Глава 7
— Леха, ты заснул гам, что ли? — вывел меня из состояния, близкого к медитативному, раздраженный возглас Подрывника. — Я тебе уже несколько минут ору, глухарь ты этакий!
— Дурак ты, Андрюха! — с чувством ответил я, отрываясь от окна и начиная слезать вниз. — Не стать тебе философом!
— А это здесь при чем? — озадачился приятель. — Какая на хрен может быть философия — когда кругом одни враги? Нам слезать с этого экспресса пора!
— Ну? И где мы сейчас? — заинтересовался я.
— Где — где… не нарывайся на рифму, — бесцеремонно нахамил мне Подрывник, — готовься, давай — сейчас поезд тормозить начнет, вот тогда и спрыгнем…
— С чего ты взял? — удивился я. Местность за окном ничего не говорила о скорой остановке.
Подрывник жизнерадостно засмеялся и, ухватив меня за руку, подтащил поближе к двери.
— Смотри, — сказал он и вытянул вперед ладонь, — вон там начинается затяжной поворот, а сразу за ним какая-то эстакада. Состав обязательно перед поворотом затормозит, к гадалке не ходи, самое место сделать ноги. И как раз к Айше идти недалеко. Понял?
Я с сомнением глянул в отверстие, но спорить не стал — Андрей все же в этом городе человек более опытный, ему виднее.
Подрывник оказался прав — поезд вскоре действительно стал притормаживать. Как только придорожные столбы перестали мелькать перед нами со скоростью бегуна-спринтера, мы решительно прыгнули вниз. Скатившись по насыпи и немного ободрав многострадальную одежку, я затих, прислушиваясь к ощущениям своего организма.
— Вставай давай, — насмешливый голос приятеля над самым ухом оторвал меня от тяжких дум о хрупкости костей и ненадежности суставов, — что у тебя за манера такая, Леха, спать все время? В вагоне у окошка с открытыми глазами дрыхнул, сейчас мордой в щебенку прикемарить норовишь? — Подрывник рассмеялся и принялся меня тормошить. — Да хватит валяться — идти надо!
Я мученически вздохнул и, кряхтя как старый дед, поднялся на ноги. Отряхнувшись и поправив одежду, я решительно заявил:
— Веди, Сусанин!
Андрей поухмылялся и деловито потрусил в сторону группы одноэтажных строений, что находились недалеко от места нашего десантирования.
Мы топали по белесой, словно выжженной земле под надоевшим до колик белым маревом неба, каждым шагом поднимая клубы мелкой пыли. Я с интересом оглядывался по сторонам, рассматривая попадавшиеся то и дело местные «раритеты»»: здоровенную катушку многожильного кабеля (свинец, отметил я, будь это медь — лежала бы здесь эта махина!), черное пятно от старого костра, неизбежный мусор в виде обрывков бумаги и битых бутылок, ворох малоприглядного тряпья… Вот ведь забавная вещь — все один в один, как и в Москве! Стоит покинуть центральные улицы, где поддерживается мало-мальский порядок, и будьте любезны — бардак во всей красе вам обеспечен! Немного удивляло только отсутствие какой бы то ли было растительности. У нас бы такая местность сплошь заросла бурьяном!
Внимательно поглядывая себе под ноги, чтобы не напороться на какой-нибудь гвоздь, я не заметил остановившегося Подрывника и врезался ему в спину.
— Тихо ты! — зашипел Андрюха. Он настороженно оглядывался но сторонам и чутко прислушивался к чему-то. Я тоже завертел головой, но не заметил ничего такого, что заслуживало бы внимания.
— В чем дело? — поинтересовался я.
— Смотри, — показал рукой Андрюха.
Мурашки побежали у меня по спине: охватывая нас полукольцом, за кучами мусора притаилась нехилая стая собак. Разношерстные псы самых разных пород и окрасов внимательно наблюдали за нами, бдительно отслеживая все наши движения. По самым скромным прикидкам их было штук тридцать — сорок. А самым жутким было то, что ни одна из них не издавала ни звука! Все они лишь скалили периодически зубы да буравили нас отнюдь не дружелюбными взглядами.
— Что делать будем? — тихо спросил я. стараясь не делать резких движений, чтобы не спровоцировать песиков на атаку.
Подрывник ответил не сразу: он оценивающе оглядел всю свору, а затем также негромко бросил:
— Идем вперед, только спокойно и не торопясь. Если набросятся — встаем спина к спине и пытаемся отмахаться. — Андрюха аккуратно, не выпуская из поля зрения ближайших собак, наклонился и подобрал с земли обломок доски. Здоровенный бульдог, что сидел напротив него, вздернул верхнюю губу и продемонстрировал внушительные клыки. Но, опять-таки, молча! Это, пожалуй, было самым жутким — неестественное молчание стаи: ни рычания, ни лая… тишина!
