Глава 10
Утром в понедельник Валерий Петрович встал – по звонку телефонного будильника – в семь.
На улице уже рассвело, однако солнце еще не поднялось.
На крыльце, куда Ходасевич вышел выкурить первую сигарету, оказалось тихо и зябко. Береза понуро склонила свои желтые плети. Создавалось впечатление, что осень – навсегда и лето уже больше не вернется.
За завтраком полковник – хоть голова и была забита обстоятельствами собственного дела – все-таки по давней привычке посмотрел новости. «Евроньюс» склоняли на разные лады позавчерашнее убийство российской журналистки Вержбицкой. Оказывается, она имела двойное гражданство, русское и американское… К ее подъезду на Лесной улице москвичи приносят цветы и свечи… Начато следствие, прошел обыск и изъятие документов у журналистки на работе и дома…
Валерий Петрович переключился на «ТВ Центр» – там как раз тоже обозревали криминал. Рассказали о поимке банды мотоциклистов, грабивших одиноких дамочек на иномарках – быстро менты сработали!
Показали взятых преступников, в фас и профиль – два жителя Грузии, на допросах все отрицают. И хоть подробности задержания по телику не приводились, по оговоркам оперов полковник понял, что поймали бандитов «на живца» – так, как предложил бы охотиться на преступников он сам (если бы его спросили). Собственная проницательность (правда, никем не востребованная) слегка улучшила Ходасевичу настроение.
Расписания электричек у Валерия Петровича не было, поэтому он решил выйти на станцию с запасом.
Когда он открывал калитку, из полуразрушенного дома напротив выскользнули две тени. Ходасевич посмотрел им вслед. По виду – бомжи. Оба в когда-то белых, весьма грязных бейсболках. Фигуры похожи – приземистые, коренастые, с длинными руками. Оба одеты в нечистые пиджаки, брюки и полуразбитые кроссовки. Один – старше, второй раза в два моложе. Почему-то с первого же беглого взгляда полковнику показалось, что оба бомжика – отец и сын. Их явление напомнило Ходасевичу, что он до сих пор не осмотрел заброшенный дом. Он обязательно займется этим, как только вернется в Листвянку.
А сейчас главное – полковник Ибрагимов. Встреча с коллегой назначена на десять, и на нее не стоит опаздывать.
В электричке было душно, влажно – и полно людей. Подмосковный люд следовал на работу в столицу. Сесть негде, тамбуры и проходы забиты. Место немолодому Валерию Петровичу уступить никто не подумал – да он и не претендовал.
Спустя полчаса поезд подвалил к вокзалу. Демонстрация народа растянулась по платформе, спеша к метро. На выходе путь потоку преграждал павильончик. Там действовали автоматы наподобие метрошных. Оказалось, теперь, чтобы выйти с платформы, надо всунуть в аппарат билет – железная дорога боролась за свои доходы. Ходасевич постарался припомнить, когда он последний раз путешествовал на электричке – на отечественной электричке. Получалось, лет двадцать назад, когда о подобном и не слыхивали.
Покуда он вытаскивал из портмоне билет и разбирался, каким концом вставлять его в контроллер, его раз пять толкнули и дважды обругали. К тому же сквозь турникет за ним сумел проскочить на халяву длинный глистоподобный парень. Русские люди, как всегда, изыскивали лазейки в самых держимордных схемах.
Дальше все было знакомее. Несколько остановок на метро до станции «Лубянка».
Родной «сороковой» гастроном работал – правда, уже под другим названием. Сетевой супермаркет напротив «дома два», кто бы мог подумать!.. Ходасевичу вспомнилось, как отсюда приносили им праздничные советские заказы: гречку, чай «со слоном», полукопченую колбасу, красную икру и порой осетрину.
Теперь и икры, и осетрины, не говоря уже о гречке, хоть завались. И спиртным торговали, в том числе инвалютным, невзирая на время – а ведь не было еще не только двух, но и даже одиннадцати.
Валерий Петрович приобрел заказанный литр «Блю лейбла» для Ибрагимова. Бутылка пробила изрядную брешь в его бюджете.
Ровно в десять, как договаривались, он вошел в кабинет старого приятеля.
Они обнялись. Потом немного поболтали о личном. Затем – о нынешней ситуации в службе. По тону разговора полковник понял, что куратор не слишком доволен самодеятельностью Ходасевича, взявшегося вдруг расследовать уголовное дело. Он, похоже, считал халтурку приятеля и своим упущением тоже. Прозрачно намекнул, что подобные действия в дальнейшем следует согласовывать с ним.
– А вообще ты, Петрович, должен иначе применять свои таланты. Будем тебя теперь плотнее привлекать к аналитической и прочей работе. Негоже, когда такие кадры, как ты, сидят на голом пенсионе…
Настроение у Валерия Петровича резко повысилось. Кажется, скоро придет конец одиноким скучным завтракам в пустой квартире. А также частно-сыщицкой бодяге, в которую он бросился от скуки и безденежья. Отставник улыбнулся.
– Я, как юный пионер, всегда готов.
И в этот момент у него зазвонил мобильный телефон. Ходасевич извинился и глянул на определитель. На удивление, звонил Стас – зять пропавшей Аллы Михайловны. Пришлось ответить – как ни крути, работодатель.
