расчетливый противник, желающий его уничтожить, а потому не позволяющий себе каких-либо эмоций.
– Я, может, предвосхищаю события, и все же я вкратце хотел бы ознакомить присутствующих с разработанной, в том числе и мной, стратегией взаимоотношений с кроками. Правда, многие члены Совета ее отлично знают, так как вместе со мной принимали участие в ее разработке. Суть этой стратегии – рейды против кроков следует прекращать, как малоэффективные, приносящие больше вреда, чем пользы.
– И что вместо них? – спросил ДарВул, хотя уже отлично знал ответ на этот вопрос.
– На первом этапе – вооруженное перемирие.
– А на втором?
– А на втором, уважаемый Главный командор, установление дипломатических отношений с кроками и начало взаимовыгодного сотрудничества.
«Как это он еще не сказал “пока еще Главный командор”», – подумал ДарВул, а вслух коротко сказал:
– Это измена.
– И в чем же эта измена состоит? В том, что я предлагаю остановить бессмысленную гибель наших пилотов и десантников, составляющих цвет нашей нации? Или в том, что средства, идущие на эти рейды, следует направить на развитие экономики, науки, на социальные нужды, в конце концов. Известно ли уважаемому ДарВулу, что средняя продолжительность жизни фрола составляет девяносто восемь лет, а крока, в пересчете на наши годы, сто двенадцать? Так в чем же измена?
– Измена всему левостороннему сообществу цивилизаций.
– То есть челам, – последнее слово Главный судья буквально выкрикнул. – А чем эти челы нам так существенно помогли, а? Прислали с десяток старых звездолетов да несколько сотен костюмов десантников. А мы за это, получается, должны посылать на смерть наших лучших парней. Так?
– Нет, – спокойно ответил Главный командор.
Он уже полностью успокоился и хладнокровно продумывал свои слова, как когда-то так же хладнокровно рассчитывал маневр, чтобы выйти в корму кроковскому крейсеру:
– Мы посылаем своих замечательных ребят в бой с кроками не потому, что чем-то обязаны челам. Мы посылаем их в рейды, потому что кроки наши враги. И они никогда не станут нашими друзьями, они всегда будут стремиться нас уничтожить. Всегда. Даже тогда, когда, может быть, будут изображать из себя наших партнеров. Это закон! И это надо пом-нить. Разрабатывая рейд на Гамед с целью захвата эрцерия, я, кроме всего прочего, хотел дать импульс нашей науке. Хотел, чтобы наши ученые, разрабатывая гиперпространственный двигатель, вновь поверили в свои силы и преодолели застой, который ныне царит в науке. Лишь только захватывая образцы чужих достижений, мы обречены всегда быть последними. И рано или поздно наши враги благодаря своей науке преодолеют защитный пояс, которым нас наградил Великий Мортон, и тогда фроловской цивилизации наступит конец. Потому что противопоставить нам будет нечего, – ДарВул медленно обвел глазами присутствующих Достойных – членов Верховного Совета Достойных, затем промокнул лоб платком. – И еще я хотел бы сказать, – голос Главного Командора стал чуть хриплым, – цивилизация, которая ради спокойствия и сытой жизни хочет примириться, а может, и как-то задобрить своего исконного врага, обречена. Так всегда было в истории, и так всегда будет. И лишь те цивилизации, которые несмотря, ни на что, били своих врагов, жили долго. А обижаться, что челы нам мало дали… Им самим несладко. Основные силы кроков направлены против их. Мы сами должны бить нашего врага. Иначе какая же мы великая цивилизация? А челы просто наши братья, которые дают сколько могут и которые всегда нам будут ближе кроков. Просто потому, что они нам братья. У меня все, уважаемые члены Верховного Совета Достойных.
И вновь в зале заседаний повисла тишина.