Мы осторожно двинулись вперед. Я достал на всякий случай из кармана свой верный ножик, хотя и понимал, что если вся свора кинется на нас, то вряд ли он мне чем-нибудь поможет. Но все же в душе появилась малая толика уверенности: хоть паре барбосов «морды лица» да попорчу!
Собаки, однако, не проявляли чрезмерной агрессивности: они все так же пристально наблюдали за нами, но оставались на своих местах. Где-то я читал о том, что они великолепно чувствуют страх человека, и поэтому старался мысленно подбодрить самого себя. Андрюха же уверенно шагал прямо на замершего в напряженной позе бульдога и, похоже, не собирался его обходить. Я сжался в ожидании драки, но в этот момент вожак стаи отвел вдруг взгляд и лениво пошел куда-то в сторону, потеряв, казалось, к нам всякий интерес. Остальные псы тут же вскочили и лениво побежали за ним.
Мы остановились. Свора обтекала нас, не предпринимая попыток напасть, и Андрюха не удержался: он неожиданно бросил доску наземь, сунул пальцы в рот и оглушительно засвистел… Идиот! Меня прошиб холодный пот, и я весь сжался в ожидании страшной развязки… Нет, ничего не случилось — ближайшие собаки, конечно, шарахнулись в стороны, покосились на Подрывника и преспокойно ушли.
Стараясь унять дрожь в руках, я поглядел на лыбящегося Подрывника и от души выматерил его. Мой друг довольно заржал и хлопнул меня по плечу:
— Памперсы менять не требуется, а, Лехинс?!
— Ну, ты и псих! — обиделся я. — Вот кинулись бы эти милые песики на нас — и кирдык! Сейчас бы уже, небось, последние косточки обгладывали! Скажи лучше, кто тебя просил свистеть?!
— Да если честно, это у меня от нервов, — признался вдруг Подрывник, — перетрухал я малость, пока на этого монстра шел. Ты понимаешь, я вдруг понял, что они словно убедились, что мы не пойдем в некое место, которое они, судя по всему, охраняли, и оставили нас в покое…
Я от такого заявления даже не нашел, что сказать, и лишь многозначительно повертел пальцем у виска. Андрюха согласно кивнул и вновь засмеялся. Я честно попытался злиться на него, но не выдержал и тоже заулыбался.
Навеселившись, мы продолжили свой путь. Перебежав узкую дорогу, тянущуюся куда-то вдаль мимо внушительного ряда врытых в землю цистерн, мы углубились в лабиринт маленьких двориков. Иногда нам попадались местные жители, вяло бредущие по своим делам и глядящие на нас пустыми, равнодушными глазами. До меня вдруг дошло, что за все время нашего пребывания в городе, я ни разу не видел на улицах детей. Сейчас эта мысль вновь всплыла, потому что, свернув за угол очередного дома, мы неожиданно оказались перед высоким деревянным забором-штакетником, за которым находился белый трехэтажный дом. Школа…
Мы резко затормозили, словно налетели на невидимое препятствие. Да-с, чтоб я так жил, — вот это очаг разумного, доброго, вечного! Несколько десятков ребятишек самого разного возраста вяло топтались в центре двора под надзором пяти парней в серой гэбэшной форме. В руках охранников виднелись знакомые автоматы с раструбами. У самых ворот стоял «Додж-три четверти», в кузове которого громоздилась непонятная установка, напоминающая по виду спаренные граммофоны. Зенитный звукоулавливатель, что ли?
Нет, сначала-то мы, естественно, не поняли, что это школа, но в недрах здания прозвенел звонок, и дети чинно потянулись на крыльцо. Невысокая худенькая женщина громко считала их «по головам». Я машинально глянул на часы — пять часов пополудни. Что за урок в такое время?
— Охрана-то им зачем? — выдавил, наконец, я.
Мы с другом очумело переглянулись, Андрюха недоуменно пожал плечами и, продолжая следить за двором, задумчиво предложил:
— Сходи, поинтересуйся!
