Пролог

Западные склоны гор, уже обильно поросшие свежей весенней травой и зеленеющим кустарником, все еще были ярко освещены лучами апрельского солнца. В конце апреля в этих краях на солнечной стороне может быть даже жарко, хотя в низинах, особенно за большими валунами в тени еще лежат куски пожухлого сероватого зимнего не то льда, не то спрессовавшегося снега. Странник приоткрыл глаза, впрочем, уверенно открыть удалось только правый. Да, очевидно, он еще жив, хотя ему и было еще не ясно, каким образом. Хотелось пошевелиться, ощупать себя и понять, насколько велики его шансы, но он решил этого не делать, по крайней мере – пока не стемнеет. Те, кто сбросил его с обрыва, почти наверняка были профессионалами и могли либо наблюдать за ним сверху, либо спуститься и проверить свою работу. Странно, что они выбрали такой ненадежный способ его прикончить, ведь их так много, этих способов. Старый Гризли, его учитель в Обители, часто любил говорить, что на каждый известный способ лечения человека люди придумали не менее десяти способов его убивать. Старый Гризли был, по своей первой (и неглавной) профессии, врачом и знал, что говорил. Несмотря на крайнюю неопределенность своего положения, Странник все-таки позволил себе грустно улыбнуться. Он улыбался так всегда, улыбался одними уголками рта, улыбался, когда вспоминал эту забавную древнюю легенду, которую впервые услышал еще в раннем детстве от своей матери.

Нет, все же всему на свете должно быть рациональное объяснение. Как ни трудно было соображать после такого падения, он подумал, что, скорее всего, по сценарию, который незнакомые и совершенно чужие люди написали для него (а в сущности – за него) месяца два назад, все должно было выглядеть как несчастный случай в горах. Конец апреля для этого – время прекрасно подходящее: грязь, слякоть на горных тропинках, нестаявший лед. Тогда это неплохо, тогда они вряд ли станут спускаться вниз и проверять, действительно ли он умер, оставляя на склонах следы своих тяжелых кованых сапог, которые на этой почве будет невозможно потом скрыть. Они ведь могли сначала прикончить его, а затем уже сбросить вниз, однако они этого не сделали. Почему? Странник нашел этому внятное объяснение – они были высокими профессионалами, а высоким профессионалам в любом деле свойственен определенный артистизм, то есть не просто стремление выполнить, а обязательно – красиво, изящно выполнить!

«Как приятно работать с настоящими профессионалами», – подумал он и снова чуть усмехнулся. Да, несомненно, он жив, хотя это все еще и кажется маловероятным. Мертвые не усмехаются.

Судя по темно-бурому, почти черному цвету его крови, обильно разбрызганной на листьях кустарника и камнях, он пролежал без сознания не менее двадцати минут. Его сильно познабливало, и он благодарил Господа, что с него не сняли его темную куртку толстой, грубо выделанной кожи, которая теперь щедро прогревалась солнцем. Вероятно, до сумерек удастся продержаться, а это уже реальный шанс в очередной раз выжить. Правой ноги ниже колена он вообще не чувствовал; наверное, это было и к лучшему.

Он снова закрыл глаза и впал в состояние, представлявшее собой нечто среднее между обмороком, крепким сном и зимней спячкой некоторых животных. Медведей, например. Он не мог ничего изменить и хотел хотя бы сэкономить силы – даст Бог, они ему понадобятся ночью. По-видимому, он не чувствовал в это время боли. Что же, и это тоже большая удача.

Странник очнулся оттого, что все его тело колотила мощная, неукротимая дрожь. Уже стемнело, и с того момента, как солнце закатилось за горизонт, воздух стал остывать; с каждой минутой становилось заметно холоднее. Несмотря на то что он был тепло одет, холод он ощущал уже не кожей, а костями. Что-то подобное он уже испытывал однажды, когда выполнял задание в одном из районов Крайнего Севера. По-видимому, давала о себе знать серьезная потеря крови. Странник понимал, что единственный способ согреться, да и вообще выжить – это начать двигаться, чего бы это ни стоило. Он попытался встать на четвереньки и был удивлен тем, что это ему удалось. Он чувствовал неимоверную слабость и медленно, стараясь не упасть, встал на ноги. Пробираясь по лощине, в которой он оказался, на юго-восток, он, если ему повезет, мог дойти до дороги, спускавшейся по восточному склону до поселения, которое, кажется, называлось Грюненберг или что-то в этом роде. Если бы он был в обычной своей форме, он мог бы дойти до него часов за двадцать, но сейчас это потребует двух-трех суток. Конечно же, он не собирался появляться в селении, особенно в таком виде. В этих захолустных местах жизнь течет очень медленно и размеренно, и можно сказать, что здесь практически никогда ничего интересного не происходит. Появление в селении человека с разбитым лицом, сильно хромающего на правую ногу, в разорванной кожаной куртке и без вещей, спустившегося с гор, то есть, скорее всего, пришедшего с Запада, стало бы основной темой для разговоров сельских сплетников минимум на полгода. Если учесть, что большинство жителей этого Грюненберга, или как его там, занимались овцеводством и пасли свои стада черт знает где, информация о нем распространилась бы уже через неделю в радиусе минимум ста верст. Это никак не входило в планы Странника. То, что его, по-видимому, считают погибшим, было, пожалуй, самой приятной мыслью изо всех, приходивших сейчас ему в голову.