– Пап, ну что? – дочь ворвалась к нему в кабинет. Именно ворвалась – двери рывком распахнулись настежь, а охранник, пытавшийся доложить о приходе Эльдиры, отлетел в сторону из-за обрушившегося на него левого бедра пробегающей мимо девушки.
Матрул ДарВул кивком головы приказал охраннику выйти из комнаты.
– Утвердили, – наконец коротко сказал он.
– Ты у меня молодец, папка, – с радостным визгом дочь бросилась на шею отцу.
– Эй, эй, поосторожней, а то шею свернешь. А она мне еще ой как пригодится. В рубке управления крейсером знаешь, как иногда надо головой крутить, чтобы видеть все сразу мониторы?
– Какие мониторы, какой крейсер? – девушка разжала свои объятия и сделала шаг назад, заглядывая отцу в глаза.
ДарВул не стал больше темнить, а выложил все правду сразу:
– Эльдира, дочка, рейдом на Гамед руководить буду лично я.
– Отец… – Эльдира всегда, если не была с чем-то согласна с ДарВулом, называла его отцом.
– Если бы я не сказал, что лично буду участвовать в этом рейде, то его бы и не было.
В комнате повисла тягостная тишина. Девушка, опустив голову, о чем-то думала. Главный командор подошел к окну и стал рассматривать знакомый пейзаж – раскинувшийся в долине огромный мегаполис. Через равные расстояния, как бы расчерчивая город на квадраты, высились куполообразные башни – площадки мощных лазерных установок. Фроловская цивилизация жила в постоянном ожидании кроковского вторжения.
– Я все поняла, – наконец произнесла Эльдира. – Ты все правильно рассчитал. Многие Достойные, и в том числе и этот Главный судья, – лицо девушки скривилось в брезгливой гримасе, – считают рейд безнадежным, из которого никто не вернется. Поэтому Руфи СакВок и сам голосовал за него, и своих дружков попросил. Он мстит за позор сына на Празднике Любви. Лучше бы я вышла за этого Суфи замуж, – девушка тяжело вздохнула и, подойдя к отцу, прижалась к его спине.
Тот вздрогнул и, резко обернувшись, прижал девушку к себе.
– Дира, глупенькая, наоборот, это замечательно, что ты так поступила. Иначе я, наверное, никогда бы не решился на этот поступок. Так бы и цеплялся за свою должность, пока не получил бы пинка под зад от того же СакВока.
Отец и дочь еще несколько минут стояли, прижавшись друг к другу.
– Па, наконец, ты меня снова назвал Дирой, как в детстве. Ты так долго этого не делал…
– Действительно, долго, – ДарВул еще крепче прижал Эльдиру к себе. – Прости. Ну ничего, теперь исправлюсь. Вернусь с рейда, возьму отпуск и мы втроем, ты, мама и я, куда-нибудь махнем, подальше от всего этого, – Главный командор кивнул на окно за своей спиной.
– Па, а если ты… – дочь не договорила фразу.
– Вернусь, Дира, теперь я обязательно вернусь. Я тебя еще замуж выдам, как и полагается порядочному отцу. Не отвертишься!
– Папка, ты только вернись! Тогда я выйду за любого, на кого покажешь.
– Ловлю на слове!
Радостное возбуждение, охватившее отца и дочь, быстро спало. Слишком велик был риск для ДарВула погибнуть, не вернуться с рейда. И это холодной рукой сжимало их сердца.
– Когда рейд?
– Через пять дней. У меня, в принципе, все готово. Я давно задумал этот рейд, собирал сведения о Гамеде. Да и чем раньше, тем лучше. А то еще отменят, – мужчина иронично усмехнулся. – А теперь иди. Мне надо еще все же многое сделать. И вот еще что, – ДарВул на мгновение замялся, – ты матери пока ничего не говори. Я ей сам скажу, когда нужно будет.
– Хорошо, папа, – склонив голову, девушка вышла из кабинета отца.