– Вы где? – начал Стас без всякого приветствия. Голос его звучал взволнованно и напряженно.
– Я не могу сейчас говорить. Что-нибудь случилось?
– Да, случилось.
– С Ванечкой?!
– При чем здесь он? – удивился Стас.
– Тогда вы меня извините, я не могу говорить, позвоню вам через полчаса.
– Ну, ладно, – протянул заказчик. В его тоне сквозило явное недовольство.
Ходасевич нажал на «отбой».
– Да ты, я смотрю, и без нас нарасхват, – сыронизировал Ибрагимов. – Ладно, давай доложу, как я отработал виски… Я уже говорил, по всем твоим запрошенным товарищам – кроме одного – у нас никаких материалов не нашлось. Кристальные какие-то люди. А вот, – он протянул Ходасевичу папочку, – донесения по пианисту Ковригину и его грешкам. Как ты понимаешь, выносить документы из здания запрещено, но при мне посмотреть можешь. Даже можешь кое-что законспектировать. Но время, повторяю, прошлое – все сроки давности вышли, за это дело ты его никак не уцепишь.
«Да и цеплять не буду», – подумал Ходасевич, однако вслух произнес:
– Спасибо, Олег.
– А вот тебе, как ты просил, распечатка разговоров твоей пропавшей дамочки за последнюю неделю. Все ее мобильное общение. Когда она, говоришь, исчезла? В среду вечером?
– Так точно.
– Совпадает. Последний звонок на ее сотовый поступил в среду около девятнадцати часов. В дальнейшем телефон молчал. Эту распечатку ты можешь взять с собой – это секрет не наш, а мобильного оператора, которым он с нами обязан делиться. Мой парень тут тебе маленько помог: расписал на полях карандашиком пояснения, а то ты с непривычки не разберешься.
Ибрагимов протянул Валерию Петровичу бумажную зеленую папку без всяких опознавательных знаков. Тот открыл ее. Внутри оказалась компьютерная распечатка с пометками на полях, сделанными аккуратнейшим бисерным почерком.
– Спасибо тебе и твоему парню.
– Ну, все, Ходасевич. Рад был тебе помочь. Надеюсь, в следующий раз ты будешь помогать мне.
– Я с радостью. Не забывайте, что я еще жив и дееспособен.
Напоследок двое полковников снова обнялись.
***
Спустя десять минут Валерий Петрович вышел в Лубянский переулок. Глянул на часы. Следовало поторопиться на вокзал, чтобы поспеть на последнюю перед перерывом электричку. Но сначала надо позвонить Стасу – с чего его вдруг так разобрало.
Ходасевич набрал номер – «абонент не отвечает или находится вне зоны приема». Долго не думая, он позвонил его жене – та же самая петрушка. Наконец, полковник попытался соединиться с Ванечкой – и у юноши мобильник был недоступен. Тогда он набрал домашний Бартеневых – там, как и следовало ожидать, ответом ему стали длинные гудки.
Что ж, со Стасом или с кем-то из его семьи он сможет связаться и из Листвянки.
Валерий Петрович покинул залитую осенним солнцем, фырчащую автомобилями поверхность Белокаменной и спустился в метро.
***
Электричка, что следовала из города в область, была, не в пример утренней, совсем пустой.
Полковник устроился у окна по ходу движения с солнечной стороны – со всеми удобствами.
Через полчаса он уже будет на станции Листвянская.
Поезд тронулся. В отсек на шестерых, где выбрал место Ходасевич, больше никто не сел. Да и вообще в вагоне было человека четыре. Разместились все как можно дальше друг от друга.
Тогда полковник решил – чуть не впервые в жизни – изменить строгой привычке: работать с документами только в служебном кабинете или на конспиративной квартире, в крайнем случае – дома. Уж очень не терпелось посмотреть, кому звонила в свою последнюю неделю Алла Михайловна.
Валерий Петрович раскрыл папочку, полученную от Ибрагимова. Звонки за неделю уместились на одном листке компьютерной распечатки. Он состоял из столбцов цифр и географических названий :
27.09.2006 20:43:29 (Unk) – 8926164**** 3546170068753021 Московская область,
***кий р-н, Листвянская
28.09.2006 15:18:03 (Unk) – 8495377**** 3546170068753021 Московская область,
***кий р-н, Листвянская
28.09.2006 15:59:03 (Unk) – 8495456**** 3546170068753021 Московская область,
***кий р-н, Листвянская
28.09.2006 21:27: 22 (Unk) – 8926164**** 3546170068753021 Московская область,
***кий р-н, Листвянская
29.09. 2006 20:12:43 (Unk) 8926164**** 3546170068753021 Московская область,
***кий р-н, Листвянская
29.09.2006 21:15:29 (Unk) – 8926164**** 3546170068753021 Московская область,
***кий р-н, Листвянская
В системе полковник разобрался тут же и без всякого труда, почти не прибегая к тем пояснениям, что написал карандашиком подручный Ибрагимова.
Каждая строчка означала отдельный звонок абонента – в данном случае Аллы Михайловны. Первые цифры в строчке – дата. Затем, с точностью до секунды, время звонка. В скобках пояснение – входящий звонок был или исходящий.
