Пролог

По вечерам Ник запрыгивал в машину и ехал в свою ж…у мира.

Спасибо маме и папе, удружили. Раньше он о подобных уголках в Москве даже не слыхивал – не то что не бывал. Это ж надо! Родиться, вырасти и всю свою двадцатипятилетнюю жизнь провести на Большой Бронной, а теперь, на старости лет, оказаться на выселках. Липецкая улица, подумать только! Из окна – Кольцевую видать. Отсюда Липецк, похоже, ближе, чем Кремль.

Хотя на самом деле собственная квартира – кайф, конечно. Пусть даже такая. Он целую интригу закрутил, чтоб личной жилплощадью обзавестись. Начал с того, что они с Маней решили жить вместе. «Вместе так вместе», – сказали мама с папой, Арсений с Настей. Показалось, они на него рукой махнули и решили перестать воспитывать. Нудеть, чтоб учился. На престижную работу устраивать. На болт в ухе кривиться. Да им самим бы сейчас со своими проблемами разобраться. Видел Николенька: матерь с папаней в последнее время пребывают в состоянии то холодной, а то и самой натуральной, горячей войны. То ругаются, собачатся из-за пустяков – то неделями не разговаривают. Он из-за них переживал, конечно. Но что он мог сделать! Еще один аргумент в пользу того, чтобы проживать отдельно: не хочу быть свидетелем родительских разборок! Может, они тет-а-тет легче общий язык найдут. Или наоборот, возьмут и разъедутся. И правильно: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Он подкатился к родакам в минуту перемирия: «Мы с Маней хотим вместе жить. Квартиру думаем снимать». Родители прореагировали предсказуемо. Папаня сказал: «Что ж, ты уж большой. Пожалуйста». А мама: «Вы на какие средства снимать собираетесь? Твоей продавцовской зарплаты на нее хватит? Учти: мы с отцом тебе ничего давать не сможем. Моих денег на нас еле хватает, а отец – ты сам видишь».

– Не начинай ты опять, – досадливо сморщился тогда папаня в ее сторону, а потом заметил: – А ведь у тебя еще одна квартира есть, эженовская.

На то жилье Ник, честно говоря, и рассчитывал. Хорошо, что отец сразу про нее вспомнил.

– Ты очень хорошо мои квартиры считать научился, – отбрила супруга Настя, а потом спросила сына напрямик: – Квартира на окраине, убитая двушка. Зато не надо никому платить. Поедете туда со своей Маней?

Николай еле удержался, чтобы не заорать радостно: «Да, да, да!» – но молвил солидно:

– Надо посмотреть, дадите ключи?

И все в итоге получилось. Ника ведь, если по чесноку, не столько жизнь с Манюней привлекала, сколько жизнь самостоятельная. Так и вышло. С Маней они спустя семь месяцев – критический срок для совместной жизни! – разругались. Она с его жилплощади свалила. А он? Не возвращаться же к родителям! Ради чего? Ради маминых пирожков и окрошки? Она готовит сейчас раз в год по обещанию, вся в работе. Не станет он во имя желудка независимостью поступаться. Лучше уж в «Ростиксе» с «Граблями» питаться, чем опять попасть в кабалу.

К тому же вскоре мать с отцом разбежались. Этот результат сын предвидел. Возможно даже, дело шло к разводу. Папаня от того, что семья для сына квартиру выделила, возгордился и стал говаривать назидательно: «Мы в твои годы с мамой и с тобой маленьким комнату в коммуналке снимали. А я с первого курса, с семнадцати лет, стал подрабатывать, вагоны разгружал». Нику хотелось сказать, что знает, как он разгружал, на самом деле (мать рассказывала) бутылки пустые собирал и сдавал. Однако язычок прикусил и благоразумно промолчал. Как бы не припомнили, что они двушку на Липецкой могут сдавать. А его – вернуть назад, в семью. Чтобы он, допустим, поддерживал морально маманю на «Тульской». Или с Арсением делил скупой мужской уют на Патриках.