«Что ни говори, а пребывание на руднике кроки постарались сделать максимально комфортным, – Андрей Кедров, лежа в кровати, обводил глазами комнату. – Как гостиничный номер на двоих в нашей гостинице. В хорошей гостинице. Две удобные широкие кровати, белье меняется каждый день. На стене панель телевизора, и не какой-то там кухонно-миниатюрный вариант, а с диагональю в метр. К нему даже есть игровая приставка с кучей игр. В одну он уже сыграл – гонялки на машинах. Ничего, увлекательно. И машины почти как земные. Разве что не хватает на них логотипов известных марок. Да, сюда вездесущий „Мерседес“ еще не добрался. Но это дело времени, – Андрей грустно усмехнулся. – Очень далекого времени, сливающегося с бесконечностью. Боюсь, что тогда и „Мерседеса“ не будет. Ничто не вечно под луной, а уж тем более какой-то там навороченный автомобильный брэнд, – землянин еще раз вздохнул и продолжил осматривать уже привычный интерьер: – Сан-узел вообще мечта поэта, одно загляденье. По крайней мере, на Земле я в таком не бывал. Унитаз: сел, сделал дело, кнопку нажал, встал. Все. Даже, пардон, подтираться не надо. И через полминуты это кроковское чудо и морально, и технически готово к приему следующего посетителя, точнее, его задницы, – российский офицер весело хмыкнул. – Ванна большая, с гидромассажем. А если хочешь, то нажимаешь специальную кнопочку, и воздух становится как в хвойном лесу – сосной пахнет, травками всякими. Не портит впечатление даже какой-то чуть сладковатый запах, не свойственный земному лесу. Надоел лес – нажимаешь другую кнопочку, и пахнет почти что ночными фиалками. И кнопочек таких пятнадцать штук. И это не считая десяти вариантов работы гидромассажа. Нет, совсем неплохо здесь все кроки устроили».
– Умиляешься кроками? – его напарник по работе и сосед по комнате Люртар Пардараштан сидел на своей кровати, свесив ноги на пол.
– Лю, я уже не раз замечал, что ты умеешь читать мысли. Или все челы обладают такой возможностью, кроме таких недоразвитых, как я?
– Не прибедняйся. Освоил комбайн лучше всех. Больше всех руды добываешь. Как там у вас говорят – рубишь уголек во славу кроков.
– Ни во чью славу я не рублю, – раздраженно отмахнулся Кедров. – Просто… просто так получается. Да и ты вроде тоже в том же комбайне сидишь. Вот и говори мне: «Хватит, Бахруд. Норма есть».
Лю ничего на это не ответил, только улыбнулся мельком и неопределенно пожал плечами.
И вновь у землянина создалось впечатление, что напарник читает его мысли и отлично понимает, что скрывается за его почти детским: «Просто так получается». Впрочем, ничего определенного Лю в голове Андрея прочесть не мог. Потому что тот и сам ничего определенного пока не задумал. Было лишь огромное желание вернуться домой, на Землю. Но для этого для начала нужно было как-то вырваться с тщательно охраняемого рудника, а дальше – с еще более тщательно охраняемого Гамеда. Как? Вот этого российский десантник не знал.
«Пока не знаю», – успокаивал себя Андрей и зло щурил глаза и покусывал губы.
Но на всякий случай Кедров решил хорошо зарекомендовать себя в глазах кроков. Мало ли что. Каши маслом не испортишь. Землянин точно знал, что чем хуже к тебе кроки относятся, тем меньше шансов на побег.
«А наоборот? Посмотрим».
– А то что ты сейчас умилялся кроками, не трудно было догадаться, – продолжал разговор напарник Андрея. – Обводишь комнату глазами, сжимаешь губы, то грустно, то весело улыбаешься, будто что-то вспоминаешь и сравниваешь.
– А откуда ты знаешь, что если я сжимаю губы, то я что-то вспоминаю и сравниваю?