Потом следовал номер абонента, с которым происходил разговор. Кроме того, имелось указание, где в момент звонка находился искомый телефон – сиречь, Алла Михайловна. Длинный ряд цифр перед географическим местоположением означал параметры соответствующей базовой станции, через которую шло соединение, о сем имелась аккуратная карандашная пометка неведомого оперативника.
Ходасевич немедленно заглянул в самую последнюю строчку в списке. Это был его метод. Он порой даже в детективе последнюю страницу прочитывал – когда не терпелось узнать, кто же убийца. Итак, конечная строчка распечатки гласила:
04.10.2006 19:15:14 8903581**** Московская область, *** р-н, Листвянская.
Ну и ну! Валерий Петрович почувствовал легкую испарину – словно тогда, в преддверии провала в Брюсселе.
Итак, по распечатке выходило, что в последний раз пропавшей женщине звонили в среду, за десять-пятнадцать минут до того момента, как она вышла из дома. Вышла навсегда и больше не вернулась. Но самое главное заключалось не в этом. Валерий Петрович пролистал свой блокнот, а потом еще раз сверил номер в распечатке.
Все сходилось. Номер 903581**** значился в его блокноте. По нему полковник звонил сегодня утром. И он принадлежал – трудно поверить…
Итак, последним человеком, звонившим исчезнувшей даме, оказался ее внук – Иван Бартенев!
После звонка юноши она немедленно убежала с дачи – столь стремительно, что даже не поставила в известность подругу Любочку, куда направляется. Исчезла – и больше не появлялась.
Куда он ее позвал? Куда выманил?
А, главное, почему никто – ни сам Ванечка, ни его родители – не сказал Ходасевичу об этом звонке?!
Что, черт побери, происходит?! Неужели к исчезновению родной бабушки может быть как-то причастен Ваня?!
Если Ванечка имеет отношение к исчезновению бабки – грош тогда цена полковнику резерва и как частному сыщику, и как психологу: не разглядел, не понял, не заподозрил!.. Или происходит нечто иное, странное?
Нет, надо успокоиться. И вернуться к последнему звонку Ванечки позже, уже с холодной головой.
Мимо по вагону вяло прошли несколько коробейников. Предлагали мороженое, DVD-диски, старые журналы, обложки для паспортов.
Валерий Петрович вернулся к началу списка.
Итак, среда позапрошлой недели. Двадцать седьмое сентября. Семь дней остается до исчезновения Аллы Михайловны… Первые несколько звонков не представляют никакого интереса. Или скажем осторожнее, кажется, не представляют никакого интереса. Все они произошли, когда абонент (сиречь Алла Михайловна) находился в Листвянке. Все они были – для пожилой женщины – входящими.
Валерий Петрович заглянул в блокнот, сверил номер. Ну, да, номер 8926164**** принадлежит Елене Бартеневой. Из шести звонков (сделанных со среды по пятницу) на мобильник Долининой три совершила ее дочь – ежедневно, примерно в одно и то же время, около двадцати одного часа – в среду, четверг и пятницу.
Было очень похоже на то, что дочь просто отбывает повинность: нужно узнать, как там, на даче, поживает престарелая маменька.
Еще один звонок от дочери в пятницу, около восьми вечера, оказался внеплановым – тоже легко объяснимо: женщины советовались, что купить, что привезти на выходные.
Два других разговора за период среда–пятница состоялись с городскими московскими абонентами. Один из этих номеров был известен Валерию Петровичу: не больше не меньше, домашний телефон его бывшей жены, Юлии Николаевны. Ну да, ничего удивительного: они ведь с Аллой подруги.
Второй звонок, поступивший из городской сети – тоже, наверное, от какой-нибудь старой знакомой Долининой. Почему-то так Валерию Петровичу показалось. Например, соседки. Хотя бы потому, что московский номер начинался с цифр 456. А эта АТС обслуживала Радужную и Полярную улицы.
Впрочем, надо будет узнать точно, кто звонил. Чтобы опять не строить на песке спешных выводов. И не попасть впросак, как, возможно, вышло с Ванечкой.
В субботу Алле Михайловне вообще никто не звонил. И она – тоже никому.
А вот в воскресенье, первого октября – восемь дней назад и за три дня до исчезновения Долининой, – имелся в списке звонок, который показался полковнику любопытным. Более чем любопытным.
01.10.06. 16:22:10 053 628 Московская область, ***кий р-н, Листвянская
Странен звонок был тем, что в распечатке не значился номер телефона, откуда звонили. Лишь какой-то странный набор цифр: 053 628.
Однако к ним, этим шести цифрам, имелась карандашная пометка незнакомого Ходасевичу оперативника:
«Телефон-автомат на станции метро „Белорусская“.
Итак, из автомата ей позвонили в воскресенье… А в понедельник Алла сорвалась и куда-то поехала из любимой Листвянки… Куда – не сказала даже верной наперснице Любе…
Интересно, это правда? Редко в наши времена кто-то кому-то звонит из автомата… Это сразу настораживает – тем более, такого опытного конспиратора, как Ходасевич.
