Кажется теперь я могу понять наших далеких предков, когда-то выползших на сушу из родного, знакомого, уютного океана, могу описать чувства, которые они испытывали, выйдя на незнакомый загадочный берег и вполне оправданно ожидая самого плохого. Я испытывал те же чувства, но, в отличие от хвостатых ящериц, имевших одну цель – выжить и завести потомство, – моя задача была в тысячу раз сложнее. Правда, мне тоже необходимо было выжить. А все остальное – потом.

Я вышел на берег, на белый, твердо похрустывающий под ногами песок пополам с коралловой крошкой, отступил на шаг от лизавшего мне подошвы моря и огляделся, готовый при первом сулившем опасность звуке нырнуть назад. Прислушался. С меня текла прозрачная соленая вода. Тишина. Только волны плескуче шлепали, накатываясь на берег, а берег был первозданно чист и пуст. Все неведомые опасности, если только они были, таились, надо полагать, в глубине острова.

Я распорол пленку, в которую был укутан, – искусственный вариант рыбьих жабр. Стянул ее с себя, скомкал и бросил под ноги. Оглянулся на море, голубое и спокойное. Далеко, у самого горизонта, белела крохотная черточка – «Протей». Оттуда наблюдали в суперсильные бинокли, я был для них в двух шагах. Я помахал рукой страшно далекому «Протею», на котором в данный момент затаил дыхание цвет научной мысли и сливки контрразведки, одернул куртку, поправил кобуру, пригладил волосы и полез вверх по откосу.

Довольно быстро я вылез наверх и сказал острову «привет». Вот и я, значитца. Передо мной была редкая пальмовая рощица, на песке валялись кокосовые скорлупы, и прытко удирал, бросив орех, краб-пальмовый вор. Десант прошел отлично, и я остался совсем один, потому что «Протей» ушел к границам запретной зоны, где лежали в дрейфе эсминцы Второго флота, и крейсер «Дорада» получил приказ в случае необходимости нанести по острову и прилегающим водам ракетно-ядерный удар мощностью в добрую дюжину Хиросим, а где-то далеко отсюда пилоты сидели в кабинах бомбардировщиков, начиненных ядерными ракетами, предназначавшимися для того же квадрата…

Чего-то не хватало, пропало что-то привычное, изначальное, как солнце над головой… солнце!

На небе не хватало солнца. Не было его. От пальм навстречу мне тянулись короткие, как и полагается в это время в этих широтах, словно бы усохшие тени, но солнца я не увидел ни в той точке небосклона, где ему в данный момент полагалось быть, ни вообще на небе. Деревья отбрасывали тени, я отбрасывал тень, даже брошенный крабом орех отбрасывал тень, мириадами искорок, отраженных лучиков блестело море, но солнца не было. Исчезло неизвестно куда, и я понял, что это первый сюрприз заколдованного места…

Думать над этим я не стал – не было смысла с первых минут размениваться на эту загадку. Вряд ли она последняя, вряд ли она самая важная. Я просто пошел в глубь рощи, держа руку на пистолете. Не думаю, чтобы пистолет мог чем-то помочь в единоборстве с силой, которая играючи проглатывала вертолеты и спутники, но так уж повелось с начальной поры, так уж диктовал длиннейший перечень стычек и войн, именовавшийся историей, так он на нас повлиял – прикосновение к оружию всегда рождало уверенность и помогало не падать духом.