— А это чтобы нас не утащили, — слабый детский голосок у нас за спиной вызвал и у меня, и у Подрывника одинаковую реакцию: небольшой прыжок на месте, поворот на сто восемьдесят градусов с принятием защитной стойки прямо в полете и, как итог, сконфуженное хлопанье глазами. Дело в том, что наш нечаянный «пугальщик» оказался ребенком. Да-да, невысокий пацан лет десяти в школьной форме с фуражкой, какую я видал только в старых кинофильмах, с худеньким, да что там! — прозрачным личиком, на котором застыло столь серьезное выражение, что у меня волей-неволей появилась мысль о каком-то идиотском розыгрыше. Ну, не бывает у детей в этом возрасте старческой мудрости во взгляде! Не бывает! Вот хоть режьте меня, но этого не может быть, потому что не может быть никогда!
— Слушай Лешка, ущипни меня, я, наверное, брежу? — негромко попросил меня Андрюха. Приятель также выглядел весьма и весьма удивленным. — Ай, что ты делаешь, придурок?!!
Я всего-то разочек крутанул ему пальцем между ребер, а тем более по его же просьбе — чего орать?
Пока Андрюха возмущенно размахивал руками и грозно надувал щеки, я наклонился к мальчику и спокойно спросил его:
— Ты что-то говорил о том, что вас может кто-то утащить? Я правильно тебя понял?
Парнишка за все то время, что мы «воевали» с Андрюхой, похоже, ни разу не улыбнулся. Он спокойно смотрел на нас, а точнее — сквозь нас и думал о чем-то своем. Взгляд его переместился на меня. Какое-то мгновение он был недоуменным, а затем вдруг приобрел жесткость:
— А вы ведь крапленый, нужно в Отдел заявить! — отрывисто и сухо бросил мальчик.
У меня от этих слов, а главное, от его взора даже мурашки по спине побежали!
— Ка-а-какой еще крапленый?! — Я аж заикаться начал. — Что ты несешь?!
— Я просто вижу, — спокойно ответил мальчик, не сводя с меня своих печальных глаз столетнего старика, — вы лучше сами идите, если поймают, то хуже будет. И вообще, я должен позвать на помощь охрану. — Пацан повернулся в сторону ворот и уже открыл было рот, чтобы закричать, когда Андрюха, не торопясь, достал из кармана медную монетку и ловко крутанул ее меж пальцев. Мальчишка превратился в соляной столб. Только руки его неуверенно потянулись к кругляшу, лежащему на раскрытой ладони Подрывника.
— Дайте! Дайте, пожалуйста! Я никому о вас не скажу, только дайте! — парнишка не смотрел на нас, но двигался к вожделенной медяшке, словно зомби: пошатываясь и не обращая ни на кого и ни на что внимания. Он даже потрепанный портфельчик обронил, и из того посыпались учебники и тетрадки.
«Спецкурс» — машинально прочел я на той из тетрадей, что оказалась сверху. Что за бред? Ну какой может быть спецкурс у ребенка в этом возрасте?
Андрюха тем временем преспокойно убрал монету в карман и негромко, но уверенно сказал:
— Вот что, хлопец, отойдем-ка в сторонку — поговорить надо! Ответишь на пару вопросов — получишь монету, идет?
Мальчик замер. По его виду нельзя было понять о чем он думает: буря эмоций бесследно прошла, и лицо его приняло прежнее вялое и равнодушное выражение. Пацан долго молчал, а затем ровным холодным голосом ответил:
— Хорошо, но с ним, — рука слабо шевельнулась и качнулась в мою сторону, — я не пойду.
— Эх, милый, а куда ж ты денешься-то, с подводной лодки-то? — задушевно проговорил Подрывник и цепко взял его за предплечье. Точнее попытался взять, потому что мальчик резко отпрянул на пару шагов назад и замер в прежней позе.
— Не понял! — удивился Андрюха. — Кому из нас медь-то нужна? Я что за тобой — бегать должен?
— Сейчас вы отдадите мне всю медь и уйдете, а иначе, — маленький рэкетир помолчал и смерил меня нехорошим, откровенно оценивающим взглядом, — я позову на помощь охрану!
— Во наглец! — Я против воли восхищенно присвистнул. — Сопляк, а туда же — у того мента в кафешке хоть пушка была, а этот на горло берет! Прикинь, Андрюх, куда мы попали, — здесь даже дети нас «обуть» норовят!
— Да пошел он к… лешевой маме! — ругнулся в сердцах Подрывник. — Пошли отсюда!
