7

Прежние посетители пришли на следующий день. Перед этим медсестра сняла с него почти все датчики и вынула иглу, сказав, что вечером придется ее вернуть на место. Камышов не особенно и возражал.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, Амели.

– Доктор Стоун, – тут же поправил Камышова директор Ришман, возмущенный таким откровенным панибратством.

– Пусть так… – согласился Роман.

– Вы, кажется, хотели получить ответы на свои вопросы? – напомнила доктор, проверив все показания медицинских приборов. – Мы можем дать вам ответы на некоторые из них.

– Отлично. Первый: где я?

– В Орланде.

– Хм-м… – Роман пытался вспомнить, где это, и, наконец, сдавшись, переспросил: – Где это? Что-то говорит мне, якобы это довольно далеко от моей родины, да и язык ваш мне не знаком. Еще эти хреновины…

Роман показал на автопереводчики.

– Насколько нам удалось разобраться, Орланд находится на территории, которую вы называли Австралией.

Роман недоверчиво уставился на посетителей.

– Это что, шутка, да?

– Нет…

– Охренеть, я в самой что ни на есть Австралии! И что же я тут делаю… Называли? – опомнился Камышов. – Я не ослышался?

– Нет.

– А как же Австралию называют сейчас? – осторожно спросил Роман, еще сильнее подозревая, что его разыгрывают, а, по его мнению, это не очень кстати при его состоянии.

– Округ Келлендж, – просветил Камышова директор Ришман.

– Стоп, тут что-то не так. Из целого государства, расположенного на целом материке, получился какой-то долбаный округ?! Это шутка, да?!

– Нет, дело в том, что… – попыталась объяснить Амели.

– А как же вы сейчас называете Россию?!

– На месте этого государства сейчас расположены три округа. Немал…

– Не важно, как они называются, – слабо махнул рукой Роман.

Камышов замолчал, приходя в себя. Последняя информация буквально опустошила его, он ощутил даже физическую слабость, словно каждая клетка в его организме налилась свинцом. Такого он не мог себе представить даже в самом страшном сне.

– А теперь самый главный вопрос: сколько я спа… был мер… – никак не мог подобрать нужное слово Роман, – отсутствовал, одним словом?

Камышов не дождался ответа и, перебив директора Ришмана, попытался ответить сам:

– Наверное, я впал в кому и провел в ней несколько десятилетий. Мне, наверное, сейчас лет семьдесят, восемьдесят, это объясняет слабость, атрофию мышц и все такое… Я прав? За несколько десятилетий многое могло случиться… государства распадались, объединялись, превращаясь в округа. Ведь так? – с надеждой спрашивал Роман Камышов.

– Две тысячи лет, – после некоторого молчания сказал директор Ришман. – Вы отсутствовали две тысячи лет.

– Мать твою, туды-растуды… не может быть… этого просто не может быть!!!

– Может, не нужно было так сразу? – осуждающе спросила Амели, когда они вышли из палаты. Их пациент отключился после последней фразы, заставив ученых испытать легкий шок, автопереводчик перевел все, ничего не утаивая и не смягчая. – Как-нибудь помягче бы.

– Извини. Пожалуй, действительно не очень хорошо получилось. В следующий раз буду более осмотрительным.

– Ладно. Сказанного не вернуть. Да и как тут помягче было выразиться?… – согласилась Амели.

Прошло еще несколько дней. Питающие растворы кололи реже, стали давать жидкую пищу, как нормальному человеку.

Приходившие доктора между сеансами терапии и прочих медицинских процедур, подбирая слова, чтобы не травмировать еще ослабленную психику пациента, рассказывали все, что он пропустил за время вынужденного отсутствия или пребывания в царстве мертвых.

– Все это очень познавательно и интересно, но этим экскурсом в историю вы совершенно выбили меня из колеи.

– Что вы имеете в виду? – удивилась Амели.

– А то, что во время лавины я был не один. И я хотел бы узнать судьбу своих людей. Они погибли? – спросил Камышов и тут же сам ответил на свой вопрос: – Хотя о чем это я, конечно, погибли, как и я… Я хотел бы узнать: вы и моих людей разморозили, как и меня?

– Ваши спутники были вашей собственностью? – удивленно спросил директор Ришман.

– Почему? – пришла очередь удивляться Роману.

– Ну, вы сказали «мои люди».

– Это выражение такое. В данном случае обозначает, что они были моими подчиненными, а я соответственно – их командиром и несу… нес за них ответственность. И то, что я не поинтересовался их судьбой раньше, можно расценивать как пренебрежение служебными обязанностями.

– В вашем случае, я думаю, это простительно, ведь на вас столько всего свалилось, – посочувствовала доктор Стоун. Но под нахмурившимся взглядом Камышова неуверенно добавила: – Как бы вам объяснить так, чтобы…

– Скажите, как есть. Я переживу. Не впервой. С ними ничего не получилось?

– Хорошо. Мы и остальных найденных с вами людей попытались оживить, но не все операции прошли удачно… Но большинство удалось благополучно вернуть к жизни.

– Скольких вам удалось оживить, учитывая, что они не останутся растениями?

– Вы имеете в виду – недееспособными? – сориентировалась доктор Стоун.

– Именно.

– Оживленных – двадцать два вместе с вами, двое до сих пор в коме, и надежд на благополучный исход очень мало. Еще восемь неудачно.

– Что-то я не понимаю, моих людей вместе со мной всего двадцать пять человек. Откуда еще семеро взялось?

– Вы были все вместе…

– Бородатые, наверное, – догадался Роман.

– Что, простите? – переспросил директор.

– Ничего. Мне необходимо увидеть своих людей.

Камышову вдруг стало нехорошо. А вдруг удачно прошли операции именно у боевиков, и тогда в лучшем случае с ним останется только половина из его взвода. Он, конечно, понимал, что потери неизбежны, но будет обидно, если среди оживленных окажется много боевиков, а не его солдат.

– Ну, чего вы ждете?! Везите меня по их палатам! Давайте же!

– Это трудновыполнимо… они сейчас на интенсивных процедурах. Вы должны понять, вы очнулись раньше остальных, а потому находитесь в лучшей физической форме.

– Понятно. Когда я смогу их увидеть?

– Я думаю, завтра, – сказала доктор Стоун. – Надеюсь, ваша встреча ускорит выздоровление многих из вас.

Доктора ушли, а Камышов остался сидеть в палате. Уже потом он сообразил, что мог бы попросить принести ему фотографии всех тех, кого они смогли оживить, ведь это не составит большого труда. Он мог бы попросить об этом и сейчас, нажав на кнопку вызова, но решил все-таки подождать личной встречи.

А чтобы ждать было не так невыносимо мучительно, он стал делать физические упражнения, на какие только имелись силы. Пару раз присесть и столько же отжаться от стены было уже большим прогрессом, несмотря на то, что руки и ноги после подобной тренировки тряслись, как после пятидесятикилометрового марш-броска.