Я не уловил места, где началось ЭТО, места, где незаметно, неуловимо пальмовая роща перелилась в обыкновенный смешанный лес, вполне уместный на широте Парижа, Рязани или моего родимого Красноярского края, но немыслимый здесь, в этом климатическом поясе. Сюрприз номер два…

Я подошел к ближайшей сосне, потрогал шершавую кору, чтобы убедиться, что дерево настоящее, и убедился, и…

Больно! Или только кажется, что больно, а на деле просто плывешь куда-то, и непонятно, что существует, а что мерещится, и адская боль в висках, да и тела вроде бы уже нет, растворилось паром…

…Тридцать третьего апреля я ехал к себе в офис. Стояли белые ночи, ослепительные ночи, когда светло, как днем, когда можно читать газету в подворотне, вообще можно все, кроме одного – укрыться в тени. Тяжелое время для воров. Белая ночь не прячет, с головой выдает и бульдогу-полицейскому, и скучающему обывателю, для которого первое развлечение – погнаться за карманником. У собора Святого Меркурия стоял на коленях хилый золотушный вор и молился, вернее, проклинал покровителя за эти ночи и за шагнувшую наперекос судьбу.

Я поехал дальше. Перекресток был пуст, только у светофора скучал себе часовой в блестящей кирасе, зевал и чесал пятку древком алебарды. Заметив мою машину, он оживился и заорал:

– Эй, приятель, огоньку не найдется?

Я равнодушно щелкнул зажигалкой.

– Вурдалак? – лениво поинтересовался он.

– Бюро «Геродот», – сказал я, наслаждаясь его страхом. Бюро «Геродот» уважают все, мы достаточно цивилизованны для того, чтобы заставить себя уважать…

Наперерез мне промчалась длинная открытая машина – добрый старый «дюзенберг», набитый до отказа хохочущими мохнорылыми чертями и ведьмами в джинсах – торопились на шабаш, плясать под луной и хаять бога. Я лично ничего не имею против бога, хотя он и создал этот сволочной мир. Правда, ходят, и давно уже, упорные слухи, что старик тут ни при чем – ни сном ни духом (абсолютно непричастен), а на самом деле наш клятый шарик – результат безответственных пьяных забав двух профессоров физики (одного из Гарварда, второго из «Аненэрбе»), хозяина публичного дома из Атлантиды, боливийского алкоголика-сантехника и китайского философа Кво-Пинга. Утверждают, будто эта никогда не просыхавшая компания, перепробовав все обычные шутки, в поисках чего-нибудь пикантного сотворила наш мир за трое суток и два часа, а потом, испугавшись последствий и судебного преследования, свалила все на бога, и как-то обошлось. Все может быть. После водородных бомб и лазерного оружия от физиков можно ожидать любой пакости…

Черти пронеслись, оставив запах серы и бензиновой гари, я выругался им вслед и хотел тронуть машину, но кто-то махнул мне рукой. Я опустил стекло. Ко мне подбежала девушка, нагнулась к окну и попросила:

– Подвезите.

– Садись, – сказал я.

Она села, чинно сложив руки на коленях. Я искоса разглядывал ее: джинсы, ало-черная рубашка, черные волосы и зеленые глаза, в общем-то красивая, но нужно быть начеку – черный и зеленый издревле были исконными цветами дьявола, а нынче белые ночи, в белые ночи нужно бояться всего, каждый может оказаться нежитью, стремящейся перегрызть тебе глотку или зачаровать, берегись белых ночей, пилигрим… Я был начеку, под левым локтем пистолет с серебряными пулями для вурдалаков, под правым – со свинцовыми пулями для людей, нужно только не перепутать, за какую рукоятку хвататься. Оплошавший рискует головой – как мой друг Клай, которого загрызли вурдалаки у Черной Межи, и теперь шатается парень с их бандой, видел я его недавно в баре «У Гришеньки Распутина», где вечно собирается всякая шваль – попы-расстриги, агенты ЦРУ, инкубы и тролли.

Но нет, с девчонкой все в порядке – на запястье у нее я увидел серебряный браслет, и от сердца сразу отлегло. Вурдалаки боятся серебра, если здесь серебро, кровососом и не пахнет, стоп, парень, стоп…

– Ты кто? – спросил я.

– Ольга, – сказала она. – Просто Ольга. Восемнадцать лет. Любовника нет. Работы тоже. Здесь – второй день. Мне здесь странно.