Хотя… Ничего криминального в данном звонке запросто может и не быть. Ну, хотя бы такой вариант: давняя подруга Аллы – или даже, скажем, сердечный друг – приехал в столицу откуда-нибудь из Минска или, допустим, Варшавы. Сразу купил в кассе метро телефонную карту и тут же, с вокзала, звякнул на мобильник Алле Михайловне… И они договорились о свидании, и на следующий день, в понедельник, встретились…
Расклад понедельничных звонков версию явления давней подруги (или даже, скорее, старого друга!) вполне подтверждал:
02.10.06 11:35:12 053 628 Курский вокзал
02.10.06 14:22:10 8916252**** Полярная улица
02.10.06 15:03:15 8926222**** Радужная улица
Итак, в понедельник Долининой сперва опять позвонили из телефона-автомата: видимо, чтобы подтвердить встречу или, может, перенести ее. Из того же самого автомата. Алла Михайловна находилась при этом уже не в Листвянке, а в Москве, на Курском вокзале. А затем, видать, встреча состоялась. А чуть позже последовали два посторонних звонка – с неизвестных номеров. Они застали пожилую женщину в любопытных местах. Первый раз, в 14.22, – она находилась на улице Полярной. В двух шагах от ее столичной квартиры.
Второй, в 15.03, – последовал, когда объект пребывал в зоне действия «соты» на улице Радужной – причем к данному звонку имеется карандашная пометка неведомого оперативника: «Разговор шел из помещения».
Вот молодец парень! Все разобрал по косточкам! Все разъяснил неофиту (в мобильной слежке) Ходасевичу!
«Нет, надо ему в следующий раз, – решил полковник, – когда я в «доме два» окажусь, тоже принести какой-нибудь подарочек. Виски, конечно, дороговато будет – а вот бутылку коньяка, дагестанского или молдавского, – в самый раз!»
Итак, можно практически считать доказанным, что неделю назад, в понедельник, за два дня до того, как она бесследно пропала, Алла Михайловна побывала в своей квартире на Радужной улице.
Вот только не давала распечатка сотового оператора ответа: зачем она туда ездила? И еще – с кем?
Может, объясняется все прозаично: пенсию получить, жилье проверить, какие-то вещички забрать… А может, романтично: на короткое свидание со старым другом, вдруг приехавшим откуда-нибудь из Брянска или Могилева… (Кто сказал, что в семьдесят лет не бывает любви, в том числе плотской? Еще как бывает!) А может, это деловое свидание: получить, скажем, посылочку от троюродной сестры из Смоленска, а потом заехать домой… И еще – кое-что там, дома, спрятать?.. Да, фантазировать над распечаткой можно сколько угодно… Однако о маршрутах абонента она давала полное представление. Обо всех, кроме самого последнего…
Электричка покинула индустриальные пригороды и въехала в подобие леса. Осеннее солнце разыгралось вовсю – настоящее бабье лето. Деревья блистали желтым, хмурились темные ели – и все это сочетание за окном: голубого неба, сверкающего светила, желтых и зеленых дерев было необыкновенно красивым…
А вот и станция Листвянская. Полковник выгрузился из поезда. Электричка улетела дальше, к Петушкам. На пустынной платформе никого не было. Пара кавказцев в оранжевых жилетах ковырялись на рельсах.
Валерий Петрович остановился и еще раз позвонил Стасу. Тот же ответ: «временно недоступен…» Затем набрал номер его супруги. И она оказалась недоступна. Наконец, вызвал Ивана.
С юношей ему надо срочно встретиться и поговорить. Выяснить все подробности того звонка в среду – последнего звонка Аллы Михайловны. Но у студента номер также был заблокирован.
Что ж, Ходасевич отправился домой – то бишь на участок к Долининой. Шел по асфальтированной Советской, чтоб лишний раз не пачкать туфли. Солнце взялось пригревать так, что Валерий Петрович снял куртку и перекинул ее через руку.
По обе стороны главной улицы Листвянки, за разной высоты заборами, возвышались разномастные дома. Благодушно щурясь, Ходасевич посматривал на них – ни дать ни взять отставник на отдыхе…
А когда он уже подошел к калитке Аллы Михайловны, вдруг раздался телефонный звонок. Валерий Петрович ответил, и после краткого разговора все его благодушие как рукой сняло.
Он мгновенно обратился в деятельного и резкого человека. Даже его изрядный вес как-то сразу стал незаметен. Валерий Петрович развернулся и рванул назад, к Советской, – по главной улице частенько проскакивали местные такси или частники.
Он очень спешил.
***
Они встретились с Леной и Стасом через полчаса у невзрачного здания на окраине ближайшего райцентра – города ***.
Лицо Лены было заплаканно. Стас выглядел потрясенным, но старался держаться по-мужски. И сам – и супругу поддерживать. В том числе, в буквальном смысле слова, – за локоток.
– Ее вчера нашли… Ребята какие-то… – начала Елена и судорожно вздохнула. – Врач сказал, она там долго пролежала… Дней пять…
Полковник поклонился.
– Приношу вам, Елена, и вам, Стас, свои самые искренние соболезнования.
Стас сдержанно кивнул.
– Никаких следов насилия, – подхватил он рассказ супруги. – Никаких. Впрочем, мне сказали, будет обязательно вскрытие… Но Алла Михайловна почему-то там лежит в одной футболке…
Лена всхлипнула.
Стас продолжал:
– А самое странное – я тут с врачом разговорился, и он мне рассказал – что Аллу Михайловну нашли километрах в десяти от нашего дома, – услышав последние слова, Елена бросила на супруга хмурый взгляд, и тот поправился: – Я имею в виду – от тещиного дома в Листвянке. В лесу.