Да, времена! Жилье в Москве на вес золота. Даже ради попы мира приходится суетиться и интриговать. Но в итоге – самостоятельно, пусть даже на Липецкой, жить хорошо. Здесь никаких центровых понтов, никто не смотрит, что ты идешь с пакетом, фи, из «Пятерочки». И на «реноху» старую не косятся. Наоборот, круто, что не «Жигули». А самое главное: совсем один! В первый момент, как Манюня его покинула, он даже поверить не мог: никого рядом. Захотел – в кухне в окно посмотрел, чипсов погрыз. Перебрался в гостиную, раскинулся на диване, телик включил. Все программы пролистал, не понравилось – в спальню пошел. Там полежал, покурил. И никто не зудит, что нельзя в квартире дымить, а чипсы есть вредно, и не листай программы быстро, а то у меня голова болит. Нет уж, надо пожить отдельно, почувствовать вкус одиночества, а уж потом собственной семьей обзаводиться.

А от того, что от родителей далеко, Николай просто кайфовал. У них претензии глобальней, чем у Манюни – а потому хуже отбиваемые: «Почему ты не пошел учиться!.. Ты же в ШЮЖе (школе юного журналиста) на хорошем счету был. Куда теперь без образования в современном сложном мире?» (Это – папа.) А мама: «Бросай курить!.. Когда к врачу пойдешь со своей гипертонией?..» А в последнее время – того хлеще: «Когда ж ты нас внуками порадуешь?»

Об этом он думал, когда со свистом несся из центра в свое Фуево-Кукуево. Да, бывают моменты, когда по Москве можно пролететь со скоростью сто двадцать км в час (хотя они наперечет). Например, когда кончились новогодние каникулы, депутаты не успели вернуться в Первопрестольную вместе со своими мигалками, а ты работаешь до десяти вечера. И вот: легкий снежок в свете фар, черная дорога под колесами и миллиарды окон светятся по обе стороны Каширского шоссе. Ник уже предвкушал, как он запаркуется, а потом поднимется, сделает в микроволновке двойную порцию попкорна, откроет банку колы из холодильничка («пшчик!»), насыплет в бокал льду… Николенька был гедонистом и сибаритом, и ему нравилось каждый момент в своей жизни проводить с максимально возможным комфортом. Потом он устроится на диване в гостиной, включит свой любимейший гаджет, домашний кинотеатр, и будет наслаждаться очередной новинкой. Может, два фильма посмотрит. Вот за что ему работа в магазине нравилась: можно совершенно легально взять хоть десять новинок музыки и кино. Потом их снова специальной машинкой запечатают и в продажу пустят. Сейчас у него валялось в сумке три диска. Завтра выходной, поэтому никто и ничто не помешает ему лечь хоть в четыре, хоть в пять и проспать до часу-двух дня.

Однако предвкушение не оправдалось. Вечер пошел наперекосяк.

Для начала не оказалось места запарковаться рядом с подъездом. Нашлось только у соседнего. Из окна, значит, машину будет не видно. Не то чтобы он сильно за свою «реноху» боялся, но все равно: угонят, на чем он будет передвигаться? И если надругаются над железякой – тоже обидно.

Ну ладно. Втиснулся, дверцы закрыл, пошел – независимо пакетом с лейблом «Диск-Курс» помахивая. И тут вдруг – экспрессивнейшая мизансцена впереди!

Навстречу ему идет девчонка. Довольно бодро и независимо. Одна. Хорошенькая. Ни на кого не смотрит.

Как вдруг – позади нее нарисовываются два парня. Они бегут. Бегут за ней – то есть в сторону Ника. Они нагоняют девчонку, огибают ее, вроде бы даже проносятся мимо, и внезапно… Один из гопников хватает ее сумку и – она даже ахнуть не успевает – вырывает из рук и, не сбавив темпа, мчится дальше.

Ошеломленная девчонка не успела даже понять, что случилось. Секунду или две осмысляет происходящее, а потом кричит: «Стойте! Воры! Сумку украли!» Но в момент, когда она раскрывает рот, грабители уже далеко – метрах в десяти от нее.