– А все люди так делают. И на какой планете, в каком созвездии живет человек, особого значения не имеет. Анатомия и физиология-то у всех сходная.
– Ага, особенно у кроков, с их правозакрученной спиралью ДНК.
Лицо Лю из добродушного сразу стало нахмуренным.
– И, тем не менее, если не считать этих спиралей, кроки и челы практически неотличимы друг от друга. Даже фролы с их левой спиралью ДНК сильнее отличаются от нас, чем кроки, – наконец проговорил он.
– А эти, как их, ну еще одна цивилизация есть, – Андрей нахмурил лоб, вспоминая свой разговор с Бахрудом Бранулом в кроковском “СИЗО”.
– Мнемы, – подсказал Лю.
– А у них спираль куда закручена?
– Мнемов никто в глаза не видел. Поэтому куда закручена у них спираль, никто не знает.
– А может, это легенда?
– Может, – задумчиво ответил Лю.
«А насчет чтения мыслей он так прямого ответа и не дал. По губам он догадался… Я, когда немного злюсь, между прочим, тоже губы сжимаю. А когда сильно – разжимаю в улыбке».
– И обстановка тут самая заурядная. Просто для тебя она кажется роскошной, потому что ты… – Лю запнулся, подбирая слова.
«Ошейник» Андрея умолк, терпеливо дожидаясь новой порции информации, которую нужно так «переварить», чтобы у хозяина не случилось несварения – чтобы он все понял.
– Жил в недоразвитой цивилизации, – землянин решил прийти на помощь своему более развитому соплеменнику.
– Если человек пользуется навороченным унитазом с квадросистемой и подогревом, это еще не означает, что он умнее и вообще лучше того, который…
– Ходит в деревянный сортир в углу огорода с выгребной ямой и доской с дыркой посередине, – с веселой иронией закончил землянин.
Напарники взглянули друг другу в глаза и рассмеялись.
– Я таким чудом ассенизаторского искусства пользовался до семнадцати лет, пока жил у матери в деревне, – пояснил Андрей и тут же осекся – вряд ли даже на какой-нибудь отсталой человской планете существуют подобные туалеты.
– Бахруд, уже давно замечено, что с техническим развитием цивилизации нравственные качества человека не улучшаются. Я бы даже сказал, что наоборот, ухудшаются, – Лю не обратил никакого внимания на последние слова своего напарника.
– Это точно, – Кедрову вспомнились последние «достижения» земного человечества – концлагеря с газовыми камерами и крематориями, атомные бомбардировки и напалм.
«Да, кроманьонец, разбивавший черепушку своего собрата каменным топором, был куда гуманней своего далекого потомка, который придумал столько способов умерщвления себе подобных, будто этим только и занимался на протяжении веков. А в принципе, так оно и было».
– А кроки преследуют вполне прагматичные цели. Чем дольше мы здесь находимся, тем больше этого тардиса мы добудем.
– Лю, да все я отлично понимаю. Просто непривычно, и все.
– Даже покидать такое уютное местечко не хочется, – Лю рассмеялся, не сводя глаз с Андрея. – Ну да ладно, – не дожидаясь ответа, продолжил он, – давай спать. Через восемнадцать гамедских часов мы дожны сидеть в комбайне.
– Давай, – Андрей нажал кнопку на прикроватной тумбочке.
«И все же этот чел мысли умеет читать, как бы он мне зубы не заговаривал. Интересно, а мысли кроков он тоже умеет читать? Было бы неплохо. Было бы неплохо, если бы мы вместе совершили побег. Вдвоем всегда легче бежать, чем одному. Мировая практика побегов свидетельствует. Напарник спину прикроет, поможет через препятствие перелезть. Да и охранников вдвоем легче нейтрализовать, чем одному. Эх, побег… Земля… Господи, как бы я хотел променять этот роскошный унитаз на сортир в мамином дворе… Мама… – ком подкатил к горлу. – Как ты пережила известие о моем исчезновении? Единственный сын, единственная опора – и бесследно исчез. Или что там наговорило мое начальство. Надеюсь, не прислали запаянный цинковый гроб с землей внутри. С наших генералов станется», – при мысли о «родных отцах-командирах» ассоциативно вспомнился родной российский бардак.