– Мне очень жаль, – только и мог вымолвить Ходасевич.
– Спасибо вам за ваши старания, – обратился к нему Стас.
Он сейчас, в минуту душевных испытаний, держался очень сдержанно и благородно, и Валерий Петрович даже слегка изумился случившейся с ним метаморфозе. Его уважение к дотоле практически безответному зятю Аллы Михайловны возросло.
– Мы с вашим расследованием, полковник, – продолжал Стас, – как видно, опоздали… Раз говорят, что Алла Михайловна мертва уже дней пять… Это значит, смерть случилась в тот же день, как она пропала… Или, в крайнем случае, в четверг… А мы у вас впервые появились только в пятницу…
Елена опять всхлипнула.
– Однако, – внушительно заявил ее супруг, – это не значит, что мы вас увольняем. Мы бы хотели, Валерий Петрович, чтобы вы продолжали работать на нас. И выяснили: кто повинен в смерти Аллы Михайловны. Кто ее туда, в лес, заманил, и что с ней случилось. Это наше с супругой солидарное мнение.
Ходасевич покачал головой.
– Думаю, расследованием все равно займется милиция…
– Милиция!.. – презрительно воскликнула Елена.
– И, вполне возможно, – сказал полковник, – следствие по данному делу будет долгим и сложным. Да и не могу я, как частное лицо, в него вмешиваться.
Стас с Еленой переглянулись.
Удивительно, но в момент стресса, в час испытаний, супруги Бартеневы, столь разные и разобщенные в обычной жизни, вдруг словно объединились. Теперь казалось, что они умеют понимать друг друга не то что с полуслова – с полувзгляда.
– Тем не менее, – озвучила Елена решение, очевидно, принятое совместно с супругом, – мы бы хотели, чтобы вы, Валерий Петрович, продолжили свою работу и дальше…
– Если можно, на прежних условиях, – подхватил Стас. – Все расходы – за наш счет. И сто тысяч рублей единовременного вознаграждения по завершении расследования.
Ходасевич, признаться, ждал чего-то подобного. К тому же предложение Бартеневых совпадало с его желаниями. Он хотел выяснить, кто и за что убил Аллу Михайловну. За три дня в Листвянке он столько узнал о ней, что она стала для него почти родной. И если кто-то был повинен в ее гибели, он хотел бы найти этого человека. Найти – и наказать.
А если это внук погибшей? Сын заказчиков?
Впрочем, причастность Ивана – пока всего лишь рабочая версия. Не больше и не меньше.
Поэтому, особо не раздумывая и не набивая себе цену, Валерий Петрович ответил просто:
– Я готов.
Зять и дочь погибшей снова переглянулись. Они обрадовались решению полковника, хотя и ждали, что он согласится.
– Раз я продолжаю дело, – заявил полковник, – мне нужно срочно встретиться с вашим сыном.
– Господи, он-то при чем? – нахмурился Стас.
– Потом я вам все объясню. Но Иван нужен мне. Срочно. Его мобильник не отвечает. Свяжитесь с ним.
Елена – уже давно было замечено, что она подпала под влияние полковника и беспрекословно выполняла его просьбы, – немедленно достала из сумочки сотовый и набрала чей-то номер.
Пока суд да дело, Стас – неожиданно после трагедии ставший гораздо более открытым и говорливым – вполголоса рассказал Валерию Петровичу:
– Лене позвонили сегодня часов в десять на работу – попросили прибыть на опознание… Она немедленно набрала мой номер… По пути сюда я позвонил вам – но вы, к сожалению, отказались со мной говорить. А потом нас допрашивали, затем началась процедура опознания… И почему это морги, – он кивнул в сторону здания, рядом с которым они продолжали стоять, – всегда выглядят так ужасно?..
– Следователь, кому поручено дело, на опознании присутствовал?
– Присутствовала. Это женщина. Зовут ее Анжелика Иванна.
– Не знаете, она еще здесь?
– Да, по-моему, пока не выходила… Я на всякий случай ее телефончик записал… Он вам нужен?
– Естественно.
Полковник переписал в свой блокнот телефон следователя.
Супруга Стаса тем временем дозвонилась до какого-то Федора, добилась, чтобы трубку передали сыну, а потом стала рассказывать Ванечке со слезами на глазах, что его бабушки больше нет. Ни на какие вопросы сына – как, почему – она не ответила. Сказала, дома поговорим.
– И еще – тебя срочно хочет видеть полковник, – заявила Лена в конце разговора – и немедленно передала трубку Валерию Петровичу.
– Ваня, я выражаю тебе глубокие соболезнования, – сказал Ходасевич, когда получил мобильник.
– Спасибо, – отозвался вежливый мальчик.
– Ваня, я должен тебя срочно увидеть. Бросай, пожалуйста, свои занятия – у тебя сегодня есть достаточно уважительная причина – и срочно приезжай в Листвянку. Я пока нахожусь в райцентре – но скоро вернусь туда. Как с тобой поддерживать связь?
– Я телефон дома забыл. Но я приеду. Часа через два. Если что, подожду вас.
– О’кей.