Вот они поравнялись с Челышевым-младшим. И тогда он машинально преграждает путь одному из парней – тому, что с сумкой. Делает приемчик в духе хоккейного защитника: своим телом останавливает нападающего. Он даже не испытывает боли от столкновения, так удачно играет в корпус, что грабитель взмывает в воздух, а потом плашмя шлепается на асфальт. Сумочка при этом отлетает, но…

Первый бандос, удачно уже проскочивший мимо, успевает остановиться, нагнуться, схватить краденую сумку и продолжает свой резвый бег. А второй, шлепнувшийся на асфальт, очень быстро поднимается. А потом сперва иноходью, припадая и как-то боком, стартует, но вскоре прибавляет, выскакивает вслед за своим подельником в арку, и через несколько мгновений оба исчезают из виду.

Огорошенная девчонка смотрит на Ника – отчего-то вопросительно. Тот разводит руками: мол, извини, я пытался, но не удалось.

– В милицию звонить будем? – деловито спрашивает он.

– А что толку, – машет рукой она.

– Может, наткнутся на них где-нибудь менты, – предполагает он. – Случайно.

– А ты уродов запомнил? – спрашивает она.

– Нет. Черные шапки, черные куртки.

– Кавказцы?

– По-моему, наши. Славянской внешности.

– Наркоши, наверное.

– Наверняка. Я бы все-таки в ментуру позвонил. Если не найдут – мы хоть им показатели испортим. Тоже приятно. К тому же тебе все равно заявление придется писать.

– Почему? – вскинулась девчонка.

– Ну, в сумочке наверняка паспорт был, – предположил Челышев.

– Бли-и-ин! – Девчонка схватилась за голову. Минутку постояла, задумавшись, а потом решительно отвергла: – Нет, все равно никакой милиции.

– Как скажешь. У тебя деньги-то остались?

Она помотала головой:

– Деньги были в сумке. И мобильник тоже.

– Хочешь, с моего позвони.

И тут девчонка вместо ответа вдруг заплакала. Ее хорошенькие голубенькие глаза в мановение ока наполнились слезами – а потом две крупные капли сползли по щекам. Она даже не сделала попытку утереть их.

– Ладно тебе, – покровительственно проговорил Ник. – Это ведь просто сумка. Вещь.

Но девушка отчаянно замотала головой, а потом отвернулась и закрыла лицо руками. Ник потоптался – он, как любой мужчина, не знал, что делать, когда женщина плачет. И не уйдешь, и рядом стоять – дурацкая мизансцена получается. Будто он девушку до слез обидел. Вон собачница мимо с таксой идет, на него подозрительно косится. Как бы добрые самаритяне к ним наряд не вызвали.

– Слушай, давай ко мне поднимемся, – простосердечно предложил он. – Ты хоть умоешься.

Девушка как будто не слышала, но потом все-таки оторвала руки от лица и внимательно – не маньяк ли? – посмотрела на парня.

Он, видимо, фейсконтроль прошел: не маньяк.

– Ты что, в этом доме живешь?

– Ага. Один. Родителей нет, подружки тоже. Никого не побеспокоим.

– Ну пошли.

И молодой человек намеренно оставил девушку позади себя: типа, хочешь следовать за мной – пожалуйста, а если вдруг передумала, у тебя есть свобода выбора, можешь и убежать. Только двери в подъезд перед ней раскрыл – проклятое воспитание дало о себе знать.

В лифте он сказал:

– Меня зовут Николай. А тебя?

– Ксения.

Даже слезы в целом не испортили ее лицо. Девушка была хороша. И совсем не накрашена. Тонкие черты, голубые глаза. А одета среднестатистически: куртка, джинсы, кроссовки. Чем занимается, где живет – с ходу и не скажешь.

Когда вошли в квартиру, она сразу закрылась в ванной.

Ну и слава богу. Появилось время убрать кровать, спрятать из поля видимости разбросанные по ковру носки с трусами. Он успел даже обревизовать холодильник – впрочем, без особой надежды. Имелись кола, лед, два початых флакона – с кетчупом и майонезом, слегка прогорклое сливочное масло, одно яйцо и граммов сто недопитой водки. Можно, если дойдет дело до угощения, выпить водки-колы со льдом и закусить салатом из майонеза и вареного яйца. В кухонном шкафчике, кроме того, нашлись два сорта макарон, молотый кофе и ровно четыре пакетика чая. Живем!

Наконец она вышла. Причесалась, умылась. Только носик покраснел.