«Такая страна, такие возможности, а у солдата сортир не намного лучше, чем у мамы в деревне. Зимой, пока оправишься, закоченеешь. А летом, семь ручьев выплачешь. Чего-чего, а хлорки для этого дела не жалеют. И так во всем, куда не кинь взгляд. А у кроков пятнадцать разных ароматов и десять программ для гидромассажа. Для зеков, каторжан. Какая страна, такие и сортиры! – Андрей иронично улыбнулся. – Ничего, зато люди закаленными получаются. Случись атомная война, русские погибнут предпоследними, перед тараканами. А может, и последними. Тараканов цивилизация разбаловала. А если так, то я просто обязан вернуться на Землю и обнять маму. Обязан», – землянин резко, махом перевернулся на другой бок.
Жалобно скрипнула кровать.
«Черт, Кедров, держи себя в руках. С такими нер-вами ты разве что до ближайшего крематория доберешься, а не до Земли, – землянин, как его учили в десантном институте, замедлил дыхание, чтобы успокоиться. – Интересно, а мой напарник знает о моих треволнениях? Должен знать. Как он меня только что подковырнул насчет нежелания покидать это уютное местечко! Точно мои мысли прочел о побеге. А сам он не желает покинуть это теплое место? Надо бы его прощупать на эту тему, – Кедров взглянул темноту, в ту сторону, где стояла кровать с Лю. – Только как? Все мыслимые и немыслимые места тут, на Гамеде, просматриваются видеокамерами. „Ошейники“, как пить дать, „стучат“ своим хозяевам, так что не поговоришь. Стоп. Если он читает мысли, а это так, то он в этот миг должен знать, что я хочу его „пробить“ насчет побега. И что? – из темноты раздавалось спокойное дыхание ровное дыхание Лю. – Черт его поймешь. Не хватало еще храп услышать, как звуковое „подтверждение“ моей догадки. Может, когда спит, он мысли не читает. Я когда сплю, не слышу же, что рядом говорят. Если, конечно, не орать. А если мне „поорать“? – Кедров вновь пристально начал всматриваться в спокойно дышащую темноту и что есть силы „орал“ про себя: „Я хочу бежать отсюда. Ты пойдешь со мной?“.
Из темноты все также доносилось ровное спокойное дыхание.
«Ладно, утро вечера мудренее. Посмотрим».
Звонок подъема, как всегда, прозвенел ровно в десять по местному времени.
Андрей и Лю встали с кроватей одновременно.
– Привет! Как спалось? – глаза чела смотрели на землянина весело, чуть прищурившись.
«Нет, точно читает мысли. Читает, и все тут».
– Привет. Да так, можно считать, что нормально.
– Сегодня ты идешь первым в душ, – все тот же веселый с прищуром взгляд голубых, как земное небо, глаз, которые никогда этого неба не видели.
– Я не против.
Как только люди приняли душ, снова звякнул звонок – завтрак. Из специальной ниши в стене выдвинулся поднос, уставленный тарелками с едой и двумя стаканами с красным напитком.
Андрей Кедров уже привык к здешней пище. Кроки работающих в руднике людей разнообразием блюд особенно не баловали. Сытно, полезно, есть можно? Ну и хватит. Не вип-персона – в плену, чай.