Медленно, с каждой минутой все сильнее и сильнее ощущая боль в правой ноге, Странник пошел, обходя валуны и пробиваясь через заросли кустарника. Страшно хотелось пить, и (он на это очень надеялся) здесь, в низине он найдет какой-нибудь источник. Его ожидания оправдались приблизительно через час, когда он набрел на небольшой горный ручей, громко и весело журчащий среди камней в ночной тишине.

Существует более двадцати разновидностей воды – вспомнил он занятия по курсу выживания, которые посещал во время своего обучения в Обители, – и каждая из них по-разному действует на человеческий организм. Вода может оживить, но вода может и убить. Самой лучшей, самой живительной и целебной водой для человеческого организма является талая вода из горных ледников в течение пяти-семи суток после того, как она растаяла. Что же, именно это ему сейчас и нужно – жизнь и исцеление. Он помнил, что воду нельзя глотать жадно, чтобы она проваливалась прямо в желудок, а нужно подолгу держать во рту небольшие ее порции, так как в этом случае она совершенно по-иному действует на организм, нужно всасывать ее языком и щеками, деснами и нёбом. Перед этим нужно обязательно тщательно прополоскать рот, ни в коем случае не глотая первые порции. Нужно впитывать воду как ученическая промокашка, а не заливаться ею как бочонок. Он все это хорошо помнил, как и многое другое из того Важного, чему его научили в Обители мудрый Старый Гризли и другие учителя.

Вода, выпитая по правилам, была очень чистой и мучительно холодной, а его все еще знобило и потряхивало, однако она все же сделала свое дело – ему стало заметно легче, и он решил, что еще, пожалуй, верст пять он вполне пройдет. Он разорвал, вернее, дорвал то, что еще не было разорвано, и осмотрел свою ногу. Больших размеров рваная рана на передней поверхности голени, вся в запекшейся крови, его не испугала. В своей бурной жизни ему приходилось видеть вещи и похуже. Такую рану можно в принципе зашить, тогда она заживает быстрее, не кровоточит и, что менее всего важно, оставляет маленький аккуратный рубец. Но он помнил слова Старого Гризли; если рана получена в полевых условиях и ее сразу зашили, шансы потерять потом всю ногу примерно пятьдесят на пятьдесят. Это не устраивало Странника, и он просто промыл рану и тщательно ощупал, несмотря на боль, кости голени.

«Вроде бы не сломаны», – подумал он и в очередной раз изумился тому, что падал с такой высоты, а они вот не сломаны.

Наверное, следует благодарить те заросли кустарника, которые разодрали ему в кровь лицо и руки и едва не выкололи глаза – что ж, обмен получился выгодным для него. Еще ему было тяжело и больно делать глубокий вдох, каждая такая попытка отзывалась резкой болью в правом боку – скорее всего, у него были сломаны пара ребер, и он знал, что если легкое не задето, то это пустяки и заживет само без всякой помощи, а если задето – то это конец и здесь, в горах, никто уже помочь ему не сможет. В любом случае он уже ничего изменить не мог. Он разделся и, сняв с себя нательную белую рубашку (вернее было бы сказать: когда-то белую), оторвал от нее рукав. Его вполне хватило для того, чтобы перевязать рану на голени, наложив на нее чистый, промытый в этом же ручье лист подорожника. Он тщательно умылся и ощупал раны на голове – ничего особенно страшного, можно пока обойтись без повязки. С трудом и болью разлепил веки левого глаза и закрыл правый – левый глаз неплохо видел, насколько это было возможно в наступивших сумерках.

«Что же, можно сказать – отделался легким испугом», – подумал Странник, надевая на себя остатки нательного белья и куртку. Теперь – в путь. Он еще не знал, как ему вести себя дальше, просто до сих пор еще не было понятно, будет ли вообще у него это «дальше», однако внутренний голос, которому он привык доверять, говорил ему, что еще случится много удивительных событий перед тем, как все это закончится. Прихрамывая и стараясь не делать глубоких вдохов, он двинулся вперед. В четырех верстах к западу от Грюненберга, в стороне от дороги, он это помнил, находилась пастушья хижина, заброшенная и давно уже никем не используемая. Лучшего места для того, чтобы отлежаться и как-то привести себя в порядок, он придумать не мог.