– Давайте уедем отсюда, – даже не дожидаясь конца разговора полковника с сыном, сказала Елена и зябко передернулась, оглянувшись на зданьице морга.
– Да, да, Леночка, сейчас поедем, – откликнулся неожиданно ставший ласковым Стас и издалека щелкнул сигнализацией своего «Лансера».
– Похоронами заниматься все равно еще нельзя, – промолвила Лена. – Пока даже вскрытия не было. Ты отвезешь меня обратно на работу? – обратилась она к мужу.
– Естественно.
– А вас, Валерий Петрович, куда-нибудь подвезти?
– Нет.
– Вы остаетесь здесь?
– Да, думаю, у меня еще будут тут дела.
– Хорошо; в таком случае до встречи, держите нас в курсе дел.
Супруги Бартеневы забрались в машину, захлопнули дверцы. «Лансер» не спеша тронулся в направлении улицы.
От внимания Валерия Петровича не ускользнуло, что, несмотря на трагичнейшее известие, оба они выглядели и вели себя так, словно у них камень с сердца упал.
Что ж, это легко объяснимо: даже ужасный конец все-таки легче, чем тягостная неизвестность.
Ходасевич закурил. Ему обязательно нужно было поговорить со следовательшей.
Он не готовился мысленно для разговора с ней. Он знал, что и без того сумеет подойти к ней и выудить из нее нужную информацию. Оставалось только решить: пойти поискать ее внутрь морга, подождать здесь – или явиться позже в прокуратуру?
Тут из оцинкованных дверей выскочила женщина лет тридцати пяти. Несмотря на мрачнейший характер заведения, на лице ее блистала улыбка. Она весело крикнула кому-то внутрь помещения: «Там и увидимся!» – и захлопнула дверь в обитель смерти.
– Анжелика Ивановна? – вежливо обратился к ней полковник.
Лицо следователя мгновенно нахмурилось.
– А вы кто такой?
Она одним взглядом оценила полковника: старик, конечно, да к тому же толстяк – однако весьма импозантный. Модные коричневые мокасины, брюки со стрелками, наглаженными до острия бритвы, приветливый, но цепкий взгляд.
– Полковник ФСБ, – представился частный сыщик. – Валерий Петрович Ходасевич.
Выражение лица Анжелики Ивановны мгновенно сменилось на настороженное.
– Что вы хотели?
Она была бы хороша собой – если бы ее приодеть в модную одежду, сделать ей причесочку и профессиональный макияж. Волосы ее были коротко острижены (наверное, чтоб быстрей мыть голову и причесываться), на ногах – видавшие виды сапоги почти без каблуков, а поверх них – джинсы. Все до ужаса утилитарно. Портрет вечно занятой российской молодухи. Маникюра нет, но на безымянном пальце горит толстое обручальное кольцо – значит, помимо кучи забот на работе, на ее плечах еще и муж. И, возможно, дети. Поэтому времени у нее вечно нет. И, вероятно, элегантного мужского внимания – без грубых намеков в сторону койки – тоже явно не хватает.
– Я здесь как частное лицо, – мягко промолвил Ходасевич. – Семья Бартеневых – которые сейчас труп своей матери опознавали – попросили меня помочь им. Жаль, я на опознание опоздал.
– Вы близко знали покойную? – живо поинтересовалась следователь.
– Да, – горестно кивнул Валерий Петрович, и ведь почти не соврал: столько, сколько он за последние три дня узнал об Алле Михайловне, не всякому любовнику – а то и мужу – становится известно.
– Сочувствую вам, – сказала Анжелика Ивановна.
Деловой походкой она двигалась в сторону улицы, и словно бы незаметно получилось, что полковник сопровождает ее.
– Ее убили? – с оттенком горечи поинтересовался Ходасевич.
– Понятия не имею. Не знаю. Я назначила судмедэкспертизу и экспертизу одежды.
– Где ее нашли?
– Вчера, ближе к вечеру, в милицию позвонили какие-то молодые люди. Тело находилось на Лосином Острове.
– Странно, – задумчиво протянул Ходасевич. – Погода хорошая, в лесу за последние пять дней наверняка бродило много народу. Почему нашли только сейчас? Тело что, замаскировали?
– Можно сказать, что так.
Они вышли на улицу.
Порыкивали грузовики, пели троллейбусы, проносились легковушки. Настоящий город – но все равно темп жизни намного спокойнее, чем в расположенной в пятнадцати километрах к западу Москве.
– Я вообще-то иду в прокуратуру, – сообщила следователь.
– Я провожу вас, – утвердительным тоном – тоном, которому трудно возражать, ответствовал полковник. И добавил, весьма искренне: – Давненько мне не приходилось провожать столь очаровательную особу.
Женщина вспыхнула от такого комплимента.
– Время обеденное, – продолжал Ходасевич, – может, мы выпьем с вами где-нибудь по чашечке кофе? Я угощаю.
– Нет-нет, – поспешно отказалась следователь. – У меня полно дел, в конторе уже ждут свидетели.
– Да-а… – сочувственно протянул полковник. – Работы у вас невпроворот… А тут вам всучили еще один висяк…
– Да уж!
– Неужели нет никаких следов насилия на теле Аллы Михайловны? – аккуратно вернул Ходасевич разговор в интересующее его русло.
– Визуально – никаких. А там – как вскрытие покажет.