– У нас всегда так, – сказал я. – Такой уж у нас город – обычный европейский городишко в большинство дней и дикая химера в белые ночи. Здесь собрано все иррациональное, и мы этим гордимся, ведь ни у кого ничего подобного нет. Значит, ищешь работу? Ну разумеется, лейтмотив века… Придумаем что-нибудь. Люблю иногда для развлечения поиграть в благотворительность, знаешь ли…

– Это кто? – спросила Ольга.

По тротуару шел огромный черный кот, вальяжный, блестящий, с пронзительными зелеными глазами.

– Это Кот, – сказал я. – Слуга Короля Черных Котов профессора Хименесчера. Их у него штук с полсотни. Он рассылает их повсюду, и они делают все, что он захочет, а что он захочет завтра – никому не известно. Может быть, ему самому тоже. Вчера он захотел самую красивую гимназистку города, позавчера Коты украли памятник королю Юргену Раколову, а третьего дня забросали яйцами тенора из мальтийской оперы. – Я опустил стекло и крикнул: – Эй, котяра, куда идешь?

– Как знать, – сказал Кот. – Может быть, я и не иду вовсе, а стою себе потихоньку. Мир наш, старик, полон парадоксов…

– Без ссылок на Зенона, – поморщился я. – Куда ты стоишь?

– Да Королю новая идея в башку стукнула, – оглянувшись по сторонам, признался Кот. – Потому как он Черный Король, то и гарем должен иметь из одних брюнеток. Вот я и шлындаю, как последний бродяга. Продай свою, а?

– А кол осиновый не хочешь? Мы вам пока не по зубам, кисонька, шлепай себе дальше…

И Кот пошел искать брюнеток, а мы уехали.

Когда мы шли к входу в бюро, над головой свистнула пуля. Как всегда.

– Глупости, – сказал я Ольге. – Мелочи. Забавляется кто-нибудь, серьезные дела так не делаются…

Мы вошли в огромный холл с бассейном посередине. Бассейн был облицован черно-красными камнями, в нем плескалась зеленая, сплошь в сердцевидных листьях кувшинок вода, а в воде плавала русалка Барбара, постреливая по сторонам блудливыми глазами цвета ряски. Рядом примостился ее сожитель, осьминог Амбруаз, забулдыга, похабник и куклуксклановец. Вышвырнули бы мы его давно, да мешают его широкие связи…

В углу ржала над затасканными «бородатыми» анекдотами толпа полупрозрачных призраков – почетно погибшие при исполнении бывшие агенты тянулись сюда по старой памяти, потому что разведка привлекает души во сто раз сильнее пения сирен. Завидев меня, все рывком сдернули кепочки и отвесили церемонные поклоны.

Мы поднялись на второй этаж и сразу же услышали выстрелы – утренняя зарядка Бака-младшего, разминка в стиле «ретро».

В длинном зале у обитой войлоком стены стояли картины, мраморная статуя, чернофигурные и краснофигурные амфоры, толстые фолианты в объеденных мышами кожаных переплетах, а у противоположной стены лежал на поролоновом матраце Бак-младший и, закусив сигаретку, целился из «эм-шестнадцатой».

Бах! И чернофигурная амфора разлетелась в черепки.

Бах! И отлетел в сторону пробитый насквозь фолиант.

Бах! И у статуи появилась во лбу черная рваная дыра.

Бах! И пейзаж в стиле Барбизонской шко…

…Я вновь стоял у сосны и гладил шершавую кору. Я вновь стал самим собой, прекрасно помнил, кто я такой, кто меня сюда послал и зачем. Все помнил. Но эта фантасмагория с белыми ночами, черными котами и пальбой по картинам еще секунду назад была реальностью, и я тогда находился в чьем-то чужом теле. Еще один сюрприз, но анализом заниматься рановато. И поворачивать назад рановато. Так что я отправился дальше.