Первое блюдо обычно представляло собой что-то похожее на густой земной бульон, только с более острым вкусом и запахом, отдаленно напоминающим клубнику. Второе блюдо было похоже на пудинг, чуть более плотный, чем земной. Вкус варьировался от, можно сказать, никакого, до весьма острого, сильно похожего на баранину. На третье подавали неизменную кисловато-сладкую жидкость. Температура – чуть теплая. Зато ее цвет варьировался от фиолетового до красного, не пропуская ни одной природной масти. Впрочем, после каждой смены кроки присылали две банки барлока – слабоалкогольного, градусов пять, напитка типа пива. Хочешь – пей сразу, хочешь – поставь в небольшой холодильник и растягивай удовольствие до следующей смены. Правда, перед самой сменой побаловать себя не удастся. Банка, куда был налит барлок, была с секретом. За некоторое время до начала смены она закрывалась, и ни капли напитка с нее вытрусить не удавалась. Причем время закрытия определялось объемом оставшейся в банке жидкости: чем меньше оставалось барлока, тем раньше закрывался «магазинчик».
Завтрак прошел молча. Через час людей ждала тяжелая, смертельно опасная работа: чуть зазеваешься – даже не зазеваешься, просто вовремя не почувствуешь серую волну – и все, через секунду получишь в себя узконаправленный луч в десять тысяч рентген. Поэтому люди старались понапрасну не расплескать ни капли той энергии, которую накопили за время отдыха. Старались настроиться на необходимый ритм – предельная собранность, разгребание всех мысленных завалов, стоящих на пути между сознанием и подсознанием. Голова должна быть пуста, чтобы уловить тот незначительный электрический импульс, слабый голосок, шепот подсознания, предупреждающий о смертельной опасности. Иначе – смерть.
– Ну что, по коням? – Андрей вытер салфеткой губы и вопросительно посмотрел на своего напарника.
Предстояло еще надеть защитные костюмы, проверить их на герметичность, проверить зарядку их аккумуляторов, наличие аварийного запаса воздуха, и так далее, и такое прочее. Гамед был слишком опасной и коварной планетой, чтобы предоставлять ему хоть малейший шанс расправиться с тобой.
– По коням, – Лю встал из-за стола. – Как там у вас говорят на Земле, что наша жизнь? Игра.
– Да, и не всегда ты в ней выигрываешь.
– Я тут у этих кроков интересную игру нашел. Почти что тренажер для нашей работы. Нужно добыть побольше руды. Сыграем? Хоть эту-то игру мы, надеюсь, выиграем.
– Прямо сейчас? – Андрей недоуменно смотрел на своего напарника. Что за блажь перед самой работой.
– Ну, как хочешь, можно и отложить. А жаль, уж очень интересная игра, – Лю взял в руки игровую приставку и нажал кнопку.
Тотчас же на стене над дверьми вспыхнул экран телевизора.
«А он, случайно, того, не тронулся?», – землянин все с большей тревогой смотрел на странно ведущего себя чела.
– Лю, а ты… как себя чувствуешь?
«Господи, более глупого вопроса и придумать было нельзя», – Кедров смущенно посмотрел на напарника.
Тот лишь улыбнулся и направился в двери.
«Ну вот, обиделся».
– Лю, ты меня извини, я… – договорить, объясниться российский офицер не успел. В поле его зрения оказался экран телевизора, на котором стройными рядами выстроились комбайны. Оставалось лишь нажать кнопку, чтобы запустить игру, бросить виртуальные механизмы в бой с виртуальной рудой. Но Андрей сейчас ни за что бы в жизни не нажал эту кнопку. Он даже не сразу осознал увиденное. И лишь через секунду мозг справился с, вобщем-то, простой задачей. В телевизоре, во весь экран крохотные комбайны образовали надпись: «Пойду», на русском…
Серую волну они почувствовали одновременно. Почувствовали – это означает, что неожиданно возникло ощущение, что на тебя кто-то пристально смотрит, появилась какая-то неприятная пустота в желудке и общее ощущение дискомфорта. В обыденной обстановке человек просто оглянется вокруг, может, поморщится или инстинктивно ускорит шаг, а то и просто отмахнется. Но не на Гамеде. Резкий удар по большой зеленой кнопке – и из нескольких сопел, расположенных по периметру транспортера, бьют мощные сверхзвуковые струи аммиака, способные уничтожить зарождающуюся серую волну в радиусе шестидесяти метров – эмпирически, стоившее жизни десяткам людей, определенное расстояние, за которым серая волна не атакует.