– Вы говорили, труп в лесу замаскировали? Интересно, каким образом?.. Ведь при маскировке должны остаться следы тех людей, кто маскировал.
– А вот не осталось.
– Как же так получилось?
– Да потому что замаскировали труп чрезвычайно хитро. Вы вообще-то в Лосином Острове бывали?
– Ну я же не лось, – усмехнулся Ходасевич.
Женщина тоже улыбнулась, но тут же сказала:
– И напрасно! Чудесные места. Мы там с детьми часто гуляем, зимой на лыжах ходим.
– С детьми… Множественное число… Значит, у вас детей двое?
– Угу. Пять лет и семь. Мальчик и девочка. Этим летом вот научила их на велосипедах кататься. Теперь надо еще на хорошие велики накопить – будем на будущий год по лесу гонять.
– Вы просто героиня, – искренне восхитился Ходасевич. – Расследуете, учите детей, на велосипеды копите…
– Ага, мне давно пора звезду вешать – только ведь не ценит никто!
– Оценят, – внушительно, словно мог иметь отношение к будущей ее награде, проговорил полковник. И не менее весомо добавил: – Успех и деньги приходят всегда – правда, порой несколько позже, чем того хочешь. И заслуживаешь.
Она впечатлилась тирадой полковника, однако вздохнула:
– Вашими бы устами…
Ходасевич снова вернул мяч разговора на поле убийства – кто его знает, сколько у них еще времени, чтобы до прокуратуры дойти. В райцентре *** все близко.
– Вы, что же, Анжелика Ивановна, место преступления не осматривали?
– Еще как осматривала!
– И не нашли никаких следов?
– Так ведь преступник – или преступники – чрезвычайно хитрыми оказались… Я почему начала про Лосиный Остров?.. Там ведь не просто лес – а лес огромный… И в нем много всего… И какие-то деревни, незаконно (а, может, законно) построенные; и вышки сотовой связи; и линии электропередачи… И заброшенный карьер – в нем летом купаются… И коттеджи даже как-то ухитряются строить… И еще – там пролегает длиннющий водоканал. Он, кажется, Москву водой снабжает – а тянется через весь Лосиный Остров. А потом, в обе стороны, еще дальше, аж до Клязьминского водохранилища… А вдоль канала – автомобильная дорога проходит. Дорога эта типа спецтрассы. Тщательно охраняется. На въезде – милицейский пост, на выезде – тоже. И еще посередке, по-моему, пара постов. Разумеется, всем подряд по дороге ездить не разрешают – только по пропускам.
– Или как с ментами договоришься… – вполголоса добавил Ходасевич.
– Не знаю, возможно, за руку я никого не ловила… Так вот, эта трасса, ведущая вдоль канала, пересекает, в том числе, всяческие ручейки и речушки… И тело вашей, хм, знакомой нашли под дорогой – в одной из водоотводных труб…
– Вот как… – вздохнул полковник.
– Весной, в паводок, там воды, наверно, много. Сейчас – по щиколотку. Вот в этой трубе тело гражданки Долининой и находилось. И вокруг него ровным счетом никаких следов. Если что и было, ручеек смыл.
Валерий Петрович задумчиво проговорил:
– Значит, преступники очень хорошо знают местность. И ориентируются на ней. И еще – как-то они проникли на спецтрассу. Да, и очень важно… Они почему-то не побоялись везти тело через пару кордонов милиции…
– Ну, да – если труп привезли на место обнаружения преступники. А если – нет?
– Как это?
– А вот так!.. Видимых следов насилия на теле гражданки Долининой не обнаружено. Может, это она сама пошла гулять пешочком по лесу, заблудилась, устала, залезла в трубу – допустим, дождик переждать, а тут у нее – хлоп! – инфаркт или инсульт. Это вскрытие покажет. Если причина смерти ненасильственная, тогда – ха! – закрываем дело за отсутствием состава преступления.
– А скажите, далеко ли место происшествия от Листвянки?
Женщина вздохнула.
– Я уже по карте смотрела. Далековато. Километров двенадцать по прямой получается.
– Ого! Ничего себе прогулочка!
– Да, – следовательница помрачнела, – в этом смысле не совсем складывается… Но, может, она часть пути на автобусе проделала? Или на маршрутке? Допустим, от Листвянки до К***ва?
– Вы уже допросили родственников потерпевшей?
– Естественно.
– А они вам сказали, что она вышла из дома – спонтанно, неожиданно, уже под вечер?.. Часов около семи, когда темнело… Право же, совсем неподходящее время для прогулок по Лосиному Острову…
– Да, не очень вяжется, – мотнула головой следователь. – Но все равно, согласитесь: многое теперь в руках судмедэкспертов. Как они скажут, так и действовать будем. Эх, хоть бы ненасильственная!.. – по-детски непосредственно воскликнула Анжелика. – А то, если возбуждать дело, при подобных обстоятельствах будет гарантированный висяк.
– Обращайтесь за помощью ко мне. Повторяю, я очень хорошо успел узнать покойную, а также определенные обстоятельства, сопутствующие ее исчезновению.
– Спасибо, конечно, но лучше бы ее кондратий хватил… Ой, извините… Ну, вот мы и пришли. Прокуратура там, за углом. Дальше меня провожать не надо – а то, знаете… Увидит кто… Разговоры еще пойдут…
Ходасевич тонко улыбнулся:
– Ну, сплетни только украшают репутацию красивой женщины.