– Итак? – бодро спросил хозяин. – Чай, кофе, кола, водка?

– Позвонить.

– Воспользуешься городским?

– Конечно.

Она взяла протянутую ей трубку и выжидательно посмотрела.

– Секретный разговор? – догадался он.

– Если можно.

– Отчего ж нет.

Ник вышел из кухни, прикрыл за собой дверь. Однако в коридоре остановился и стал прислушиваться. Чертовски приятное занятие: шпионить за хорошенькой девушкой, чтобы проникнуть в ее тайны. Голос ее слышен был отчетливо, однако гостья не стала более понятной. Своего собеседника она называла на «вы» (или имела в виду кого-то двоих, родителей?) – притом не ясно, какого собеседник возраста, кем приходится Ксении и даже – какого он (она?) пола. Голос девушки звучал приглушенно и как-то официально, что ли.

– Да, это я. Кое-что случилось. – Пауза. – Да, но я не могу сейчас обо всем рассказать. – Опять пауза. – Да… Нет, сегодня я ночевать не приду, вы меня не ждите.

Возможно, он понял бы больше, когда б ему удалось прослушать обе стороны, участвующие в диалоге. Но скорее все запуталось бы только сильнее. И насторожило.

– Да, это я. Кое-что случилось…

– Все удалось?

– Да, но я не могу сейчас обо всем рассказать.

– Он рядом?

– Да.

– Как ты думаешь, тебе удастся?..

– Нет, сегодня я ночевать не приду, вы меня не ждите.

У Ника было жизненное правило: никогда не водить домой незнакомых. На том и родители настаивали – и сам он не дебил, понимал: времена нынче лихие. Но на сей раз у него в гостях бедная крошка, пострадавшая от ограбления. Молодой человек даже ни капли не напрягся по поводу того, что в квартире чужая.

– А ты здесь один живешь?

– Я ведь уже говорил.

– Похоже, не соврал.

Он усмехнулся:

– Я тоже смог бы сосчитать количество щеток в ванной.

– Зубные щетки ни при чем. У тебя – обиталище старого холостяка.

И тут что-то с ними произошло. Или – с ним произошло. Во всяком случае, молодой человек почувствовал: меж ними словно натянулась невидимая нить.

Он сделал шаг вперед, к ней. Она отступила.

– Ты, кажется, что-то говорил насчет выпить?

Ксения посмотрела на парня искоса, снизу вверх. А он оказался с ней совсем рядом и заключил ее в объятия.

– Как вы предсказуемы, – вздохнула она.

– Мы – это кто?

– Вы – это мужчины, – прошептала Ксения, а он наклонился и попытался ее поцеловать.

– Но-но-но, не так скоро!

Она оттолкнула парня, с силой упершись ему в грудь обеими руками. И, словно змейка, почти незаметно выскользнула из его объятий – текучая как вода. Миг – и она уже стоит посередине комнаты.

– Я, пожалуй, пойду.

– Подожди!

– Нет-нет, мне пора.

– Куда ты пойдешь: без денег, без документов!

– Ну, уж как-нибудь.

– Я отвезу тебя.

– Вези.

– Потом.

– Когда?

– После всего.

– Всего – чего?

– Трех поцелуев.

– Нет!

– Ну двух.

– Нет, ни за что.

И вдруг, в какой-то момент, ему это надоело. «Какого черта? Час назад я даже не знал о ее существовании, а теперь вот развожу на секс. Да пошла она! Да, красотка. Да, почему бы не попробовать. Вот я и попробовал. Будем считать, что не получилось».

– Ладно, – устало проговорил он, – ты права. Время позднее. Поехали.

– Ох, сиди уж дома. Я пойду.

– Да зачем тебе ночью по Москве болтаться, – запротестовал он, но вяло, безо всякого энтузиазма.

– Послушай, тебе не приходило в голову: раз уж я проходила здесь, по вашему дурацкому двору, – значит, я шла от кого-то? Или наоборот, в гости к кому-то?

И едва он успел сделать движение, чтобы остановить ее, Ксения схватила в охапку куртку, отперла дверь – замок английский – и вот она уже за порогом.

– Все, не провожай меня! – и скатилась вниз по лестнице.