Еще больше жизней забрала разработка способа борьбы с этим беспощадным, таинственным убийцей. В конце концов, родилась пневмопушка, бьющая мощной сверхзвуковой струей. Стремительно сгущающуюся в плотный комок пыль просто так не разгонишь. Это вам не лесной предрассветный туман, а своеобразная конструкция рентгеновского лазера с ядерной накачкой! Между стремящимися друг к другу частичками пыли возникает какое-то мощное поле, которое можно преодолеть, лишь хлестнув мощной сверхзвуковой струей газа.
Емкости баллонов пневмопушек хватало на пять залпов подряд. Дальше требовалась перезарядка – включался мощный компрессор, жадно всасывающий и вминающий аммиак – воздух Гамеда – в опустевшие баллоны. Пять минут. Или минуту на залп – арифметика проста. И в это время люди и техника были беззащитны. Работающие в рудниках люди эту минуту называли «время для молитвы». И действительно, оставалось молиться своему богу и уповать на него же.
Извне послышался легкий хлопок. Аммиачный ураган, выплюнутый соплами, преодолел звуковой барьер. А звукоизоляция кабин отсекала большую часть децибел.
– Где была?
– По-моему, сзади, – напарник Андрея Кедрова в своей кабине не отрывал взгляд от экрана монитора заднего обзора.
– Плохо. Мне тоже показалась, что она появилась сзади, – землянин двинул рычаг скорости от себя, ускоряя движение транспортера.
– Плохо, – согласился с ним Лю.
Плохо было вдвойне. Обычно серая волна почему-то атаковала спереди по ходу движения. Если это происходило, когда люди сидели в рудоуборочном комбайне, то это хоть как-то можно было объяснить. Спереди для этой машины – это пространство, между кабинами людей и фрезой, которая, собственно, и производила добычу руды. Здесь, естественно, концентрация пыли была максимальной, а следовательно, и легче было появиться серому убийце. Но и когда люди ехали в транспортере, проклятие Гамеда тоже обычно появлялось перед ним. Если же таинственный убийца появлялся сзади, то это всегда означало одно – сегодня рудник особенно агрессивен к людям. Ну, а если атака происходила на транспортер, который только перевозил людей, а руду не добывал, то значит, сейчас рудник просто неистовствует, и не успокоится, пока люди не отдадут ему очередную жертву. Здесь, на Гамеде, никто не сомневался, что серая волна – это плоть от плоти рудника, а значит и всей планеты.
Все рудники на Гамеде – а их было пятеро – были устроены сходным образом. Там, где располагался рудник, на поверхности был лишь аэродром, с которого руда доставлялась на обогатительную фабрику, где из нее добывался бесценный эрцерий. От аэродрома была проложена короткая дорога, оканчивающаяся куполообразным сооружением, представляющим собой вход в тоннель. Непосредственно вход закрывался огромным стальным многотонным щитом. При необходимости щит сдвигался в сторону, и из-под земли вывозилась добытая руда. Через этот щит вниз, в рудник, доставлялись необходимые машины, запасные части к ним, еда и воздух для людей. Люди в свой ад также попадали через этот вход. По периметру стальная плита ощетинилась десятками сопел, гарантирующими, что страшный серый убийца на поверхность Гамеда не попадет. За щитом в глубь планеты на пять-восемь километров шла штольня. На этой глубине, там, где добывался тардис, Гамед имел пористую структуру, напоминающую обычную мочалку, только несравненно больших размеров. Одна пора имела размеры порядка трех-пяти километров длиной, полкилометра шириной и пятьдесят-семьдесят метров высотой. Перегородки между такими порами имели толщину двести-пятьсот метров. В этих перегородках, в виде включений, и находился тардис – руда, которую добывали, и в которой находился эрцерий. Включения представляли собой пласты, обычно метровой высоты и трехметровой ширины, причудливо петляющие, словно пытаясь уйти от людей, в теле планеты.