Анжелика прямо аж стойку сделала при слове «красивая» – не баловали ее, видно комплиментами, ох, не баловали.
А тут Валерий Петрович еще ее руку взял, коснулся губами.
Она вся вспыхнула и зарделась.
– Ну что вы…
Ходасевич намеренно разрушил очарование почти интимного момента деловым вопросом:
– Скажите, Анжелика Ивановна, а вы фототаблицы на месте преступления делали?
– А как же!.. Только я пока еще протокол осмотра оформить не успела…
– Жаль. А то я хотел посмотреть снимки с места происшествия – может, увидел бы чего свежим, незамыленным взглядом? У меня, знаете ли, стаж оперативной работы – около тридцати лет…
– Так давайте я вам их покажу!.. Они у меня с собой, в телефоне. Я на всякий случай снимала – мало ли, вдруг эксперт пленку запорет, бывали такие случаи – ему ж все никак на цифровик не расщедрятся…
– Показывайте, – распорядился Ходасевич.
– Прямо здесь, на улице?
– Почему нет? Вот лавочка. Сядем. Для прохожих мизансцена будет выглядеть очень мирно: дочка показывает престарелому папаше фотографии внуков.
– Ох, меня же в прокуратуре свидетели ждут… Ну, ладно – только из уважения к вашим сединам, – Анжелика озорно улыбнулась, – папаша…
– Скорее уж не к сединам, – усмехнулся Ходасевич, – а к лысинам… Ну, давайте, показывайте…
Первая фотография была сделана общим планом: женщина лежит на спине в воде, руки и ноги у нее, очевидно, закостенели. Одета Алла Михайловна в одну майку, брюки и кроссовки.
– А где другая одежда? – поинтересовался полковник.
– В том-то и дело, что нет… Мы все вокруг осмотрели…
– А документы при ней были? Сотовый телефон?
Следовательница покачала головой:
– Да тоже нет…
– А вы говорите: ей просто внезапно стало плохо. Не шла же она туда, в глубь леса, в одной майке… Да еще ночью…
– Да я и сама думаю, что, скорее всего, все-таки насильственное преступление…
– Не хочу вас расстраивать, но, по-моему, вы правильно думаете… А еще фото есть?
Она перещелкнула мобильником.
На дисплее появился крупный план: застывшее лицо Аллы Михайловны. Плечи, обтянутые желтой маечкой. Дрябловатые предплечья.
Жизнь давно ушла из этого тела.
Значит, когда Ходасевич впервые в жизни ехал в Листвянку, она уже была мертва.
– А это что у нее – там, на предплечье? Можно увеличить?
– Пожалуйста.
– Смотрите, Анжелочка: а ведь это след. То ли от укуса, то ли от укола. И никакого синяка, красноты вокруг… Не успели образоваться гематомочки… Значит, этот укол-укус сделан непосредственно перед смертью?
– А она по жизни принимала какие-то медицинские препараты?
– Не знаю. Спрошу у родственников – доложу вам, Анжела.
– А у вас, товарищ полковник, есть какие-нибудь версии ее смерти?
– Пока – ни единой, – абсолютно откровенно ответил Ходасевич. – Но если только вдруг на моем горизонте появится подозреваемый – я непременно позвоню вам. И еще: у меня есть основания полагать, что эта смерть – не единственное насильственное преступление, произошедшее в Листвянке за последнее время.
– Вот как?
– Да. Бесследно исчез – и пока не найден – таджикский мальчик, гастарбайтер. Он проживал в соседнем с Долининой доме.
– Вот как?! В милицию заявили?
– Насколько я понимаю, нет. Ладно, бегите, Анжелочка, вас свидетели ждут. Я завтра позвоню вам.
– Что ж… – они поднялись с лавочки. Анжелика кивнула – хотя вообще-то ей ужасно хотелось протянуть холеному мужчине руку, чтобы он ее снова поцеловал, но она решила, что такая навязчивость – это уж слишком. – Мне приятно было с вами познакомиться.
– Мне тоже. Мы обязательно еще встретимся.
Следователь развернулась и быстро пошла в сторону здания районной прокуратуры. На ходу глянула на часы, досадливо покачала головой и прибавила шаг.
Ходасевич вздохнул и поплелся к обочине. Доехать до Листвянки на такси – всего сто рублей, а там его уже, наверно, ждет внук убитой – Иван.
«Интересно, что мне делать, – подумал Ходасевич, – если окажется, что этот приятный юноша причастен к смерти своей бабушки?.. А ведь если Иван в самом деле замешан, он ко мне, пожалуй, в Листвянку-то и не приедет… Все-таки не Раскольников, воля у парнишки не такая, как у достоевского убивца – чтобы к Порфирию Порфирьевичу да на допросы являться… Еще рванет куда-нибудь, в бега ударится… Да нет, не мог я в нем ошибиться… Или этот пацан – гений притворства… Но зачем же он в тот день звонил бабушке? А главное – почему ни мне, ни родителям ни слова о том не сказал?..»
Такси-«шестерка» с длинной антенной на крыше охотно тормознуло у вытянутой руки Ходасевича.