Мы повернулись и неспешным шагом двинулись от странной школы и ее еще более странных (и наглых!) учеников. На ходу я глянул на всякий случай через плечо: не побежал ли за солдатами маленький паршивец. Но пацан спокойно стоял на месте и даже не пытался что-либо сделать: ни позвать на помощь, ни собрать свой портфель. Он просто стоял и смотрел нам вслед все тем же равнодушно-усталым взглядом. Заметив мой интерес, мальчишка словно бы нехотя улыбнулся и вдруг резко выбросил вперед раскрытую ладонь, а затем с силой сжал ее в кулак и потянул на себя. Дикая боль в правой руке пронзила меня словно током: в глазах потемнело, спазм скрутил живот, и я упал на колени Невидимая удавка, накинутая на руку, резко дернула меня и поволокла назад. Я не понял, когда успел упасть на спину — помню лишь белое сияние неба над головой в красноватой дымке, свой крик и… все резко закончилось! Надо мной склонился Андрюха.
— Бежим, Лешка, бежим! — орал он, рывком поднимая меня на ноги и пихая в спину для ускорения.
Я с трудом заставил непослушные ноги сделать первый шаг. Чужая сила отпустила меня, и с каждой секундой идти становилось все легче и легче. Андрюха помогал мне и все время оглядывался. С трудом повернув голову, я увидел валявшегося на земле мальчишку и бегущих к месту происшествия охранников. Опаньки! А дело-то приобретает скверный оборот — надо включать все внутренние резервы и валить!
Кто бы мне объяснил, откуда силы взялись: я перешел на бег и с неожиданной для себя резвостью припустил по улице. Подрывник топал позади. У него ведь нога повреждена! Эта мысль отрезвила меня и заставила помочь другу: я притормозил, подхватил неловко ковыляющего приятеля и потянул за собой.
— Да нормально все! — оттолкнул мою руку побледневший Подрывник. — Я справлюсь!
Мы забежали за угол дома и, пронесясь через небольшой скверик, очутились возле каких-то полуразвалившихся сарайчиков.
— Давай туда! — проорал я на бегу, указывая Андрюхе направление. Тот согласно мотнул головой и помчался за мной.
М-дя… использовать окрестности таких вот построек в качестве бесплатного сортира, видимо, принято не только у нас в Москве. Успешно преодолев не слишком приятную «полосу препятствий» мы вылетели в соседний двор. Здесь был такой же чахлый сквер, что и возле предыдущего дома с несколькими лавочками, небольшим столиком и натянутым на веревках сохнущим бельем. Местных жителей не наблюдалось, и это было нам на руку: некому будет помочь погоне в указании направления нашего бегства.
— Налево сворачивай! — тяжело выдохнул за спиной Подрывник.
Улица… дом… забор с парой выломанных досок… очередной сквер… В конце концов мы очутились в тихом, спокойном переулке.
— Стой, Леха, не могу больше — надо передохнуть! — вымученно прохрипел Андрюха и устало прислонился к стене дома. Я послушно остановился, тоже стараясь привести дыхание в норму.
— Надо бросать курить, — сказал я, делая глубокий вдох.
— Ага — и пить! — откликнулся Подрывник.
Не знаю почему, но этот простой и немудреный ответ рассмешил меня, и я захохотал, как будто сидел на концерте Задорнова, а не стоял в неведомом городе, ожидая, что из-за поворота выбегут солдаты с отнюдь не дружескими к нам чувствами. А кстати, что это наших преследователей не слышно и не видно?! Мы-то сейчас явно не были похожи на бегунов-олимпийцев?
— Да не озирайся ты, — посоветовал Андрей, — вряд ли наши скромные персоны так уж интересны служивым. И вообще, им пацана в себя привести еще надо! — добавил он с некоторым злорадством.
— А что с ним? — удивился я.
— Да я ему в лобешник камушком засветил, — ухмыльнулся Подрывник, — не фиг было из себя Гарри Поттера корчить… тоже мне — колдун из Мухосранска!
При этих словах моего друга в голове у меня словно бы встал на место маленький кусочек мозаики! На бегу-то размышлять было некогда — надо было ноги уносить, а сейчас с пугающей неотвратимостью на меня нахлынула мощной приливной волной мысль, что действия мальчугана нельзя объяснить как-то рационально. Он ведь скрутил меня на расстоянии всего-навсего движением руки а-ля колдун из сказки! Да, были ведь еще слова о том, что я «крапленый»? К чему бы это?! Нет, надо пока завязывать с этими тайнами, а то моя несчастная голова лопнет от обилия информации, в которую я не поверил бы еще вчера! Решено: спускаемся с небес на землю! Что там у нас из более житейского и понятного? Ах да! Надо наведаться к Айше за вещичками.
Я не успел раскрыть рта, как Подрывник опередил меня:
— Вот что, Лешка, двинули к Муромцу!
А ведь точно — как я мог забыть? Нас же Говоров к себе приглашал зайти. Я согласно кивнул:
— Веди, Сусанин!