Тардис добывали специальными комбайнами – мощное гусеничное шасси, на котором были установлены две одноместные кабины и многозвеньевый двухсотметровый манипулятор, оканчивающийся фрезой, примерно метрового диаметра. Ну и, конечно, пневмосистема – несколько расположенных по периметру корпуса комбайна сопел: пневмопушек, баллонов и компрессора, закачивающего в них аммиак. Энергией комбайн обеспечивал ядерный реактор. Манипулятор был выполнен в форме трубы с установленным внутри транспортером. По этой трубе руда подавалась от фрезы в специальный контейнер, располагающийся в виде прицепа позади комбайна. Емкости контейнера хватало на смену – десять гамедских часов. После этого контейнер отстыковывался от комбайна и транспортером доставлялся на базу. Там из таких контейнеров формировался состав, который раз в гамедские сутки вывозился на поверхность, где его ожидал огромный транспортный самолет. Контейнеры перегружались в него и доставлялись на обогатительную фабрику. Раз в десять суток с Гамеда обязательно стартовал звездолет в направлении Вальты, небольшой планеты, крутящейся под одним солнцем с Арикдной – планетой-столицей кроковской цивилизации. На Вальте изготовлялись нуль-континиуум генераторы – сердца гиперпространственного двигателя. На той же планете производилась сборка подавляющего большинства кроковских звездолетов. В частности, все боевые корабли собирались именно на Вальте.
На подземной базе, куда доставлялись бункеры с рудой, располагалась и жилая зона для заключенных и охраны.
Работы на Гамеде велись круглосуточно. На транспортерах сменный экипаж рудоуборочного комбайна подвозил к нему пустой контейнер. Прибывший и сменяемый экипаж менялись местами, потом производилась перестыковка контейнеров. Далее сменившийся экипаж доставлял загруженный контейнер на базу.
Экипажи комплектовались исключительно челами и фролами. Кроки, осужденные на работы на рудниках Гамеда, были задействованы на базе. Они осуществляли техническое обслуживание комбайнов, тягачей и другого оборудования и пределы рудника обычно не покидали, так же как и охрана.
Тардис – руда, в которой содержался драгоценный эрцерий, имела насыщенный голубой цвет. С видеокамер, установленных рядом с фрезой, экипаж комбайна мог четко видеть, что он добывает в данный момент – тардис или пустую породу. Если тардис – открывалась заслонка, и руда по транспортеру попадала в контейнер. Благодаря многозвеньевому механизму манипулятора, люди, управляя комбайном, могли отслеживать пласт тардиса, следуя его причудливым изгибам на двести метров, то есть до выхода пласта в другую пору. Если длины манипулятора все же не хватало, то пласт «добивали», вгрызаясь в него с другой стороны, с соседней подземной пустоты.
Бывало, что сменный экипаж находил на месте проведения работ мертвых своих напарников и выведенный со строя комбайн – атака серой волны удалась. Радиосвязь с комбайнами в руднике часто нарушалась. Для ее осуществления в каждой поре устанавливалась ретрансляционная станция. И сигнал от комбайна эти станции передавали как эстафетную палочку, пока он не достигал базы. Но эти станции также подвергались атакам серой волны. Поэтому часто было непонятно, то ли экипаж подвергся атаке серой волны, то ли какая-нибудь промежуточная ретрансляционная станция. Если сигнал от того или иного комбайна пропадал, помощь его экипажу практически никогда не высылалась – людей не хватало, и в девяноста случаях выяснялось, что повреждена какая-нибудь ретрансляционная станция.
